Осталось завершить операцию. Он очистил и исцелил рану, смазал края разреза заживляющим бальзамом, втер в тонкую полоску на шее порошок от шрамов.
– Как всегда, безупречно, – заметил Даррен. По непостижимой причине ассистент решил оставить имя, некогда принадлежавшее прежнему хозяину тела.
– Я сожалею о проделанной работе, – вздохнул Брод.
– Ты просто исполняешь свой долг.
– Сейчас редкий случай, когда исцеление наносит вред.
Даррен принялся за уборку. Вероятно, он не знал, что ответить. Целитель следует Призванию; помощнику этого было вполне достаточно. А Броду-в-глубокой-воде, истинному Целителю, – нет. Он с тревогой смотрел на мирно спящее тело; стоит ему пробудиться, от покоя не останется и следа. Весь ужас, пережитый девушкой перед концом, обрушится на ни в чем не повинную Душу, которую он только что поместил внутрь.
Брод склонился к ней и прошептал, отчаянно надеясь, что Душа сможет его услышать:
– Удачи тебе, маленькая странница. Пусть тебе повезет.
Глава 1
Воспоминание
Я знала, все начнется с конца и конец для этих глаз будет выглядеть как смерть. Меня предупреждали.
Не для «этих» глаз, для моих. Теперь они мои.
Язык, на котором я думаю, – сбивчивый, сумбурный, невероятно убогий по сравнению с теми, на которых мне доводилось разговаривать, однако довольно плавный и выразительный. Даже по-своему красивый. Теперь он мой. Родной язык.
Повинуясь инстинкту, я внедрилась в мыслительный центр тела, вплелась в каждый вздох, каждый рефлекс, стала с ним одним целым.
Не «это» тело. Мое тело.
Действие снотворного постепенно рассеивалось. На меня вот-вот обрушится первое – точнее, последнее – воспоминание: финальные мгновения жизни тела, память о конце. Меня тщательно проинструктировали о том, что сейчас произойдет. Человеческие эмоции намного сильнее и ярче, чем чувства других рас. Я старалась подготовиться.
Память заработала. Предупреждали не зря: к такому подготовиться невозможно.
Насыщенные цвета, громкие звуки. Холод снаружи, обжигающая боль изнутри. Резкий металлический вкус во рту. И еще новое, пятое чувство, которое я доселе не испытывала: частички воздуха преобразовываются в сигналы, посылающие мозгу странные послания, приятные и предостерегающие: запахи. Меня они отвлекали, сбивали с толку, – меня, но не ее память. Памяти было не до запахов. Там оставался лишь страх.
Страх подгонял ослабевшее неуклюжее тело вперед и в то же время сковывал движения. Бежать как можно скорее – больше ничего не оставалось.
Я не справилась.
Чужое воспоминание, пугающе сильное и ясное, снесло поставленный мной заслон, затянуло в ад последних минут ее жизни. Я стала ею, и мы бежали.
Темно. Ничего не видно. Ни пола под ногами, ни вытянутых рук. Бегу вслепую, прислушиваясь к звукам погони, но слышу лишь стук сердца.
Холодно. И больно, хотя это уже не важно. Как же холодно.
Воздух в ее носу неприятный. Плохой запах. Новое ощущение позволило на мгновение вырваться из воспоминания, но меня тут же засосало обратно. Глаза наполнились слезами ужаса.
Я пропала. Мы пропали. Все кончено.
Они совсем рядом. Судя по шагам, целая толпа! А я одна. Мне конец.
Ищейки говорят со мной. От их голосов становится дурно. Меня сейчас вырвет.
– Все хорошо, – лжет одна. Пытается выиграть время. Слышно, как тяжело она дышит.
– Осторожнее! – кричит второй.
– Не поранься! – умоляет третий. В его голосе слышна забота.
Забота!
От жгучей ненависти перехватило дыхание, кровь вскипела в жилах.
За все свои жизни я ни разу не испытывала подобных эмоций. На мгновение мне даже удалось вернуться к реальности. Тонкий, пронзительный плач проник в уши, запульсировал в голове, оцарапал дыхательные пути. В горле запершило.
«Ты кричишь», – подсказало тело.
Я замерла, пораженная. Звук прекратился.
Мое тело… Оно мыслит! Говорит со мной!
Однако воспоминание оказалось сильнее потрясения.
– Не ходи туда! – кричат Ищейки. – Впереди опасно!
«Сзади тоже!» – мысленно кричу в ответ. Но я понимаю, что они имеют в виду. Впереди, в конце коридора, мерцает тусклый свет. Там не стена, не запертая дверь, не тупик, которого я ожидала и боялась, а черная дыра.
Шахта лифта. Заброшенная, пустая, обреченная, как и само здание. Некогда укрытие, теперь могила.
Окрыленная, прибавляю скорость. Выход есть. Пусть я не выживу, но победа останется за мной.
Нет, нет, нет! Эта мысль всецело принадлежит мне. Отчаянно пытаюсь отделиться от той, кому принадлежало тело, но теперь мы едины. И обе несемся навстречу смерти.
– Пожалуйста, не надо! – в голосах Ищеек звучит отчаяние.
Но я быстрее. Со смехом представляю, как они хватают воздух за моей спиной. Бегу на пределе возможностей и, не остановившись ни на мгновение, бросаюсь в черную дыру.
Меня поглощает пустота. Ноги бесцельно молотят воздух. Пальцы сжимаются, тщетно пытаясь ухватиться за что-нибудь твердое. Холодный вихрь бьет в лицо.
Слышу стук удара. Ветер стихает.
А потом приходит боль. Она везде, повсюду.
Хватит, довольно.
«Слишком низко», – шепчу я.
Когда же это закончится? Когда?..
Тьма поглотила мучения, и я благодарно расслабилась, понимая, что воспоминание подошло к неизбежному концу. Теперь – свобода. Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох – привычка этого тела. Моего тела.
Но затем краски вернулись и меня вновь накрыла бурная волна.
«Нет!» – в панике вскрикнула я, вновь ощущая холод, и боль, и страх.
Однако это оказалось воспоминание внутри воспоминания – последнее, как предсмертный глоток воздуха, – каким-то непостижимым образом еще более яркое и сильное, чем первое.
Чернота заполонила все, оставив одно лицо.
Лицо выглядело для меня столь же чуждым, как этому телу были бы чужды безликие чешуйчатые щупальца моего предыдущего носителя. Я видела множество таких лиц на картинках, когда готовилась к жизни в новом мире. Отличить одно от другого почти невозможно; единственные признаки индивидуальности – еле заметные нюансы форм и оттенков. С виду все одинаковые: посередине нос, над ним глаза, под ним рот, по бокам уши. Органы чувств, за исключением осязания, сосредоточены в одном месте. Череп обтянут кожей, волосы покрывают его на самом верху и на странных полосках над глазами. У некоторых особей шерсть также растет на нижней челюсти – это всегда самцы. Окрас – коричневый, от светло-бежевого до черного. Как еще их различить?
Но это лицо я узнаю из миллиона.
Прямоугольное, с выступающими скулами. Цвет – золотисто-коричневый, светлого оттенка. Волосы покрывают только верх головы и необычные полоски над глазами; они на пару оттенков темнее кожи, за исключением нескольких соломенно-желтых прядей. Круглые пятна на белых глазных яблоках темнее, чем волосы, со светлыми крапинками. Вокруг глаз морщинки; воспоминания подсказывают, что они от улыбок и солнечного света.
Не представляю, какие у местных обитателей каноны красоты, тем не менее знаю – это лицо прекрасно. На него хочется смотреть снова и снова. И вдруг оно исчезло.
Мое, – пронеслась чужая мысль, которой не место в моей голове.
Я снова оцепенела от изумления. Тут не должно быть никого, кроме меня. И все же эта мысль прозвучала так уверенно и отчетливо!
Мое,– возразила я, вложив в это слово всю свою силу и власть.– Все здесь мое.
«Тогда почему я с ней разговариваю?» – подумала я, однако мои размышления прервали чужие голоса.
Глава 2
Подслушанный разговор
Говорили тихо, где-то совсем рядом.
– Боюсь, для нее это слишком, – послышался бархатистый мужской голос. – Такое никому не вынести. Столько насилия! – добавил он с нескрываемым отвращением.
– Она вскрикнула всего один раз, – произнес высокий пронзительный женский голос. В нем звучала нотка ликования, словно его хозяйка выиграла спор.
– Да, она очень сильная, – согласился мужчина. – Другие и с меньшим бы не справились.
– Я же говорила, с ней все будет в порядке.
– Вы, должно быть, выбрали неверное Призвание. – В голосе мужчины послышалась резкая нотка. Сарказм, подсказала память. – Вам бы стать Целителем, как я.
Женщина издала звук, обозначающий веселье. Смех.
– Вряд ли. Мы, Искатели, ставим другие диагнозы.
Мое тело знало это слово: Искатель. По спине пробежала дрожь. Остаточная реакция. Уж мне-то нечего бояться Искателей.
– Порой мне кажется, представители вашей профессии поневоле заражаются человечностью, – задумчиво проговорил мужчина; в его голосе по-прежнему звучало раздражение. – Насилие – часть вашей жизни. Вероятно, в ваших телах остается толика изначального темперамента, раз вы умудряетесь получать удовольствие от всех этих ужасов.
Меня удивил обвинительный тон. Разговор больше походил на… ссору. Мое тело знало, что это такое, а я – нет.
– Мы не выбираем насилие, а сталкиваемся с ним по необходимости, – принялась оправдываться женщина. – Вам, остальным, повезло, ведь среди нас есть те, кто способен противостоять жестокости. Наша работа – поддерживать мир и покой.
– Так было раньше. Думаю, ваша профессия скоро станет неактуальной.
– Перед вами живое доказательство ошибочности ваших убеждений.
– Всего лишь человеческая девушка, одинокая и безоружная. Та еще угроза миру и покою.
Женщина шумно выдохнула. Вздох.
– Откуда она взялась здесь, в центре Чикаго, давно цивилизованного города, находящегося в сотнях миль от любых проявлений мятежа? Пришла пешком? Одна-одинешенька?
Она перечисляла вопросы, не требуя ответа, словно задавала их много раз.
– Это ваша забота, – отозвался ее собеседник. – Моя задача – помочь этой Душе как можно безболезненнее адаптироваться внутри тела. А вы вмешиваетесь в мою работу.
Постепенно приходя в себя, привыкая к новому спектру ощущений, я только сейчас поняла, что речь обо мне. Я и есть та самая Душа. Теперь это слово приобрело новый смысл; для моего носителя оно имело много значений. На каждой планете мы называем себя по-разному. Душа. Пожалуй, весьма точное определение. Невидимая сила, управляющая телом.
– Ответы на мои вопросы не менее важны, чем ваши обязанности.
– С этим я бы поспорил.
Послышалось какое-то движение.
