– Молодец, – похвалил ее Миша, забирая пустую тарелку и ставя перед ней чашку с кофе. – Но торопиться так не следовало.
– С молоком? – недовольно поморщилась Маша, заглядывая в чашку.
– С молоком. Пей и выходим. Готовность три минуты.
Она справилась за две. И готова была раньше брата. Пока он обулся, еще раз прошелся губкой по начищенным ботинкам, застегнул легкую куртку до подбородка, посмотрел еще раз на себя в зеркало, Маша уже стояла в лифте и держала палец на нужной кнопке.
Хотя, если разобраться, особой необходимости в этом не было. Лифтом пользовались в это время они одни. Подъезд был практически необитаем. Строители, которые делали ремонт будущим жильцам, подтягивались ближе к девяти утра. Маша с Мишей в это время уже сидели на оперативном совещании у полковника Зорина – мужика сурового, но справедливого.
Зорин неохотно взял Машу на службу в отдел, где уже работал ее старший брат. Морщился, перечислял причины своего нежелания. Миша был настойчив, мотивируя тем, что их неожиданное сиротство совершенно снесло крышу Машке, и ему требуется ее держать к себе поближе. Хотя бы пока. Когда Зорин узнал, как именно погибли их родители, задумался. И через пару недель рапорт о Машином переводе подписал.
– Не заставляй меня пожалеть о своем поступке, Лунина, – посмотрел на нее исподлобья Зорин, вручая ей служебное удостоверение. – Брата не подведи. Все пошли тебе навстречу, так что будь молодцом.
– Так точно, товарищ полковник.
Маша в ту минуту стояла перед Зориным навытяжку и недоумевала. Зачем этим всем было идти ей навстречу? Она вовсе не собиралась переводиться в Москву. Ей и в своем городе неплохо служилось. Мишка настоял. Мотивировал тем, что ему после гибели родителей совершенно было без нее невозможно.
– Мне тоскливо, понимаешь? Ты все, что у меня осталось! Больше родных и близких, кроме тебя, нет, Машка…
Маша была хорошим опером и прекрасно понимала, что Миша убрал ее из их родного города с одной лишь целью: чтобы она перестала искать виновных в гибели их родителей. На момент ее перевода в Москву прошло два года с того дня, как их не стало. В Москве она уже жила год. И все эти два года до перевода Маша не успокаивалась и искала, искала, искала… Она до такой степени зациклилась на своем расследовании, что каждое похожее происшествие в их городе и окрестностях подтягивала к нему. Сначала озвучивала свои версии коллегам, потом, когда на нее уже начали коситься, замолчала. Но дело свое не оставила.
– Забери ты ее отсюда, иначе она свихнется! – потребовал от Миши его лучший друг, работавший с Машей в одном отделе. – И нас всех с ума сведет.
Миша забрал.
Пожалел он или нет, Маша не знала. Но старалась его не подводить. Работала, как и всегда, с полной отдачей. Дня нормированного не имела, личных отношений избегала. У Миши, она догадывалась, кто-то был. Но он почему-то тщательно оберегал свою лавстори от посторонних глаз и мнений.
Как только Маша перевелась в Москву, они сняли двухкомнатную квартиру в новостройке на окраине.
– Новая, с шикарным ремонтом – раз. Недорогая арендная плата – два. Пробок на Москву отсюда нет – три. С учетом недорогой арендной платы можешь, Маша, копить себе на что-то, – перечислял он ей преимущества полуторачасовой дороги до работы.
– На что, например? – интересовалась она вежливо.
– Ну… На машину. Или квартиру.
– У меня все это есть. Забыл? И квартира есть, и дом, и машина.
Все это осталось в их городе, который они покинули. И квартиру, и дом, и машину переписала на Машу ее тетка по отцу, который Мише был отчимом. Все это уже три года стояло «заколоченным». Притрагиваться к добру, оставшемуся после теткиной смерти, Маше не хотелось. Да и некогда было все это выставлять на продажу, заниматься оформлением документов купли-продажи. Она платила налоги и по счетам за коммуналку, а запустить процесс избавления от имущества, навязанного ей, не пыталась.
– Ну, ты же никогда туда не вернешься, Машка, – волновался Мишка. – Разве нет?
– Не вернусь. – Она теперь в этом была уверена. – Мне понравилась Москва…
И деньги все равно собирала. Ей их просто-напросто некуда было тратить. Арендная плата была невысокой. Питались они правильно и неприхотливо. Всей одежды у нее было – четыре сезонных спортивных костюма и куртки под них с кроссовками. Форму выдавали бесплатно. Всякие разные платьица, юбочки, каблучки остались для нее в прошлом. Все это висело зачехленным в шкафах квартиры и дома, завещанных ей теткой по отцу…
Они выходили из подъезда, когда из-за дальнего поворота показался их автобус.
– Бежим! – скомандовал Миша.
И они побежали. Успели как раз к моменту закрывания дверей. Водитель открыл двери заново. Автобус был почти пустым. Новостройки заселялись медленно. Маша сразу нашла себе место поудобнее, уселась, прислонившись головой к стеклу. И сразу закрыла глаза. До метро можно было поспать.
Но сон, против обыкновения, не шел. Отвратительная погода, принявшаяся обильно сдабривать утреннюю серость мелким дождем, пробудила нехорошие воспоминания.
Таким же вот утром в ее дверь постучали и сообщили страшную весть.
Она жила отдельно от родителей. Сразу, как пошла работать, съехала на «съемку». Миша в телефонном разговоре ее поддержал, сказал, что правильно сделала. Родители со временем смирились, но все время зазывали ее в гости и сами наведывались, иногда и без предупреждения. Честно? Тем пасмурным утром два года назад она снова подумала, что это они молотят в ее дверь. Было же воскресенье. У нее выходной.
Но за дверью стояли два опера из отдела, где Маша работала.
– А позвонить? – спросонья она щурилась на парней и совсем не понимала скорбности их лиц. – Вызов? Срочный? Я сейчас…
– Маша, погоди, – схватил ее за длинный рукав пижамной кофты один из оперативников. – Есть разговор.
– Идем в кухню. Сварю кофе, – скомандовала она.
По тому, как они шли за ней, как рассаживались, как тщательно прятали глаза, она начала соображать. Что-то было не так. У нее выходной, вызвать ее не могли. Да позвонили бы, елки! Она в выходной «банила» всех, кроме дежурной части.
Что-то было не так.
– Что? Говорите! – потребовала она, ставя на стол две чашки с кофе.
– Маша, были обнаружены тела твоих родителей, – обрушил на нее страшную новость старший по званию оперативник.
Она застыла посреди кухни с разведенными в стороны руками, в нелепой, растянувшейся на три размера пижаме. Странная мысль посетила ее в то мгновение: она должна была переодеться. Тот, что сидел слева за столом и был моложе, ей все же нравился, а она как дура, в широченных штанах и кофте с рукавами до коленей.
– Где? – спросила она.
– В гараже. Они… Они покончили с собой, сунув шланг от выхлопной трубы в салон автомобиля. А перед этим выпили снотворное.
– Что, уже и экспертиза случилась? – прищурилась она, широко раздувая ноздри.
– Нет. Это предварительное заключение.
– Сделанное на основании чего? – Она вытянула шею и призывно замахала руками. Длинные рукава сползли, и она была похожа на Пьеро. – Давайте, парни, давайте, рожайте!
– Пустые упаковки найдены рядом с чашками с чаем на верстаке. Чашки тоже почти пусты. Еще там было недопитое вино. Полбутылки. И бокалы. И…
– Бред! – выпалила она, перебивая. – Они не могли! Зачем?!
– У них были проблемы в бизнесе, Маша.
– У всех проблемы в бизнесе! – уже орала она.
– Они оставили посмертную записку для следствия, Маша. И одно письмо лично тебе. Вот оно…
Он достал из кармана штанов белый конверт, на котором красивым маминым почерком было написано: «Маше». Она судорожно выхватила его, вытащила лист бумаги, исписанный наполовину мамой, наполовину папой. Прочитала несколько раз, вообще не улавливая смысла. А потом…
Потом она принялась крушить все вокруг. И ее еле успокоили. И было тем воскресным утром так же вот слякотно и противно. Сумерки с утра, небо до земли, мелкий ледяной дождь. И она с непокрытой головой и без зонта у дверей морга…
– Выходим, – снова скомандовал Миша.
Накинув на голову капюшон ветровки, Маша пошла за ним по автобусу на выход.
Глава 3
Когда они вошли и принялись рассаживаться вокруг стола для совещаний, Зорин заканчивал с кем-то телефонный разговор. Неприятный, на повышенных тонах. Закончился он посланием кого-то в неопределенное место.
– Да иди ты! – выпалил Зорин и положил трубку. Осмотрел их всех и хмуро проговорил: – У нас новое дело.
Маша напряглась. Лицо Зорина со сведенными бровями, морщинами, прорезавшими высокий лоб, и побелевшими губами хорошего дела не предвещало.
Какая-то дрянь, навязанная со стороны, принялась она тут же мысленно угадывать. Она такие гнилые дела любила. Кто-то что-то спихнул на их отдел. И у Зорина не вышло отбрыкаться. Почему? Потому что там сто процентов «глухарь».
– В общем, так… На бульваре… – Зорин назвал точный адрес, – напротив ресторана «Фантастик» найдено тело мужчины.
– Товарищ полковник, так это же не наша земля, – ожидаемо возмутился майор Никита Подгорный – их с Мишкой коллега и начальник.
– А то я не знаю! – взвился мгновенно Зорин, словно только и ждал его возмущения. – Тело нашли не на нашей земле. А проживал гражданин на нашей! Вот и велено сверху дело забрать. Вопросы?!
Вопросов не нашлось. Хотя у Маши один имелся. И, слегка кашлянув, она спросила:
– Как он умер?
– Шустрая, – то ли похвалил ее Зорин, то ли нет и посмотрел на нее по-особенному. – В этом-то и вся закавыка, Лунина. В причинах его смерти и мотивах.
Зорин на минуту замолчал, погрузившись в размышления. Маша ни на кого не смотрела, рассматривая линии на своей правой ладони. Подними она глаза, ослепила бы блеском. И Миша сразу попытался бы увести ее от дела подальше. Потому что, когда его сестра искрится вся таким вот азартом, добра не жди. И сама не станет ни спать, ни есть, и никому не даст. До обморока весь отдел доведет своим энтузиазмом.
– Смерть наступила в результате проникновения острого предмета в область сердца. Предмет на месте. Это заточка. На ней, кроме его пальцев, никаких отпечатков. И никто ничего не видел, разумеется.
– Он пытался остановить убийцу? Хватался за орудие убийства? – сразу сделал предположение Никита Подгорный.
– Это самоубийство? – вырвалось у Маши.
И мгновенно в кабинете повисла тишина.
– Что? – осмотрела она всех, включая Зорина. – Если на орудии убийства только его пальцы, то смело можно предположить, что он так изобретательно решил свести счеты с жизнью. Потому что, если бы он пытался остановить убийцу, случилась бы борьба. Это непременно привлекло бы внимание прохожих. Там очень оживленное место, я его знаю.
– Год в Москве, а все-то она уже знает! – то ли похвалил, то ли осудил ее Зорин. – Но предположение твое, Лунина, верное. Наши коллеги, установившие личность погибшего, нашли в его квартире посмертную записку. Очень подробную: как, почему, и что не следует никого винить, и так далее.
– Если это самоубийство, товарищ полковник, зачем мы? – продолжил ворчать майор Подгорный.
– А затем, майор! Что это кому-то надо! – Нервы у Зорина сдали окончательно, и он принялся орать, толкая руками папки на столе. – Все очень умные! Им не надо, а вы возитесь! И полный отчет к завтрашнему утру по происшествию! Да ладно бы, если бы все так просто было…
И снова последовала пауза. И снова Маша побоялась поднимать глаза.
Что-то было не так с этим предполагаемым самоубийством. Что-то страшно не нравилось полковнику. Только озвучить он не решался. И вряд ли озвучит. Если только в процессе расследования. Но не сейчас.
– Обстоятельства дела таковы, – начал он нехотя. – Лебедев Павел Семенович – пятидесяти пяти лет от роду, успешный бизнесмен в недалеком прошлом – не просто покончил с собой. Он ушел из жизни напротив ресторана, в котором в тот момент обедал его родной брат – ныне действующий успешный бизнесмен. И Лебедев пытался попасть туда. Но охранник, недавно устроившийся на работу, не знал младшего брата своего босса в лицо и погнал его от входа. Тот спустился по ступенькам, сел на лавочку и воткнул себе в сердце заточку. Что скажете?
Поднялся неясный шум, каждый пытался что-то предположить, состряпать на ходу хоть какую-нибудь версию. Молчала лишь Маша. Она рассматривала линии на правой ладони.
– Лунина, что молчишь? – Зорин отчетливо скрипнул зубами. – Коллеги уже в деле, а ты линии рисуешь на руке. Что скажешь, старший лейтенант?
Маша резво встала. Тряхнула головой, приводя в беспорядок пряди модной стрижки. Длинная челка тут же закрыла ей пол-лица.
– Думаю, что все не так, как показалось на первый взгляд, товарищ полковник. И мне в том числе.
– В смысле? – Его нижняя челюсть чуть выдвинулась вперед – скверный признак.
– Если Лебедев в недалеком прошлом был успешен, то, смею предположить, имел соответствующий статус, воспитание.
– Это ты к чему? – перебил ее майор Никита Подгорный. – Не пойму.
– Это я к тому, товарищ майор, что заточка в его руке не стыкуется с его образом жизни. Откуда у него оказался этот уркаганский инструмент? Сидел, писал посмертную записку и затачивал отвертку на станке? Думаю, он выбрал бы что-то более надежное, решив уйти из жизни. А заточка… Не вяжется, товарищ полковник.
– Вот я так и предполагал, Лунина! Вот так и думал, что ты непременно подкинешь нам дегтя в мед! – со странным хохотком воскликнул Зорин.
И опять было непонятно: хвалит, ругает, осуждает?
– И? Что ты этим хочешь сказать, Лунина?
Полковник уперся ладонями в край стола. Подался вперед, как перед броском. На Машу смотрел, опять же, странно. И с осуждением, и с надеждой будто.
– Возможно, Лебедев и хотел покончить с собой. И записку оставил, и все такое… Зачем-то к брату приехал в его обеденный перерыв. Но… – Она осмотрела притихших коллег. – Но он не сам воткнул себе в сердце заточку. Его убили.
– Вот, я так и знал! – с силой опустил ладони на стол Зорин. – Вот возьмет слово Лунина – и перевернет сразу все с ног на голову! Я же ясно тебе сказал: коллеги наши из соседнего района там все проверили. Во всем удостоверились. Нам только документы в папку подшить.
– Прошу прощения, товарищ полковник… – Маша нервно завернула длинную челку за ухо. – Если все так тип-топ, чего они поспешили от этого дела отписаться? Сами не могли, что ли, документы в папку подшить?
Маша слышала протяжные вздохи брата и понимала, что перегибает, но остановиться уже не могла.
– Человеку вообще сложно решиться на самоубийство. Я много изучала эту тему. Всем известно почему.
Она вскинула голову, уставившись на потолок, чтобы снова не показать всем заблестевших глаз, на этот раз по иной причине.
– И я точно знаю, и к этому мнению склоняются все эксперты, что человек, решившийся уйти из жизни, станет искать простые пути ухода. Простые, быстрые, чтобы страдать как можно меньше от физической боли и чтобы не было возможности остановиться. Снотворное, петля, выстрел, шаг в пропасть, прыжок с моста. Иногда, не часто, это вскрытые вены в горячей ванне. Но чтобы воткнуть себе заточку в сердце… Сомнительно, товарищ полковник. Надо знать, куда бить. А если попадешь в ребро? Вторая попытка? Как правило, выжившие суицидники почти никогда не повторяют попыток. Мне бы хотелось переговорить еще раз с экспертом, который осматривал тело. Угол наклона, сила удара и все такое… Позволите?
– А что мне тебе позволять?! – со странным остервенением отозвался Зорин. – Ты уже все для себя решила! Ты же забираешь себе это дело! Разве нет?
Она промолчала. И тогда Зорин произнес:
– Так забирай, старший лейтенант! Я не против. Если понадобится помощь, проси. Но особо не надейся. Народу, сама знаешь, у нас мало. Справляйся сама. Одна. Справишься?
Она опустила голову и встретилась с ним взглядом. И даже поежилась от того, что угадала в глазах Зорина.
