– Не знаю, Устя. Не видывала я такого никогда, не делала. Может, жизнь в нем как-то и поддерживали, а может, и это сделали. Не знаю, вот бы кто поумнее меня посмотрел, а и моего опыта маловато бывает. Дурак такое натворить может, что сорок умников потом не расплетут!
– Четверть века получается, а то и больше…
– Четверть века?
– Рядом эта зараза ходит, а мы про то и не знаем, не ведаем…
Агафья только головой покачала. В горницу боярин вошел.
– Уехал царевич. Устя…
– Ты, Алешка, успокойся, – вмешалась прабабушка, подмечая надвигающийся скандал. – Недовольный он уехал?
– Нет, вроде как… задумчивый.
– Вот и ладно. Чего ты на девочку ругаться собираешься?
Алексей только вздохнул. Поди поругайся тут, когда волхва рядом сидит да смотрит ласково, ровно тигра голодная.
– Могла бы и поласковее с царевичем быть.
– Не могла бы. Поласковее у него палаты стоят, там таких, ласковых да на все готовых, – за день не пересчитать, потому как царевич. Может, он потому Устей и заинтересовался, что она ему под ноги не стелется ковриком?
Боярин задумался. Потом припомнил кое-что из своего опыта, кивнул утвердительно. А и то… что за радость, когда тебе дичь сама в руки идет? Охотиться куда как интереснее.
– Ладно. Но смотри у меня. Ежели что – шкуру спущу!
Устя кивнула только.
Шкуру спустишь… Выжить бы тут! А твои угрозы, батюшка, рядом с Федькиными глазами, бешеными, голодными, страшными, и рядышком не стояли. И не лежали даже.
И рядом с той нечистью, которая в палатах затаилась, – тоже. Вот где жуть-то настоящая… а ты – розги! Э-эх…
* * *
Поди сообщи жене любимой, что месяц к ней не прикоснешься? Каково оно?
Кому как, но Борис точно знал – нелегко ему будет. Даже патриарха для поддержки рядом оставил, когда жену позвал, и то побаивался. Что он – дурак, что ли?
Марина и возмутилась. И к нему потянулась всем телом.
– Бореюшка…
Обычно-то у Бориса от этого шепота все дыбом вставало. А сейчас он на жену смотрел спокойно, рассудительно даже.
Памятна ему была и боль, и ощущение ошейника на горле, и бессильная рука Устиньи, на снег откинувшаяся, и кровь из-под ногтей…
– Что, Маринушка?
– Что за глупости ты придумал, любовь моя? Какой-то храм, еще что-то… да к чему тебе это?
Вот тут Бориса и царапнуло самую чуточку. Казалось бы, первая Марина должна его одобрить, ради нее да детей будущих он обет принимает, а ей вроде и не надобно ничего? И дети не надобны?
– Маринушка, ты мне поверь. Так надобно.
– Я же сказала – рожу я тебе ребеночка, а то и двоих…
– Вот и поглядим. А покамест – не спорь со мной.
Марина ножкой топнула:
– Ах так! Ты… – И тут же поняла, не поможет это, тон сменила: – Бореюшка, миленький… пожалуйста! Плохо мне без тебя, тошно, тоскливо…
Поддался бы Борис?
Да кто ж знает, сам бы он на тот вопрос не ответил. Какой мужчина не поддастся тут, когда такой грудью прижимаются, и дышат жарко, и в глаза заглядывают, и к губам тянутся… Патриарх помог.
Закашлялся, посохом об пол грохнул.
– Определился я с храмами, государь! Когда прикажешь, все расскажу, и где, и кому храм посвятим, и чьи мощи привезти надобно бы.
Помогло еще, и что разговор не в покоях царицыных происходил. Ни кровати рядом, ни лавки какой, ни даже стола. Ковра и то на полу нет! Как тут мужа совращать, когда ничего подходящего, только патриарх рядом недовольный стоит, глазами тебя сверлит?
– Сейчас и прикажу. Уходит уже царица. – Борис мигом опамятовался.
А и то, походи-ка сначала в ошейнике, а потом без него? Вмиг разницу почувствуешь, и обратно уже не захочется!
Марина ножкой топнула, опрометью за дверь вылетела, а уж там, где не слышал ее никто, не видел, зашипела злобно.
Да что ж такое-то? Почему муж к ней так? Никогда и никто ей не отказывал! Никогда!
Никто!
Ну и ладно, сам виноват! Найдет она, с кем утешиться. Вот боярич Лисицын вполне хорош. И молод, и пригож, правда темноволос, не любила Марина темненьких, ей светлые кудри нравились, хотя б темно-русые, как у Ильи. Но ненадолго ей и Юрка Лисицын пойдет.
Марина мимо прошла, бедром стрельца задела, глазом повела – и с радостью отметила: готов мужчина. Поплыл, и взгляд у него масляный, и губы облизнул…
Приказать чернавке привести его в потайную комнатушку, в подземелье. Пускай порадуется… недолго.
* * *
Борис супругу взглядом тоскливым проводил, вздохнул.
Гневается Маринушка. Ничего, простит. А он ей диадему подарит, с лалами огненными… Ей пойдет. Красиво же!
В черных волосах алые камни…
У Устиньи волосы не черные. Каштановые. И в них рыжие пряди сквозят, ровно огонь в очаге. И глаза у нее серые, изменчивые… ей бы заморский камень, опал переменчивый, а ежели из родных, то изумруды ей пошли бы. Красивая она.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71964100&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Считалось, что царских невест выдавать за кого-то ниже рангом – нехорошо. Урон чести государевой. А где на сотню девушек царей наберешь? Так и маялись или в девках, или в монастыре, или обходные пути искали. (Здесь и далее – прим. авт.)
2
Амант – l’amant, фр. любовник, возлюбленный.
3
По одной из трактовок, коловрат, загнутый посолонь, могли носить и мужчины, и женщины, он даровал здоровье, жизненную энергию, защиту от зла. Восемь лучей давали хозяину всю мощь Солнечного огня. Это ОЧЕНЬ кратко.
4
Не знали наши предки о раке, язве и прочем. Вот и объясняли как могли.
5
Иногда – Святославович.
6
Был у русских царей и такой обычай. На Святки переодеваться и ходить по улицам, типа Гарун аль Рашид. Был. До Романовых – точно, а потом сгинуло постепенно. Рюриковичи себе многое позволить могли, а Романовы – нет.
7
В. И. Даль.
8
Да-да, апостол Павел заявлял: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения В ПОСТЕ и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас Сатана невоздержанием вашим» (1 Кор. 7. 5). И нередко его слова так и трактуют, что в пост нельзя.
9
Насчет колдуна – чистая правда, был обычай.
