А ты не знала? – спросила меня одна из подружек. – Матвеев с начала лета стал общаться с десятиклассниками.
Ого, не могла я скрыть своего удивления. – А на руках у него кто такая?
Это Марго Шляпина, из десятого «Г», Ленка, как всегда, была в курсе всего.
А Серебрякова куда делась?!
Такая драма была! – закатила глаза подруга. – В общем, когда ты уехала, они стали общаться. А потом мать Серебряковой узнала об этом. Сначала Каролинка была под домашним арестом. Потом ее вообще обратно в Москву увезли. Тут к Даньке все девчонки стали подкатывать – ты посмотри, каким он красавчиком стал!
Я была в шоке. Вот это дела творятся!
Шляпа из гэ, значит, зловеще протянула я, буравя глазами Даньку. И решила ему позвонить. Стоило Клоуну ответить на звонок – при этом он еще и поморщился! – как я глубоким с придыханием голосом произнесла:
Дело в шляпе?
После чего захохотала.
Дело в том, что ты – маленькая приставучая Пипетка, ответил он любезно и отключился.
Я обиделась и решила совершить вылазку к его новой старшей компании, восседающей на двух лавочках в сквере. Позади них был густой кустарник, поэтому я рассчитывала на то, что меня не будет видно, если я буду ползти. Но, увы, я оказалась не права – кто-то сразу заметил меня, и я сбежала, получив на прощание сообщение от Даньки: «Не позорь меня». Я лишь фыркнула, сдула с лица длинную челку и ушла дальше кататься на роликах, хотя, честно признаюсь, мне было странно и удивительно видеть Клоуна таким – взрослым.
Ленка снова принялась утверждать, что он мне нравится. А я не знала, что ей ответить. Мне так хотелось вернуть все назад, но я понимала – ничего не получится. И из-за этого начинала злиться. То ли на Даню, то ли на себя.
Не знаю, почему все так резко переменилось.
На следующий день, в школе, Матвеев тоже был странным – на переменах пропадал в коридорах, общаясь со своими новыми друзьями, и выглядел даже старше некоторых из них. А рядом с ним постоянно паслась, как овца на пастбище, рыжая Шляпа, которую я почему-то невзлюбила. Во время уроков Данька был сосредоточенным и пребывал в двух состояниях: чересчур внимательно слушал учителей или все так же внимательно переписывался, изредка позволяя себя усмехнуться. Он почти перестал шутить. Все его постоянные подколы прекратились, и он больше не устраивал никаких розыгрышей надо мной или над кем-либо еще.
А еще я заметила, что некоторые одноклассницы частенько на него поглядывают. И поглядывают по-особенному. А еще – флиртуют с ним. Как сказала потом Ленка, в Даню кое-кто даже влюбился.
Влюбился – для меня это было совершенно какое-то новое слово, какое-то слишком взрослое и непонятное. У меня влюблялись симы в одноименной игре, я смотрела сериалы и читала книги, где герои тоже влюблялись, но мне казалось, будто в жизни – в реальной жизни – нет такого понятия, как любовь. Это что-то странное и чуждое. Выдуманное.
Еще недавно мы говорили «вместе играть», потом – «вместе гулять», а теперь все чаще и чаще звучало «дружить», «встречаться» и «мутить». А уж от слова «сосаться», которое звучало отовсюду, меня и вовсе передергивало. Ленка говорила, что я в душе ребенок и пока что ничего не понимаю.
И я была с ней согласна.
Только никак не могла забыть сон с поцелуем.
Спустя несколько дней я стала свидетелем сцены, которая мне не понравилась. Это был солнечный сентябрьский день, и я возвращалась из школы после факультатива по физике, на который меня в добровольно-принудительном порядке записала классная. В тот день не работал лифт, поэтому я, по привычке засунув в уши наушники, поднималась пешком. И для меня огромной неожиданностью стало увидеть в пролете между этажами Даньку и его рыжую пассию.
Она стояла, прижавшись к стене, и обнимала его за спину, а он гладил ее по волосам и целовал. Я обалдела от увиденного настолько, что просто остановилась и уставилась на них, а потом нервно захихикала. Вернее, мне казалось, что я хихикаю, а на самом деле я ржала как конь, сбежавший из конюшни. Только что пальцем по глупости не показывала. Хотя на душе было скверно.
Клоун и Шляпа тотчас прервали свое увлекательное занятие и резко обернулись в мою сторону. Маргарита покраснела даже и выглядела растерянной, зато лицо Даньки стало каким-то злым.
Что надо? – рявкнул он, весьма раздосадованный тем, что я прервала поцелуй.
Вообще-то я домой иду, ответила я, улыбаясь так, что заболели щеки.
Вот и иди дальше, он одарил меня тяжелым, каким-то новым взглядом.
Не груби, а то родителям расскажу!
Это твоя сестра? – спросила вдруг Шляпа.
Ага, брат – так и хотелось сказать мне.
Соседка, нетерпеливо отмахнулся Данька. – Слушай, мелкая, иди дальше.
Это заявление меня очень возмутило, ибо рост мой к пятнадцати годам был не так высок, как бы мне хотелось.
Какая я тебе мелкая?! Совсем, что ли, на такой высоте мысли не функционируют?
Просто иди дальше, в тоне Клоуна не было ничего доброго, и я, напоследок показав язык (я умею дотрагиваться до кончика носа, между прочим!), пошла в квартиру.
Что за соседка? услышала я, прежде чем закрыла входную дверь. И стало даже как-то обидно – он столько лет мне надоедал, а потом даже не рассказал обо мне новым друзьям и подружке! Что за скотство?
Я сбросила с плеч тяжелый рюкзак, разулась и поймала свой взгляд в круглом зеркале в прихожей. Лицо почему-то горело, будто я увидела не простой поцелуй, а что-то куда более интимное. Я похлопала себя по щекам – в отличие от Даньки у меня они никуда не исчезли и порядком раздражали.
Это твоя сестра? мастерски, как мне показалось, передразнила я рыжую тонким голоском.
Соседка, промычала я уже басом, а после заключила вслух: Идиоты.
Потом я уставилась в свое отражение. Чем я хуже Шляпы?
Окей, у меня невысокий рост, зато мама говорит, что я хрупкая и миниатюрная. А еще у меня светлая кожа, тонкие вены под ней и темные кудряшки – не мелкие, а крупные. Непослушные. Вздернутый аккуратный нос. Пухлые губы – как говорится, бантиком. Зеленые, с кофейными крапинками, глаза. Чуть изогнутые брови – их я в себе люблю больше всего. И дурацкие щеки.
Красавица? Не знаю. Но не хуже, чем Шляпа.
И я улыбнулась своему отражению.
Только злость никуда не прошла.
Глава 11. Первая измена
Говорят, что девочки взрослеют быстрее, чем мальчишки, но в нашем случае было иначе. Быстрее повзрослел он. И стал другим, почти позабыв про меня – глупую на тот момент девчонку, больше всего на свете интересовавшуюся компьютерными играми, роликами и театралками, которую Даня, кстати говоря, бросил – играть в школьном театре было не круто. Теперь мы не проводили вечера дома вместе и не гуляли – теперь Матвеев тусовался с новыми друзьями, что очень тревожило его маму. Оценки у него снизились, что дало мне повод позлорадствовать, но если раньше Данька хотел быть одним из лучших, то теперь, мне казалось, ему было плевать: все его мысли наверняка крутились вокруг Шляпы рыжеволосой тоненькой девочки с задорными синими глазищами.
Она была обманчиво хрупкой, симпатичной, имела звонкий голос и привычку прикрывать ротик ладошкой при смехе. Многие считали ее очень милой и женственной. А я же смотрела на нее с подозрением весь наш девятый класс.
Когда наши мамы собирались, чтобы попить чай у нас в квартире, я слышала, как тетя Таня жалуется:
Я его просто не узнаю, Ева! Он словно стал совсем другим мальчиком – замкнутым, раздраженным. Успеваемость снизилась, вечно пропадает или в Интернете, или на улице со своей этой компанией, или с девочкой – помнишь, я тебе рассказывала про Маргариту? Она мне так не нравится – вроде бы милая, глазки в пол, но вот что-то с ней не так.
Да брось ты, Тань, отвечала мама. – Это переходный возраст. Он стал чувствовать себя взрослым. Да и первая любовь в его возрасте – это нормально. К тому же он мальчишка видный – как вымахал-то за лето. Естественно, что к нему начнут липнуть девчонки, вспомни себя в пятнадцать.
У Дашки переходный возраст не так проходит, не соглашалась тетя Таня. – Осталась точно такой же, какой была год назад! А взять Даньку год назад и сейчас – разница в поведении очевидна. Да и в оценках…
Еще через какое-то время, когда Клоуна впервые засекли не совсем трезвым после чьего-то дня рождения, и в квартире Матвеевых разгорелся скандал, я слышала, как расстроенная тетя Таня сказала маме: «Тебе так повезло, что у тебя дочка!»
Постепенно отношения между Даней и родителями сгладились, да и я стала привыкать к его новому облику, но ужасно скучала по тому мелкому пакостнику, который методично действовал мне нервы с младшей группы детского сада. И… возможно, он все-таки нравился мне, но я старалась не думать об этом – всячески забивала время, чтобы глупые мысли не лезли в мою кудрявую голову. А еще Даня точно вызывал во мне раздражение. И тогда я думала, что ненавижу его.
В этом году он впервые не присутствовал на моем дне рождения, который раньше всячески портил то шуточками, то пластиковыми мухами в моей тарелке, то искусственной рвотой в красивой коробке, на которой написано «Конфеты». В этот раз Даня быстро поздравил меня в школе, сунув в руки подарок, и убежал: поехал на выступление какого-то знаменитого рэп-исполнителя. А я пошла с подружками на квест, а потом – в кафе.
Зимой произошел еще один дурацкий инцидент.
Я забежала к Матвеевым, чтобы передать какие-то специи от своей мамы Даниной маме, и она пригласила меня попробовать только что состряпанный ею черничный пирог. Мы сидели на кухне, когда в квартиру зашли с мороза Данька и его клуша в шапке с бирюзовыми помпончиками – это считалось модным, но меня почему-то смешило. Они поздоровались с тетей Таней и исчезли в Данькиной комнате. Я решила забежать к ним – попросить у Дани тетрадь по физике, но вовремя остановилась около его приоткрытой двери услышала их голоса.
Что она у вас делает? спрашивала Шляпа недовольно.
Я же говорил, что соседка, заходит иногда, отмахнулся Клоун, и я нахмурилась.
Ты слишком много о ней говоришь, и она часто бывает у вас дома… Мне это не нравится, Дан.
Ты мне тоже не нравишься, коза остроносая. И не Дан, а Даня. Но я, разумеется, промолчала.
Ты ревнуешь? усмехнулся он. И я почему-то представила, как Клоун сейчас обнимает свою рыжую пассию. Стало противно.
Ревную, с вызовом отвечала Маргарита. – Эта девчонка все время около тебя ошивается.
Мы в одном классе учимся вообще-то. Да и знаем друг друга тысячу лет.
Все равно. Она мне не нравится, стояла на своем девушка.
Марго, она мне как младшая сестренка, отозвался Даня.
У вас разница – несколько месяцев, фактически озвучила мои мысли Маргарита.
Перестань, в голосе Даньки послышалось раздражение. – Я же сказал она мне как младшая сестра. Сводная, почему-то хмыкнул он.
Я даже оскорбилась. А ты мне как никто. Просто никто.
Не общайся с ней, попросила Шляпа.
Я буду общаться с теми, с кем хочу общаться, вдруг рассерженно сказал Клоун. – Не ставь ультиматумы.
Но она меня раздражает!
Ой, можно подумать, я от восторга несусь в звездную высь, увидев тебя.
А меня раздражаешь ты, ухмыльнулся Матвеев.
Что ответила Шляпа из «Г» – я не знаю. Послышались чьи-то шаги, и мне пришлось ретироваться, дабы не быть застуканной в подслушивании чужих разговоров.
Этот диалог заставил меня изменить свое отношение к Клоуну. Если раньше я действительно постоянно к нему лезла и обращала на себя его внимание, то теперь решила стать холодной и недоступной, как айсберг. Это почти получилось. Правда, сначала где-то глубоко в сердце жила робкая надежда, что Клоун заметит, что я больше почти не общаюсь с ним, и сам проявит инициативу, то потом и она исчезла. Даниил Матвеев оставался холоден к своему детскому врагу номер один. Это отчего-то очень раздражало, и я решила, что буду презирать его.
В апреле же случилось поворотное, можно сказать, событие. Гуляя вместе с Леной по торговому центру «Атриум» в другом районе города – втайне от мамы, разумеется, я встретила рыжую Шляпу под руку с каким-то незнакомым светловолосым типом, по виду – довольно взрослым, может быть, даже студентом. Они, никого не замечая, шагали мимо многочисленных павильонов, а мы с Ленкой, прячась и боясь спугнуть, пошли следом, незаметно фотографируя парочку.
Шляпа и ее новый парень зашли в несколько магазинчиков, где она, в лучших традициях любовного жанра, мерила модные платья, а он оценивал, идут ли они ей или нет, и даже купил парочку. Потом Шляпа захотела пожрать и потащила кавалера в дорогое кафе – не чета фастфуду, на который у нас хватало денег, чтобы забежать после школы и потратить их на гамбургеры, картошку фри и молочные коктейли.
Мы тоже пошли в кафе и, перебрав все свои сбережения, заказали суши по какой-то акции. Кроме того, у меня получилось сделать несколько замечательных фото. Вот Шляпа кокетливо хихикает над шуточкой (наверняка не смешной), а блондин заботливо поправляет ей волосы. Вот она отправляет в его рот кусочек чего-то там из своей тарелки, а он послушно разевает рот и влюблено таращит глаза. Вот целует – сначала в щеку, для совместного селфи, а потом в губы.
Фу-у-у… Они же только что ели, поморщилась Ленка, с кислым видом дожевывая свои суши – ей они не очень-то и нравились, в отличие от меня. Но, как говорится, голод не тетка.
Ты не понимаешь, у них любовь, хмыкнула я и нажала большим пальцем на клавишу «Отправить». И в этот же славный миг несколько фото полетели сквозь интернет-пространство на телефон Клоуна. Он, к счастью, был в сети и тотчас увидел эти сообщения, хотя в последнее время не часто открывал мои послания, которые обычно были репостами каких-нибудь забавных картинок.
Где? только и спросил моментально все понявший Данька. Я написала адрес, почему-то воспринимая все это как очередной прикол, по которым даже немного соскучилась. И только когда спустя двадцать минут Клоун появился в кафе, видимо, примчавшись на такси, я поняла, что для него все это очень серьезно.
Я поняла это по его лицу и какому-то даже отчаянию, плескавшемуся в серо-голубых глазах.
Он широким шагом направился к столику парочки и с широкой, крайне неестественной улыбкой сел на диванчик рядом с опешившей Шляпой. Я не знаю, что он говорил, но вид у рыжей становился все печальнее и печальнее, а лицо молодого человека становилось все удивленнее и удивленнее. Он попытался взять ситуацию в свои руки, стал что-то раздраженно отвечать, хмурить брови и тереть лоб, но не уходил и даже положил развязно руку Шляпе на плечи…
А потом Данька ударил его.
Я во второй раз в жизни видела, как он дерется – по-настоящему. Не борется в шутку с пацанами в школе или во дворе, не пытается дать отпор мне, когда в прошлом году я то и дело пыталась хорошенько треснуть его, а бьет со всей силы прямо в лицо. Блондин отлетел в сторону, чуть не перевернул соседний стол и с трудом поднялся, держась за окровавленную губу. А у меня сжалось сердце – так жалко стало Даньку, который, кажется, порывался нанести второй удар. Черт, у него ж проблемы будут!
Не думая, что делаю, я вскочила и побежала к нему наперерез, распахнула руки в стороны, как крылья, и спешно стала твердить:
Нет, Дань, не надо, не надо, не бей его!
Отойди, попытался он отодвинуть меня, но я не позволила ему, зная точно, что больно мне он не сделает – по крайней мере, специально. Это больше не ребенок, а почти мужчина, у которого есть что-то вроде кодекса чести.
Нет.
Отойди, я сказал!
Клоун вновь попробовал убрать меня со своего пути, но я просто обняла его – или нет, вцепилась, как в самое большое свое сокровище, и он не смог сдвинуться в сторону. Я слышала, как гулко бьется в груди его сердце – словно он только что пробежал стометровку на скорость. И нехотя отпустила.
Придурок, процедил сквозь зубы блондин и поманил за собой Шляпу, которая жалобно и неотрывно смотрела на Даньку. А я мрачно взирала на нее. Рыжая поймала мой взгляд и вдруг бросила:
Все из-за тебя, мелкая гадина.
С какого фига я мелкая?! возмутилась я и спохватилась: Сама овца.
Меня припечатали нецензурным хлестким выражением. И откуда только такие знает?! Надо на заметку взять…
Хватит препираться с малолеткой, идем, отрывисто бросил Шляпе парень. – И пакеты не забудь.
Извинись, вдруг сказал глухим голосом Данька.
Слушай, чувак, я тебя знать не знаю, с неприязнью посмотрел на него блондин, промокая салфеткой кровь на губе. – Я позволил тебе меня ударить, потому что спал с твоей девчонкой, хотя подчеркну – я о тебе не знал. Но извиняться – пошел-ка ты.
Извинись, повторил Клоун, глядя на рыжую.
Дан, я… Прости, сказала она тихо.
Малышка, если ты идешь со мной – ты выбрала меня, вмешался блондин. – Если остаешься с ним, оставь, пожалуйста, и все шмотки, которые я тебя купил. И телефон. Окей?
Сейчас бы в двадцать первом веке содержанкой быть, громким шепотом известила всех Ленка, которая примчалась следом за мной, видя, что дело пахнет жареным.
