Борис Конофальский "З.П.И.С.П.Ю.Ш. Фантасмагория Часть 2"

Юноша кивает и продолжает:

– Откуда взялся вдруг, никто не знает, дом на болоте, сам же очень скромен, с соседями не знается почти. Не местный, но откуда взялся, где жил до этого и занимался чем, вам вряд ли кто-нибудь возьмётся рассказать. А власти вместе с ним хранят его секреты…

Тут Фриц Моисеевич глядит на доносчика очень и очень нехорошим взглядом и говорит ему весьма недружелюбно:

– Ты, Лютик, доболтаешься. – Он ещё и пальцем ему грозит. –

Доболтаешься, тебе говорю…

– А чего? – Искренне удивляется Левитан. – А что такое-то?

– Вот когда-нибудь вырвут тебе твой поганый язык, причём вырвут вместе с гортанью и пищеводом. – Продолжает хозяин дома.

– Да за что, Фриц? Ну, объясни! – Продолжает удивляться доносчик.

Но Фриц ничего ему объяснять не собирается, а снова берётся за

бутылку и наливает себе, а налив, поднимает глаза на своего собутыльника:

– Тебе налить?

– М-м, – с уважением мычит Моргенштерн. И добавляет, качая головой и изображая удивление. – Стальная воля в действии. Ну-ну… – После он выпивает свою водку и снова обращается к юноше.

– В общем, этот шлимазл наболтал вам про меня всякого, и что-то приплёл про тетради?

– Да, и признаться, так их расписал, что пробудил во мне к знакомству интерес, с тетрадями и с их владельцем также.

– Значит интерес пробудил? – С сомнением говорит Моргенштерн. И юноша начинает думать, что вот сейчас этот очень непростой человек и начнёт какой-то ловкий торг, или потребует каких-то обещаний, гарантий, или что-то в этом роде, и хозяин дома, внимательно глядя на шиноби, говорит:

– По возрасту вашему, понятно, что университетов вы не кончали?

Свиньин мог, конечно, рассказать ему, что любой шиноби за десять лет своего обучений знакомится с десятками самых разнообразных дисциплин, это, не считая дисциплин боевых и нескольких физических практик. Причём соискатель звания знакомится с дисциплинами на вполне себе академическом уровне. Но хвастовство юный шиноби, считал недостойными своего

Звания, поэтому лишь сказал:

– Мне не представилась подобная возможность.

– Хотя там и с университетским образованием не понять. – Начал

объяснять Фриц Моисеевич. – Там, в тетрадях этих, гуманитарным губошлёпам не разобраться, там… Понимаете, я и сам учёный, я экономист-кабалист, а там нужен биохимик-технолог, чтобы понять. Настоящий. Ну, не теоретик, конечно, а инженер-прикладник, чтобы без дураков.

Шиноби кивал ему при этом: понимаю, понимаю… Но молодому человеку казалось, что его первое предположение о торге было правильным. Кажется сейчас поведение Фрица Моисеевича становилась похоже… На отговорки, или на уклонение от реального разговора. Дескать да какой смысл, интерес у тебя, конечно, пробудился, но ты всё равно в них ничего не разберёшь…

В общем, дело как раз подошло к тому моменту, который и определял суть всего этого визита, и суть была такова: есть тетради – так показывайте, нет тетрадей или не хотите их показать – тогда, как принято в вашем доме, «оуф фидерзейн майне шёне кёнигин». И шиноби тогда говорит Моргенштерну ласково, вкладывая в слова всё своё юное обаяние:

– Ваш дом комфортен, общество приятно. Сидеть бы тут, в уютной

обстановке, на Гиммлера прекрасного глазеть, вести беседы… Вдыхать змеи варёной аромат, я мог бы целый день… И даже целый вечер. Но злоупотреблять гостеприимством, пожалуй, наивысшая бестактность, и посему, я должен возвратиться к причине, что сюда нас привела… А именно к загадочным тетрадям. – Тут шиноби заискивающе улыбнулся Фрицу Моисеевичу и продолжал вкрадчиво. – И попросить вас, мой радушный друг…Коль сыщется подобная возможность, на них взглянуть, хотя бы мимолётно. Моргенштерн после подобной подачи пожелания, после приятной интонации гостя, был немного… Озадачен. Он несколько секунд сидел, смотрел на молодого человека и хлопал глазами, а потом вдруг и говорит, пожимая плечами:

– Ну-у, а что… Ладно. Покажу. – Но кажется он всё ещё думает, и вставать со стула не торопится.

Но юноша не спешил радоваться, тетрадей он ещё не видел, и

продолжая улыбаться, добавляет:

– Спасибо вам, радушный наш хозяин, я буду вам премного благодарен.

И уже только после этого, отказаться или как-то оттягивать дело Моргенштерну было неудобно. И он поднимается со стула. Но прежде, чем уйти, зачем-то берёт со стола бутылку водки со словами…

– А то это членистоногое непременно приложится, – он кивает на Левитана. Потом стуча своими деревянными башмаками, хозяин дома подходит к печи, снимает с огня кастрюлю с варевом, а потом, под удивлённым взглядом молодого человека, наливает в стоящее на полу блюдце из бутылки… Водки. Наливает, не жалея напитка, наполняет посуду почти до краёв.

«Такое даже и представить трудно, неужто в этом доме пьющий

кот?»

После чего, неожиданно и весело подмигнув юноше, Моргенштерн пошёл к одной из дверей, так и не поставив бутылки с водкой на стол. Он достал из карманов шорт связку ключей, отпер дверь, ведущую в тёмную комнату, и заверил остававшихся за столом гостей:

– Я скоро.

И закрыл дверь за собой. Закрыл на ключ, чтобы «кто-то» не вздумал заскочить за ним следом:

– Ну, – назидательно и зло говорит Левитан. – Теперь-то вы поняли какая это вонючая тварь!?

– Ну, человек он, в общем, не обычный. – Мягко соглашается с ним молодой человек.

– Не обычный, – продолжает доносчик всё так же зло. – Вот говорил же вам, говорил… Ну полосните вы его своим ножом… По ляжкам его, по ляжкам… Нож ведь у вас острый? – Сам же Левитан при этом встаёт из-за стола и идёт к плите… Свиньин следит за ним и у юноши округляются глаза, так как доносчик вдруг… Становится перед блюдцем на колени, и даже, как иной раз говорят, на четыре точки, и начинает с естественным для такого процесса шумно высасывать из посуды водку. Он делает таким образом глоток и останавливается, чтобы перевести дух, при том заявляет:

– Ах, как я ненавижу этого подонка. Бен зона! Вот зря вы его не хотите ножом полоснуть, видите, что он вытворяет? У меня от обиды сердце, – но стучит себя ладонью по груди. – рвётся, ах как этот садист меня притесняет!

После этих горячих слов доносчик снова наклоняется к блюдцу и начинает с шумом тянуть из него водку. Опешив, поначалу, молодой человек тут уже как-то приходит в себя и рекомендует своему спутнику:

– Вам будет легче, полагаю, когда посуду в руки вы возьмете.

Тут Левитан отрывается от блюдца, нехорошим взглядом смотрит

на шиноби и выдохнув водочный дух, отвечает ему с обидой:

– Умный вы, да? Умный? Идите – попробуйте возьмите посуду в руки!

Или я бы сам до этого не догадался? – И после он почти выкрикивает. – Этот подонок, азазелев потрох, блюдце-то, приклеил. Я как-то попытался предыдущее оторвать, так оно лопнуло и всё вытекло на пол! Думаете с пола пить удобнее будет? – Левитан снова наклоняется над посудой, но шиноби успевает расслышать негромкое:

– Сидит, умная Маша, советы даёт!

Больше Свиньин советов доносчику на эту тему не давал. А

Левитан, поднялся, наконец, с колен, и вернулся на свой стул, был он подавлен и тих. И в комнате, между знакомыми, повисла некоторая неловкость. Но тут, наконец, дверь в комнату открылась и на пороге появился хозяин дома. Он по-прежнему был с бутылкой, но ещё и с кипой толстых тетрадей. Заперев дверь на ключ, Фридрих Моисеевич взглянул, первым делом, на доносчика и что-то нужное подметив в нём, широко улыбнулся. А затем, подойдя к блюдцу и заглянув в него, прокомментировал удовлетворённо:

– О, швайне очень либен шнапс! И шнапс, как и всегда, побеждает глупых швайне!

Шиноби покосился на своего спутника, думая, как тот отреагирует на подобную колкость, но доносчик сидел на удивление спокойно, его лицо выражало оскорблённое благородство, а гордый взгляд был устремлён в район кастрюли с варёной змеёй.

А Моргенштерн тем временем вернулся за стол, сел и выложил перед молодым человеком тетради. Три толстых тетради, по виду которых можно было сказать следующее: они длительное время

использовались кем-то.

– Прошу вас, посланник. – Произнёс хозяин дома сопроводив свои слова широким жестом. – Ознакомьтесь.

Свиньина не нужно было уговаривать, он хоть и расслышал едва различимые нотки ехидства в голосе Фридриха Моисеевича, дескать: ну-ну, читай, а мы посмотрим, неуч, что ты там сможешь вычитать, взял первую же тетрадь, раскрыл её и сразу прочёл:

«После отделения сырья от посторонних фракций, необходимо экстрактировать полученный материал до коэффициента 0.7, отделив от вещества излишнюю влагу. Для того нам необходима уже упоминавшаяся ранее центрифуга Т-9. Соотношения указаны в таблице номер сорок один».

После этого начиналась таблица, а потом шёл технологический эскиз на весь оставшийся лист. В той таблице указывались количества вещества в граммах, и время работы центрифуги «на оборотах «единица».

Он пропустил таблицу и стал листать тетрадь дальше. Но и там он не встретил ничего такого, что хоть как-то прояснило бы ему о чём тут вообще идёт речь. И тогда он взял следующую тетрадь, стал листать её. Иногда останавливаясь, чтобы что- то прочитать. Левитан сидел с ним рядом, заглядывал через руку, и даже пытался что-то читать из написанного, пыжился, хмурил брови. Но, судя по всему, как и юноша мало что понимал в этом умном тексте с диаграммами и таблицами. А вот Моргенштерн смотря на них обоих улыбался. Он-то прекрасно видел, что ничего из прочитанного визитёры понять не в состоянии. А шиноби не обращая внимания ни на одного, ни на другого, долистал тетрадь до конца. Загадочные диаграммы, формулы, сдобренные пояснительными кусками текста, ничего, за что мог «зацепится»

глаз. И кивнул хозяину дома с благодарностью.

В принципе третью тетрадь… Можно было и не смотреть, но молодой человек, уж если что-то начинал делать, на средине или на трети останавливаться не привык, и он всё-таки взял в руки и её. И тут же понял, что теперь у него в руках была последняя тетрадь из трёх, потому что в конце её сохранилось несколько чистых, хотя и пожелтевших листов. А последний абзац был таков: «Полученный продукт хранить в прохладном, темном месте без доступа кислорода (в герметичной посуде). Применять не более, чем через двадцать четыре часа после изготовления».

Глава 10

Моргенштерн продолжал смотреть на него с той же победной миной: ну, я же говорил тебе, дурачок, а ты не верил. Но это ничуть не трогало юношу. Теперь он понимал, что рассказы про тетради не враньё и не попытка его заманить в какое-то хитрое предприятие. Тетради были подлинным руководством для какого-то производства. А написаны от руки… Скорее всего потому, что кто-то умный решил скопировать важный техпроцесс, не делая из этого огласки. Писал всё это, возможно, по памяти и втихаря. Но у юноши, после ознакомления, сразу появились вопросы к обладателю тетрадей, и он произнёс:

– А не могли бы вы, мой друг гостеприимный, поведать мне откуда эта мудрость? Иль чья рука всё это записала?

И тут, как-то даже неожиданно, весёлое и снисходительное благодушие хозяина дома в одну секунду испарилось, его взгляд стал серьёзен, а потом он и ответил:

– Я не знаю, кто всё это записал, а тетради я нашёл.

Причём он не стал уточнять, где и при каких обстоятельствах это произошло. И поняв всю серьёзность Моргенштерна, юноша не стал задавать следующих вопросов. И сказал с вежливой улыбкой.

– Ну что ж, я видел то, зачем сюда явился, теперь мне нужно время всё обдумать.

– А чего там обдумывать? – без всякого энтузиазма заявляет Фридрих Моисеевич. – Тут, думай не думай, а если у вас нет хорошего специалиста, так и думать особо не о чем. Пока кто-то не растолкует про что это всё, – он стучит пальцем по тетрадям, – ни о чем можно и не думать. А нормальных учёных в Кобринском нет, это факт. Вернее, они есть, но все они сидят на цепях в подвалах у мамы, и вряд ли кто-то из них увидит дневной свет, когда-нибудь.

– А может быть, тетради эти, удастся показать в других местах, – предложил Свиньин. В общем-то он был согласен с хозяином дома. Но искал какой-то выход. – Уверен я, что в городах больших, специалиста отыскать возможно. Вы думали когда-нибудь об этом?

– Думал, – заявляете Фридрих Моисеевич. И повторяет, чуть сдвинув шляпу на затылок и почёсывая лоб. – Думал. А ещё я думал, что если тетради эти окажутся тем… Ну… Имеют ту ценность на которою я рассчитываю, то в том большом городе, куда я сними приеду… Я просто исчезну.

Теперь шиноби молчит. А что тут можно сказать? В словах Моргенштерна безусловно есть смысл, есть понимание ситуации. Одинокий человек, не являющийся членом какого-либо сплочённого городского коллектива, и при этом обременённый значимыми ценностями, в городе долго не продержится. Скорее всего он исчезнет раз и навсегда в районе какого-нибудь распределителя городской клоаки. И можно, конечно, сказать Моргенштерну: да не нужно волноваться, я обеспечу вам безопасность. Всё будет хорошо, и вы получите кучу денег, если согласитесь прихватить тетради и поехать со мной. Вот только Моргенштерн скорее всего понимал, что именно эти фразы про гарантии, про полную безопасность и главное про скорое богатство слышали те самые люди, чьими телами потом забиваются стоки городской канализации. А тут, в Кобринском, под крылышком у службы безопасности мамаши Эндельман, за крепкой дверь и не менее крепкими ставнями, этот странный человек мог чувствовать себя в относительной безопасности.

– Возможно правы вы, – соглашается юноша и встаёт. – Теперь же мне пора. Пойду, но за посольскими делами, я о тетрадях забывать не буду. – Свиньин поклонился и надел свою шляпу.

– Ну-ну, – напутствовал его Моргенштерн. – Думайте, думайте, может придумаете что-нибудь. – И увидав, что и Левитан встаёт со своего места, он говорит ему. – А ты, парнокопытное, что, тоже что ли уходишь?

– А что мне тут делать? – Пробурчал доносчик. Но как-то без особой уверенности в голосе.

И тогда Моргенштерн взял со стола бутылку водки за горлышко и потряс её, явно показывая собеседнику: ну, гляди. Видишь, что у меня есть? Видишь? И в ёмкости от этой тряски жидкость начала весело плескаться, чем сильно смутила и без того не очень-то решительного доносчика. А к этому хозяин дома ещё и бросил в виде последнего козыря:

– И змея у меня уже сварилась.

И тогда Левитан произнёс твёрдо:

– Имей ввиду, из блюдца я больше лакать не буду, я тебе не кот

какой-нибудь облезлый.

– Не будешь, не будешь, – сразу согласился Моргенштерн, но улыбался он при этом весьма зловеще и добавлял. – Какой-же ты кот, ты совсем не кот. Вообще не кот и не облезлый даже.

После этого, доносчик глядит на юношу и сообщает ему:

– Я, наверное, тут останусь, видите, друг просит посидеть, поговорить хочет. А я его в одиночестве оставить не могу.

– Да, он останется, этому стафилококку нужно набраться новых,

острых ощущений, – поддержал Левитана хозяин дома, – а то у нас

на новый, на восьмой донос всё никак вдохновения не набирается.

И шиноби оглядывает их обоих и кивает:

– Как интересно, я давненько не встречал, таких, воистину, высоких отношений.

***

Дождя на улице не было, закончился на какое-то время, а вот шпик никуда не делся. Бродил, одинокий, по берегу болота и делал вид, что наслаждается местными отвратными пейзажами. А шиноби пошёл обратно, но теперь он шёл другой дорогой, так как хотел изучить и этот район города. И заодно найти где-то в центре улицу Скользких лещей. А ещё и поесть. Ужинать в поместье в столовой для купцов, он не хотел – больно дорого.

И всё задуманное молодой человек осуществил ещё до того, как на Кобринское стал опускаться вечер. Он, сначала, нашёл улицу, где находился клуб «Весёлый ногодрыг». И сразу узнал это здание. Большое. Двери кривые. Перед входом газовый фонарь. Так что ему даже не нужно было читать вывеску. Конечно, юноше хотелось остановиться, и повнимательнее всё разглядеть, и может даже зайти внутрь, но человек, что устало плёлся за ним от самого болота не должен был понять, что у шиноби к этому зданию есть какой-то интерес. И посему молодой человек прошёл мимо танцевального клуба, а через две улицы, зашёл в первую попавшуюся забегаловку, чтобы поесть. И почему-то выбрал из меню именно отварную змею, которая с укропом и рыбьим жиром оказалась очень даже недурственной. А после, уже сытый и немного уставший, он двинулся к поместью, у ворот которого и «распрощался» с наружным наблюдением и пошёл к себе в домик. А там его ждала Муми, как обычно она уже принесли из столовой ужин для господина посланника. Шиноби взглянул на белые тарелки, на хороший хлеб и на солидный хвост омара под острым соусом, и ещё на всякие закуски, что были на подносе и со вздохом опустил салфетку.

– Что, опять? – Почти возмутилась его ассистентка. Она подошла к столу и подняла салфетку над подносом. – Вы даже это есть не

будете?

– Я уже сыт, – с некоторым сожалением отвечал он, конечно, с сожалением, змея и омар, разве можно сравнивать, но всё равно, он не хотел рисковать, тем более рисковать перед самыми важными днями за всю его миссию, – и, если пожелаешь, то можешь это съесть.

– Вы точно не будете? – Не верила ему Муми. Она не понимала, как можно отказываться от такого.

– Не буду, можешь есть, а как поешь, займись мои костюмом. – Он полагал, что завтра ему, должны… Вернее, не должны, но могут сообщить о решении совета раввинов, а потому хотел утром быть к этому готовым и выглядеть безукоризненно.

Но прежде, чем лечь, он поинтересовался у Муми, которая

развешивала его онучи у печки:

– А не искал ли кто меня, пока я был в отлучке?

– Оф коз, приходил какой-то мэн из управления делами, а ещё таскалась тут Лиля обдолбанная… Два раз приходила аскед эбаут ю, хотела вам новые стихи читать, да я не открыла, а она мне их через щёлочку двери начинала орать, так я ей ту сэй, чтобы шла на хауз,