– Это просто немой мальчишка… Или из трущоб, или с рынка. Работает за еду, не шумит. – Такой была его новая легенда. И, как оказалось, такие молчаливые и исполнительные слуги были тут нужны. Так что вскоре он всё же устроился слугой в лавку старого ритуальщика по имени Чхве Тансу – сварливого и полуслепого мужчины с отвратительным характером, но тонким чутьём на таланты.
– Немой? Ну и ладно. Меньше болтовни. Вот метёлка, вот ведро. И не трогай амулеты на северной стене, если не хочешь видеть то, что видят они, всю свою оставшуюся жизнь.
В ответ на такое недвусмысленное предупреждение, Андрей только молча кивнул. Он быстро научился вытирать столы с благовониями, наблюдать за резьбой защитных узоров, запоминать, как активируются маленькие печати. И в свободные минуты – затаённо впитывал в себя все то, что видел здесь, комбинируя с уже поглощённой древней техникой. Он становился невидимой тенью с новым именем – Анд Рей, как его назвал этот старик, когда парень при помощи корявых иероглифов, на которые только мог быть способен, пытался объяснить лавочнику, как его зовут.
Но даже здесь ему расслабляться не стоило. Так как одним достаточно спокойным вечером, спустя почти неделю, когда он возвращался с рынка, Андрей почувствовал покалывание в затылке. И это была не магия. А именно чей-то чужой, скорее всего именно человеческий взгляд. Хищный. Настойчивый. Слегка встряхнувшись, он спокойно свернул в боковую улицу, по-прежнему прикидываясь безразличным, но теперь замедляя шаг так, чтобы услышать чужие шаги в такт с его собственными. И вот он услышал это… Звук “второго” шага. Его преследователь буквально на мгновение промахнулся. Слишком рано опустил пятку. Кто-то точно идёт за ним.
Он развернулся резко, якобы споткнувшись о камень, и в ту же секунду плюнул кровью, что заранее зажал за щекой, испачкав лицо и рубаху.
– Ы-ы-ы-эх…! – Хрипло прохрипел он, всё также изображая немого. Из тени ближайшей стены тут же выступили двое мужчин, в серо-синих плащах, с простыми скрывающими печатями на плечах. Маги-слежки. Из расположенной поблизости школы Медного журавля.
– Ты его раньше здесь видел?
– Да. Это нищий. Слишком молод. И не реагирует. Возможно, глухонемой.
– Проклятье. Ложный след. Но он точно был где-то здесь. Недавно. Чувствую резонанс, как на портальной площади.
Андрей же всё это время, слегка угодливо согнувшись, как здесь было принято, подавленно кивал, утирая кровь с губ, при этом дрожа как от простуды, и, по их мнению, ничем не отличаясь от сотен других несчастных на улицах этого достаточно многолюдного города. Один из магов даже бросил ему пару медных монет. Потом они ушли, так и не заметив того, как его зрачки резко сузились. Буквально на миг. От сосредоточенного контроля.
Уже позднее, глубокой ночью, он снял остатки окровавленной одежды, и сжёг всё в лабораторной печи, которая имелась в этой лавке, включая ботинки, и переоделся в простую безрукавку ремесленника. Потом он долго смотрел в зеркало. Лицо в тени, глаза без отражения, дыхание ровное.
“Я жив. И ты, кость, тоже чувствуешь их? Хочешь драться? Было бы неплохо… Но… Не сейчас… Сейчас мы старательно прячемся. Пока не будет времени на изучение и понимание всего того, что я заполучил. Пока не разгадаю, как их можно победить, и при этом самому не стать тем, на кого все будут охотиться… А, учитывая то, что здесь, как и в Нижнем мире, все уважают именно силу… Значит, мне нужно стать сильнее… ”
………
Этот город засыпал поздно. Но Андрей – ещё позже. По вечерам он долго сидел на деревянном настиле под крышей лавки Чхве Тансу, глядя в тёмное небо, где меж ветвей крыши прятались тусклые звёзды. В этот час город медленно затихал. Стихал даже гул артефактных фонарей, и сама магия, казалось, перетекала вглубь камней улиц. Но именно в такие моменты он лучше всего чувствовал себя, кость внутри груди, и живую технику, что теперь словно обитала в нём.
И это было очень стойкое ощущение "живой" техники. Так как это не была обычная техника. Не формула, не комбинация печатей, не цикл маны. Это было нечто, что жило, словно спящее существо, свернувшееся клубком в глубине его духа. Оно шевелилось, когда он волновался. Вибрировало в груди, когда рядом была опасность. А сейчас… Оно словно что-то ему шептало. Что-то вроде… Ты – часть пространства. Не прячь тело. Прячь суть.
Тяжело вздохнув, он медленно закрыл глаза и начал вливаться в технику, как в реку, не создавая активной плетёнки, не воздвигая магических знаков. Он дышал, и с каждым выдохом – освобождался от собственной “духовной подписи”. Ведь он уже и сам знал о том, что каждое живое существо, особенно магически одарённое, оставляет след в духовной ткани мира. Неуловимую вибрацию, которую чувствуют звери, демоны, и особенно чувствительные бойцы. У Андрея же теперь был доступ к технике, которая позволяла не просто заглушать этот след. А именно перенаправлять его, изменяя его суть.
Именно поэтому сейчас он медленно втягивал энергию внутрь собственной ауры, словно затаивал дыхание своей души, и выдыхал… Пустоту. Кость в его груди засветилась изнутри холодным светом, и пространство рядом плавно исказилось, как воздух над раскалённым углём. Если бы кто-то в этот момент взглянул на крышу лавки с духовным зрением, то он бы увидел не человека, а пустой узел ткани реальности. Без следа души. Без силы. Без присутствия. Андрей стал дырой в восприятии. Местом, где “ничего нет”. Ни угрозы, ни сущности.
Но было нечто ещё глубже. Он чувствовал, что пространство откликается на его присутствие иначе. Оно не отторгало его, а скорее соглашалось принять. Эта техника не насиловала ткань мира, она договаривалась с ней. Он не скрывался, а переставал быть объектом, достойным внимания. Теперь даже случайный прохожий, проходя мимо, не заметил бы его, сидящего на крыше в столь неурочный час, собственным взглядом. Даже маг, если не приложил бы специально усилий, прошёл бы мимо. Он был как маленький остров в тумане. Не скрытый магией, а незаметный по природе своей тишины.
Он это понял, когда, весьма внезапно, из-за угла соседнего дома показался один из магов-слежки, что искали его ранее. Он шёл медленно, с намеренно расположенной на лбу печатью духовного зрения. Длинной серебристой лентой, что обвивала его голову, как змея, улавливающая остаточные духовные вибрации.
Заметив его, Андрей даже не пошевелился. Не напрягся. Он продолжал дышать, как дышит само окружающее его пространство. И это было невероятно тяжело. Так как сейчас ему нужно было не просто прятаться… А именно… Не быть… Не существовать… Этот маг прошёл всего лишь в нескольких метрах от него… Замедлился… потом замер на несколько мгновений… И… Прошёл мимо. Даже эта печать, специально предназначенная для того, чтобы искать таких беглецов, не заметила его. Как будто он был всего лишь пустым пятном на крыше.
Когда этот умник с поисковой печатью всё же скрылся за поворотом, Андрей медленно “отпустил” технику, и духовная тень сошла с него. Он почувствовал, как воздух вокруг “узнал” его снова, как если бы ты заново вошёл в собственное тело после долгого сна. Именно в этот момент к нему пришло осознание:
“Это… совсем другой уровень. Это – не техника. Это… жизнь. Теперь я знаю, как быть незаметным даже для тех, кто ищет ауру… Душу… А не плоть…”
Устало выдохнув, он опустил взгляд на ладони. Они слегка подрагивали. Не от страха. А от… восторга… Он только начал понимать, что за силу носит в себе эта кость, и насколько глубоко он может исчезнуть, если сам того пожелает…
………
Лавка старого ритуальщика Чхве Тансу располагалась в закоулке, где ветхие вывески скрипели на ржавых петлях, а камни мостовой давно покрылись налётом благовоний, масел и сажи. Сам Чхве Тансу, старик с цепкими колючими глазами и согнутой от возраста спиной, давно не доверял магии, что требовала крика или громких слов. Он считал, что настоящая печать – это тишина, вложенная в форму. И потому немой, потерянный мальчишка в заляпанной робе, что как-то появился у него на пороге, сразу пришёлся ко двору. Он не шумел, и был исполнителен. А главное, никогда не задавал глупых вопросов, от которых у старика сразу же начинал дёргаться правый глаз.
Утро в лавке начиналось обыденно для таких мест. С рассветом Андрей уже был на ногах. Первым делом он тщательно подметал вход, выгребая с дороги пыль и пепел благовоний, принесённые ветром. Затем – растапливал небольшую печь в задней комнате, куда мастер клал сушёные корни, раковины духовных улиток и мертвые лепестки цветов, впитывающих ауру снов.
После этого Андрей переходил к более тонкой работе. Его руки, хоть и обмотанные бинтами, с мазью от ожогов, двигались вполне уверенно. Он знал, как натирать порошок чернильного гриба, чтобы не повредить саму основу аромата. Он резал полоски бумаги для закладок печатей ровно под нужным углом, без всяких мерок – на глаз, и получалось у него это идеально. Но, как говорил этот старый лавочник, настоящая магия крылась в мелочах. В это же время сам мастер Чхве сидел за резным столом, курил жёлтые спиральные палочки, и хрипел своим гнусавым голосом, не поднимая взгляда:
– Пыль от скорлупы надо класть не на воду, а на вино. Ты же немой, а не тупой? Понял? Вино! Пусть духи пьянеют.
Андрей молча кивал, и делал всё именно так, как ему было велено. Он учился. Много. Бесконечно. Не великим техникам разрушения, нет. А тонкому прикосновению к структуре вещей. Тому, как высушенный цветок влияет на поведение печати в тумане. Какую тень отбрасывает уголь, впитавший страх. Как запах крови меняет заряд талисмана.
"Чем ближе ты к незаметному – тем ближе к настоящему!" – Звучало в его голове.
А поздно вечером, когда мастер уже дремал в своём кресле, укутавшись в старый плащ, и выпив пару – тройку чашек неплохого вина, Андрей садился за задний стол, где собирал собственные конструкции. Он старательно вплетал в обычные печати странную пространственную рябь, которая, едва заметно, удлиняла или сокращала отклик. Он добавлял в рецепты порошок кости, что успел собрать из тел погибших монстров в Нижнем мире. Он наблюдал, как сигилы дрожат, если их активировать в момент, когда пространство рядом начинает “дышать”. Иногда он чувствовал, как кость внутри его груди резонирует, как бы подтверждая – “Да, правильно. Ты идёшь глубже.”
Его роль в лавке была проста. Он был невидимым помощником, "немым" мальчиком, что приносит, убирает, режет, мешает, чистит, перемешивает, моет, подаёт. У клиентов его жалкий вид и наивная улыбка вызывали жалость и… Удобство. С ним не нужно было говорить. Но Чхве Тансу порой смотрел на него с подозрительно внимательным прищуром.
– Знаешь, мальчишка, ты двигаешься не так, как остальные немые. У тебя есть ритм. Как у хищника. Но пока ты молчишь – ты мне нравишься. Продолжай. – Постояв некоторое время, и не мигая наблюдая за его действиями, выдавал старик, снова задумываясь о чём-то своём. И Андрей молчал. Ведь здесь, среди свитков, печатей, трав, странных игл, чернильниц и маленьких кристаллов, Андрей сейчас обустроил себе, хотя и временное, но всё же хоть какое-то убежище. Он оставил часть своего сознания открытым, чтобы улавливать малейшие колебания духовных полей за пределами стен. Так как ранее он уже почувствовал то, что кто-то магическим образом пытался просканировать улицу. Но теперь он был тенью. Немым мальчишкой, пятном среди забытых улиц, и даже демоны не нашли бы его здесь. Так как он даже не особо-то и прятался. Он стал частью этого города.
……….
В очередной вечер лавка была погружена в полумрак. Запах потухших благовоний, перемешанный с ароматами трав, сухих чернил и резаной кожи, висел густым, чуть удушающим облаком. Где-то в глубине за навешанной тряпичной занавесью сопел старый Чхве Тансу – похрапывал после ужина, сидя прямо в кресле с чашей тёплого рисового вина на коленях. Над его лбом медленно крутилась муха, словно не решаясь сесть, таким образом потревожить чуткий сон этого, достаточно вредного спросонья старика. Андрей же стоял в задней комнате у старого стола, где за целый месяц работы парня в этой лавке скопилось множество обрезков, крошек трав, остатков порошков, недописанных свитков и половинок талисманов.
Сегодня он неожиданно для себя почувствовал угрозу. Не острую. Не прямую. Но едва ощутимый духовный шлейф, который скользнул по внешней стене лавки, словно чьи-то глаза, смотрящие через щели в реальности, прошлись по ней. Это был поиск. Кто-то использовал тонкий зондирующий импульс, похожий на шелестящий ветер духовного чувства. И этот кто-то искал магические, а главное – чужеродные объекты в городе. И кость – та самая, древняя, теперь слившаяся с его грудной клеткой, вдруг откликнулась на него. Она ненадолго вспыхнула тревожным холодом, словно дрогнула и готовилась защищаться. А Андрей уже и сам прекрасно знал о том, что если духовный след артефакта будет уловлен, то и его самого очень быстро распознают.
Немного подумав, он всё же сел на корточки у стены, прижав спину к прохладному камню. Закрыл глаза. Вдох. Длинный… Выдох… И с ним ушло всё поверхностное. Он опустился в технику, ту, что раньше применял, чтобы исчезнуть из зоны обнаружения печати духовного восприятия. Но сейчас ему нужно было не себя прятать, а то, что было скрыто внутри него. И это было сложнее. Ведь сейчас ему предстояло создание пространства-в-кости. Для этого он мысленно спустился внутрь артефакта. Кость… Дышала. Она была не просто силой. Она была проводником. Через неё он чувствовал структуру пространства, словно внутренние прожилки мира.
“Спрячь не себя. Спрячь место, где ты находишься, внутри себя…” – Прошептал внутренний голос. Или это была сама техника. И, прислушавшись к ней, он принялся создавать карман пространства внутри костяного отклика. Закручивал его, уплотняя духовные потоки, и втягивал туда свой духовный след. Кость словно зажала всю информацию о нём, об его ауре, свернув в себя петлёй, как бумажную ленту в замкнутом сосуде. Вокруг него магическое пространство исказилось, но не в привычной форме. Никаких всполохов. Никаких вибраций. Лишь тишина. Абсолютная, плотная, как свиток, свернутый в чьей-то груди.
И когда спустя несколько секунд второй магический зонд скользнул по городу, он прошёл прямо через лавку, так и не обнаружив ничего стоящего. Там, где должен был быть мощный отклик артефакта, или хотя бы плотной и развитой ауры сильного ядра, его встретила… Пустота… Как если бы сам артефакт был… Уже давно в другом месте. И кость в груди Андрея тихо вибрировала, словно была… довольная. Будто бы она и сама прекрасно понимала, что он наконец использовал её не как оружие, а как часть живого мира.
Спустя где-то полчаса Андрей медленно открыл глаза. Всё выглядело так же. Но он чувствовал себя по-другому. Мир не просто принял его маскировку. Он не захотел его выдавать. Как будто само пространство решило: “Этот – свой. Пусть будет тенью. Пусть наблюдает.”
Осознав то, что ему удалось сделать, он медленно улыбнулся и вытер вспотевший от его усилий лоб рукавом. Потом аккуратно поднялся и, ни словом, ни жестом не нарушив тишину, пошёл убирать пыль с полок. Так, будто ничего не случилось…
………
Город Сеонгун, в котором скрывался Андрей, был огромен, древен и сложен, словно многослойный свиток, написанный кровью, дымом и благовониями. Иногда его ещё называли Город Боевого Духа Неба. Формально – это была столица восточного княжества людей, административный и духовный центр всего ближайшего региона. Но на деле – это был город Сект и Магов. То самое место, где простые люди существовали на задворках чужой воли.
Его структура была достаточно сложной. Так как он был построен по строгой геометрической схеме, унаследованной от времён древних императорских династий.
Верхний город, или Пояс Неба, занимали великие школы, резиденции сект, и родовые резиденции богатейших и влиятельнейших семей. Там же находились тренировочные залы, библиотеки, внутренние поля испытаний и жилые покои знаменитых мастеров…
Средний город занимали торгово-ремесленные кварталы, где располагались лавки, рынки, алхимические мастерские, кузницы артефактов и ритуальные храмы.
Нижний город – это были улицы простолюдинов, где обитали именно те, кто рождён без духовной энергии, без возможности пробудить свои меридианы и ядра. Бедные, уставшие, не имеющие права даже поднимать глаза на учеников сект.
Жизнь обычного горожанина была непрестижной и подневольной. Он не учился в школах. Не носил печатей. Не владел техниками, даже простейшими для культивации… дыхания… Он мыл, таскал, ковал, шил, варил. Он служил. И… Боялся. Потому что ученик любой секты мог вполне спокойно применить какую-нибудь технику на улице, разрушив лавку или дом простого жителя. И никто не компенсирует ущерб. Также – оскорбить, ударить или убить простого человека. После чего такой одарённый индивидуум даже не попытается вспомнить его лица. Могли спокойно забрать дочь или сына на "тест духовного зарождения", и семья даже не узнает, что с ребёнком стало. Жив он, или его просто где-то убили? Изъять товары, материалы, еду… Всё "для нужд школы или секты". И никто не посмеет возразить.
И всё только потому, что с ранних лет те, в чьих жилах текла хотя бы тень духовной энергии, проходили многочисленные тесты и испытания. И если хотя бы один меридиан в его теле отзывался на поток, то такого многообещающего ребёнка забирали. И его мир менялся навсегда. С утра до ночи – тренировки. С детства – культ превосходства. Так как им весьма старательно внушали:
"Вы —будущие Бессмертные. Остальные – лишь фон! Пыль, на вашей дороге."
Это были не простые ученики. Это были воины-монахи, маги-отшельники, будущие культиваторы, которые могут пройти через Ад и стать Богами. Так рождались чудовища…Высокомерные, смертоносные, пустые – и страшные… Но это была всего лишь одна из сторон жизни в этом мире. И, надо сказать, не самая приятная…
В многочисленных лавках города алхимики торговали самыми разнообразными зельями для усиления духа и тела. В мастерских глифомастеров продавались амулеты, печати, ожерелья с защитными символами. На рынках – собранные пучки сушёных трав, корни, обугленные черепа духов, кости змей, вытопленные масла, тонкие иглы из крови закалённых руд.
Но всё это было не для обычных людей. Их в лавки пускали только прислуживать, убирать, таскать и… молча смотреть на то, к чему они сами никогда не будут способны прикоснуться. Нет… Прикоснуться они вообще-то могли… Но использовать, да ещё и с пользой… Никогда…
Дома в Верхнем городе часто были сделаны из глыб духовного гранита, укреплённого запечатанными узорами, на стенах которых плавали тонкие следы ряби магических плетений. По ночам, когда тишина окутывала город, по крышам сект скользили ленты света, в которых тренировались ученики. Иногда слышались взрывы, вопли, вспышки. Это опытные маги проводили свои дуэли или испытания. Если внизу поднимался дым или рушилась улица, стража лишь закрывала проходы и не вмешивалась. Потому что маги были над законом. Именно поэтому у жителей этого города было одно правило:
“Если ты слышишь свист, то лучше ложись на землю. Если видишь свет – прячься. Если идёт маг – уступи, и склонисб. Если зовут – не спорь.”
Они жили по ритму чужой воли. Ремесленники продавали лучшие товары ученикам сект, заранее прекрасно зная о том, что спорить с ними – будет себе дороже. Родители прятали детей, если приближались вербовщики новых послушников. Старики утирали внукам слёзы, шепча:
– Это ради будущего рода. Если он выживет – он поднимет наш дом. Если нет…
И не договаривали. Потому что знали – чаще всего, нет. И среди всего этого сейчас и находился сам Андрей. Выполняя поручения хозяина лавки, в которой нашёл приют, он ходил по городу, слегка пригнув плечи, старательно пряча глаза, в поношенной робе слуги. И никто не останавливал его. Потому что таких, как он, в этом городе было очень много. И именно это и стало его лучшей маскировкой. В этом городе Андрей был частью толпы. Но он наблюдал. Запоминал. И тихо, незаметно вплетался в ткань мира, который отверг бы его, узнай кто он есть на самом деле.
Молчаливый слуга
В лавке Чхве Тансу всегда пахло железом, пергаментом, старой пылью и сушёными змеями. Узкие оконца за решётками пропускали тусклый дневной свет, который ложился на столы, полки и ящики в виде тонких полос. Между этими полосами, в напряжённой тишине, как тень скользил Анд Рей. Он уже почти два месяца работал здесь под видом немого сироты, найденного при храме и якобы сбежавшего из приюта. Его потрёпанная одежда была заштопана кое-как, но чиста. Волосы неровно подстрижены, как можно было сделать обычным, но достаточно острым ножом. Взгляд всегда отстранённый. Он молчал, кивал, работал. И этим вызывал больше доверия, чем если бы говорил.
Старик Тансу, хозяин лавки, был довольно сварливым человеком, с жёлтыми прокуренными ногтями, длинной бородкой и постоянно морщащимся лицом. Его седые брови всегда были нахмурены, а руки – тонкими, жилистыми, с навечно застывшими чернилами под ногтями. Он делал ритуальные печати и талисманы для защиты, обереги, защитные узоры, а также вырезал небольшие каменные фигурки с вложенными в них плетениями для ритуалов или пространственных печатей. Хотя всё это и звучит достаточно сложно, но… Всё это было из низшего разряда подобных изделий.
Но его глаза… Казалось, что они никогда не моргали. И никогда не смотрели просто так. Он наблюдал. Тихо. Скрытно. Из-за горбящихся плеч, сквозь трещины в стенах, сквозь отражения в полированных пластинах нефрита. И он внимательно наблюдал за новеньким молчуном, что вдруг появился в его лавке. И, хотя этот старик и сам позвал немого мальчишку к себе в услужение, без проверок он обойтись просто не мог. И это было вполне понятно.
Сначала старик поручал Анду Рею простое. Перетереть корень цветка ганьчи… Высушить глаза лягушки-древолаза… Сложить по порядку шёлковые ленты с письменами…
Анд Рей делал это тихо, быстро, без лишних движений. Всё аккуратно. Даже слишком. Так что старик вскоре сам начал намеренно подмешивать "ошибки": перемешивал ингредиенты, менял метки на свитках, прятал нужные инструменты. Но молчун каждый раз восстанавливал порядок, будто бы по наитию. И Чхве Тансу заметил это. И записал у себя в голове:
“Или с очень тонким чутьём, или обучался раньше. Надо копнуть глубже…”
Вторая проверка была на воровство. На третью ночь, когда все живущие в лавке уже спали, старик тайком выложил мешочек с тремя духовными монетами – редкими и сильными – прямо на полку, куда часто залезал этот самый Анд Рей. Положил его так, чтобы тот точно увидел. А сам тихо спрятался в тени, ожидая появления этого парня. И Анд Рей увидел мешочек. Остановился. Постоял, словно задумавшись. А потом… Взял мешочек. Поднёс его к свече, и раскрыл… Аккуратно пересчитал монеты. В этот момент у старика уже напряглись мышцы. Но он не двинулся. А Анд Рей, не забрав ничего, прошёл к сундуку учета, отыскал специальный мешочек со знаком, и положил монеты туда, написав на листке грубым корявым почерком, который выдавал тот факт, что его кто-то обучал письму, но не очень старательно:
"Найдено за ящиками. Возврат."
После этого он пошёл мыть руки и вернулся к работе. А Тансу потом ещё долго сидел в темноте, глядя на тот листок. Он знал, как часто ученики воруют. Особенно те, кто прикидываются немыми, бедными, уличными. А этот… Разве это не странно? Чтобы тот, кто вроде бы вырос в трущобах, не забрал себе хотя бы что-то? Такого просто не бывает!
“Ни одного шага не сделал в свою пользу. Не потянул ни порошка. Не взглянул на редкие узлы. Не потрогал даже пустой свиток с моим именем. Кто ты такой, парень?..”
Третья проверка выдала его странное поведение. Так как на следующее утро Тансу сделал вид, что спит, и тайно следил, как Анд Рей открывает один из шкафов с запечатанными артефактами, над которым он работал вечером. И – с удивлением увидел, как воздух вокруг мальчишки словно искривляется. Как будто свет уходит в воронку. И как будто всё внутри этой воронки исчезает, становясь… невидимым. Лишь на мгновение. Потом всё возвращается на место. А сам "немой" спокойно вытирает пыль и ставит всё обратно.
“Никакого следа. Даже духовного шлейфа нет…”
И тогда старик понял, что этот юнец – не такой уж и простой индивидуум. Но он ничего не крадёт, не врёт, не лезет в чужое. Он просто работает. Как будто… ждёт чего-то. А значит и сам хозяин лавки подождёт…
……….
Очередное утро в лавке Чхве Тансу началось с запаха кипящей смолы, древесной пыли и тонкого аромата пергамента, только что вырезанного из воловьей кожи. Над входом скрипнул деревянный гонг, призывая духов на новое дело, а старик, как обычно, протянул Андрею старую тряпку и указал на полки. Но в этот раз – всё было иначе.
Когда основные дела были закончены, и тишина снова растеклась между ящиками и свитками, Тансу неожиданно развернулся к Андрею, опершись на стол. В его глазах не было привычной усталости, только – осторожное напряжение.
– Эй… Молчун иди-ка сюда! – Хрипло позвал он, зная, что тот не ответит. – Ты… Попробуй-ка вот это.
Он вытащил небольшую дощечку из корня старого кайсин-дерева, покрытую с одной стороны тонким слоем золы. Рядом положил узелок с ритуальной нитью, баночку краски из крови карающей змеи и узор-схему – довольно простой, но требующий чувства соразмерности и равновесия.
– Сделай оберег. На защиту дома. Сам. – Слегка рвано, и даже запинаясь, сказал он. И, не добавив ни слова, сел в тени, закутавшись в халат, делая вид, что дремлет. Но глаза его едва заметно прищурились. Он следил.
В этот момент Андрей на мгновение замер, глядя на эту дощечку. Он понимал, что это была очередная проверка. Так просто не бывает – чтобы немому слуге, без имени, без обучения, доверили сделать вещь, которую продадут какому-то клиенту лавки. А это значит, что старик… либо очень доверяет… либо хочет увидеть, кто он такой на самом деле.
Тяжело вздохнув, он медленно опустился на колени, ощутил шершавую текстуру дерева, вдохнул запах краски – резкий, ядовитый, но знакомый. Его рука сама легла на кисточку. И вот тут Андрей понял, что не может показать всё, на что способен. Ну, не мог малограмотный слуга, вышедший с какой-то помойки, вот так вот, легко и просто повторить то, что видел всего лишь несколько раз в исполнении этого старика. Именно поэтому он всё же начал работу. Аккуратно. Медленно. Именно так, как и должен был бы действовать немой безродный бродяга, подбирающий основы по крупицам. Он немного сместил центральную ось узора, сделав оберег несимметричным. В одной из спиралей сделал лишний виток, что сдвигало фокусировку потока. Нарочно задел край дощечки, оставив там незначительную кляксу, которая выдавала дрожь в руке – будто бы от страха или неопытности. Но всё это… Не разрушало узор. Он работал, но выглядел как работа ученика начального уровня. Искренне старающегося.
Когда он закончил, и положил дощечку на ткань, Чхве Тансу встал. Его движения были тихими, как у призрака. Он подошёл к парню и долго смотрел на оберег. Его сухие от возраста пальцы осторожно скользнули по спирали. Остановились на смещённой оси. Погладили пятно. Некоторое время он просто молчал. А потом сказал:
– Плохо. – Его голос был суров. – Но ты старался. Видно. И узор не развалился.
Он забрал дощечку. И поднял на Андрея изучающий взгляд. А потом впервые – чуть усмехнулся.
– Будешь учиться. Если молчалив, пусть руки говорят за тебя.
Потом, когда Тансу ушёл в глубины лавки, Андрей остался наедине с тишиной и лёгким запахом змеиной крови на пальцах. Его мысли были весьма сумбурны. Так как ему было понятно, что старик всё же понял, что парень был не просто каким-то бродягой из городских трущоб. При этом, было заметно, что старик отреагировал на такие новости вполне ровно. Значит решил, что парень ему не враг. А если враг – то хотя бы умный и терпеливый. И пока Андрей не делает ему зла, то и этот старик даст ему место.
Только потом парень медленно стер с пальцев выступившую там кровь, и мысленно усмехнулся. Про себя. Теперь он стал частью этой лавки. И, возможно, начнёт учиться по-настоящему…
………..
Ночь в лавке ритуальщика наступала не с заходом солнца, а с щелчком – едва Чхве Тансу запирал изнутри дверь тройным замком, и спокойным жестом гасил основной фонарь. За городскими стенами шум постепенно стихал, но внутри лавки жизнь ещё долго не замирала.
В этот раз старик сидел за своим верным письменным столом, что стоял в задней комнате. Сейчас в его руке была зажата кисть с серебряным наконечником, а перед ним – ровной полосой был расстелен узкий свиток, исписанный вертикальными рядами иероглифов ещё в старом, доимперском стиле. На этом шелке была изложена летопись его рода, передаваемая из поколения в поколение. Которая со временем превратилась в дневник его собственных деяний, и событий, которые могли повлиять на его собственную жизнь. Тихо выдохнув, он чуть склонился, поправил лампу, и, обмакнув кисть в особые чернила из толчёных червей и угля благовоний, спокойно и аккуратно вывел:
“День двадцать восьмой. Новый ученик. Молчит, возможно немой от рождения, но такие обычно ещё и глухи. А он всё слышит. Так что это может быть травма. А может быть молчит либо от страха, либо по убеждению. Не ворует. Не врёт. Работает с точностью, но делает ошибки… И те, с умом. Руки – слишком “прямые” для уличного беспризорника. В ауре, мне кажется, есть нечто завуалированное. Тяжёлое. Пространство вокруг него искажается, как у тех, кто трогал запретные печати. Но дух спокоен. Пока. Назову его – Бездонный сосуд. Пусть покажет, чем наполнится.”
Потом он поставил печать, высушил чернила и спрятал свиток за фальшивой панелью в нижней части шкафа, на первый взгляд – незаметной. После чего старый лавочник пошёл спать. Уже было поздно. И именно поэтому он и хотел, чтобы утром никто не понял, что он ночью занимался чем-то таким, что не хотел демонстрировать другим.
Но он не знал о том, что в этот час и Андрей не спал. Его слух, усиленный духовной практикой, улавливал шелест кисти, движение по шелку, запах чернил, которых не было на рабочем столе днём. И он понял, что старик ведёт записи. И делает это так, как делают те, кто бережёт наследие, или скрывает какую-то информацию. Иначе можно было бы такие записи делать и в присутствии слуг. А не посреди ночи. Как те же самые бухгалтерские записи учёта ингредиентов и проданного товара.
На следующий день, когда Тансу вышел к клиенту в переднюю часть лавки, Андрей, осторожно войдя в заднюю комнату под предлогом уборки, стал внимательно изучать шкаф, который, судя по следу пыли на полу, немного перемещался. Стена за ним “дышала” магией. Присмотревшись к подозрительному месту более тщательно, он нашёл крошечный замок из тонких спиралей, и чуть толкнул пространство – не физически, а духовно. Замок раскрылся практически беззвучно. Панель сдвинулась. И перед ним показался свиток. Он лежал ровно, так что парню не составило труда отогнуть край. С которого он и прочёл. Каждый иероглиф. Каждое слово. И понял две вещи. Этот старик мог быть куда более могущественен, чем казался на первый взгляд. Этот свиток писали те, кто обучен техникам сохранения духа рода. Это не просто ритуальщик. Это – человек системы, носитель знаний и… Возможно, бывший представитель какой-то из сект. К тому же парню стало понятно ещё и то, что он всё же находится по пристальным наблюдением. И не просто так, а как потенциальная опасность.
Насторожившись ещё больше, с этого дня, Андрей начал замечать больше. Он обращал внимание не только на ингредиенты, но и на тех, кто входил в лавку за покупками. И даже просто поделиться сплетнями и слухами.
Один человек приходил с накидкой цвета чёрной глины, смешанной с кровью, которую носят только ученики школы Чёрного Тигра – организации, практикующей искажённые техники поглощения души через резонансные свитки.
Второй был с нашивкой журавля с девятью перьями – школы Туманных Перьев, где практиковали огненную алхимию и вызывали духов через сожжение жертвенных фигур. А также очень стараются использовать яды. Даже для лечения.
Но особенно часто приходили те, у кого был незаметный, но единый знак. Бледный синий амулет в виде спирали, почти всегда спрятанный под воротом. И Андрей узнал его. Он видел такой раньше… У одного из магов, погибших у самой Гробницы Павшего Бога.
“Они все – из одной секты. Они что-то ищут. И, возможно, этот старик – их связной в этом городе…”
