На факультете работали священники, профессора на пенсии, пожилые вдовы и несколько благочестивых пар. В таком окружении у меня не было ни единого искушения.
Это было лучшее решение из всех, что я когда-либо принимал, и самое благородное, что я когда-либо делал.
Я не был милосердным священником. Но я был опытным лидером. И руководство школой позволило мне получить еще одну вещь, которой я жаждал больше всего.
Контроль.
Этот маленький, уединенный уголок на краю мира стал моим королевством, и я знал, как именно в своем королевстве обращаться с представителями влиятельных и состоятельных семейств.
Как те, что сидели сейчас передо мной.
– Я согласился на ваши правила. – Я встал перед Кэролайн, тем самым заставив ее посмотреть на меня. – Потому что это мои правила. Каждое условие договора, которое вы мне выставили, уже прописано в школьных правилах. И если бы вы дали себе труд с ними ознакомиться, вы бы это знали.
– Не смейте…
– Прочитайте. Ознакомьтесь с тем, как тут обстоят дела. Мне нет дела до того, какая у вас фамилия и какими делами вы ворочаете во внешнем мире, вы не имеете права приходить сюда и угрожать мне. Это моя вотчина, и здесь я принимаю решения в интересах моих студентов. Я не намерен угождать требованиям семейства Константин. Ни матери, ни дочери, ни ваших помощников, адвокатов, телохранителей и других приспешников, которых вы на меня нашлете. – Я скрестил руки за спиной, довольный тем, как Кэролайн напрягла плечи. – Если вас это не устраивает, и вы и ваша дочь можете идти.
Они могли уйти или остаться. Мне было без разницы. У меня и так была облегченная нагрузка в классе, вопрос был лишь в том, будет ли у меня больше свободного времени или мне придется посвятить его Тинсли Константин.
Вне всякого сомнения, девочкой пришлось бы заниматься на постоянной основе.
И неудивительно, что ей и здесь было что сказать:
– А что, решетки на окнах – в интересах ваших студентов? А нам будут выдавать смирительные рубашки, чтобы мы не зарезались тут от горя?
Я проигнорировал ее, даже не посмотрел в ее сторону. Я смотрел в глаза Кэролайн, чтобы она наконец приняла решение.
– Я была права на ваш счет. – Она взяла сумочку и телефон и встала, глядя на меня. – Вы жесткий и бескомпромиссный. Именно то, что нужно моей дочери.
Читай: Вы не будете снисходительны к девчонке.
И в этом она не ошиблась.
– Тинсли. – По ее прохладному и равнодушному тону стало понятно, что она уезжает. Она подошла к двери. – Я жду удовлетворительный отчет от отца Магнуса.
Никаких напутствий. Она даже не обернулась, чтобы бросить последний взгляд на девочку, которой она дала жизнь. Лишь размеренное стаккато каблуков по отполированному деревянному полу удалилось и исчезло в коридоре.
Жестокая любовь.
Не самый плохой вариант воспитания, и он имеет место быть. Но если ребенок не видит ничего, кроме такой любви, то ни к чему хорошему это не приводит.
Я перевел взгляд на девочку, сидящую прямо, с повернутой в сторону головой. Мне даже не нужно было видеть ее лица, чтобы сказать, что она пытается сморгнуть слезы.
Тоска, печаль, страх. Через три секунды все это обратится против меня.
Три.
Ее дыхание убыстряется.
Два.
Она сжимает кулаки.
Один.
– Отправьте меня домой. – Она повернулась ко мне и затараторила. – Мне здесь не место. Я никогда не приму вашу устаревшую религию и не подчинюсь вашим дурацким правилам. Вы пожалеете о каждой секунде, что я проведу здесь. Так скажите же ей, что передумали. Пока она не ушла. Скажите, что я недостаточно хороша для вашей школы и вы не хотите меня здесь видеть.
– Нет.
– Я что, неясно выразилась? – Она заскрежетала зубами. – Я обломаю каждый ваш хитроумный план на мой счет. Богом клянусь, мои факапы будут эпичными.
– Ничего. Твое наказание будет таким же эпичным, как и твои факапы.
– Вы… – Она мотнула головой. – Священники не ругаются.
– С чего ты взяла? Ты хоть одного видела?
– Нет, но это не… Это же ненормально. – Она слегка поежилась, провела ладонями по бедрам. Потом выпрямилась снова и обвела взглядом комнату. – Вы, летучая мышь, решетки на окнах… Все это неправильно.
Пришло время рассказать ей кое-что.
Я сел на край парты позади нее и положил локоть на бедро.
– Когда-то к нам с гор спустились несколько соколов-сапсанов. Они начали гнездиться в церкви, прямо в каменной кладке над оконными проемами. Но проблема была в том, что недолетки врезались в стекло, пытаясь вернуться в гнездо, и ломали себе шею. После третьего погибшего сапсана я приказал установить решетки. И с тех пор больше они не гибли.
Гнев в ее голубых глазах угас, и я знал (хотя она никогда бы этого не признала), что нашел ее слабое место.
Ее слабость была в том, что она жалела слабых.
Как и я.
– А летучие мыши различаются по половому признаку. Самки больше. Их легко отличить. – Я наклонился и сделал каменное лицо. – Твой «малыш», это взрослый самец, и он не мог погибнуть. Только если у него нет бешенства. Ну в таком случае быстрая смерть была для него лучшим выходом.
Я знал, что это чертово создание должно было взлететь, но на всякий случай решил потом поискать его под окнами.
– Шесть остальных священников живут в кампусе. – Встав, я не отвел от нее взгляда. – Когда ты с ними познакомишься, тебе будет с кем меня сравнить. А до тех пор воздержись от скоропостижных выводов. – Я поспешил к двери. – Иди за мной.
Она беспрекословно подчинилась. Для разнообразия. Но это ненадолго.
Я провел ее вниз по лестнице в другой конец здания. На первом этаже стоял гул голосов – значит, в столовой собралась целая толпа.
На следующий день начинался новый учебный год, и девочки праздновали воссоединение с подругами после летних каникул и приветствовали новеньких.
Если бы она иначе вела себя на собеседовании, я бы позволил ей присоединиться к собравшимся. Но вместо этого я повел ее дальше, не останавливаясь.
Она помедлила на входе в столовую, оглядывая вечеринку.
– Что они делают?
– Едят, танцуют, веселятся. Привилегии, которых ты на сегодня лишена. – Не замедляя шага, я повернул за угол. – Поторапливайся.
– С каких пор еда – это привилегия? – Она поспешила за мной. – Я умираю с голоду.
– Надо было думать об этом прежде, чем открывать рот. – Помедлив, я припомнил ей ее же слова. – Я не буду отнимать у тебя эту возможность. Позволю тебе «научиться всему самой».
– Я же не летучая… – хмыкнула она.
– Я не потерплю неуважения. Каждая неблагодарность, каждая гримаса, каждый жест будут наказаны. Кивни, если ты поняла.
Она скрестила руки. Подобралась. Выдохнула. Но все же кивнула.
– Хорошо. И перестань шаркать.
Глава 5
Магнус
Все десять минут, что мы шли до спального корпуса, Тинсли семенила за мной, поспевая за моим широким шагом, обиженно надув губы. Или ее губы были такими от природы?
Пухлыми.
Сексуальными.
Боже, только не это. Я отмел эту мысль прежде, чем она успела поселиться в моем воображении.
Мне не стоило об этом думать. Но было в ней в тот момент нечто привлекательное.
Ее молчание.
Славное, восхитительное молчание.
Когда она помалкивала, то казалась старше. Опытнее. Гибкая фигура, уверенная походка: она несла себя изысканно и с грацией. Не намеренно. Нет, сама она старалась излучать вызов и враждебность. Но когда она переставала защищаться, ее порода расцветала в полной мере.
Повиновение было ее второй натурой.
Беспрекословное повиновение.
От этих мыслей было все труднее отмахнуться. Они бередили те части моего «я», которые я жаждал поскорее похоронить.
– Вы сказали мне правду про сапсанов? – спросила она.
– Я не стал бы тебе лгать. Ни о сапсанах, ни о чем-либо еще.
– А, ну да. Потому что священники не лгут?
– Потому что я не лгу. Здесь налево.
Она свернула в следующий коридор, и я уже не мог видеть ее лица.
– Я смогу посмотреть сапсанов? Птенцы летают вокруг школы?
– Иногда.
– Круто. – Ее спина была все так же напряжена, и отвечала она односложно. Но, кажется, упоминание о птицах немного подняло ей настроение.
– Мы только что вышли из основного здания. – Я провел ее по пустому коридору. – Там были классные комнаты, учительские, библиотека и обеденный зал. А теперь мы идем в спальный корпус. Все ученицы должны быть в своих комнатах к девяти вечера. Отбой в десять. Иначе придется до утра бродить вокруг кампуса.
– Когда нам разрешат прогуляться снаружи, чтобы осмотреть территорию?
Академия «Сион» была одной из двух школ-интернатов в нашей маленькой деревне. Вторая школа, «Святого Иоанна де Бребефа», была полностью отдана мальчикам, и ею управлял отец Кристиано Круз.
Каждый кампус окружали неприступные стены. Вписавшиеся в ландшафт, они защищали спальни от незаконного проникновения учеников этих двух школ. Церковь, футбольное поле, театр и гимнастический зал располагались в центре городка между кампусами, благодаря чему мы с соседней школой делили расходы на содержание имущества.
Соглашение о постройке школы для мальчиков рядом с нашей было взаимовыгодным. К тому же мы с отцом Кристиано были друзьями детства.
– У тебя будет полно возможностей, чтобы исследовать деревню, – произнес я. – Но ученики выходят за пределы школы только в сопровождении.
– Не дай бог, невинная девственница увидит мальчика.
– Мы постоянно проводим совместные мероприятия с соседней школой, к тому же каждый день молимся вместе.
– Что? – Она резко остановилась и округлила глаза. – Вы ходите в церковь каждый день?
– Когда идут занятия, все ученики и преподаватели посещают мессу в восемь утра. Кроме субботы.
– Э-м-м, ну да… – Она поморщилась и пошла дальше. – Не надо меня в это впутывать.
– Все ученики, миссис Константин. И пока вы учитесь в этой школе, вам придется следовать правилам, установленным католической церковью.
– Час от часу не легче.
– На девяносто процентов эти обстоятельства зависят от того, как вы к ним относитесь. Просто измените свое восприятие.
– А на десять процентов?
– Десять процентов – это данность, нравится вам это или нет. Такова жизнь.
Только мы подошли к общежитию, как дверь тут же отворилась. Мириам вышла к нам навстречу и улыбнулась обветшавшей с возрастом улыбкой.
– Добрый вечер, отец Магнус. – Она заправила прядь седых волос за ухо и посмотрела на мою капризную подопечную. – Ты, наверное, Тинсли.
– А кто еще? – Она пожала плечами.
– Тинсли, – я прищурился. – Это Мириам, преподаватель английского языка и литературы.
