Евгений Капба "Как приручить дракона – 4"

– …с семнадцати тридцати, значит, – закончил я.

Не люблю зиму хотя бы потому, что нынче даже в семнадцать двадцать уже такие сумерки, что не разобрать – утро, ночь или вечер. Только по коридору шел, озера незамерзшие разглядывал – вроде нормально было. А в кабинете – за окном тьма тьмущая…

– Пошутили – и будет, хлопнул по подлокотнику ладонью Павел Сапега, нахмурив брови. – Однако, вы паяц! Провинциальный учитель, владелец клочка земли и полуразрушенного особняка объявил мне войну, надо же? Франек, дай стул пану Пепеляеву-Гориновичу. Сядьте, пан…

Я пожал плечами и сел на предложенный стул. Не верит – Бога ради, ему же хуже.

– Итак, вы знаете, зачем вы здесь, – он постучал пальцами по подлокотнику. – Я не верю в случайности. Вы – причина аномального всплеска инициаций в Вышемире, это очевидно. Крючкотворы из министерства могут радостно ставить галочки и думать, что их политика регрессии приносит плоды. Но – дьявол кроется в деталях. Достаточно было посмотреть в личные дела трех мальчишек, девчонки и нелюдя – и тут же стало ясно, что все они из одной школы. И вы – работаете в той же школе. Это единственное кардинальное изменение там в этом учебном году. Ну, а копнуть кое-что о вас и вовсе было проще простого…

Мне на самом деле уже неинтересно было, что он там вещал. «Политика регрессии» – вот что было ключевым. «Чинуши из министерства»? Нет никаких министерств в Государстве Российском. Отраслевые органы исполнительной власти называются приказами, а министерством, по авалонскому примеру, иногда именуют только один из них – Чародейский приказ. Министерство магии. Как в Гарри Поттере, ага.

– …Кракове или Ружанах – на ваш выбор, – продолжал говорить магнат. – Я даже не буду предлагать вам вассальную присягу, знаю, что вы цените свою мнимую независимость. И не буду под пытками заставлять вас признаваться, какой обряд вы прошли или каким древним артефактом пользуетесь, чтобы создать благоприятные для появления новых магов условия. У вас отлично получается применять ваше средство на практике – и нас это вполне устраивает. К тому же – разнообразная направленность инициаций полностью соответствует генеральной линии нашего клана. Вас менять – только портить. Хотите учить детей – учите. Думаю, обычного рабочего контракта будет вполне достаточно. Лет на десять-двенадцать, с возможностью пролонгации. Что скажете, пан Пепеляев-Горинович?

– Что я скажу? – однако, я задумался и упустил нить разговора! Нужно было как-то выкручиваться. – Задайте конкретный вопрос – получите конкретный ответ.

– Вы согласны учить младшее поколение Сапег? – он просто буравил меня глазами.

– Конечно! – радостно улыбнулся я. – Йети – цветы жизни. Кто не любит детей – тот не умеет их готовить!

– Так вы согласны? – его роскошные брови взлетели на самую середину лба.

Я думал, он оценит мои шуточки про йети и про готовку, ан нет. Сапега пытался решать серьезные вопросы и увеличивать могущество своего клана, а я тут нес всякую околесицу…

– С чего бы мне отказываться учить детей? – мой тон был полон несказанного радушия. – Я ведь педагог! Конечно, я готов учить ваших маленьких Сапежек! Переводите их в Вышемирскую среднюю школу № 6, подавайте заявление на имя директора, пристраивайте в соответствующий класс, пусть посещают уроки, делают домашние задания…

– О, кур-р-р-рва! – Сапега резко встал со своего кресла и в его глазах заплясало пламя. Он явно пришел в лютую ярость. – Пся крев! Ты смеешь издеваться надо мной?

Какой-то дурацкий препод из диких полесских дебрей, у которого всех отличий от цивильного – это тросточка и перстень, посмел отказать ему – главе одного из сильнейших кланов в Великом Княжестве в явно пренебрежительном тоне? Немыслимо!

– Нет, – вскочил со своего места и я. – Это вы посмели издеваться надо мной. И поплатитесь за это!

Практически всегда маги забываются и теряют берега, когда имеют дело с нулевкой. То есть, если поставить конкретную задачу – то они учитывают такой фактор. У них же имеется, наверное, какой-нибудь постоянно действующий магический сканер эфира, какие-нибудь метки, которые отражали бы статус собеседника… Должны быть! Но похоже, волшебники – особенно достигшие определенной ступени могущества – серьезно привыкали к своим нечеловеческим силам. Верили в свою безнаказанность. Как огромный бодибилдер поверить не может, что дрыщ из-под подъезда просто даст ему кирпичом по затылку – и дело с концом. И не зарешает масса. Или магия – в нашем случае. То есть, если ему скажут – этот дрыщ отмороженный, вон, караулит тебя с кирпичом – то качок… то есть маг, конечно – он подготовит защитную сферу. Как Янек в коридоре. Но в подсознании – не держат. Они привыкли относиться ко всем, от кого эфир не штормит, с пренебрежением, вот и всё.

В конце концов – ну, сколько в мире нулевок? Один на десять тысяч? Или на сто? И сколько из них действительно имеют силу, навыки и решимость выступить против настоящего, полноценного мага? Дело ведь не только в магии, еще – в статусе, деньгах, связях… Страшно бодаться с волшебниками! Даже мне – страшно. Но другого выхода у меня нет… То есть был – переехать в Краков или Ружаны и двадцать лет учить исключительно маленьких Сапежек с соболиными бровями.

В общем, удар стулом по голове Павел Станислав Сапега пропустил. Конечно, бить стариков – моветон, но что поделать? Иногда, состарившись, человек не становится мудрым. Иногда он просто из молодого самовлюбленного говнюка превращается в старого самовлюбленного говнюка – и, кажется, с главой клана Сапег так дело и обстояло. Хряснуло звучно, смачно, этот великий старик и великий говнюк рухнул на свой трон безвольной кучей мяса и костей.

Тут же, не мешкая, я запустил стулом во Франека и бросился на Янека. Стоит отдать им должное – вокруг Янека уже полыхало защитное поле, а Франек мигом швырнул в меня свои алые искры – но я-то помнил, кто из них на что способен! Искры осыпались бессмысленными бенгальскими огнями, стул угодил куда надо – молодому Сапеге прямо по голеням, а я, и не заметив сопротивления оборонительного заклятья, уже подскочил к Янеку, двинул ему коленом прямо под парчовый кунтуш – и швырнул классически, через плечо – прямо на ушибленного стулом Франека. Каблуки желтых шляхетских сапог со страшной силой описав эпическую дугу, здорово врезали по голове Франца Ламберта, так что оба брата рухнули на пол. Пока трое Сапег (старший – у трона и младшие – у входа) копошились, пытаясь встать, я на три счета оказался у стены, сорвал с нее первую попавшуюся штуковину – это оказался фламберг – сунул его между дверными ручками и согнул так, чтобы с кондачка вломиться к нам не получилось.

– Дерьмо, а не фламберг, – констатировал я. – Сувенирная продукция.

А потом – пошел бить ногами аристократическую молодежь. Эти двое были куда как опасными, да и прилетело им слабее, чем старому магнату, так что они все еще сохраняли решимость драться – вон как сурово пыхтели! Да и в дверь начали колотить… Янек приподнялся на ноги, пошатываясь, и принял классическую боксерскую стойку:

– Прыйдзь до мне, пшекленты!

Я и не думал приходить к нему, я прыгнул на грудь Франеку – до хруста, а потом еще одним прыжком оказался у стены и схватил ту самую двустороннюю секирку и взмахнул ею, примериваясь: не родная МПЛ, но по аэродинамике и балансу очень даже похоже. Вот теперь – повоюем!

– Кур-рва! – молодой Сапега понял свою оплошность.

Если бы он сразу кинулся за оружием – что-то, может быть, и выгорело бы. Но теперь… Янек дернулся в одну сторону, потом – в другую, все-таки решился попробовать завладеть привычным каждому шляхтичу клинком – саблей-карабелой. Черта с два я собирался смотреть как он тут устроит со мной крестовой бой и нашинкует меня на лангет из земноводного…

– Я НЕ ЗЕМНОВОДНОЕ! – впервые подал голос дракон. – Я – СУЩНОСТЬ ВЫСШЕГО ПОРЯДКА! ЖГИ!!!

Не стал я жечь – швырнул секиру, которая с точностью, достойной лучшего применения, врезала ему по правому локтю. Лезвия моего оружия были искусственным образом затуплены – поэтому отрубить не отрубило, но сустав расшибло – это точно.

– Йа-а-а-а пер-р-р-рдоле! – Янек скрючился на полу, ухватив себя левой рукой за поврежденную конечность.

Я подошел к двери и громогласным учительским тоном заявил:

– А ну-ка, тихо там! Не сметь ломать дверь! У меня в заложниках Павел Станислав, Франц Ламберт и Ян Казимир Сапеги! После официального объявления войны я разгромил их и поверг, и захватил в плен, клянусь дворянской честью!

– О, курва! – раздалось из-за двери, и шум стих.

Это было подозрительно просто!

– Пепеляев, пся крев, – раздалось хрипение старшего Сапеги. – Что ты…

– Никак вы, ять, не научитесь… – проговорил я тоном ведьмака Геральта из Ривии из компьютерной игры, и принялся вязать Франека его же роскошным слуцким кушаком. – Магия – не панацея. Нельзя считать себя самым первым парнем на деревне только на том основании, что научился пускать искры из глаз, бормотать заклинания и грозно шевелить бровями. Кто вы без своей магии – вот вопрос, достойный Тони Старка, м?

– Да что ты несешь вообще… – магнат потрогал свою разбитую голову и посмотрел на свои окровавленные руки.

– Я объявил вам войну, верно? – закончив с Франеком, я принялся за Янека. – Я – рыцарь, вы – граф. Мы – на территории юридики. Внешних войн Государство Российское сейчас не ведет, мир заключен! Все законно.

Янек стонал и берег руку – но я был непреклонен. Пускай страдает, за честь клана и все такое. Связал как положено! Ладно – руку я ему обездвижил и изолировал, насколько это было возможно. Слуцкий пояс – штука длинная, четыре с половиной метра сплошной роскоши, так что можно было не то, что шину наложить и связать, а и в мумию поиграть! Павел Сапега наблюдал за моими манипуляциями с явным любопытством. В его глазах как будто щелкал арифмометр – старик пытался просчитать новые расклады. Однако, понятно, почему именно он – глава клана. Умеет чувствовать изменившуюся конъюнктуру! Может, не такой и говнюк, как показался сразу?

– Скажите своим людям, что у нас тут переговоры по результатам проигранного вами генерального сражения, – предложил я. – Если не считаете, что проиграли – я снова вас изобью стулом. На сей раз – до полусмерти. Честное слово!

– А-хм! – он явно не привык к таким угрозам, но после того, как я ухватил обломки стула и направился к нему с самым угрожающим видом, повысил голос. – Панове! У нас тут с паном-рыцарем переговоры! Оставьте дверь в покое!

Ломиться в дверь перестали, явно озадачившись. Меня вот что заинтересовало: судя по звукам, киборг Мирон особенно не активничал. Уж ему-то отчекрыжить кусок двери явно труда бы не составило!

– Ну что – начнем составлять мирный договор? – уточнил я, отметая лишние мысли. – Нужны бумага и ручка. Или подписывать будем на пергаменте, кровью? Как у вас там принято, в высших слоях общества?

– Бумаги будет довольно, еще лучше была бы видеофиксация, но здесь камер нет, – неожиданно рационально заявил Сапега. – Хватило бы и честного слова, но, думаю, пан Пепеляев-Горинович, на паре пунктов в договоре вы не остановитесь, верно? Так что хотя бы для памяти придется записывать. Потом зачитаем вслух, компьютер зафиксирует. В коридоре озвучим, там уже работает система слежения.

– Итак, пункт первый, – я помог магнату усесться на трон и огляделся в поисках чего-то, чем ему можно было бы перевязать голову. – Не называть меня паном. Я белорус, и мне от этого слова робицца дрэнна, кепска и вельми, вельми нядобра. Душа просит уйти в леса и начать взрывать паровозы и точить вилы, однако.

– Вот как? – удивился Павел Станислав. – Бог с вами, настаивать не буду.

Я наконец решил вопрос с перевязочным материалом – в углу у камина обнаружился красный угол с иконами, украшенными по традиции вышитыми рушниками. Уважительно перекрестившись, я снял с образа Николая Чудотворца льняную материю.

– Возьмите коньяк на каминной полке, – предложил Сапега и снова потрогал свои окровавленные волосы. – Вот ведь, зараза… Стулом – по голове!

– А чего вы ждали от нулевки? – парировал я. – Что я буду играть по вашим правилам? Поверьте мне, этот вариант еще ничего, есть и похуже.

– Похуже удара предметом мебели по макушке? – он наблюдал за мной, пока я смачивал ткань коньяком и обрабатывал рану. В глазах Павла Станислава плясали те самые огоньки. Все-таки, похоже, он был пиромантом.

– Намного, намного хуже. Я могу открыть вам секрет – один-единственный… – закончив с дезинфекцией, я соорудил на графской голове что-то вроде тюрбана. – Если вы поклянетесь никому не рассказывать.

– Даю слово чести! – похоже, Сапега был как раз из тех людей, которые начинают вести себя вменяемо только признав силу собеседника.

– Не было никакого обряда и никакого артефакта, – сказал я. – Понятия не имею, почему ребята инициировались так часто. И мне очень обидно, что они ушли в колледж. То есть – догадки имеются, но – догадки есть догадки. Нет волшебной схемы, которая пуф-ф-ф! – и обеспечит вам стабильно по пять инициаций за семестр. Я не смогу никого научить делать так, как я. По крайней мере – сейчас. Так что, даже если бы я согласился работать на вас, вероятность повторения Вышемирского феномена оказалась бы крайне мала.

– Вот как? – он оперся локтем о подлокотник и положил подбородок на ладонь. – Какое досадное недоразумение… Что ж – откровенность за откровенность. Будем считать это созданием благоприятного фона для переговоров, м? Задавайте ваш вопрос. Но только – один!

Я среагировал, не думая:

– Расскажите про чиновника в министерстве и регрессию?

Павел Станислав Сапега выпучил глаза и закашлялся, а когда справился с приступом, первым, что он произнес было:

– О, курва!

Глава 4. Ретирада

– А если не наличность – а земля? Георгий Серафимович, мне Ходкевич крупно должен, – озвучил свою мысль магнат. – Если вот эту сумму мы конвертируем в земельный участок у озера Горынь? Можем провести расчеты, но в целом, думаю, еще двести-триста гектаров лишними не будут, верно?

У меня в кармане уже лежал конверт с фамилией, именем и должностью чиновника из Чародейского приказа, который по версии Сапеги, работавшего в отделе, неформально отвечал за эту самую «политику регрессии», так что – даже уйди я с пустыми руками – обиженным бы себя не считал. Все-таки Вышемир дороже денег, однозначно. Нет, наличность – это наличность. Звонкая монета всегда кстати, тем более, планов у меня – громадье, но и предложение Павла Станислава сходу отметать не стоило.

– Вы думаете, Ходкевич согласится? – засомневался я.

– А с чего бы ему отказываться? – пожал плечами магнат. – Еще и рад будет. Если б я у него долю в «Витебских коврах» стребовал, как и грозился – вот тут сильное расстройство бы вышло. А так – сговоримся! У него там охотничий домик – и только. Лес, озеро… Ничего стратегического.

Сапега не знал про нефть? Или для него нефть не была таким лакомым куском, как для игроков помельче? В любом случае, прирезать к своему домену солидный кусок – это мечта любого феодала! Так что я кивнул:

– Пусть будет земля. Записываю?

– Записывайте, Георгий Серафимович. И вот еще что: я подумаю над вашим предложением о переводе детей в вашу школу. Конечно, настоящих Сапег никто в земщину отправлять не будет, это было бы слишком опрометчиво. А вот парочку Пеговых, поголовастее – вполне.

Пеговых? Он имел в виду клановых бастардов. Рикович – бастард Рюриковичей. Бецкой – у Трубецких. У Сапег, оказывается, Пеговы. Была тут такая традиция – фамилии незаконнорожденным детям нарезать.

– Буду совершенно не против, – дипломатично поднял ладони я, отвлекаясь от письма. – Но заявление – на имя директора. Она у нас женщина деловая, я бы даже сказал – хваткая. Всякое может быть. Тем паче – в последнее время я уже заставил ее сильно понервничать, сами понимаете… Так прыгать через голову начальства и раздавать авансы я не буду.

Я писал сразу два экземпляра – под копирку, на обычном листе писчей бумаги, сидя за графским столом. Все пункты оговорены, текст мирного договора между кланом Сапег в лице его главы и мной в моем лице – составлен, оставалось только подписать.

– Прошу! – сказал я. – Подписываем – и лечите своих архаровцев, и делайте что хотите, а я пойду…

– Куда? – он так и замер с этой дорогущей перьевой ручкой в руке, начав читать рукописные строчки.

– Попутку ловить! Только вещи мне мои отдайте, в таком виде я много не нагуляю… Зима на улице, а я вот – в джинсах, пиджаке и футболке… Так себе! – я осмотрел себя с ног до головы.

Действительно – более-менее всепогодными у меня были только ботинки. Хорошие ботинки – это у меня пунктик, после прогулок по хтоням. Остальное – вот, по замку прогуливаться, в ресторане кофе пить, но никак не добираться от Браслава до Минска. Ну, то есть, перекинувшись в имаго – мог бы пешком до автовокзала добраться и морозца даже не почувствовать, но разгуливать с чудовищно обаятельным чешуйчатым видом по Браславу я не собирался.

– Миро-о-о-он! А ну, войди сюда! – гаркнул Сапега и тут же ухватил себя за голову и поморщился: удар стулом – это удар стулом!

Громко орать и вообще – напрягаться до того, как будут проведены оздоровительные процедуры, человеку с такими травмами противопоказано.

Киборг вошел в кабинет пинком железной ноги, как раз между двумя росчерками пера, которые зафиксировали отсутствие претензий между мной и кланом Сапег на вышеуказанных в договоре условиях. Что характерно – фламберг выдержал. А вот дверь – она с петель слетела.

– Да, Павел Станиславыч? – определенно, отношения у этих двоих были непростыми, никак не подходящими для простого тюремщика и главы клана.

– Что там снаружи? – спросил Сапега.

– Отбились, – отмахнулся он. – Мы бы и этого рыжего деятеля скрутили, да по лестнице штурмовики пошли, кажется – Олельковичей, вот и…

Скрутили бы они, как же! С другой стороны – по голове в такси меня чем-то все же приголубили, значит, и против меня средство у них действительно имеется.

– Олельковичи? Вот же курвины дети! – граф протянул мне перьевую ручку, и я тоже поставил подписи. А потом Сапега вдруг коротко хохотнул и заявил: – Вы, Георгий Серафимович, как картина неизвестного художника!

– А? – удивился я, пряча свой экземпляр договора во внутренний карман пиджака. – Это почему еще?

– Ну, знаете, как бывает? Наляпает какой-нибудь авангардист невесть что на холсте, а кто-то из жалости эту мазню купит. Или не из жалости – ну, увидел в цветовой гамме и геометрии что-то свое, личное, подсознательное… Если купит просто человек обеспеченный – ничего не произойдет. А если кто-то значимый – например, певец известный, или – аристократ, или – промышленник, то картина стремительно растет в цене сразу же! Если САМ ее в кабинете повесил – наверное, что-то знает?

– Та-а-ак? – начал понимать я.

Эффект Тищенко. Как в фильме «О чем говорят мужчины». Никто этого художника не знает, но почему-то картину купили – значит, наверное, крутой художник! Главное – говорить значительно: «Это ж Тищенко!» И все будут кивать и охать, и ахать.

– Вот если Сапеги вас похитили, не побоялись проблем с Гуттен-Чапскими, рискнули – то, значит, вы и вправду птица важная и редкая! – подтвердил мои мысли граф. – Так что я сам создал себе проблему. Теперь матерые хищники стараются выкрасть вас уже у меня. Или убить. Если вы настолько важны, то, значит, не должны мне достаться!

– Птица-говорун отличается умом и сообразительностью… – пробормотал я, задумавшись. – А причем тут Гуттен-Чапские?

– А где вы в такси садились? Вы меня совсем за идиота-то не держите! Сами же говорили – внешних войн Государство Российское не ведет, и мы – аристократы – теперь имеем полное право вцепиться друг другу в глотки! – усмехнулся Сапега. – Мирон, нужно отдать Георгию Серафимовичу его вещи. И вот что – принесите ему доху. Возьмёте доху, Георгий Серафимович? У меня есть лисья доха, она вам очень пойдет! Не знаю, куда дели вашу верхнюю одежду, но, думаю, она в плачевном состоянии.

– Что? – я, честно говоря, пытался переварить полученную информацию про обстоятельства моего похищения. – Доха? Лисья? Однако… Дорого-богато…

– Пустяки! Но – она точно пойдет к вашей бороде и вашим волосам! – никогда бы не заподозрил в Павле Станиславе Сапеге эстета и скрытого стилиста. С другой стороны – Сапеги одевались действительно со вкусом. – Неси, Мирон!

– Погодите-ка! – я наконец сложил два и два. – То есть меня украли на улице Сторожовской, на стороне Троицкого предместья, а это – юридика Гуттен-Чапских? То есть, не перейди я дорогу, то…

– То и воровать бы вас не стали, – подтвердил мою мысль Сапега. – По крайней мере – не в этот раз. Я не совсем выжил из ума! Троицкая гора и Большой театр, и Кадетский корпус – опричнина, Старотроицкая площадь и женский монастырь Святого Василия – земщина. Попадать под земские и тем более под опричные законы – нет уж, это без меня!

– Минск, такой Минск, – я тяжко вздохнул. – Черт ногу сломит. Не люблю большие города. И не люблю быть аристократом…

– Вы уже здесь, – развел руками граф. – В самой середине змеиного кубла, добро пожаловать. Кстати! А как это у вас так ловко получилось завязать в узел золингенский клинок?

Никогда Штрилиц не был так близок к провалу!

* * *

От ответа меня спасли два события. Одно – хорошее, а второе – плохое.

Хорошее – это Мирон приперся с дохой и другими моими вещами. Плохое – на замок опять напали. Я услышал только топот ног и новую волну выстрелов и криков, но для магов, похоже, дело обстояло куда очевиднее – они ведь видели, ощущали колебания эфира и могли по ним ориентироваться. Наверняка снаружи разверзся локальный филиал ада!