Сергей Мусаниф "И уйти в закат"

– У меня проблемы? – спросила я.

– Нет-нет, – отмахнулся он. – Я имею в виду, какое твое последнее воспоминание?

Я задумалась. Я иду в школу, я сижу на занятиях, я валяюсь на кровати в своей комнате… Черт знает, какое из этих воспоминаний было наиболее свежим.

Правильно истолковав мое молчание, доктор пришел на помощь.

– Ты попала в аварию, – сказал он. – В автомобильную аварию. Удар по голове наложился на твои… более ранние проблемы, что вызвало кратковременную потерю памяти.

И это объясняет сломанную руку, отметила я. Но где другие переломы? Почему у меня не болит голова?

– Есть шансы, что я все вспомню? – спросила я.

– Как меня зовут, Бобби?

– Откуда мне знать. Я вас в первый раз вижу.

Он вздохнул, и лицо его омрачилось, что не предвещало мне ничего хорошего.

– И сейчас у тебя нет дежавю? – спросил он. – Ощущения, что этот разговор у нас уже был?

– Я знаю, что такое «дежавю», – сказала я. – Но сейчас такого ощущения у меня нет.

– Тем не менее, это не первый наш разговор, и ты видишь меня далеко не в первый раз, – сказал он. – Ты в нашей клинике уже больше двух недель, и каждый день мы знакомимся с тобой заново, Бобби.

– То есть?

– Твоя потеря памяти циклична, – сказал он. – Каждое утро ты забываешь то, что происходило с тобой в предыдущий день.

– Это лечится?

– Устройство человеческого мозга до сих пор является одной из самых больших медицинских загадок, – сказал он. – Но я надеюсь, что мы сможем тебе помочь.

– И как же вас зовут, доктор?

– Грег.

Я замолчала.

Конечно, мне о многом хотелось его спросить, но какой в этом смысл, если завтра я все равно забуду все завтра к утру?

– Откровенно говоря, твоя потеря памяти волнует меня меньше всего, – сказал Грег. – Ты молода, есть хорошие шансы, что мозг восстановит все связи, и ты перестанешь все забывать. Возможно, это случится уже завтра, возможно, через пару недель, возможно, потребуется чуть больше времени, но в конечном итоге все будет нормально. Я не могу гарантировать, что ты все вспомнишь, но в том, что перестанешь забывать, я уверен.

– Где мои родители? – спросила я.

– Они поехали домой, – сказал доктор Грег. – Я им посоветовал. Они были здесь всю первую неделю, но ты должна понимать, как тяжело им давалось каждый раз объяснять тебе одно и то же. Если ты считаешь, что он и должны вернуться, я тотчас же им позвоню…

– Но завтра я об этом уже не вспомню, так?

– По правде говоря, сейчас им не нужно здесь быть, – сказала Грег. – Их присутствие никак не поможет в твоем лечении.

– Я могу им хотя бы позвонить?

– А ты действительно этого хочешь? – спросил он. – Подвергнуть пожилых людей тяжелому эмоциональному испытанию? Они и так знают, что с тобой все хорошо.

– Вы нашли какое-то новое значение для толкования выражения «все хорошо», – сказала я. – Разве ж у меня все хорошо?

– Они знают, что ты в безопасности и получаешь квалифицированную медицинскую помощь, – сказал он.

– Мне даже температуру не измерили, – заметила я.

– Современные датчики, которыми нашпигованы стены этой палаты, получают эту информацию дистанционно, – сказал он. – И не только эту. Хочешь поесть?

– Что на этот счет говорят ваши датчики?

Он улыбнулся.

– Такими данными они не располагают. Так что насчет хорошего гамбургера и колы?

– А вы точно доктор? – спросила я. – Или все настолько плохо, что вредная еда уже не сделает мне хуже?

– Я считаю куда более значимым, что это привычная и вкусная еда, – сказал он. – А вред… в общем-то, его наверняка преувеличивают. По крайней мере, я не думаю, что один гамбургер и стакан газировки могут нанести непоправимый вред здоровью. Конечно, злоупотреблять не стоит, но в небольших дозах и яд может послужить лекарством… Так удалось мне тебя уговорить, Бобби?

– Считайте, что удалось, – сказала я. Особого голода я не чувствовала, но понимала, что поесть все-таки надо.

Хуже от этого точно не станет. А если они захотят что-то подмешать в еду…

С другой стороны, у них есть наверняка и более простые способы меня отравить. Если есть такое желание…

И все же, у меня было ощущение… нет, не дежавю. Ощущение какой-то неправильности всего происходящего. Мои уехавшие родители, особенно мама, которая никогда бы меня не оставила. Какая-то крутая частная клиника в Городе… Допустим, за благотворительным фондом, который оплатил мое здесь пребывание, теоретически мог стоять мой отец, не папа Джон, а другой, но только теоретически. Все это было непохоже на обычное поведение моих родителей.

И что ж там был за авария, если на мне ни одной царапины нет, если только правую руку во внимание не принимать? И от чего они на самом деле пытаются меня здесь вылечить?

Хотя может оказаться и так, что паранойя – это всего лишь часть диагноза. Но как говорил папа Бэзил, если ты параноик, это еще не значит, что за тобой не следят.

Тем временем Грег достал из кармана телефон и отбил сообщение. Видимо, гамбургер заказывал.

Я протянула руку.

– Дайте мне телефон, Грег.

Он снова улыбнулся, демонстрируя мне чью-то неимоверную щедрость. В смысле, то ли природа была щедра к нему, то ли он – очень щедр по отношению к своему стоматологу.

– Кому ты хочешь позвонить, Бобби? Если ты хочешь поговорить с родителями то будет лучше пригласить их сюда, но, откровенно говоря, я бы не рекомендовал…

На мой вкус, он слишком часто использовал выражение «откровенно говоря», что сразу заставило меня усомниться в его откровенности. Я имею в виду, если ты ведешь честную игру, тебе не надо декларировать это через каждые несколько слов.

– Существуют какие-то медицинские противопоказания, из-за которых вы не можете мне на минуточку дать свой телефон, Грег? – поинтересовалась я.

– Как твой лечащий врач, я ничего об этом не знаю, – вздохнул он. – Но…

– Вот до этого «но» вы нравились мне больше, – сказала я.

Я кувыркнулась вперед, стартовав из положения сидя и опрокинув кресло, поднялась на ноги, оказавшись прямо перед ним. Он этого не ожидал и только начинал вставать, когда моя правая пятка врезалась ему в челюсть, и мне даже показалось, что я услышала характерный хруст, а потом он начал падать, а я выхватила телефон у него из рук…

Я моргнула и наваждение прошло. Я все еще сидела в кресле (даже не представляю, как из этой позы можно кувыркнуться вперед), а он все еще сидел на стуле, и челюсть его все еще была на месте, а в протянутой ко мне руке был разблокированный телефон.

Звонить я никому не собиралась. Тапнула по экрану, активируя камеру, потом еще раз, разворачивая ее в положение для селфи, посмотрела на экран…

– Я просто не хотел, чтобы это произошло именно так, – сказал Грег. – Думал подождать хотя бы до после обеда.

– Тут включены какие-то фильтры? – спросила я.

– Нет, – сказал он. – Мне жаль, Бобби.

– Похоже, что это были чертовски долгие две недели, – сказала я.

С экрана его телефона на меня смотрела тридцатилетняя старуха.

Глава 7

Женщина на экране телефона была похожа на меня, поэтому в первую очередь я и подумала о фильтрах. Те же глаза, тот же взгляд, тот же нос, та же форма губ… наверное. Только щеки впали, скулы заострились, и, в целом, наверное, фильтры старят не так. Если, конечно, перед ними не ставят задачу показать не только повзрослевшего, но и подхватившего какую-то смертельную болезнь человека. Я пристроила аппарат на стол, по мере возможности придерживая его загипсованной рукой, а пальцами здоровой ощупывала свое лицо.

Нет, никаких сомнений, это не фильтры.

Мне около тридцати, если я совершенно не слежу за собой. И вообще никто за мной не следит. А если за моей внешностью кто-то все-таки ухаживал, то гораздо больше.

Но это я. И похоже, что уже никто не вернет мне мой две тысячи седьмой год.

– Мне жаль, – повторил Грег.

А мне-то как.

– Авария на самом деле была?

– Да. – сказал он. – Но больше десяти лет назад.

– Насколько больше? – спросила я. – Сколько мне лет на самом деле?

Услышать точный ответ было немного… ладно, не немного. Было страшно. Я уже понимала, что потеряла сколько-то лет своей жизни, и не просто потратила их впустую, а вообще их даже не помню, словно меня засосало во временной портал, а потом выплюнуло обратно, и конкретная цифра сделает это предположение реальностью. Заставит мой мозг окончательно в это поверить.

Смогу ли я принять свой новый возраст? Что мне теперь делать-то вообще? Как жить?

– Тридцать один, – сказал он.

– Ну, не так все и плохо, – сказала я с уверенностью, которой не испытывала. – И сколько раз мы с вами вели уже подобный разговор?

– Не так уж много, – сказал он, улыбнувшись. – Раньше твоим лечением занимались другие мои коллеги.

Логично. Он не выглядел человеком, пришедшим в профессию больше десяти лет назад. Он в это время должен был в колледже учиться.

Я вернула ему телефон.

– Что у меня с рукой? – на последствия аварии, случившейся пятнадцать лет назад, эта травма не тянула.

– Ты поранилась.

– Спасибо, кэп, – сказала я. – А как именно?

Он замялся.

Так обычно делают люди, готовящиеся сообщить не слишком хорошие новости и мучительно подыскивающие нужные слова.

Еще так иногда делают люди, готовящиеся соврать, но я не думала, что это тот случай. Я имею в виду, если они, допустим, врут мне из раза в раз, то текст у него давно отрепетирован, и он должен шпарить по нему, как по писаному.

– Ты не всегда воспринимаешь эти новости так спокойно, – сказал он. – Иногда ты бываешь… э… довольно агрессивна, и в один из таких случаев ты травмировала сама себя, устроив в своих апартаментах… э… погром.

– Почему вы думаете, что на этот раз такого не произойдет? – спросила я. – Почему вы один? Где пятерка дюжих санитаров со смирительными рубашками и бейсбольными битами?

– Ждут за дверью, – улыбнулся он, и я так и не поняла, шутит он или нет.

Скорее всего, не шутит.

У меня даже возникло желание устроить небольшой показательный погром и посмотреть, как быстро они среагируют. Одна только беда, погром – занятие довольно увлекательное, а я и так на грани истерики и не уверена, что смогу остановиться на малом.

Интересно, если человека останавливает перспектива оказаться в смирительной рубашке, говорит ли это о его нормальности? Или всего лишь о том, что он – хитрый и осторожный сумасшедший?

Мне требовалось узнать о своем положении как можно больше, но проблема в том, что я уже однажды поймала Грега на лжи. Пусть на относительно невинной и легкопроверяемой, той лжи, которая в любом случае раскрылась бы если не к вечеру, то к завтрашнему утру. А если ты поймала кого-то на лжи, как можно верить всему остальному, что он говорит?

Возможно, этой маленькой ложью они пытаются замаскировать ложь гораздо крупнее.

Не такую очевидную и не такую безобидную.

А в шестнадцать лет люди точно должны быть такими подозрительными?

И гамбургеры что-то долго не несут…

Не успела я додумать мысль с гамбургерами до конца, как дверь открылась и дюжий санитар (без бейсбольной биты) поставил перед нами на стол два подноса. Набор на них был одинаковый: тарелка с гамбургером, горсткой жареной картошки и пятнышком кетчупа. Плюс прозрачный стакан с колой, в которой плескались кубики льда.

Есть вещи, которые и за пятнадцать лет ни черта не меняются.

Не обед, а мечта ребенка, особенно если его родители (как, например, мои) зациклены на идее здорового питания.

Ну, по ощущениям, блюсти линию мне сейчас совершенно не требовалось, и я могла поглотить это все без вреда для фигуры.