Тогда-то я и узнала о Кристине Пизанской – из небольшой брошюры с предисловием Валентины Успенской, напечатанной в Твери в 2003-м: «Теоретическая реабилитация женщин в произведениях Кристины Пизанской. Пособие к курсу по истории феминизма». Издательство называлось «Феминист Пресс» и, по-моему, выпускало труды Центра женской истории при Тверском государственном университете – еще один остаток феминистских инициатив 90-х. Сейчас память цепляется за английское название, написанное русскими буквами, и саму тему переводной феминистской литературы. Все, что мы тогда читали, было переводным. Или переводили сами, или перепечатывали и сканировали что-то, незаметно увеличивая в сети объем литературы о женской истории и феминизме.
Одной из тем, которые мы часто обсуждали, была тема права на высказывание и его зависимость от гендера в разные периоды. Тогда, в нулевых, опубликовать что-то оригинальное и действительно творческое для женщины моего поколения было крайне трудно. Мы ходили по кругу из 3–4 вариантов: коммерческие издательства (нужно иметь имя и быть в тренде), академические сборники (огромная очередь и фильтр из нормативных требований) или СМИ (тут иногда интересовались, но старались исказить или высмеять наши мнения: в сети сохранился странный телеэфир «Школы Злословия», где я участвую, как гостья-антигероиня). От нас требовали очень высокой квалификации, умения отвечать на все вопросы, но тут же обвиняли в узости интересов, в стремлении к власти, часто – в ненависти к мужчинам. Потому чаще всего жизнь моих коллег-феминисток расщеплялась на две или три части. На работе они были редакторами, менеджерами, преподавательницами, а дома – писательницами и свободными философами, что порой перекрывалось материнскими обязанностями. Сама я работала в НИИ на должности научного сотрудника, но с начала нулевых писала картины, которые за все годы почти никому не показывала: беспредметные вихри или сгустки и иногда – приснившиеся сюжеты. Помню одну из них, которую потом разрезала. Две старые женщины, глядя друг на друга, стоят в пустой коробке с откинутой крышкой на фоне грозового неба, рассеченного молниями: в эту коробку, указывая пальцами, заглядывает любопытная толпа. Другую я написала на большом куске фанеры, найденном на улице. Дряхлая мать, крестьянка времен коллективизации, и ее дочь, испуганная и модная горожанка шестидесятых годов, по ту сторону реальности. Женщина 30-х – мертвая, но наполнена памятью, любовью, страданием; другая живая, но опустошена.
Связать себя и свой опыт с феминистками 1970-х, как советскими (журнал «Мария»![75 - Самиздатский журнал, выходивший в 1980-е годы при одноименном женском религиозном клубе.]), так и американскими, нам было не очень сложно. Все тот же XX век, недалекое прошлое, похожий исторический и социальный опыт, пускай с поправками. Работа Кристины Пизанской казалась чем-то куда более далеким или крайне узкоспециальным. Да, мы тоже пытались и решались быть интеллектуалками своего времени, сталкивались с непониманием и давлением, но от текста Кристины нас отделяли три дистанции: классовая (речь, как-никак, о знатной даме), знаточеская («комментарий должен давать только медиевист!») и как ни странно, гендерная: все же вопрос о доступе к образованию и о праве женщины на специалитет казался полностью решенным. Или нет? Наконец, имеем ли мы свободное право скользить внутри истории, встать вровень с фигурами каких угодно эпох? Модернизм нас здорово сковал!
Погружаясь во все эти воспоминания, я сомневалась и сомневалась, но все-таки набросала черновик статьи. Писала я о том, что сегодня героини Кристины Пизанской, три дамы, видятся нам как руководящие, карающие или направляющие голоса наших внутренних личностей. Но так ли уж остро мы, женщины 2025 года, хотели бы видеть себя разумными, спокойными, неуязвимыми? Или в конечном счете все эти качества – общий знаменатель приемлемости, и мы сами воздвигаем для себя прутья социальной клетки, сами прокладываем себе рельсы, чтобы не свернуть в сторону от конвенций, придуманных не нами? Я предлагала читателю подумать: уверены ли мы, что схема Кристины так уж точно транспонируется на наше странное разрушенное пост-пост-советское общество, весь этот капитализм без капитализма, коммунизм без идеологии, когда все самое важное не проговаривается вслух, а просто происходит? Возможно, лучше обсудить то, о чем умолчал средневековый текст и о чем умалчиваем мы сегодня, анализируя сами себя?
Мой черновик был умным и взвешенным, и я оснастила его цитатами и сносками, которые показывали: я читаю современную аналитику, как политическую, так и феминистскую; я слежу не за верхами медийной повестки, а за настоящими событиями философии и искусства; я все делаю на глубине. Я работала всю ночь, проявляя сосредоточенность, трудолюбие и самоотверженность. Оставалось отточить рукопись и сдать ее.
Было два часа дня, и я подумала, что нужно сделать чай, потому что стало клонить в сон. За окном шел густой снег, какого не знает современная Франция, а в XV веке, говорят, у них были холодные зимы. В «Роскошном Часослове герцога Беррийского»[76 - Иллюстрированная рукопись XV века, созданная по заказу французского принца Жана Беррийского. Сохранилась в прекрасном состоянии; один из ключевых памятников культуры Франции соответствующего периода.] февральские пейзажи укрыты сугробами, – он создавался как раз через несколько лет после «Книги о Граде женском». Кажется, и Кристина что-то писала по заказу этого герцога, а художники-братья Лимбурги[77 - Братья Лимбург (фр. Fr?res de Limbourg, нидерл. Gebroeders Van Limburg) – Поль, Эрман и Жанекен (между 1385 и 1416) – живописцы-миниатюристы начала XV в. из Северных Нидерландов. Авторы ряда ведущих иллюстрированных изданий поздней готики, в том числе нескольких часословов по заказу Жана Беррийского.], авторы миниатюр к часослову, умерли от чумы…
Открыв глаза, я вдруг поняла, что стемнело. Неужели проспала рабочий день? Но нет, кажется, я была не дома. Света не было, но не было и окон. Я сделала шаг, привыкая к темноте. Стояла я в длинном зале с едва различимыми узорами на полу и высокими колоннами, по-видимому, в подземелье. Ну конечно. Я на какой-то станции московского метро, видимо, первой или второй очереди строительства, судя по неровностям мраморного пола. Но почему нет света?
Тут от стен из разных концов зала отделились три фигуры, и мягкий свет ниоткуда материализовался и издали осветил их. Тогда они стали приближаться, но как будто не делали шагов, а неспешно и грозно плыли в воздухе. Я почувствовала страх, но в то же время и некое тепло узнавания. Да, мне казалось, я знаю их, как если бы видела в букваре.
Теперь я видела ясно. Это были скульптуры из потемневшего золотистого металла, но вдруг свет падал иначе, и они казались мраморными. Три грации, три парки, три летчицы-рекордсменки. Шлемы ли были у них на головах?
– Кто вы? – спросила я.
В ответ все трое заговорили, и их металлические голоса текли плавно, потрескивая, как старое радио.
«Не бойся, дитя, – отчетливо и сурово сказали статуи. – Мы явились сюда не причинить тебе вред и неприятности, но утешить тебя, сжалившись над твоим невежеством. Ты пытаешься сделать выбор, который не имеет смысла, ищешь умолчания, которых нет, и сама не знаешь, на что опираться».
«Мое имя – Воительница, – сказала первая. – Взгляни, в моих руках Весы правосудия, и иногда меня зовут дамой Правосудие. Ты видишь мои портреты на этих мозаиках, это я – Парашютистка, я – Партизанка, я – Летчица, я – Блокадница, я – Снайперша, я – Член ЦК, я – Заместитель Министра. Говорят, что теперь нет женщин во власти, но разве сама идея политики сдерживания – не женская? Это я взвешиваю, какая страна будет разделена на части. Это я не даю правителям-мужчинам взорвать атомную бомбу».
«Мое имя – Архитектор, – заговорила вторая статуя. – Взгляни, в моих руках стальная линейка, с помощью которой я проектирую города, отмеряя необходимые метры для каждой ячейки общества. Это я – Здравоохранение, я – Образование, и я – дама Праведность, Учительница и Заслуженный Врач, которую мои враги, принижая, называют Уравниловкой и Бюджетницей. Ты знаешь, что благодаря мне течет по трубам отопление, открываются школы и тюрьмы, и я благожелательна ко всем, но сурова, как и подобает моему статусу хозяйки».
Тогда третья фигура подняла свою правую руку и направила на меня зеркало, которое вспыхнуло, как северное сияние.
«Я Дева Свободы, – сказала она, и мраморный зал наполнился ветром. – Меня называют Музой, Аллегорией и Революцией, а злые языки – Богемой, ибо я ничего не сдерживаю и ничего не охраняю. Однако я единственная действую по своему усмотрению, потому что я само Созидание и Творчество, и все, что я имею – бездонное зеркало моего сознания. Знай, я – дама Разум».
«Ты должна знать одно, – заговорили все трое, и их голоса соединились в симфонию былых времен. – Тебе не обязательно выбирать между нами, потому что мы все – части твоей памяти, но ты не сможешь действовать из одного только благоразумия. Тебе нужно воображение, и только тогда ты перешагнешь исторический порог университетов прошлого века, гендерной и всякой другой теории. Взгляни в это зеркало, и тогда – …»
Но видение рассеялось, и я увидела, что никакого черновика нет. Передо мной лежал чистый лист – и он был засыпан снегом.
Надежда Плунгян, историк искусства, лауреат премии Андрея Белого
Книга первая
I. Здесь начинается Книга о Граде женском. Первая глава повествует о том, каким образом и по какой причине она была создана
По обыкновению своему и, согласно распорядку, который определяет ход моей жизни, а именно неустанные занятия свободными искусствами, я сидела однажды в комнате, окруженная многочисленными книгами, посвященными всевозможным предметам. Пытаясь охватить умом всю тяжесть мысли прочитанных мною авторов, я подняла глаза от книги, решив на время оставить утонченные размышления и предаться отдыху, чтобы развлечься чтением поэтов. Исполненная этим намерением, я оглянулась вокруг себя в поисках какого-нибудь небольшого сочинения, и вот случайно попалась мне под руку одна книга, которую, среди прочих, мне одолжили. Открыв ее, я увидела, что называется она «Жалобы Матеолуса». Это вызвало улыбку на моих устах: хотя я и не читала этой книги, но от многих слышала, что она более прочих книг восхваляет женщин, и посему я решила с ней ознакомиться для своего удовольствия. Однако я не погрузилась в чтение: моя добрая матушка позвала меня к столу, ведь приближалось время ужина. Отложив на время книгу, я решила вскоре к ней вернуться.
На следующий день, вновь вернувшись к своим занятиям, я не забыла о намерении обратиться к книге Матеолуса[78 - Матеолус (Matheolus, Mathеolus, Mahieu, Mahieu le Bigame (ок. 1260 – ок. 1320) – писавший на латыни французский клирик из Булони-сюр-Мер, автор сочинения «Liber lamentationum Matheoluli» (ок. 1295). В конце XIV в. его текст был переведен на французский язык Жаном ле Февром де Рессон, который противопоставил перевод своему произведению «Livre de Leesce», посвященному защите женщин. Оба текста получили значительное распространение в Средние века.]. Я приступила и немного прочла, но сюжет книги показался мне весьма неприятным для тех, кто не любит сплетни, и не содействующим ни нравственному назиданию, ни добродетели, а взяв во внимание еще и ее непристойность, я полистала книгу, прочитала конец и быстро перешла к другим занятиям, более возвышенным и полезным. Однако чтение этой книги, хоть и лишенной какого бы то ни было авторитета, породило во мне мысли, потрясшие меня до глубины души. Поэтому я стала размышлять, какие мотивы и причины побуждают такое количество разных мужчин: клириков и представителей других сословий – рассуждать в речах или трактатах о столь многих отвратительных и несправедливых вещах в отношении женщин и их нравов. Ведь дело не в одном или двух клириках. Взять хотя бы этого Матеолуса, чья книга не пользовалась ни малейшим авторитетом и есть ни что иное, как насмешка; но практически ни одному сочинению это не чуждо, почти каждый поэт, философ или оратор, имена которых пришлось бы слишком долго перечислять, будто в один голос твердят и приходят к общему заключению: все женщины склонны ко всякого рода порокам и исполнены всевозможными недостатками.
Глубоко задумавшись обо всем этом, я стала размышлять о себе и своем образе жизни. Рожденная женщиной, я подумала и о других женщинах, которых мне довелось знать: как о принцессах и знатных дамах, так и о женщинах среднего и низкого положения, любезно доверявших мне свои тайные и сокровенные мысли. Я стремилась рассудить по совести и беспристрастно, правда ли то, о чем свидетельствовали столь достойные мужи. Но сколько бы я ни размышляла об этих вещах, сколько бы ни отделяла зерна от плевел, я не могла ни понять, ни допустить справедливости в их суждениях о природе и нравах женщин. Я упорно обвиняла их, вопрошая, как столь многие почтенные мужи, столь прославленные и мудрейшие ученые, столь дальновидные и разбирающиеся во всех материях, могли так возмутительно высказываться о женщинах, да в стольких сочинениях, что нельзя сыскать ни одного нравоучительного текста, кем бы ни был его автор, без главы или фразы, порицающей женщин. Одной этой причины было достаточно, чтобы заставить меня ранее заключить, что все это правда, даже если, по наивности и невежеству, я не могу признать в себе те серьезные недостатки, которыми вероятно располагаю, как и другие женщины. Потому я полагалась в этом вопросе скорее на суждения других, чем на собственные чувства и разумения.
Столь долго и глубоко я была погружена в эти мысли, что иной мог бы подумать, я впала в забвение. И предстало передо мной величайшее множество авторов, которые мелькали в моем сознании один за другим, словно из бьющего источника. Так я пришла к заключению, что, создав женщину, Бог совершил дурной поступок, и подивилась, как почтенный творец согласился исполнить столь ужасное творение, сосуд, что слывет укрытием и пристанищем всех зол и пороков. Во время этих размышлений меня охватила обида и грусть, ведь я презирала себя и весь женский пол, как если бы природа породила чудовище. Так, охваченная сожалениями, я сетовала:
«А! Боже, как может такое случиться? Как же мне поверить, не испытывая сомнений в твоей бесконечной мудрости и совершенной доброте, творивших лишь полностью благое? Не создал ли ты сам женщину намеренно, раз даровал ей все те наклонности, которыми желал ее наделить? Как же могло такое случиться, ведь ты ни в чем не допускаешь изъяна? Вместе с тем, сколько же великих обвинений, даже приговоров, осуждений и заключений выдвинуто против женщин. Не знаю, как постичь это противоречие. Что, если и вправду, Господь, женский пол преисполнен столь чудовищных вещей, о чем свидетельствуют многие, ведь и ты сам говоришь, что свидетельство многих внушает веру, а потому и я не должна сомневаться в его правдивости. Увы! Боже, почему не дал ты мне родиться мужчиной с тем, чтобы все мои наклонности служили тебе наилучшим образом, чтобы ни в чем я не ошибалась и обладала таким же совершенством, которым, как говорят, обладают мужчины? Но, раз уж твоя благосклонность ко мне не зашла столь далеко, прости мне мое нерадение в служении тебе, Господи, и не прогневайся, поскольку слуга, который меньше получает от своего господина, меньшим обязан и в служении ему».
С такими речами долгое время, в печальном раздумье, взывала я к Богу, как та, что отчаялась в безумии от того, что Бог заставил ее появиться на свет в женском теле.
II.
Здесь Кристина повествует о том, как явились ей три дамы, и как стоявшая впереди вразумила ее и утешила в скорби
Охваченная этими скорбными мыслями, я сидела с опущенной словно от стыда головой, вся в слезах, подперев щеку ладонью, облокотившись на ручку кресла, и вдруг увидела, что мне на колени упал луч света, словно взошло солнце. Я сидела в темноте, и свет не мог сюда проникнуть в этот час, поэтому я вздрогнула, будто проснувшись. Подняв голову, чтобы понять, откуда исходит свет, я увидела стоящих передо мной трех увенчанных коронами дам, очень статных. Сияние их ясных ликов озаряло и меня, и все вокруг. Нет нужды спрашивать, удивилась ли я, ведь двери были закрыты, а они вошли. Сомневаясь, не наваждение ли искушает меня, осенила я лоб крестным знамением, преисполненная величайшего страха.
Тогда первая из трех, улыбаясь, взялась меня вразумлять: «Милое дитя, не бойся, мы явились сюда не причинить тебе вред, но утешить тебя. Сжалившись над твоим смятением, мы выведем тебя из невежества, которое настолько ослепляет твой разум, что ты отвергаешь то, что тебе неведомо, и придаешь веру тому, чего не знаешь, не видишь и не понимаешь, только из-за множества чужих предрассудков. Ты напоминаешь безумца, о котором сказано в одной небылице. Заснув на мельнице, он был переодет в женское платье, а проснувшись, поверил тем, кто насмехался над ним, заверяя, что он – женщина, и не верил в свою подлинную природу. Что, милое дитя, стало с твоим здравым смыслом? Неужто позабыла ты, что золото высшего качества проходит испытание в огне печи, не меняется и не лишается своих достоинств, но тем больше очищается, чем больше его куют и обрабатывают разными способами? Не знаешь ли ты, что именно наилучшие вещи больше всего обсуждают и оспаривают? Если ты хочешь постичь высочайшие истины, то есть материи небесные, обрати внимание на величайших философов, которых ты обвиняешь в противостоянии твоему полу: разве они не умеют отличать истину от лжи, разве не упрекают ли друг друга и не спорят? Ты сама видела это в книге „Метафизика“, где Аристотель перечит Платону и другим, и порицает их мнения. Заметь и то, что святой Августин и другие отцы церкви так же порицали в некоторых вопросах даже Аристотеля, несмотря на то что он зовется князем всех философов, которому мы обязаны высочайшими доктринами натурфилософии и морали. Похоже, ты веришь, будто все слова философов являются догматами веры и не могут быть ошибочными.
Что до поэтов, о которых ты говоришь, разве тебе не известно, что они говорили о многих предметах столь образно, что иногда мы понимаем совсем противоположное тому, что они хотят донести? В отношении них применима фигура речи, что зовется антифразис, как если бы ты о чем-то сказал, что оно плохо, а это означало бы, что оно хорошо, или наоборот. Поэтому обрати их речения, где они обвиняют женщин, в свою пользу и понимай их таким образом, каким бы ни было их намерение. Вполне возможно, что и Матеолус это понимал, когда писал свою книгу. В ней много того, что оказалось бы чистой ересью, если воспринимать буквально. Что до хулы, которую произносит не только он, но и другие (речь идет даже о «Романе о Розе», которому верят из-за авторитета его автора), обличая таинство брака, что свято, достойно и установлено Богом, то опыт явно показывает: истина противоположна тому, что они утверждают, обвиняя женщин во всех грехах. Ведь где бы нашелся муж, который согласился бы терпеть над собой такую власть женщины, которая имела бы право такие говорить ему непристойности и оскорбления, какие, по их словам, привыкли говорить женщины? Полагаю, что бы ты ни читала в книгах, вряд ли ты видела это собственными глазами, ведь все это дурно изложенные небылицы. Скажу тебе в заключение, милое дитя: к такому мнению тебя привела наивность. Вернись же теперь к себе, возьмись за ум и не тревожься больше из-за пустяков. Знай же, что все дурное, сказанное о женщинах, в общем, унижает говорящих, а не самих женщин».
III.
Здесь Кристина повествует, как обратившаяся к ней дама объяснила, кто она, рассказала о своей природе и роли, а также возвестила, что с помощью трех дам Кристина построит город
С такими речами обратилась ко мне эта благородная дама. Даже не знаю, какое из моих чувств больше пленялось ее присутствием – слух, внемлющий достойным речам, или зрение, созерцающее ее величественную красоту и стать, полное достоинства поведение, и благородство ее облика. Так же и с прочими – я не знала, на кого смотреть, поскольку три дамы так друг друга напоминали, что с трудом получалось их различить, кроме последней. В значимости она не уступала другим, но вид ее был столь грозным, что любого решившегося посмотреть ей в глаза охватил бы великий страх, поскольку казалось, что она угрожает всем, кто творит дурное. Я стояла перед ними, охваченная почтением, молча взирая на них, не в силах произнести и слова. С превеликим восхищением я размышляла, кем же они могут быть и, если бы осмелилась, то охотно спросила бы об их именах, о том, кто они, о причине их появления, о значении разнообразных богато украшенных скипетров, которые каждая держала в правой руке. Поскольку я считала себя недостойной обращаться с подобными расспросами к дамам, казавшимся мне столь благородными, то лишь не отрывала от них взгляда, наполовину испуганного, наполовину ободренного услышанными речами, что оторвали меня от размышлений. Но премудрая дама, обратившаяся ко мне, в силу прозорливости знала как мои мысли, так и остальное, и отвечала:
«Милое дитя, знай же, что провидение Божие, которое ничего не оставляет на волю случая, установило для нас, пускай мы и небесные сущности, пребывать среди людей подлунного мира, чтобы поддерживать в порядке и равновесии нами же созданные законы, исполняя по воле Божьей наш долг. Все трое мы – дочери Божии и от него рождены. Моя же обязанность – наставлять мужчин и женщин, сбившихся с пути, и возвращать их на путь истинный. Когда они сбиваются, если их разум способен меня узреть, то я тайно прихожу в их умы и проповедую, указывая им на их ошибки и определяя причины их прегрешений. Затем я обучаю их тому, как делать добро и избегать зла. Поскольку мое служение заключается в том, чтобы каждый увидел себя изнутри, и чтобы каждому и каждой указать на их пороки и недостатки, заставить их увидеть ясно и отчетливо, ты видишь меня с сияющим зеркалом, которое я как скипетр держу в правой руке. И воистину знай, что кто бы в него ни посмотрел, какой бы ни была его природа, он отчетливо увидит глубину своей души. О! Таково величие и достоинство зеркала моего, что недаром оно всюду, как видишь, украшено драгоценными камнями! Ведь через него познаются сущности, свойства, меры и содержание, и без него невозможно что-либо сделать хорошо. Но поскольку ты изъявила желание узнать обязанности других моих сестер, тут присутствующих, каждая лично расскажет тебе о своем имени и положении, чтобы сказанное нами было достоверным.
Однако сейчас подобает объяснить мне причину нашего появления. Уверяю, что мы не делаем ничего без благой причины, и приход наш не был случаен. Мы нечасто посещаем какие бы то ни было места, и немногие знают нас, но ты, испытавшая столь великую любовь к поиску истины, столь усидчиво и упорно предавалась ученым занятиям, что оказалась здесь, одинокая и оторванная от мира. Ты заслужила нашу дружбу и утешение в горестях и печалях, заслужила, чтобы мы помогли разобраться в том, что смущает твой разум и затмевает мысли.
Есть и другая причина нашего появления, более важная и особенная, и мы объявим ее тебе. Знай, мы явились, чтобы изгнать из мира заблуждение, заложницей которого ты и сама стала, и чтобы все дамы и достойные женщины смогли отныне иметь надежное убежище, куда можно отступить и защитить себя от стольких атакующих. Эти женщины столь долго оставались беззащитными, как поле без изгороди; ни один защитник не пришел их спасти, а ведь должны были благородные мужчины защищать женщин, по закону и по праву; однако по небрежению и по равнодушию они позволили женщинам быть попранными. Поэтому неудивительно, что завистливые враги и оскорбления грубиянов, пускающих в женщин столько копий и стрел, в конечном итоге одерживают над женщинами победу в войне, что ведется почти без сопротивления. Да и где найти такой град, что тотчас не будет взят, если не окажет сопротивления? Справедлив ли тот суд, что выигран заочно, ведь обвиняемый не явился на него? А женщины, добрые и наивные, следуя божественным заповедям, со смирением претерпевают великие оскорбления, наносимые им как устно, так и письменно (что несправедливо и греховно), лишь на волю Господа уповая, чтобы по праву защитил он их. Но пришло время извлечь это правое дело из рук фараона[79 - Кристина сравнивает женщин с евреями, порабощенными фараоном. Таким образом она проводит параллель между собой и пророком Моисеем, который вывел свой народ из египетского рабства на Землю обетованную.]. Поэтому ты видишь нас троих перед собой. Мы сжалились и пришли объявить тебе о возведении града укрепленного, прочно выстроенного и основательно возведенного, и что создать и воздвигнуть этот град суждено тебе, с нашей помощью и нашими советами, и да будут жить в нем лишь прославленные женщины с добрым именем, ведь стены нашего града не пропустят тех, кто добродетелью не блещет».
IV.
Здесь рассказывается, как дама сообщает Кристине о граде, который она должна построить. Дама говорит, что ей поручено помочь Кристине воздвигнуть стены и земляной вал, и открывает свое имя
«Итак, милое дитя, именно тебе из всех женщин выпала честь построить и возвести Град женский. А чтобы воздвигнуть его и завершить начатое, ты найдешь в нас троих живую воду, как в чистом источнике, и мы в достатке снабдим тебя самыми прочными и долговечными материалами, с которыми не сравнятся даже мрамор и гранит. Да будет град твой краше всех и просуществует до конца времен.
Ты, конечно, слышала, что царь Трос основал Трою, великий град, благодаря помощи Аполлона, Минервы и Нептуна, которых древние считали богами, и Кадм по воле богов основал град Фивы. Однако со временем эти города пали и превратились в руины. Но я, как истинная сивилла[80 - Сивиллы – античные предсказательницы, чей образ был заимствован христианской культурой Средних веков.] возвещаю тебе: город, который ты воздвигнешь с нашей помощью, никогда не будет разрушен; наоборот, он всегда будет процветать, вопреки всем завистливым недругам. На него не раз нападут, но никогда он не будет побежден или взят.
История учит нас, что некогда царство амазонок было основано по решению множества женщин, обладавших великой храбростью и презиравших свое зависимое положение[81 - Слово «histoires» в это время употребляется, когда речь идет об источниках, имеющих статус достоверной истории, имевшей место в реальности и противопоставленной историям вымышленным, «fables».]. Долгие годы они управляли своим царством, и было у них множество цариц, которых сами они избирали из благороднейших жительниц. Царицы разумно правили амазонками, сохраняя государство во всем его могуществе. За время своей силы амазонки завоевали на Востоке много земель, приводя в ужас близлежащие территории, и даже заставляли трепетать греков, которые тогда были цветом земли, но со временем сила царства амазонок иссякла и постигла его судьба всех империй этого мира, и сегодня от них осталось только имя.
Но ты, основав сей град, за который ты ответственна, воздвигнешь его более крепким. Помогу тебе начать строительство я, так мы решили по общему согласию. Я снабжу тебя прочным и нетленным материалом, чтобы сложить фундамент и воздвигнуть толстые стены, высокие и неприступные, с высокими башнями, укреплениями, окруженными рвами, окруженными бастионами и оборонительными сооружениями, как то подобает месту укрепленному и защищенному. По нашему замыслу ты воздвигнешь массивное сооружение, чтобы оно было более долговечным, и возведешь такие высокие стены, что никто в мире не сможет их покорить.
Дочь моя, я открыла тебе причину нашего прихода, а чтобы ты была уверена в моих словах, открою тебе свое имя. Лишь услышав его, ты поймешь, что в моем лице приобретешь, если будешь следовать моим наставлениям, наставницу, с которой не допустишь ошибок. Я названа дамой Разум. Итак, посуди сама, хорошо ли я буду тобой управлять. Но довольно слов на этот раз».
V.
Здесь сказано, как вторая дама открыла Кристине свое имя и свою роль и рассказала, какую помощь окажет в строительстве Града женского
Как только первая дама закончила свою речь и еще до того, как я ответила ей, вторая дама так начала свою речь: «Меня зовут Праведность. Чаще я пребываю на небе, чем на земле, но как луч света Божьего и посланница его милости я посещаю праведных и призываю их творить благие дела, возвращать им по мере их сил то, что принадлежит каждому, говорить и защищать истину, поддерживать права бедных и невинных, не наносить другому вред, незаконно присваивая его имущество, и защищать репутацию незаслуженно оклеветанных. Я – щит и охрана слуг Божьих. Я чиню препятствия могуществу и силе творящих зло, дарую вознаграждение тем, кто трудится и даю возмещение тем, кто творит добро. Через меня Господь являет свои таинства тем, кто любит его. Я – их защитница на небесах. Как скипетр, я держу в своей правой руке эту блестящую линейку, которая позволяет отличить справедливость от несправедливости и указывать на различие между добром и злом. Тот, кто последует за ней, не заблудится. Это жезл мира, который позволяет добродетельным людям договариваться между собой и служит им опорой, но он же разит грешников. Что еще тебе сказать? Мерило это отмеряет границы всех вещей, его достоинства безграничны. Знай, что и тебе оно принесет пользу: чтобы принять необходимые меры для строительства града, а также чтобы внутри выстроить здания, соорудить великие храмы, возвести гармоничные дворцы, дома и постройки, улицы и площади, и все необходимое, чтобы был этот град пригоден для жилья. Я прибыла оказать тебе помощь, такова будет служба моя. А потому не тревожься о величине крепостных стен, ведь с нашей и с Божьей помощью ты легко заселишь этот град, воздвигнешь красивые и величественные постройки и дома, не оставив никаких пустот».
VI.
Здесь сказано, как третья дама рассказала Кристине о себе и своей роли, и поведала, как поможет выстроить верхушки башен и кровли дворцов и доставит к ней королеву, сопровождающую трех благородных дам
Затем слово взяла третья дама и изволила говорить так: «Кристина, любезная подруга, меня зовут Правосудие, я избранная дочь Бога, и действия мои непосредственно исходят от Него. Я пребываю на небе, на земле и в аду: на небе во славу святых и блаженных душ; на земле, чтобы воздавать каждому дурное и доброе по заслугам; в аду, чтобы наказывать грешников. Я всегда была непреклонна, ведь у меня нет ни друзей, ни врагов, и мое волеизъявление неизменно. Меня невозможно покорить состраданием или тронуть жестокостью. Долг мой – только судить, каждому сообщать и передавать справедливое вознаграждение по заслугам. Всякую вещь я держу в равновесии, и ничего не может продолжаться без меня. Я есть в Боге, и Бог есть во мне, ибо можно сказать, что мы суть одно. Кто следует за мной, не может заблуждаться, путь мой верен. Всякого рассудительного мужчину и всякую рассудительную женщину, которые искренне хотят верить мне, я учу, как исправить и познать сначала самого себя, а потом и другому воздать по заслугам, раздавать блага без пристрастия, изрекать истину, избегать лжи и ненавидеть ее, отринуть все порочное. Круглая чаша из чистого золота, которую ты видишь в моей руке, дана мне Богом Отцом и служит мне, чтобы отмерить каждому его долю, в соответствии с тем, что должно. На сосуде выгравирован цветок лилии Троицы, никто не может жаловаться на то, что отмерено ему. И все же люди на этой земле имеют обыкновение оспаривать мои законы и предлагают другие, но тщетно; часто в своих решениях они ссылаются на меня, но не всегда эти решения справедливы, ведь для одних мера слишком щедра, а для других скудна.
Я бы могла очень долго рассказывать тебе о своей службе, но, не вдаваясь в подробности, скажу, что занимаю особое место среди добродетелей, ибо все они во мне отражаются. И мы, три дамы, которых ты видишь пред собой, суть одно, и друг без друга не можем существовать: то, что первая предлагает, вторая устраивает и претворяет в жизнь, а я, третья, это завершаю и довожу до конца. Итак, волею нас троих, я должна тебе помочь закончить и достроить твой град, и задача моя – выстроить верхушки башен и королевских резиденций и домов, все они будут сделаны из чистого и сверкающего золота. А чтобы заселить твой город, я приведу к тебе благородных женщин, и они будут сопровождать великую королеву. Ей будут оказывать честь, и она будет обладать первенством над всеми остальными женщинами, даже самыми превосходными. Так, с твоей помощью, я закончу строительство укрепленного града, снабженного крепкими вратами, кои я найду на небе, а ключ вложу в руки твои».
VII.
Здесь Кристина повествует о том, как она ответила трем дамам
Когда закончились речи трех дам, которые я слушала с великим вниманием, досада, обуревавшая меня до их прихода, полностью рассеялась, и я немедленно бросилась к их ногам, и не встала на колени, но вся распласталась подле них, отдавая дань уважения их величию, целуя землю у их ног и почитая, как славных богинь. Свою речь к ним я начала так:
«О дамы царственного достоинства, небесной ясности, земного света, источники райские и блаженных радость, как вышло, что ваши высочества соблаговолили снизойти с ваших папских престолов и сияющих тронов, чтобы добраться до скоромного и темного жилища простой и невежественной ученицы? Разве сможет она подобающе отблагодарить за такое великое благоволение? Ибо дождь и роса ваших сладких речей, сошедшие на меня, уже смягчили сухость моего разума, и он уже чувствует, как внутри него проклюнулись ростки, что принесут благостные плоды с восхитительным вкусом. Как была мне уготована такая милость, и каким образом я получила такой дар – по вашим словам, построить и произвести на свет этот новый град? Я не святой апостол Фома, воздвигший на небесах, по милости Божьей, роскошный дворец для короля Индии. Слабый дух мой не ведает ни строительных приемов, ни расчетов, я не изучала ни науку, ни технику кладки, а даже если бы и стало возможным мне постичь эти материи, откуда возьмутся силы в моем слабом женском теле, чтобы осуществить такой великий замысел? И все же, мои досточтимые дамы, вопреки тому, что это удивительное известие меня так озадачило, я знаю, что для Господа нет ничего невозможного, и я не должна сомневаться, что за какое бы дело я ни принялась с вашим советом и вашей помощью, оно не может не быть доведено до конца. Всеми силами я славлю Господа и вас, мои дамы, оказавшие мне такую великую честь и доверившие мне такую благородную задачу, которую я принимаю с великой радостью. Вот я перед вами, слуга ваша, готова за вами следовать: приказывайте и я повинуюсь, и да поступят со мной по вашим словам».
VIII.
Кристина говорит, каким образом, по предписанию дамы Разум и с ее помощью, начала она копать землю, чтобы построить фундамент
Тогда дама Разум ответила: «Встань, дочь моя! Пойдем же без промедления на поле письмен. Здесь, в этой благодатной и плодородной стране, будет основан Град женский, здесь, где растут фрукты и текут сладкие реки, и где земля изобилует всеми благами. Возьми мотыгу твоего прилежания и глубоко копай. Всюду, где увидишь ты отметки моего мерила, делай глубокий ров, а я помогу тебе носить землю на своих собственных плечах».
Тогда, чтобы подчиниться ее приказанию, я быстро встала, ведь чувствовала себя, благодаря могуществу ее, гораздо сильнее и легче, чем прежде. Итак, она шла впереди, а я за ней, и мы достигли упомянутого поля, где я начала я копать рвы, следуя ее наставлениям и используя мотыгу вопрошания. И вот в чем заключалась моя первая работа:
«Госпожа, я хорошо помню, как ранее вы говорили мне по поводу мужчин, порицающих нравы женщин и всецело осуждающих их, что чем дольше золото остается в топке, тем тоньше оно становится, что означало: чем больше женщин обвиняют напрасно, тем больше славы они заслуживают. Но скажите мне, пожалуйста, почему столько авторов высказывались против женщин в своих книгах, и какая у них на то была причина, ибо я уже чувствую, благодаря вам, что все это клевета. Природа ли подталкивала к такому мужчин или ненависть? Откуда это взялось?»
Она отвечала мне так: «Дочь моя, чтобы позволить тебе еще более глубоко копать, я отделю и уберу эту первую груду. Знай, что не Природа их к тому подталкивала, даже наоборот, ведь не существует на свете более прочной и неразрывной силы, чем великая любовь, которую Природа, по милости Божьей, создала между мужчиной и женщиной. Но есть множество различных причин, которые подталкивали и все еще подталкивают стольких мужчин порицать женщин, особенно это касается авторов тех книг, которые ты читала. Некоторые делали это с благими намерениями: чтобы наставить на путь истинный мужчин, которые сбились с него, посещая порочных и распутных женщин, чтобы отвратить их от такого пристрастия, чтобы все мужчины избегали жизни во грехе, пороке и разврате. И вот, они порицали всех без исключения женщин, чтобы представить их омерзительными».
– Госпожа, – сказала я, – извините, что вас прерываю. Сделали ли они тогда доброе дело, ведь руководствовались они благими намерениями? Ибо, как говорят, по намерению судят человека.
– Это ошибка, милое дитя, ибо грубое невежество ничего не извиняет. Если тебя убьют из благих намерений, по глупости, хорошо ли поступят? Действуя таким образом, они злоупотребили бы своим правом. Также несправедливо нанести ущерб одной стороне, думая, что спасаешь другую, и осуждать нравы женщин вопреки истине. Я покажу тебе это на своих примерах. Допустим они так поступили, имея намерение отвратить дураков от глупости, как если бы я осуждала огонь, хорошую и нужную стихию, под предлогом того, что некоторых он сжигает, или воду, поскольку некоторые тонут в ней. Так можно сказать о всех благих вещах, которые можно использовать как во благо, так и во вред. Женщин не следует бранить из-за того, что глупцы злоупотребляют ими. Ты сама не раз поднимала эти вопросы в своих сочинениях[82 - Речь идет как минимум о двух сочинениях Кристины: «Послание богу Любви» («L’Еpistre au Dieu d’amours») и «Книга посланий о споре о Романе о Розе» («Le Livre des еp?tres du dеbat sur le Roman de la Rose»).]. Те, кто долгое время позволяли себе такое, всё предвзято свели к одному суждению, как если бы кто-то, заказывая себе платье, выбрал широкий отрез ткани, зная, что та обойдется ему бесплатно и что никто ему не возразит, таким образом присвоив себе всю ткань, на которую имели права и другие. Но, как ты очень хорошо сказала в своем сочинении, если бы авторы искали способ образумить мужчин, чтобы те не погрязли в невоздержанности, и ставили под сомнение жизнь и нравственность любой женщины, чье распутство было бы очевидным, ты признала бы, что они совершают великое, удивительно благое и прекрасное дело. Ведь никого в этом мире не следует так избегать и сторониться, как злых и развратных женщин, ведущих порочную жизнь. Такие женщины по природе своей – чудовища и подделки, ведь от природы женщине положено быть простой, спокойной и честной. Но уверяю тебя, я не побуждаю обвинять женщин. Поскольку среди женщин есть достойные, то эти мужчины допускают очень большую ошибку, как и все те, кто за ними следует. Так выбрось же с этой строительной площадки эти грязные, черные и неотесанные камни, ведь никогда не послужат они тебе в строительстве твоего прекрасного града.
Другие мужчины обвиняли женщин по иным причинам: одни из-за собственных пороков, другие из-за немощи своего тела, третьи – из чистой ревности, кто-то – из удовольствия позлословить, ведь такова их природа. Были и такие, кто хотели тем показать, как много читали, и лишь цитировали слова других, повторяя вышесказанное.
Мужчины, которых подталкивали на это собственные пороки, растратили свою юность и вели распутную жизнь, множество раз предаваясь любви с разными женщинами. Многочисленные похождения заставили их лгать, и так состарились они в грехе без покаяния, сожалея о своих прошлых безрассудствах и своей юности. Но Природа, охладив их пыл, не позволяет им удовлетворить бессильные желания. Поэтому они пребывают в печали, видя, что век, который они называли хорошим временем, для них закончился, а молодежь теперь, как им кажется, живет так же праздно. Вот и не находят они другого способа избавиться от печали, кроме как порицать женщин, думая таким образом вызвать у других мужчин отвращение к ним. Речи этих стариков похотливы и бесчестны, в чем можно убедиться, читая Матеолуса, который сам говорит о себе как о старике похотливом, но немощном. Этот пример доказывает истинность моих слов, и я глубоко убеждена, что то же самое можно сказать и о многих других.
Но эти старики, неизлечимо больные, подобные прокаженным, не из числа тех древних благородных мужей, которые, благодаря мне, с возрастом становятся мудрыми и добродетельными. Ведь не все пожилые так порочны, иначе было бы худо; добрые старики, как им и подобает, честны и искренни в своих словах, и тем самым подают хороший пример. Они презирают грех и злословие, не клевещут и не порицают ни мужчин, ни женщин. Ненавидя пороки вообще, они никого в них не обвиняют, но советуют избегать зла, стремиться к добродетелям и не сходить с правильного пути. Те же, кем движет немощь собственного тела, – люди бессильные, с обезображенными членами, резким и злым характером. У них нет иного способа отомстить за печаль, вызванную их же бессилием, кроме как порицать тех, кто приносит радость другим. Таким образом, они полагают лишить других мужчин удовольствия, которое сами не в силах испытать.
Те же, кто клевещет на женщин из ревности, – недостойные мужчины, которые узнав или встретив многих женщин гораздо умнее и благороднее себя, испытали боль и огорчение. Вот почему их ревность заставляет порицать всех женщин. Делая так, они думают, что приуменьшат их славу и составят им плохую репутацию, подобно какому-то автору, который в трактате «О философии» пытается доказать, что не подобает мужчинам высоко чтить женщину, какой бы она ни была. А те, кто раз из раза проявляет уважение к женщинам, извращают само название его книги, то есть философию превращают в филофолию[83 - Филофолия (фр. philofolie) – неологизм, означающий «любовь к безумию» (folie) и обыгрывающий дословное значение слова «философия» на древнегреческом, «любовь к мудрости».]. Но я ручаюсь и заверяю тебя, что автор этот сам превратил содержание своей книги в истинную филофолию, своими придирками и лживыми заявлениями.
Неудивительно, что природные клеветники распускают сплетни про женщин, ведь они порицают всех без исключения. Все же уверяю тебя, что у того мужчины, которому доставляет удовольствие говорить о женщинах гадости, на самом деле подлое сердце, ведь поступает он вопреки Разуму и Природе: вопреки Разуму, поскольку он неблагодарен и не признает благ, которые приносят ему женщины, – благ столь великих и многочисленных, что он не сможет за них расплатиться и постоянно чувствует в них потребность; вопреки Природе, поскольку нет на земле ни зверя, ни птицы, который по природе своей не тянулся бы ко второй половине, то есть самке. Было бы противоестественно, если бы одаренный умом мужчина поступал иначе.
Поскольку нет ни одного достойного труда, который не хотели и не замышляли бы подделать, многие, даже достойные авторы, гордятся тем, что пишут. Ведь они полагают, что не могут ошибиться, раз другие написали в книгах то, что они хотели сказать; так рождается эта клевета, о чем мне хорошо известно. Некоторые принимаются писать стихи, не утруждая себя размышлениями, но их произведения – ни что иное как пресный бульон или бесчувственные баллады, повествующие о нравах женщин, правителей или других людей, тогда как сами они не в силах понять или исправить свои собственные порочные наклонности и слабости. Но люди простые, такие же невежественные, как и сами авторы, считают их сочинения лучшими в мире.
IX.
Как Кристина копала землю, а именно какие вопросы она задала Даме Разум и что та ей отвечала
– Я задумала и организовала для тебя великое дело. Копай же усердно землю там, где я наметила. – Итак, чтобы подчиниться ее приказанию, я принялась работать своей мотыгой:
– Госпожа, как вышло, что Овидий, почитаемый как государь поэтов, (хотя многие ученые думают, как и я, если только вы не захотите меня поправить, что Вергилий заслуживает больше похвал), сказал так много плохого о женщинах в своих сочинениях, будь то в книге, которую он называет «Искусство любви», или в той, что он именует «Лекарство от любви» или еще в других?
На это дама Разум мне отвечала: «Овидий был знатоком искусства и поэзии, и во всех его сочинениях виден живой и могучий ум. И все же он погряз в плотских и пустых радостях, и не с одной любовницей, а распутничая со всеми женщинами, с какими только мог, без меры и верности, не цепляясь ни за одну. Вел он такую жизнь пока был молод, получив в конце подобающую плату: потерю репутации, имущества и мужских частей тела. Из-за неуемной похотливости Овидия, как в делах, так и в словах, и за то, что он давал советы другим вести подобную жизнь, его отправили в изгнание.
Точно так же он был возвращен из изгнания благодаря вмешательству его сторонников, молодых могущественных юных римлян, и поскольку он не мог удержаться от того, чтобы снова не творить бесчинства, за безнравственное поведение его покалечили и оскопили. Это соотносится с тем, о чем я тебе говорила раньше, ведь когда он увидел, что больше не может вести жизнь, в которой получал столько удовольствий, то начал порицать женщин, приводя много искусных доводов и стараясь таких образом вызвать отвращение к ним у других мужчин».
