– Белого-белого, совсем холодного, – с претензией на юмор ответил Никодимов. – Говорю же, труп у нас. Ты чего, не проснулся еще? Соображай быстрее.
Да, весело начинается день рождения, ничего не скажешь. Впрочем, никаких приятных сюрпризов от жизни майор Зубов не ждал. Ни в день рождения, ни вообще. Заверив Никодимова, что он проснулся и все понял, Зубов отключился, засунул телефон обратно в карман джинсов, сполоснул чашку и начал споро собираться на выезд, не забыв прихватить с собой и блокнот, одна из страниц которого была заполнена записями, сделанными за время разговора с Дорошиным.
* * *
Труп на заборе оказался какой-то не такой. Странный. Хотя может ли труп быть правильным, тоже еще вопрос. Мужик, привязанный за горло к решетке забора веревкой, оставался неопознанным. При нем не нашли никаких документов, только дорогая бутылка из-под виски, с которой, разумеется, сняли отпечатки пальцев. Если повезет, то картотека даст ответ на вопрос, кто этот потерпевший. Еще на покойнике не было носков. Туфли, когда-то довольно дорогие, а сейчас изрядно стоптанные, надеты на босые ноги, кстати, чистые и с ровными подстриженными ногтями. То есть не бомж.
– Криминал? – с надеждой в голосе спросил Зубов у эксперта Ниночки Шаниной.
Облик Ниночки никак не вязался с ее ежедневными обязанностями. Была она высокой, субтильно сложенной красавицей, ровесницей Зубова, воспитывающей десятилетнего сына. Имела томный волоокий взгляд, пышные кудри до середины спины, тонкую талию и тридцать четвертый размер ноги.
Со спины ее вообще можно было принять за школьницу, но при этом Ниночка Шанина считалась профессионалом в своей сфере, причем одним из лучших в Питере, все тяготы профессии, включая ночные дежурства, несла с достоинством, никогда не жалуясь и не увиливая, работала споро, точно и качественно. В отделе ее ценили.
Ниночка была в разводе, но не в постоянном поиске. В отношениях она ценила качество, а не количество, поэтому на служебные романы и случайные встречи не разменивалась, да и вообще охотницей не слыла. Это ее качество Зубов, находящийся в глухой обороне, тоже ценил безмерно.
Когда он еще только перевелся в Питер и пришел на работу в отдел, то был удостоен Ниночкиного интереса. А что? Высокий, ладный, холостой, не обремененный детьми, не дурак, не карьерист, не мерзавец. Спокойный, ироничный, немного замкнутый, но вежливый с людьми.
После того как Зубов мягко, но непреклонно дал понять, что на него в этом плане рассчитывать не стоит, они с Ниночкой быстро подружились. Если, конечно, верить, что дружба между мужчиной и женщиной возможна в принципе.
– На первый взгляд, нет, – откликнулась на его вопрос Ниночка. – Точнее позже скажу.
– Что значит «нет»? – К ним подошел следователь Никодимов. – А за шею к забору он сам себя привязал, что ли? Или просто скопытился по неизвестной причине, а потом какой-то шутник нашел труп и его подвесил?
– Говорю же, позже, – чуть повысила голос Шанина. – Но пока все выглядит так, как будто наш мистер Икс решил таким экстравагантным образом покончить с собой. Проще говоря, повесился, предварительно выпив бутылку виски для храбрости. Ничего экстраординарного.
– А виски-то он недешевый выбрал, – подал голос оперативник Костя Мазаев, новичок, пришедший в отдел только этим летом, сразу после окончания университета, и старательно обучавшийся азам сыскного дела. – Выглядит небогатым человеком, одежда дешевая, поистрепавшаяся, а перед смертью взбадривал себя односолодовым «Макалланом», полтинник тыщ бутылка.
– А ты что, разбираешься? – покосился на Мазаева следователь.
– Отец разбирается. Научил, – коротко бросил в ответ Костя.
Все в отделе знали, что Костин отец возглавляет один из федеральных медицинских научно-исследовательских центров, являясь профессором и академиком РАН, но никакой протекции Костя не допускал и собственную карьеру строил начиная с самых низов, что вызывало уважение. По крайней мере, у Зубова.
Что ж, объяснение Ниночки, если его подтвердит вскрытие, кажется вполне разумным. А что касается дорогого виски, так мог же весьма небогатый человек, принявший страшное решение уйти из жизни из-за того, что не справляется с навалившимися проблемами, захотеть хотя бы последний час прожить широко, ни в чем себе не отказывая, потратив все имеющиеся деньги на элитный алкоголь.
– Костя, Алексей, надо бы дома соседние обойти. Показать фотографию погибшего. Может, кто опознает. Если он и впрямь самостоятельно решил повеситься, то вряд ли забрел далеко от дома. Этот университет – не культовое здание или сооружение, чтобы на нем ритуальное самоубийство совершить. Скорее всего, мужик просто шел мимо, увидел подходящий забор и накинул удавку.
– Я обойду, – тут же вскинулся Мазаев. – Просто надо подождать пару часов.
– Зачем? – не понял Никодимов.
– Так чтобы бабушки на лавочки вышли. Они по утрам в магазин ходят, а потом присаживаются поболтать у подъездов. Ненадолго, потому что холодно уже, но все же. И еще мамы с детьми на детские площадки выходят, но это тоже часов в десять, не раньше.
Логика в его словах была, прямо скажем.
– А ты, я вижу, знаток человеческих душ, – ухмыльнулся Никодимов.
Все знали, что Мазаев его раздражает. Зубов подозревал, что причиной подобной антипатии является банальная зависть к Костиной молодости, происхождению и врожденным талантам, но факт оставался фактом.
– У меня сестра учится по специальности «Юридическая психология», – спокойно ответил Костя, – и я добираю по ее программе то, что сам не проходил. Курс социальной психологии в том числе.
– Учиться, значит, любишь. – Никодимов смотрел недобро. Волком глядел, если честно.
– Люблю. – Костя, казалось, не замечал открытой агрессии. – Это интересно, а еще полезно. Углубленное изучение психологических аспектов, связанных с юридической системой и правовой практикой, позволяет развить навыки анализа и понимания человеческого поведения. Сестра моя хочет стать профайлером, то есть составлять психологические профили преступников, давать оценку рисков рецидива, а также оказывать помощь жертвам, а меня в первую очередь интересуют психологические аспекты свидетельских показаний.
– Ну-ну. Умный ты больно, как я погляжу. Мне все равно, во сколько ты пойдешь искать мамаш в песочницах и бабок на скамейках, но к часу дня жду отчет о проделанной работе.
– Будет, – коротко ответил Костя.
Ниночка закончила осмотр места происшествия, и тело увезли в морг, на судебно-медицинскую экспертизу. Костя двинул в сторону стоящей рядом школы, сотрудники которой могли что-то видеть или слышать, чтобы поговорить с ними до того, как приступить к обходу жилых домов, а Алексей направился к нашедшему тело охраннику университета, который топтался неподалеку, переминаясь с ноги на ногу. Вид у него был замерзший и несчастный.
– Мне бы домой, – робко обратился он к Зубову. – Смена уже два часа как кончилась. А к нам сегодня внуков привезут. Я, конечно, жену предупредил, что тут такое дело, но хотелось бы поскорее.
– Я вас надолго не задержу, – успокоил его Зубов. – Итак, расскажите, при каких обстоятельствах вы обнаружили труп.
Охранник, в документах которого значилось, что зовут его Иваном Федоровичем Базыкиным, рассказывал, а Зубов записывал в свой блокнот его показания, довольно связные и толковые. После Базыкина Зубов переговорил и с его сменщиком Витьком, пройдя для этого в комнату охраны.
Витек, впрочем, ничего к сказанному Иваном Федоровичем добавить не мог, потому что последние сутки провел на платной парковке, на которой также трудился охранником, а в университет пришел без пяти семь утра, не найдя напарника на рабочем месте, поскольку Базыкин уже ждал приезда вызванной им полиции рядом с трупом.
Мертвого мужчину ни Иван Федорович, ни Витек не знали. Начальник управления комплексной безопасности университета его также не опознал, а приключившимся инцидентом был весьма раздосадован, поскольку к самому учебному заведению труп никакого отношения иметь не мог и очутился на его территории по чистой случайности. Весьма неприятной.
– Нет бы ему в другом месте повеситься, – в сердцах сказал он.
И Зубов его понимал.
В отдел Алексей приехал, когда часы показывали одиннадцать утра. До возвращения Кости, который мог принести в клювике какую-то полезную информацию, а также до результатов вскрытия, о которых обещала сразу оповестить Ниночка, делать ему было особо нечего, а потому Зубов с чистой совестью погрузился в выполнение обещания, данного Виктору Николаевичу Дорошину.
Ссылку на нужное объявление полковник ему прислал сразу после разговора, так что сейчас Алексей просто кликнул по ней и перешел на «Авито», где действительно красовалось извещение о выставленном на продажу полотне Казимира Малевича ценой в пятьсот миллионов рублей. В живописи, впрочем, как и в литературе, Зубов не очень разбирался, а потому, в отличие от Дорошина, не понимал, много это или мало.
Для него почти полмиллиона были вполне приличными деньгами, которые он по доброй воле ни за что не отдал бы за такую непонятную мазню, как картины Малевича. С перечнем работ художника он перед звонком ознакомился в интернете, чтобы, представляясь потенциальным покупателем, не выглядеть совсем уж откровенным лохом.
О Малевиче он, конечно, знал и раньше. Даже самый необразованный человек хотя бы раз в жизни слышал о знаменитом «Черном квадрате», но этим знания Алексея Зубова и ограничивались. Сейчас, быстро пролистывая страницы в интернете, он читал о том, что Казимир Северинович Малевич стал основоположником целого направления в авангардистском искусстве, которое называлось так же, как и выставленная на продажу картина. Супрематизм.
Оно было основано в 1915 году и представляло собой, Зубов два раза перечитал, чтобы лучше понять, разновидность геометрического абстракционизма. Видимо, термин обозначал различные комбинации разноцветных плоскостей, а также кругов, квадратов, прямоугольников и прямых линий, которые, как ни вглядывался Алексей, никак не хотели превращаться во что-то осмысленное и понятное человеческому глазу.
Само слово «супрематизм» означало доминирование и превосходство цвета над другими свойствами живописи. И подобные картины, по мнению Малевича, освобождали краски от служения другим целям и являли собой служение чистому искусству, где творческая сила человека и природы становились равными.
Последний пассаж Алексей снова перечитал два раза, чувствуя, как у него снова неудержимо портится настроение. Во всем этом нагромождении слов Анна была как рыба в воде, а он, Алексей Зубов, моментально ощущал себя тупым необразованным мужланом, коим, несомненно, и являлся.
Чтобы не думать об Анне, он быстро набрал указанный в объявлении номер. Ответили ему моментально, как будто владелец полотна сидел с телефоном в руке и смотрел на экран в ожидании, пока ему позвонит именно Зубов.
– Аллоу, – баритон в трубке был приятным и прекрасно поставленным.
– Здравствуйте, я звоню по вашему объявлению.
– По какому именно?
Голос в трубке просто излучал благожелательность.
– Картина Малевича.
– О, интересуетесь авангардизмом?
– Не особо. Друг, живущий в Москве, попросил посмотреть полотно, проверить документы подлинности и оценить состояние. В объявлении сказано, что картина б/у, вот степень этого самого б/у и хотелось бы понять.
Алексей Зубов предпочитал не врать там, где без этого вполне можно обойтись. Врать всегда слишком энергозатратно. Помнить еще, что именно соврал. Зачем, если в большинстве случаев и правда прекрасно работает?
– Ясно. Когда бы вы хотели подойти?
Сработала и в этот раз. Его объяснение никакого напряга у продавца не вызвало.
– Простите, как к вам обращаться?
– Савелий Игнатьевич.
– Очень приятно. А я – Алексей. Савелий Игнатьевич, я мог бы осмотреть полотно сегодня? – Зубов бросил короткий взгляд на часы, прикидывая время: – Скажем, часиков в семь вечера.
Если ему повезет и найденный труп будет по результатам экспертизы признан самоубившимся, то часам к шести можно спокойно уехать с работы. Плюс час на дорогу, где бы этот самый Савелий Игнатьевич ни жил. Конечно, о том, чтобы наведаться к покупателю и посмотреть на Малевича своими глазами, они с Дорошиным не договаривались, но чтобы собрать о продавце всю информацию, адрес все равно был необходим. А ехать или не ехать на встречу, можно решить позже. Особенно если человек на заборе окажется не самоубийцей, а жертвой.
– Вполне. Записывайте адрес.
Тут Зубову снова повезло. Или это Дорошину повезло, если с другой стороны смотреть. Собеседник назвал ему один из домов в переулке Бойцова, практически напротив того места, где сегодня утром нашли труп неизвестного. То есть ехать никуда и не надо.
Договорившись о встрече и распрощавшись, Алексей приступил к сбору имеющейся в базах информации о неведомом ему пока Савелии Игнатьевиче, живущем в переулке Бойцова. К счастью, имя-отчество у продавца сомнительного Малевича было редким, так что необходимые сведения удалось получить быстро.
Савелий Игнатьевич Волков оказался оперным певцом, в силу возраста, разумеется, бывшим. Недавно ему исполнилось шестьдесят шесть лет, жил он в принадлежащей ему четырехкомнатной квартире по тому самому адресу в переулке Бойцова, куда следовало к семи часам вечера прибыть майору Зубову.
Квартира, Зубов проверил, находилась в его единоличном владении, и прописан в ней Волков тоже был в одиночестве. Никаких правонарушений за ним не числилось, даже штрафов. Впрочем, водительских прав Савелий Игнатьевич не имел, автомобиль за ним не значился, зато была дача в Сестрорецке, оставшаяся еще от родителей.
Может, и Малевич оттуда же? А что? Жил себе человек, трепетно хранил семейную реликвию, а в старости поприжало с деньгами, вот и решил продать. Какие там у оперных певцов пенсии? Второе объявление, поданное по принадлежащему Волкову телефону, то самое, в котором предлагались к покупке бриллианты и изумруд немалого веса, смущало Зубова. Хотя, может, и они тоже остались от родителей-бабушек-дедушек? Вот только зачем пожилому одинокому человеку в одночасье понадобились такие деньги?
Цена «маленького» бриллианта в десять карат на рынке начиналась от трех миллионов рублей, и это за не очень качественные камни по чистоте и прозрачности. Зубов поискал предложения на бирже. Цена имевшихся в наличии бриллиантов в десять карат колебалась от четырнадцати до шестнадцати тысяч долларов, то есть в среднем составляла пятнадцать миллионов рублей. По сравнению с ценой на Малевича очень скромно.
Зато цена бриллианта в сорок шесть карат вполне «тянула» на пятнадцать-двадцать миллионов долларов, то есть от полутора до двух миллиардов рублей. Природный изумруд же вообще нельзя точно оценить, потому что его размер в объявлении Волков не указал. Странный набор для продажи, если честно.
До конца рабочего дня Зубов ломал голову, как при разговоре с Волковым перейти от Малевича к камням? По легенде, его же интересовала именно картина. Да и Дорошин просил выяснить именно о ней. Никакие бриллианты с изумрудами его не интересовали. Зато сыщицкий азарт Зубова в гораздо большей степени подогревался именно вторым объявлением. Он и сам не понимал почему. В конце концов, в бриллиантах и изумрудах он разбирался так же слабо, как и в живописи. Никак не разбирался, если быть точным.
О результатах своих изысканий Зубов сообщил Дорошину скупо и четко, уточнив, идти ли ему на назначенную встречу. Для себя он решил, что пойдет в любом случае, потому что любопытные объявления, данные господином Волковым, будоражили его, не давали покоя, царапали изнутри. Но Дорошин идею с визитом принял благосклонно и даже с благодарностью, подробно проинструктировав Алексея, как себя вести во время осмотра картины и что спрашивать.
До назначенного времени оставалось четыре часа, когда в кабинете появился Костя Мазаев. Выглядел он уставшим, но довольным.
– Раздобыл что-нибудь? – проницательно спросил у него Зубов.
– И да и нет. В близлежащих домах никто нашего потерпевшего не опознал. Я заглянул в управляющую компанию, на всякий случай, некоторых своих жильцов они же знают, особенно таких…
Костя замялся, подбирая нужное слово.
– Неблагонадежных, – кивнул Зубов. – Наш повешенный выглядит как человек, у которого вполне себе могут быть долги по квартплате.
– Вот и я так решил. Но нет, в УК он не на карандаше, как говорится.
– Но ты все-таки что-то нашел. Иначе бы не сиял как медный пятак.
– Нашел, – торжествующе улыбнулся Костя. – Я дождался, пока у младших школьников уроки закончатся. Рассудил, что их родители забирать со всей округи придут. Ну и бабушки с дедушками. А родителей же сейчас внутрь школы не пускают, они на улице ждут, вот я и подошел за пятнадцать минут до конца последнего урока.
Зубов подался вперед, чувствуя, что начинается самое интересное.
– И?
– И одна из бабушек, которая внука ждала, сказала, что видела похожего мужчину, приходящего в их дом. Но не живущего в нем, а именно приходящего. Видимо, в гости. Но достаточно часто.
– И какой же это дом? – Зубов улыбнулся, потому что смотреть на довольного результатами своей работы Костю без улыбки невозможно.
Услышав знакомый адрес в переулке Бойцова, Зубов даже не удивился. Почему-то он с самого утра был готов к такому повороту событий. Тот зудящий интерес, который вызвало у него поручение Дорошина, не мог быть случайным. Это работала интуиция, качество, хорошо знакомое каждому сыщику. Если он настоящий сыщик, конечно.
– В общем, сейчас доложусь Нелюдимову, чтобы тот лишнее не орал, и можно идти с обходом в этот дом. Искать квартиру, в которую ходил потерпевший. Так и определим его личность.
– Ты погоди, – остудил пыл Мазаева Зубов. – То есть Никодимову доложиться, конечно, надо, а вот соваться в тот дом пока не следует. Давай сначала убедимся, что убиенный сам на ограде повесился. А то если выяснится, что ему помогли, то тот человек, к которому он регулярно наведывался в дом на Бойцова, из свидетеля может превратиться в подозреваемого. И тогда наша задача его не спугнуть.
– Так это ждать надо. – В голосе Кости прозвучало разочарование. – Судебно-медицинскую экспертизу назначают не раньше чем через двенадцать часов после смерти. А наш покойник, по словам Ниночки, отошел в мир иной в районе четырех часов утра. Так что двенадцать часов только-только истекли. Труп неопознанный, такие в работу берут в последнюю очередь. А в морге тоже люди трудятся, они домой хотят. Так что звонить экспертам стоит не раньше завтрашнего утра. Про официальный акт вскрытия я даже и не говорю.
– Костя, терпение – качество, полезное для сыщика. Так что ты его тренируй, – назидательно сказал Зубов. – Завтра так завтра. Но у меня для тебя есть хорошая новость. Я сегодня вечером иду в этот самый дом. Официально ничего выяснить не смогу, потому что иду туда «под прикрытием», что ли. Но покручусь и на окрестности посмотрю.
– А вы туда по этому делу идете? – В голосе Кости теперь звучала профессиональная ревность. – Вы тоже вышли на этот адрес в связи с нашим покойником? Как?
– Нет, я иду туда по совсем другому делу, – успокоил его Зубов. – Точнее, это вообще не дело. Просто старый приятель попросил об одолжении. Мне нужно там переговорить с одним человеком.
– А вдруг он нашего покойника знает?
– Вряд ли, – покачал головой Зубов. – Мой визави – в прошлом оперный певец и весьма небедный человек, владеющий ценными живописными полотнами. К нему такая голытьба ходить в гости не может.
– Ну, может – не может, это бабушка надвое сказала, – разумно возразил Костя. – У нашего оборванца откуда-то взялся «Макаллан» стоимостью в среднемесячную зарплату… И взять он его мог только у кого-то состоятельного. Оперный певец вполне подходит.
– Думаю, что этот певец – не единственный состоятельный человек в доме. Но я обещаю, что буду держать ухо востро. И если что-то выясню, сразу тебе позвоню. А пока иди к Никодимову. Кстати, ему о моем визите в дом на Бойцова говорить не обязательно. Это дело частное. Никодимову без надобности.
Ровно в девятнадцать часов Алексей Зубов стоял перед старинной, еще двухстворчатой дверью в нужную ему квартиру на четвертом этаже. Повторив в уме обговоренную с Дорошиным легенду, он нажал на кнопку звонка и прислушался к раздавшейся внутри мелодичной трели.
Затем послышались шаги, быстрые и какие-то легкие, что ли. По крайней мере, они вряд ли могли принадлежать шестидесятишестилетнему хозяину квартиры. Дверь распахнулась, и Зубов поздравил себя с тем, что не ошибся. На пороге стояло юное создание с небольшим колечком в носу и сотней косичек, собранных в высокий хвост на макушке. Девушка.
– Здравствуйте, – провозгласило создание, – вы к дяде Саве?
– Я к Савелию Игнатьевичу Волкову, – откашлявшись, сообщил Зубов. – Мы с ним договаривались о встрече.
– Да? – Девушка, казалось, удивилась. – Тогда проходите, пожалуйста. Дяди Савы нет дома. Но если вы говорите, что он назначил вам встречу, значит, он вот-вот придет. Дядя Сава ужасно пунктуальный.
Немного подумав, Зубов шагнул через порог. То, что хозяина квартиры нет дома, еще и лучше. Будет время немного осмотреться.
Прихожая оказалась длинным, уходящим вглубь квартиры коридором, не выглядевшим тесным благодаря высоким потолкам и светлым с тиснением обоям. Ремонт здесь был не совсем свежим, но сделанным относительно недавно, не больше пяти лет назад, и весьма дорогим.
