– Мам, – Роуз села на кровати, обхватив руками колени. – Знаешь, как я хотела бы выйти замуж? Чтобы мои волосы были распущены и стелились волной по спине, заменяя прозрачную кисею, а на голове, вместо тяжелой короны, красовался венок из ромашек…
– Простых ромашек? Откуда такая фантазия?
Роуз не ответила, прикусив язычок. Ни к чему матери знать, что она с Евой – дочерью Сары и Бертрана – тайно бегала к предсказателю Рейвену, который показал ей в магическом зеркале, какой она будет невестой: простоволосой, босой, в легком белом платье и с венком из полевых цветов на голове.
А теперь получается, что магические зеркала врут. На ее голове высокая башня из переплетенных локонов, золотой венец с драгоценными каменьями вместо ромашек, а платье из–за обилия шелка и бархата, весит столько, что в нем Роуз сможет двигаться со скоростью той улитки, за которой она как–то наблюдала во дворцовом саду.
Ни к чему матери знать и о том, что беспокоит юную принцессу больше всего: станет ли она счастлива с Руффом? Он вроде бы и добр с ней, и нравится ей так, что сердце щемит, но уж слишком часто в последнее время в его глазах разгорается гнев.
Роуз списывала вспышки злой обиды Руффа на его нетерпеливое желание обладать ею так, как мужчина обладает женщиной. Принцессу уязвляло, что в их долгих беседах иногда прорывалось пренебрежение жениха к противоположному полу, он считал женщин существами глупыми и предназначенными лишь для плотских утех. Они не раз ссорились из–за того, что Роуз берегла девственность, хотя договору об их браке было более двух лет…
– Все равно ты станешь моей, к чему такое упрямство? Ты же позволяешь себя целовать?
Роуз позволяла не только целовать. Под настойчивым напором Руффа она однажды позволила себя раздеть. Стыдясь наготы, цепляясь за остатки одежды, краснея чуть ли не всем телом, она терялась в словах, стараясь объяснить, почему ей важно прийти к свадебной ночи непорочной. Роуз пыталась увернуться от более откровенных ласк, впервые видя нагого мужчину, и страшась того, что может произойти, если они потеряют голову от его поцелуев.
Как рассказать маме, что встреча с будущей свекровью Эстер Бреужской закончилась обещанием Роуз выполнить условие первой брачной ночи. Правящей чете важно убедиться в непорочности невесты. Королева намекнула, что брат Роуз, принц Генрих, родился слишком быстро после свадьбы родителей, и она не хотела бы слышать, как моют кости ее сыну и невестке во всех пяти королевствах.
– Я надеюсь, что ты устоишь под давлением моего любвеобильного чада? Я говорю с тобой, надеясь на женское благоразумие в таких щекотливых вопросах.
Ее твердое «нет» в постели вызвало такую ярость жениха, что Роуз решила: их помолвке конец. Руфф выскочил из комнаты, едва одевшись, а она корила себя, что не подобрала правильные слова и допустила начало любовной игры. Со страхом она ожидала посла Бреужа со страшной вестью о разрыве, а потом долго плакала на плече Руффа, когда после недельного молчания он появился в ее комнате с цветами и извинениями.
Нежные поцелуи, осушившие слезы, закончились примирением, но все равно Руфф не мог сладить со своей натурой и умудрился распустить корсет Роуз и залезть руками туда, где учащенно билось ее сердце.
– Я только поцелую, – шептал он, играя языком с соском груди Роуз, вызывая в ней желание и стыд. Каких сил стоило одернуть юбку, оказавшуюся задранной почти до талии!
– Нет, Руфф, нет!
Сегодняшняя брачная ночь позволит устранить преграды, и Роуз надеялась, что у них с Руффом не останется повода для ссор.
– Пора, девочка моя, – Свон встала с постели. – Слышишь музыку? Жених прибыл.
– Мама, осталось надеть лишь платье. Позволь мне собраться с мыслями и побыть немного одной?
Свон поцеловала Роуз в висок, но нечаянно поранила щеку об острый край свадебного венца дочери. Капля крови рубином засверкала на золоте короны.
Оставшись одна, принцесса подошла к зеркалу и прижалась к холодной поверхности лбом, чиркнув тяжелой короной по посеребренному стеклу. Сеть трещин моментально расползалась, исказив и раздробив отражение.
– Не к добру бьется зеркало, – успела подумать Роуз, прежде чем потеряла сознание.
Оседая на пол, она не видела, что из разверзшейся стены из клубящегося мрака вышел мужчина, пересек в несколько шагов комнату и подхватил Роуз на руки. Бережно уложив ее на постель, он вернулся к двери и повернул в замке тяжелый ключ, отрезая невесту от служанок и фрейлин, вслух считающих до тысячи, как велели им Ее Высочество – мать принцессы Роуз, чтобы, наконец, одеть невесту и вывести ее к жениху, ждущему в тронной зале.
Мужчина, склонившись над кроватью, жадно рассматривал побледневшую Роуз, провел кончиками пальцев по ее лицу, закончив движение на накрашенных розовым блеском губах.
– Прости, малявка.
На пол полетело разорванное нижнее белье чужой невесты, не чувствующей, как мужчина совершает с ней то, в чем она так долго отказывала Руффу.
Когда фрейлины королевы попытались открыть дверь, она не поддалась. Прибывшая королевская чета не смогла уговорить дочь впустить их. Сколько Свон не увещевала свою малышку, та отмалчивалась.
Плотник, взломавший замок, пропустил вперед рассерженного Эдуарда. Плач Свон и шепот фрейлин подтвердили страшное подозрение: Роуз сбежала.
Прибывший по велению наследника королевский сыщик Штрау определил, что принцесса могла покинуть комнату только через главную дверь. Решетки на окнах оказались целыми, какой–либо потайной ход из комнаты не обнаружен. Штрау шепнул Его Высочеству, чтобы тот велел дворцовому люду покинуть комнату принцессы, дабы не затоптали возможные следы.
Разбитое зеркало навело на мысль, что принцесса не покинула комнату добровольно и сопротивлялась похитителю. В том, что произошло преступление, не оставалось никакого сомнения, когда нашли капли крови, ярко окрашивающие смятые простыни.
Свон едва не потеряла сознание, заметив на полу с другой стороны кровати разорванное белье, сшитое специально для первой брачной ночи дочери. Мать поняла, что с ее девочкой случилась страшная беда, которую нужно скрыть от посторонних глаз. Она незаметно подняла с пола клочки кружева и спрятала руки в складках платья.
Всем, кто заметил кровь на постели и начал активно строить предположения, быстро разъяснили ее происхождение царапиной на щеке Свон: окровавленный золотой венец – причина ранения, валялся у зеркала. Многие поверили, а те, кто усомнился, предпочел молчать, зная, что за длинный язык палач может укоротить шею.
Руфф и его родители, так и не дождавшись выхода невесты, начали беспокоиться. Вскоре пришло известие, что принцесса сильно занемогла, и свадьбу придется отложить на неопределенный срок. Болезнь оказалась настолько заразной, что к Роуз никого не пускали, даже Руффа, порывающегося успокоить принцессу и заверить ее, что его намерения жениться на ней незыблемы.
Так Эдуард хотел выиграть время, чтобы разобраться, как и куда могла исчезнуть его любимая дочь.
Роуз пришла в себя от того, что ее насильно поили. Горькая жидкость обжигала горло, лишала возможности дышать, лилась по шее. Кубок, прижатый к ее губам, грозил сломать зубы, а рука, державшая ее за затылок, не позволяла увернуться и перестать глотать дурно пахнущее варево.
– Давай, давай, малявка, – шептал мужчина, лица которого она не могла разглядеть из–за слез, обильно льющихся из глаз, и слабого источника света. – Ты ведь не хочешь забеременеть?
Убедившись, что в кубке не осталось ни капли, Роуз отпустили. Скрип двери, поворот ключа, удаляющиеся шаги и наступившая давящая тишина.
«Я хотела тишины», – подумала принцесса, еще не понимая, как она оказалась в темной комнате. Вместе с закрывшейся дверью исчез и тот малый отблеск света, что мог помочь оглядеться.
Не вставая, Роуз пошарила рукой вдоль тела. Грубые на ощупь простыни позволили определить, что она находится не в своей опочивальне.
Где же она?
Страх острым жалом кольнул в сердце.
Силясь вспомнить, что предшествовало горькому напитку, Роуз с трудом восстанавливала цепь событий: как и в комнате, в ее голове властвовала темнота. Перед глазами сохранилась лишь последняя картинка: множащиеся трещины на любимом зеркале, а за спиной, на стене – быстро расползающееся черное пятно, отражение которого она успела уловить перед тем, как к горлу подступила тошнота, и ноги отказались держать тело.
Тело? Роуз застонала от ужаса – сейчас тело ее не слушалось, она могла шевелить только руками. Ни сесть, ни перевернуться. Стало страшно, что мерзкая жидкость, которой её только что поили, может быть отвергнута желудком, а Роуз даже не в состоянии повернуть голову, чтобы не захлебнуться.
Подавив нарастающую панику, принцесса постаралась сосредоточиться на том, что ей доступно, а именно, изучить себя.
Деревянные пальцы прошлись по мокрому от слез лицу. Лизнула губы. Кроме горечи почувствовала вкус помады и небольшую припухлость на нижней губе. Просунула пальцы в спутанные волосы: венца нет, «башня» из локонов хоть растрепалась, но оставалась на месте.
Медленное движение руки вниз. Роуз затаила дыхание, боясь обнаружить, что ее раздели. Нащупав тонкую ткань, девушка вздохнула с облегчением. На ней надета ее нижняя рубашка: вот ряд атласных лент по вырезу, под пальцами распускаются вышитые бутоны. Принцесса припомнила, что не успела залезть в корсет и верхнее платье, поэтому не удивилась почти открытой груди.
Спустив ладонь вниз, к животу, Роуз попыталась разобрать, цела ли ткань.
Затуманенное сознание подсказывало, что с ней произошло что–то нехорошее, откуда–то девушка знала, что ее одежда пострадала, но руки не подтверждали ее страхи.
Почти успокоившись, что никаких разрезов и рваных краев на рубашке не оказалось, и нет видимых повреждений на теле, не считая странной обездвиженности, Роуз вдруг вспомнила слова мужчины:
«Ты ведь не хочешь забеременеть?»
Стон вырвался из ее горла. Какая беременность? Откуда?
Пальцы принялись лихорадочно поднимать подол, но принцесса вовремя себя остановила. Дотянуться до внутренней стороны бедер не позволит скованное тело, а лежать с задранной юбкой в незнакомом месте опасно.
ГЛАВА 2
Опять полились слезы, и заложило нос. Роуз старалась часто дышать через рот, но накативший страх умереть от удушья не проходил. Мысли подогревали панику.
Кто тот мужчина, что поил ее горьким отваром? Что он сделал с ней? Почему она мало что помнит? Как он вынес ее из дворца, где собрались тысячи гостей?
Роуз закрыла глаза. От этого ничего не изменилось, но видеть темноту и сознательно отгородиться от нее – разные вещи. Постепенно девушка успокоилась и вернулась к тому моменту, когда по зеркалу в ее опочивальне пошли трещины.
Еще и еще раз она прокручивала цветную картинку. Последнее воспоминание – ключ ко всему.
Она видела себя в белой, просвечивающей на солнце, рубашке, руку, прижатую к прохладному серебру зеркала. Мысленно она проследила, как одна из трещин, множась, доползла до ее пальца.
Стоп!
Что за черное пятно расплылось на противоположной стене? Слабым отголоском в памяти мелькнуло, что однажды она видела похожую клубящуюся тьму. Стены в ее комнате обшиты восточным шелком с нарисованными по зеленому полю белыми розами, а то пятно, о котором она только что вспомнила, расходилось по каменной кладке.
Открытие заставило Роуз вскрикнуть: она видела такое пятно в Башне Молчания во дворце старой королевы Беатрис Шестой! В день, когда шагнул в клубящуюся тьму и исчез ее друг детства!
Роуз заплакала в голос. Сомнений не было, она знала, кто её похитил.
Только граф Пигеон называл ее малявкой!
– Петрик! – всхлипнула она и ударила кулаком по кровати.
Рядом раздался спокойный голос:
– Я просил не называть меня Петриком.
Принцесса открыла глаза и различила фигуру мужчины, стоявшего над ней. Его силуэт освещал слабый свет, падающий из открытой двери. Занятая своими мыслями, она не заметила, как похититель вернулся.
Петр, между тем, тронул висящую над изголовьем кровати лампу, и магический кристалл озарил достаточно просторную комнату. Но Роуз не стала ее рассматривать, ее взгляд впился в лицо взрослого мужчины, каким стал ее Петрик.
Она узнавала его и не узнавала одновременно. Трудно судить о росте, лежа на кровати, но он показался ей очень высоким и с невероятным размахом плеч. Петр темной глыбой нависал над ней. И эта глыба грозилась обрушиться и погрести ее под собой. Так, наверное, себя чувствуют путники в горной пещере, когда ее свод вот–вот упадет на них. Роуз даже услышала треск камней, но откуда ему взяться? Игра затуманенного воображения.
Она вглядывалась в его лицо, стараясь найти знакомые черты. Где юношеская округлость лица, где озорной блеск глаз?
Глубокие складки, пролегшие по щекам, и жесткий контур решительного лица делали его гораздо взрослее. Сколько сейчас графу? Двадцать один? Игра тени и света или непростые годы жизни на чужбине так сильно изменили его внешность?
Чтобы избавиться от страха, от тревожного чувства неопределенности, Роуз заговорила:
– Где я?
– В Тонг–Зитте. Что, малявка, не можешь вспомнить, что это за страна? – рот Петра скривился в усмешке, а глаза остались холодными.
Роуз слышала о загадочной стране, откуда исходила угроза начала новой войны. Отец не раз упоминал Тонг–Зитт с горечью в голосе – оттуда не вернулся ни один королевский шпион. Пытались проникнуть в недружелюбную страну и по морю, и по суше через торговые пути Форша, обрывающиеся у стен лабиринта, и по воздуху на драконах, но ни людей, ни драконов больше никто не видел.
Территории соседних государств, пострадавшие от набегов тонг–зитцев, сжигающих селения и угоняющих здоровые население в рабство, неуклонно ширились. Роуз видела карту в кабинете деда, на которой красными флажками отмечались павшие селения, и она невольно сравнила картину захвата с болезненной опухолью, растущей и съедающей здоровое прежде тело.
Главам «Союза пяти» важно было остановить хищное государство, активно увеличивающее свои владения на восток и север. С запада его ограничивало Огненное море, а на юге простирались безжизненные пески, поэтому правители Тонг–Зитт нацелились на Вольные земли. После них падение угрожало торговому городу Форш, Сулейху, где наместником правил Роки Блэк и острову Пигеон, принадлежащему королевству Эрия.
С границ «Союза пяти» поступали сведения об увеличивающемся потоке беженцев. Люди рассказывали о непобедимых воинах, появляющихся на красной заре и уходящих в багровый закат, и не оставляющих после себя ни единой живой души. Что было правдой в рассказах, бегущих от смерти людей, а что ложью, выяснить королевским дознавателям никак не удавалось. Боевые отряды «Пятерки» находили пепелища с обгоревшими трупами и обезумевшую от страха скотину, неизвестно как сумевшую выжить в огненном смерче.
– Страна–лабиринт?
В памяти Роуз всплыло, что Тонг–Зитт надежно защищала растущая вширь стена лабиринта, служащая ему границей. Запутанные ходы не пропускали через себя ни пешего, ни конного. И не выпускали назад.
– Смотри–ка. Я всегда знал, что ты заучка.
– Зачем я здесь? – Роуз пропустила едкое замечание.
– Сам не знаю, – Петр в задумчивости стучал пальцем по своим губам, рассматривая лежащую девушку. Его взгляд скользнул по ее лицу, спустился вниз, задержался на вырезе рубашки. Роуз покраснела, вспомнив, что ткань тонкая и через нее просвечивают соски.
– Наверное, пожалел, – Петр, словно не замечая смущения принцессы, быстро скрестившей на груди руки, продолжал ее рассматривать. – Скоро к тебе вернется подвижность. Советую в дверь не стучать и не кричать. Я вернусь, как только смогу.
Странный ответ графа, что он ее пожалел, требовал уточнения, но сейчас Роуз волновало другое.
– Кто ты, Петр? – спросила она, не понимая, чего ожидать от того, кто прежде был ей другом, и кого оплакивала столько лет, считая погибшим.
– Я – бахриман, – его откровенный взгляд достиг низа живота. На лице Петра появилась знакомая с детства полуулыбка, от которой когда–то замирало ее сердце. Почувствовав неладное, Роуз поспешила переместить одну руку вниз.
О, Боже!
Как она могла не заметить, что на ней нет белья, сшитого для первой брачной ночи?
Петр с интересом наблюдал, как к его пленнице приходит понимание, кто снял с нее белье.
Когда речь к ней вернулась, Роуз крикнула в спину удаляющегося мужчины:
– Что ты сделал со мной?
Не оборачиваясь, он произнес:
– Провел дорогой бахриманов.
Как и предупреждал Петр, вскоре Роуз смогла двигаться. Тело плохо слушалось, кружилась голова, и принцесса не рискнула встать. Усевшись, она облокотилась на спинку кровати, подложив под спину подушку, и принялась рассматривать висящий на противоположной стене ковер. На него она обратила внимание сразу, как только бывший друг закрыл за собой дверь.
Сначала Роуз показалось, что на ворсистой ткани повторяется геометрический узор, но присмотревшись, обнаружила, что перед ней тщательно вытканный лабиринт, в центре которого стоит красивый замок. Вокруг замка раскинулось пространство, свободное от строений, но украшенное полями, озерами, лесами, обозначенными на полотне соответствующими цветами: желтым, голубым, зеленым. Все великолепие центральной части окружал массив густо–зеленого цвета – сам лабиринт. Его концентрические круги сходились и расходились, плавные линии завивались и обрывались, дорожки то сплетались, то убегали в разные стороны путаной лентой.
Загадочный лабиринт немного отвлек Роуз от размышлений о своей судьбе и бесконечного поиска ответов на вопросы, которые не давали покоя. Зачем Петр похитил ее? Как он попал в Тонг–Зитт? Почему не вернулся в Эрию? Что он сотворил с ней, чтобы пронести через портал?
Как ни странно, но больше всего Роуз боялась получить ответ на последний вопрос.
Шесть лет назад, когда пропал крестник ее родителей, воспитываемый ими с младенчества и считающийся таким же родным, как и Генрих с Роуз, принцесса задалась целью узнать о бахриманах если не всё, то, как можно больше.
Открывшаяся история жрецов поразила и возмутила своей женоненавистнической направленностью, хищным отношением к матерям их детей, нещадному истреблению рожденных дочерей. Отец – Эдуард Эрийский в ее глазах стал истинным героем, поднявшим королевства на войну с бахриманами и уничтожившим государство колдунов.
