– Мне кажется, причина в другом, – уклончиво отзываюсь я, отводя взгляд в сторону.
– То есть ты считаешь, переброска нашей группы на эту базу – часть заговора против тебя? – с легким скепсисом спрашивает Теа.
– Понятия не имею, но случившееся на патрулировании – явно не случайность, – рефлекторно сжав пальцы в кулаки, я бросаю на Фокс уверенный взгляд. – И думаю, что кто-то из наших тоже замешан. Передатчик не мог пропасть сам по себе.
Теона долго и напряженно молчит, переваривая услышанное.
– Кто? – спустя минуту гнетущей тишины она наконец задает вопрос, над которым я ломаю голову уже несколько часов.
– Дилан, – выплевываю имя единственного кандидата на роль предателя. Теа поджимает губы, но не спешит озвучивать свое мнение на этот счет. – Он вечно придирается ко мне, да и к другим. Скрытный, агрессивный, постоянно на взводе. Если честно, я ему не доверяю. Что мы о нем знаем, Теа? Кроме того, что он работал с Кэс на ферме и едва не потерял должность из-за глупой ошибки. Дилан ни слова не сказал о своей семье, и он самый несдержанный из нас. Боится, паникует, истерит, ведет себя вызывающе по отношению ко всем… – замолкаю на секунду, чтобы сделать глубокий вдох. – Я думаю, крыса – он.
– Крыса? – рассеянно уточняет Теа, подняв на меня расфокусированный взгляд.
– Ну да, предатель, крот. Это одно и то же.
Теона нервно проводит пальцами по своим волосам и какое-то время задумчиво всматривается в пространство за моей спиной. Затем в ее глазах вспыхивает решимость, и она резко поднимается с кровати.
– Нам нужно выяснить правду, – импульсивно бросает Теа. – Если в нашей группе крот, выполняющий тайные задания командования, то мы все находимся под угрозой.
– Вряд ли Дилан признается сам, – с сомнением отзываюсь я.
– Он живет с Шоном. – парирует она, не дрогнув. – Я пойду туда и попробую вывести его на чистую воду. Ховард мне поможет. В этом не сомневайся, – уверенно заявляет Теона.
Пока я размышляю над ее словами, она уже направляется к двери.
– Скоро вернусь, – оглянувшись, она ободряюще улыбается. – А ты пока можешь расслабиться и поплескаться в душе. Горячая вода есть, я проверила.
Дверь мягко щёлкает, закрываясь за Теоной, и тишина захлёстывает меня, как плотный, глухой занавес. Пространство словно замирает, будто сама комната ощутила её уход. Гул вентиляции за стенами звучит приглушённо, а где-то далеко слышны слабые, почти неразличимые шаги. Всё вокруг погружается в тихую паузу, но в моей голове мысли продолжают носиться вихрем, не давая ни секунды покоя.
Горячая вода… Принять душ? Идея кажется соблазнительной, почти спасительной…
Пар от горячей воды мягко окутывает меня, будто пытаясь смыть не только грязь, но и тревогу, которая нависла надо мной за последние часы. Тёплые струи воды стекают по коже, и я на миг закрываю глаза, позволяя себе забыть обо всём. Хотя бы на несколько минут. Тишина ванной комнаты и монотонный шум воды немного успокаивают натянутые как струна нервы. В какой-то момент я даже начинаю дышать ровнее. Может быть, это просто усталость даёт о себе знать. Может быть, всё, что мне сейчас нужно, – немного отдохнуть.
Вдоволь наплескавшись, я наконец выхожу из ванной, и первое, что замечаю – еду, которую кто-то доставил в нашу комнату. На небольшом металлическом столике стоят два подноса с простым, но вполне сносным набором продуктов: кусок вяленой говядины, отварной картофель, кусок свежего хлеба и кружка чая. Всё выглядит довольно скромно, но, по сравнению с тем, чем нас кормили на Полигоне, этот ужин кажется почти роскошным.
Сев за стол, с досадой понимаю, что аппетит ко мне так и не вернулся. Приемлемая на вкус еда не приносит никакого удовольствия. Я медленно жую кусок картофеля, думая о Теоне. Её долго нет, и это начинает вызывать беспокойство.
Что, если её застали в комнате Шона и Дилана? Какие это может сулить последствия? До этого момента никто из нас не нарушал правила, но я не помню, чтобы нам запрещали покидать свои комнаты после отбоя.
Почти нетронутый ужин стынет на тарелке, а мой взгляд не отрывается от двери. Каждый шорох за её пределами кажется мне сигналом, что Теона вот-вот войдёт. Но ничего не происходит, и градус беспокойства растет в геометрической прогрессии.
Отодвинув тарелку в сторону, встаю из-за стола и начинаю нервно расхаживать по комнате. Мысль о том, что с Теоной что-то случилось, не даёт мне покоя. Тревога тисками сжимает горло, внутри клубится страх. Сколько времени прошло? Сколько её нет? Я мысленно перебираю возможные варианты, и каждый из них кажется хуже предыдущего. Неведение хуже самой страшной правды, мне необходимо знать, что она в порядке, или я просто сойду с ума.
Устав метаться по комнате, обессиленно ложусь на кровать, голова тяжелеет, глаза закрываются, но моё сознание цепляется за реальность – не из-за того, что я хочу остаться бодрствующей, а из-за неясного ощущения – что-то определенно должно произойти. Тишина давит на грудь, и, хотя тело требует отдыха, в глубине души я чувствую, что это затишье перед бурей. И всё-таки сон побеждает… но тревога не уходит.
«Грохот, крики, звуки стрельбы, топот ног по палубе, вой сигнальной сирены. Я забиваюсь в угол каюты, прикрывая лицо дрожащими ладонями, и, трясясь от страха, мысленно молю Эрика вернуться за мной. Но его нет. Он не приходит. Я тихо плачу, размазывая горячие слёзы по щекам, и хаос за дверью будто растворяется в застывшем времени. Паника нарастает, каждый звук усиливается в моей голове: люди кричат, гремят автоматные очереди, воет сирена, стены катера стонут, раскаты грома сливаются с волнами, бьющими по корпусу.
Катер сильно качает. Я слышу, как вода с ревом заливает палубу. В этом хаосе есть что-то ужасно неправильное, будто сама природа пытается нас уничтожить. „Мамочка…“ – всхлипываю я, пытаясь унять дрожь. Если бы можно было отмотать время назад… отказаться от этого долгожданного путешествия. Отец был прав – „Улей“ самое безопасное место на планете, но мне так хотелось, так отчаянно сильно хотелось… Хотя бы раз…
Я закрываю уши руками, надеясь заглушить этот грохот, наклоняю голову и вгрызаюсь зубами в поджатые к груди колени. „Пожалуйста, Эрик, не оставляй меня…“ – мысленно призываю брата.
В глубине сознания вспыхивает паническая мысль: может, лучше спрятаться под кроватью? Там хотя бы не так страшно…
В этот момент раздаётся резкий, глухой стук в дверь. Кто-то яростно ломится внутрь. Я замираю. Стул, которым я подпёрла дверную ручку, трещит и скользит по полу, словно вот-вот соскочит с места. Звук металлических ножек, скребущих по полу, вызывает у меня новый приступ ужаса. Сердце грохочет в груди. Я вскакиваю, не помня себя от страха, и бросаюсь к кровати. Там, под ней, моё единственное убежище, единственный шанс спрятаться от этого кошмара.
Внезапно сверху раздаётся оглушительный взрыв. Волна от него проходит сквозь катер, вибрации ударяют в пол, и я чувствую, как вся каюта содрогается. Дверь разлетается на куски, её обломки с хрустом ударяются о стены. Стекло в иллюминаторе с грохотом трескается: осколки от него разлетаются по каюте. В тот же миг меня сносит ударной волной – я лечу, ударяясь о стену. Воздух выбивает из легких, живот опаляет дикая боль, инстинктивно прижимаю к нему ладони и чувствую под пальцами горячую влагу, а еще что-то острое, вонзившееся в мою плоть.
Тьма накрывает, будто плотное одеяло, веки слипаются, тело немеет. Сквозь вязкий сгущающийся мрак до моего уплывающего сознания доносится едва различимый далекий голос:
„Она должна вернуться…“»
– Дерби, проснись… Ну же, – кто-то трясет меня за плечо, вырывая из жуткого кошмара. Сразу всплывает мысль: Теона? Я открываю глаза и почти машинально выдыхаю её имя, но при виде той, кто на самом деле склонилась надо мной, слова застревают в горле.
– Амара? – шелестящим шокированным голосом восклицаю я.
Резко подскакиваю с кровати, словно электрический разряд пробежал по всему телу. Как такое возможно? Я хватаю девушку за плечи, задыхаясь от смеси неверия и облегчения. Слёзы подступают к глазам.
– Ты жива… Боже, ты жива. Мы думали, что тебя… что ты… – слова застревают в горле, не дав мне закончить фразу.
Амара выглядит… ужасно. Лицо измождённое, покрытое ссадинами. Под одним глазом синяк, губы потрескались, а волосы спутаны, как будто её кто-то только что вытащил из самого ада. Я вижу следы от порезов и царапин на смуглых руках, её пальцы мелко подрагивают, как у человека, находящегося на грани отчаяния.
Лароссо пытается отстраниться, но я держу её крепко, словно боюсь, что она исчезнет как мираж. Её дыхание прерывисто, словно ей трудно говорить.
– Тихо, – Амара резко прижимает палец к губам и оглядывается, как будто боится, что кто-то вот-вот ворвется в комнату. – Если меня здесь заметят, нам обеим не поздоровится.
Я невольно отступаю на шаг, отпустив её плечи. Моя голова кружится от эмоций – от облегчения, страха и растерянности…
– Что с тобой случилось? Где ты была все это время? – вопрос рвётся наружу, пока я судорожно пытаюсь переварить увиденное.
– Слишком долго объяснять… – Амара быстро трясет головой. – Но я попробую… Мне нужна твоя помощь, Дерби…
Глава 23
Амара стоит передо мной, словно тень самой себя. Лицо осунувшееся, тёмная кожа покрыта глубокими следами жестокой борьбы, комбинезон из плотной ткани порван в нескольких местах, будто она продиралась сюда сквозь лесные дебри. Карие глаза пустые и затравленные, в них отражается страх, такой ледяной и всеобъемлющий, что я невольно отступаю. Она вся дрожит, лихорадочно осматриваясь по сторонам. Её взгляд на мгновение мутнеет. Что-то темное и тревожное нависает над нами, и я инстинктивно сжимаю кулаки, готовясь к очередному удару.
– Никакого дежурства не было… Нас погрузили на катер и доставили сюда, – хрипло произносит Амара, заставив меня онеметь от изумления. – На эту проклятую базу, без каких-либо объяснений.
Я молча смотрю на неё, не в силах выдавить ни слова. Голова пульсирует от вопросов, но прежде, чем успеваю задать хоть один, взгляд Амары падает на ужин, оставленный мной на столе. Глаза девушки тут же вспыхивают, словно всё остальное на миг исчезает. Я слышу, как урчит её желудок, и, не раздумывая, хватаю Лароссо за руку и подталкиваю к столу.
– Ешь! – коротко приказываю я, подвигая к ней свою нетронутую тарелку.
– Спасибо, – сдавленно шепчет Амара и, не теряя ни секунды, жадно набрасывается на еду.
Она хватает хлеб, запихивает в рот картофель, затем вгрызается зубами в сухое мясо. Ужин исчезает с тарелки так быстро, будто каждая минута за столом – это последняя возможность прочувствовать что-то, кроме боли и страха.
– Тут таких, как я, много, – громко прожевывая пищу, проговаривает Лароссо. – С каждого призыва около тридцати процентов оказываются здесь. Мы для них – пушечное мясо. Вылазки за периметр каждый день… Нас отправляют вперед, чтобы шершни заметили… чтобы начали окружать, а затем… солдаты запускают дроны, и только потом идут в атаку.
Амара замолкает, чтобы сделать глоток чая. Ее слова крутятся в моей голове, как острые осколки, вызывая жгучую ярость. Ложь… Повсюду сплошная ложь. И смерть. Мы – не воины, не спасители этого мира. Мы – лишь расходный материал.
– Четверых убили в первый же день, – утолив жажду, продолжает Амара. – Нас вышвырнули за периметр, едва мы сошли с катера. Они даже не объяснили, что происходит, и какая перед нами стоит задача. Просто сказали идти вперёд…
Руки Амары, едва переставшие дрожать, сжимаются в кулаки, и я непроизвольно повторяю ее жест.
– Эти твари… они окружили нас, – через силу выдавливает она из себя. – А потом… потом начался ад. Шершни – были повсюду. Мы отстреливались, пытались бежать, но их… их там полчища, Ари… Я видела, как они раздирали людей на части, вырывая куски плоти из их тел. Четверо из нашей семерки…
Она замолкает, судорожно всхлипнув. Темные, почти черные глаза стекленеют, словно её душа вновь переживает тот ад. Мое сердце стучит в груди так сильно, что кажется, оно вот-вот разорвётся.
– Те, кто выживают, – взяв себя в руки, снова начинает Амара. – Если они выживают… и не сходят с ума, возвращаются на базу, а на следующий день все повторяется…
Внутри меня растёт горькое, всеобъемлющее чувство беспомощности и сочувствия, и вместе с ними крепнет испепеляющий гнев.
– Но ты… выжила, – медленно произношу я, пытаясь осознать, что передо мной сидит человек, прошедший через невообразимое. – Мы все здесь просто мишени, да?
– Вы – нет, – качает головой Амара, засунув в рот последний ломтик картофеля. – В этих корпусах… – она обводит комнату беглым взглядом. – Содержатся элитные подразделения бойцов и тех, кто только готовится вступить в их ряды. Вас будут усиленно тренировать, а нас уже списали… Мы живем в ужасных условиях, Ари, – ее взгляд, наполненный немой мольбой, обращается ко мне. – В общих сырых подвалах, где так холодно, что нам приходится спать парами, согревая друг друга собственными телами. Первые сутки я грезила о побеге, но, если бы ты видела, что творится за периметром… Бежать некуда. Мы тут в ловушке. Именно поэтому они не запирают двери. Именно потому я смогла беспрепятственно пройти… Но я пришла не за жалостью, Дерби… Мне нужен еще один шанс, я докажу, что могу быть одной из вас… Я не слабая…
– Ты сильная, Амара, – сквозь выступившие слезы киваю я. Голос срывается и дрожит от обуревающих меня чувств. – Ты сильнее всех нас.
– Скажи об этом Харперу. Убеди его, – Лароссо вскидывает голову, в глазах горит отчаянная надежда. – Ты дочь главы Корпорации и кто бы что ни говорил, этот факт имеет вес.
Застыв, я растерянно смотрю в осунувшееся лицо Амары, пытаясь сознать смысл ее слов. Она верит, что я могу что-то изменить в этом несправедливом жестоком месте, где «имеют вес» приказы только одного человека – генерала. Тут моё имя и моя кровь – ничто. Никто не станет слушать инициара Дерби, даже если я встану на колени, даже если предложу поменять нас с Амарой местами.
– Харпер слепо подчиняется Одинцову, – начинаю я, но слова будто вязнут в горле. – И мои просьбы для него – пустой звук.
– Она абсолютно права. Что ты здесь делаешь, Лароссо? – звучит холодный голос Харпера, и мы одновременно вздрагиваем.
Амара прижимается к стене, словно сливаясь с ней. Темные глаза мгновенно наполняются ужасом, она опускает взгляд вниз, обхватив свои плечи трясущимися руками. Я нервно перевожу дыхание, чувствуя, как по позвоночнику пробегает табун ледяных мурашек. Сама мысль, что он подслушал наш разговор, вызывает целый спектр противоречивых чувств. И как бы дико это ни звучало, одно из них – облегчение.
Харпер стоит в дверном проёме, иронично приподняв бровь. Застыв на месте, я оцепенело рассматриваю его массивную фигуру. Темные джинсы плотно облегают длинные мускулистые ноги, чёрный свитер с высоким воротом подчёркивает бугрящиеся, словно литые, мышцы на широких плечах и сильных руках. Неудивительно, что он появился так бесшумно, словно опасный грациозный хищник – без формального военного обмундирования майор даже движется иначе. Его холодные глаза внимательно скользят по Амаре, а затем перемещаются на меня.
Я собираю остатки мужества и, откинув сомнения и страх, делаю шаг вперед по направлению к майору.
– Амара мне все рассказала! И я требую объяснений! – бросаю твердым тоном, поражаясь собственной смелости.
Его тяжелый взгляд, как стальной нож, безжалостно полосует меня с головы до ног, только я не позволяю ему пробить мое самообладание. Держусь из последних сил… Но насколько меня хватит?
Харпер медленно, почти с издёвкой, усмехается.
– Требуешь? – тянет он, чуть склонив голову к плечу.
Майор выглядит расслабленным и спокойным, но я не обольщаюсь. Тигр тоже не рычит, выслеживая свою добычу.
– Кто дал вам право использовать инициаров в качестве пушечного мяса? – расправив плечи, яростно смотрю в невозмутимую физиономию Харпера.
– А ты думала, что я имел в виду, когда говорил: слабые выбывают, а сильные продолжают борьбу? – сузив зеленые глаза, он опирается плечом о дверной косяк. – Что мы посадим их на корабль и отправим домой? Каждый инициар должен приносить пользу Корпорации, служить во благо безопасности островов. Это не мои правила, и не я их придумал. Это закон, и он един для всех. Или у тебя другое мнение, Дерби? – его взгляд наливается тьмой, и я внезапно вспоминаю совершенно другой разговор, состоявшийся, кажется, целую вечность назад.
«Как дочь президента и главы Верховного Совета, я должна служить примером, а не прятаться за стенами нашего острова. Закон един для всех, и ты сама голосовала за него…»
Мои слова… сказанные матери в другой безопасной реальности. Без сомнений и колебаний. Но какой же разный смысл вложен в эти похожие фразы.
– Вы не дали мне шанса, – слабым голосом возражает Амара. – Никому из нас.
– Разве я не предупреждал, что на Полигоне нет вторых шансов? – бесстрастно парирует Харпер, устремляя взгляд на съёжившуюся у стены Амару. – Или ты считаешь, что чем-то лучше других инициаров, проваливших тестирование?
Амара даже не пытается поднять взгляд, ее дрожащие пальцы впиваются в плечи, дыхание сбивается. Мне отчаянно сильно хочется подойти к ней, но ощущение опасности, исходящей от Харпера, сковывает конечности. Внезапно он проходит вперед, со скучающим видом осматривая мою комнату.
– Но знаешь, – продолжает он, его тон неожиданно смягчается, в глазах появляется задумчивое выражение. – Некоторые правила стоит нарушать. Ты побывала на трех боевых операциях в качестве приманки, но все еще дышишь и нашла в себе силы прийти за помощью. Большинство из таких, как ты, предпочитают не высовывать нос из своих клеток, боясь последствий.
Харпер прищуривается, словно прислушиваясь к самому себе, а затем внезапно кивает, словно принял решение.
– Но ты не побоялась, – произносит он. – Редко, но исключения случаются. Даже здесь. Иногда те, кто проявляют слабость на первых этапах, в дальнейшем раскрываются совершенно иначе. Страх смерти пробуждает скрытые резервы силы и отваги. Тот, кто отважился бросить вызов своему страху, заслуживает второго шанса.
Амара, оторопев, поднимает на него взгляд, в ее глазах на секунду мелькает искорка надежды, словно она не верит, что майор говорит о ней. Она прижимается к стене, но уже не с прежней отрешенностью, а как человек, охваченный смесью изумления и надежды.
– Если ты выжила, – продолжает Харпер, хмуро кивнув, – И нашла в себе смелость прийти сюда, значит, в тебе есть потенциал. Я возвращаю тебя в группу, инициар Лароссо.
Не помня себя от радости, я импульсивно шагаю к Амаре и крепко сжимаю ее в своих объятьях. Уткнувшись носом в мое плечо, она рыдает от облегчения.
– Спасибо, майор Харпер, – благодарю за обеих, успокаивающе гладя Амару по курчавым волосам. В груди щемит от переизбытка чувств, в горле застрял комок слез, веки предательски щиплет от соли.
Харпер на мгновение останавливает на мне свой ледяной взгляд. Я задерживаю дыхание, боясь, что он передумает.
– Проводи инициара Лароссо в комнату Грейсон, – приказывает майор, и, развернувшись, стремительно выходит в окутанный полумраком коридор.
– Ты как? Готова идти? – с беспокойством всматриваюсь в застывшее, словно маска, лицо Амары. В глазах цвета горького шоколада – пустота и стужа.
Похоже, после такого стресса она впала в заторможенный ступор, но все это сейчас кажется второстепенным. Главное – Лароссо выжила, и она остается.
– Эй? Все в порядке? – взяв ее за руку, я принимаюсь с усердием растирать ледяные пальцы.
– Нет, не в порядке, – Амара нервно трясет головой, вырывая свою руку из моих ладоней. – А как же остальные? Ольга и Марк тоже выстояли, они не сломались, не отчаялись… – глаза Лароссо лихорадочно вспыхивают. – Я должна догнать Харпера… – она бросается к двери так быстро, что я едва успеваю перехватать ее до того, как она совершит самую большую в жизни глупость.
– Стой. Что ты творишь? – схватив Амару за плечо, впечатываю ее в стену, удерживая от необдуманных поступков. Она какое-то время борется со мной и, лишь окончательно обессилев, сдается. – Не сейчас, не сегодня… Не искушай судьбу… – шепчу я, укачивая рыдающую девушку в своих объятиях. – Мы должны держаться друг за друга. Не думала, что когда-нибудь это скажу… но всех не спасти. Мы не можем рисковать тобой, слышишь? Если майор передумает, никто из нас не сможет тебе помочь.
– Но я…
– Если выбирать между твоими новыми друзьями и тобой, мы выберем тебя, – не дав ей высказаться, твердо отрезаю я.
