– Сосредоточься, ни один выстрел не должен пройти мимо цели, – неожиданно уверенно бросает Финн.
– Всем приготовиться, – тихо, но отчетливо говорит Эванс. – Как только они покажутся, стреляем на поражение.
И в этот момент дверь, на которую направлены прицелы наших автоматов, начинает вибрировать под натиском, словно от удара молота по стальной стене. Металл гнется, поддаваясь нечеловеческой силе. Мое сердце стучит так громко, что почти заглушает шум. Пальцы цепляются за спусковой крючок, одеревенев от напряжения. По спине льется ледяной пот.
– Боже, помоги нам, – слышу отчаянный вскрик Кассандры.
– К черту религию, в участие Бога давно никто не верит, – хрипит Дилан, его слова, полные горького цинизма, тонут в грохоте.
Еще один удар, оглушительный, пронзительный скрежет. С глухим треском дверь срывается с петель, летит внутрь, поднимая облако пыли и ледяного воздуха. Волна адреналина накрывает нас, когда в тусклом, мерцающем свете начинают проступать фигуры шершней. Мускулистые тела покрыты черным пеплом, мощные мышцы раздуваются под грубой, блестящей от крови, кожей. Чудовищные глаза сверкают дикой, бесконтрольной жаждой уничтожения. Их пасти открываются в жуткой, неестественной гримасе, обнажая острые зубы, похожие на осколки стекла. Когда первый из мутантов бросается вперед, его рык заполняет коридор зловещим, душераздирающим эхом, и у меня возникает ощущение, что мы столкнулись не с живыми существами, а с самой смертью, которая внезапно обрела форму.
– Огонь! – командует Эванс, и в этот момент раздаётся первый залп.
Автоматы взрываются оглушительным ревом выстрелов. Помещение тут же заполняет черный дым. При каждом выпущенном мной залпе возникает вибрация в пальцах и затылке, заставляя все тело напрячься до предела. Темные силуэты шершней наступают, падают под огнем пуль, но за ними появляются другие, еще более злобные и быстрые. Навожу прицел на голову ближайшего монстра и снова выпускаю очередь; пули разрывают его обезображенный, лысый череп. Но прежде, чем тело оседает на пол, его место тут же занимает еще одна тварь.
Мои руки дрожат, но пальцы продолжают цепляться за спусковой крючок, выпуская неумолимо подходящие к концу снаряды. Ощущение времени исчезает, и я больше не знаю, сколько секунд прошло с начала вторжения. Адреналин сливается со страхом в один безумный коктейль, превращая кровь в огонь. Я слышу собственное дыхание, тяжёлое и рваное. Слева и справа раздаются крики и автоматные очереди, но в хаосе и грохоте я с трудом понимаю, что происходит. Мы на пути к победе или сдаемся? Нам конец или у нас есть будущее?
Сквозь мерцающий тусклый свет вижу, как одна из тварей рвётся ко мне. Она прыгает вперед, обнажая длинные когти, готовые вонзиться мне в грудь. В последний момент я бросаюсь вбок, чувствуя, как когти скользят по броне, оставляя глубокие царапины. Быстро приставляю ствол прямо к голове монстра. Шершень падает, темная кровь брызжет на пол и стены, оставляя багровые пятна.
Пот со лба течет ручьями под чертовым шлемом, заливая глаза, но я продолжаю стрелять, убивая несущихся на нас беспрерывным потоком монстров. Чёрные тени скачут, перепрыгивая через валящиеся трупы. Целые горы из мертвых тел, но живых тварей меньше не становится. Они карабкаются по телам своих павших сородичей, цепляясь когтистыми конечностями за окровавленную плоть, их тела движутся со смертоносной гибкостью и силой, преодолевая горы мертвецов, непрерывный дикий рёв заглушает даже звуки выстрелов.
Откуда-то сбоку доносится панический вскрик. Может быть, Теона или Юлин, но я не могу обернуться, не могу позволить себе даже доли секунды промедления. Мир сузился до прицела автомата и бесконечного потока шершней. Холодный ужас сковывает изнутри, но я продолжаю стрелять, удерживая рвущихся на нас тварей.
Стены дрожат, в воздухе висит черная пелена дыма. Скрежет когтей, глухое рычание мутантов и залпы автоматных очередей сливаются в одну жуткую симфонию разрушения. Мои силы на исходе, пульс бьется в висках, отдаваясь тупой болью в затылке.
«Сколько ещё мы сможем выдержать?» – крутится в голове отчаянная мысль.
Внезапно в хаосе перестрелки раздается еще один пронзительный крик:
– Боеприпасы на исходе! – это голос Шона, пробивающийся сквозь грохот стрельбы и рев шершней.
Эванс, не теряя самообладания, мгновенно реагирует:
– Отходим к запасному выходу! Прикрываем друг друга и медленно двигаемся. Выбрасывайте ящики в проход, чтобы замедлить тварей.
Мы начинаем пятиться назад, выпуская короткие очереди, стараясь не тратить пули впустую, и отчётливо понимая: каждое движение – борьба, каждая ошибка – смерть, каждый выстрел – надежда, без которой ничто не имеет значения.
Мутанты напирают, продвигаясь к нам с неумолимой силой.
Финн, Юлин и Кэс быстро бросают стальные ящики прямо на горы трупов, пока остальные прикрывают их плотным огнем, направленным на мутантов. Это не остановит шершней надолго, но даст нам небольшой запас времени. Расстреляв еще одну волну шершней, мы начинаем отступать быстрее. Новые озлобленные твари уже на подходе, один, самый быстрый, перемахивает через сымпровизированную в спешке преграду, и, нажав на спусковой крючок, я попадаю ему точно в лоб.
– В яблочко, детка, – раздается рядом нервный смешок Дилана. Похоже, мы все дошли до стадии, когда страх за собственную шкуру перекрылся каким-то другим чувством.
Я собираюсь что-то ответить в той же манере, но внезапно раздается низкий, тяжёлый лязг. Пол под нашими ногами приходит в движение, разъезжаясь, словно дверцы лифта и обнажая зияющую внизу пустоту. Зловещий разрыв становится все шире, и мы инстинктивно отскакиваем к стенам, пытаясь найти хоть какую-то опору. Ощущение невыносимой беспомощности пронизывает всё мое существо в тот момент, когда бетонный пол полностью исчезает, и мы с криками срываемся вниз.
Глава 27
Мы проваливаемся в черное безмолвие. Потоки воздуха обжигают кожу под шлемом, пронизывая пространство вокруг, сливаясь с нашими воплями и отдалённым лязгом металла, захлопывающегося над нами, будто за нашими спинами закрылись ворота, отделяющие нас от света, и впереди – лишь вечная тьма. На короткий миг весь мир словно вывернут наизнанку – нет ни верха, ни низа, только холодный мрак, обволакивающий наши тела.
Тяжелый удар, и я чувствую, как меня бросает на что-то твёрдое. Падение выбивает дыхание, в глазах темнеет и на долю секунды сознание уходит в туман. Сквозь нарастающий гул в ушах раздается приглушённый, но такой знакомый голос:
«Вставай, Ари. Сражайся. Вспоминай, чему я тебя учил. Время пришло!» – чёткий и твёрдый голос отца звучит где-то на границе реальности и кошмара.
Перед внутренним взором возникают его пронзительные голубые глаза, такие спокойные и ясные, словно отец не плод моего угасающего сознания, а стоит рядом, склонившись надо мной и ласково гладит по лицу. Но это невозможно… Папы здесь нет… Эрика тоже нет… Они оба меня бросили. Солёные слезы обжигают веки, грудную клетку стягивает стальным обручем, и я снова начинаю уплывать… Мамочка, я тоже его никогда не прощу…
«Вставай. Двигайся. Выживай.» – снова врывается в мое подсознание гипнотический голос президента, на этот раз приказывая, а не ласково убеждая.
Прихожу в себя мгновенно, словно кто-то запустил мой внутренний резерв. Рывком поднимаюсь на ноги, превозмогая боль в ушибленных ребрах и затылке, и в эту же секунду меня оглушает зловещий рокот – то ли отголосок нашей борьбы, то ли низкое рычание шершней, успевших прыгнуть за нами до того, как зияющий проем закрылся. Сквозь хаос я улавливаю пронзительный крик Теоны, полный дикой боли и ужаса. Меня пронзает ледяным осознанием – шершни действительно здесь, в этой темной ловушке, из которой, похоже, нет выхода.
– Включите тепловизоры! Не стрелять, пока не увидите цель! – раздается резкий приказ Эванса. Его голос прорезает темноту, отдаваясь гулким эхом в моей голове. Я тянусь к панели на шлеме, но после падения часть функций не срабатывает, тепловизор не включается. Дыхание замирает, и страх застывает в сердце, но в следующее мгновение начинается нечто странное.
Пространство вокруг постепенно обретает формы. Способности, проявившиеся тогда, в лесу, возвращаются – я снова начинаю различать очертания в кромешной тьме, как будто кто-то тихонько, невидимо, осветил пространство для меня одной. Содрогнувшись от ужаса, я вижу две массивные тени, нависшие над Теоной. Я поднимаю автомат и, не отводя взгляда, нажимаю на спуск. Первая очередь настигает одного из шершней, пули впиваются в его черную плоть, разрывая ее. Второй, вскинувший уродливую морду с окровавленными клыками, получает пулю в глаз и, дергаясь в конвульсиях, падает назад.
Я бросаюсь к неподвижно застывшей подруге, глотая застрявшие в горле слезы и немой вопль. Ноги ватные, сердце сжимается от страшного предчувствия. Рухнув перед ней на колени, отчаянно и протяжно кричу. Костюм на груди Теоны разодран, из рваной раны на шее вытекает темная кровь. Она судорожно хрипит, пытаясь сделать вдох, хаотично скользя трясущимися руками по кровавым лужам. Я хватаю ее ладонь, сжимая в своих так сильно, словно это сможет спасти или хотя бы согреть, утешить… на мгновение. Последнее мгновение.
– Пожалуйста, Теа. Прошу… – умоляю, прошу и плачу.
Кто-то опускается рядом со мной, что-то говорит, но я не слышу. Мой взгляд с отчаянной, обреченной надеждой впивается в лицо Теоны, ставшей мне родной и близкой за столь короткий срок, что мы провели в этом аду.
– Ты нужна нам. Мы не справимся без тебя… Как же так, Фокс? Мы же команда…
Почувствовав слабое шевеление ее пальцев в моих ладонях, я обхватываю их еще крепче, желая удержать, не дать уйти… так рано, несправедливо рано. Мне удаётся… всего на секунду, а потом из ее груди вырывается булькающий звук, распахнутые глаза за визором шлема тускнеют, из них неумолимо утекает жизнь, оставляя лишь страх, боль и неизбежное прощание. Ее губы шевелятся, будто она хочет что-то сказать, но все, что остается – слабый хрип, после которого тело Теоны затихает в моих руках.
Я не знаю, сколько проходит времени. Минута, две или вечность. Все мои чувства и ощущения тонут во всеобъемлющей скорби, бездонной как черная пучина, что поглотила Фокс. Забрала ее себе жестко и беспощадно, словно имела право… Беззвучно всхлипывая, я по-прежнему сжимаю безжизненную руку Теоны, вспоминая, какой сильной и особенной она была. Неунывающей, временами дерзкой, но почти всегда непринуждённой и искренней, готовой подбадривать любого, кто нуждался в поддержке или совете. Самая честная и прямолинейная из всех нас. Яркая влюбчивая звездочка из серого Гидрополиса, погасшая слишком рано. Теперь от нее остался только пустой остекленевший взгляд, обращенный в никуда…
Сдавленный вдох, прозвучавший совсем близко, заставляет меня вскинуть голову. Сквозь мутную плену слез я с трудом фокусирую взор на Эвансе. Оказывается, это он был все время рядом. Неподвижный и молчаливый как скала.
Я не вижу выражение его лица за шлемом, но по напряжённым плечам и едва заметной дрожи видно, как тяжело ему дается сдерживать своё горе.
– Черт возьми, Теа… – он протягивает руку к ее окровавленному плечу, но затем быстро одергивает, сжимая пальцы в кулак до хруста костяшек. – Черт… – снова и снова повторяет, словно не может принять жесткую правду. Его дыхание становится всё более прерывистым. Лейтенант замирает, погружаясь в свои мысли, а затем что-то в нём ломается. Он быстро отворачивается, стараясь не показать своей слабости. Резко встает на ноги и отшатывается назад.
Может быть, я в нем ошиблась, и Эванс испытывал к Теоне гораздо более глубокие чувства, а не только эгоистичное желание обладать той, что выбрала другого? И выбрала ли? Пусть мне не удалось узнать Фокс достаточно хорошо, чтобы читать ее мысли, но к этому парню она однозначно была неравнодушна. Это было заметно по мимолётным взглядам и тому, как она горячо и категорично отрицала, что между ними ничего больше не осталось, а он злился и настаивал, срываясь на Ховарде, а иногда и на самой Теоне.
Нет, Эванс волновал ее. И, возможно, не меньше, чем Шон…
Шон.
Оглянувшись, я нахожу взглядом Ховарда. Ссутулившегося и застывшего в неестественной позе. Он будто окаменел, как и остальные инициары. Жуткое молчание, ни малейшего движения, рваное дыхание и гулко бьющиеся сердца. Страх и ужас свершившейся утраты нависает над нами тягостной плотной тишиной. Вязкий полумрак давит на плечи, невысказанные слова и невыплаканные слезы комом стоят в груди.
– Отпусти ее, Дерби. Она мертва, – хрипло произносит Эванс, со свистом выдыхая воздух. Отчаяние и боль в его голосе настолько осязаемы, что меня накрывает второй волной чудовищного осознания. – Поднимайся, – приблизившись, он протягивает мне руку, помогая встать на ноги.
Я еще какое-то время потерянно стою над телом Теоны, ощущая, как свинцовые тиски не позволяют сделать полноценный вдох. Волна горя и опустошения захлестывает все сильнее.
Эванс пытается отвлечь меня от этого ужаса, переключить внимание на задачу, как и положено командиру. Он шагает вперед и с трудом выдавливает слова:
– Мы не можем оставаться здесь. Нужно понять, где мы оказались и найти выход. Связь с Харпером пропала, так что придется рассчитывать только на себя.
– Найти выход? – я поднимаю на него потрясённый взгляд. – Уйти и оставить Теону с этими дохлыми тварями?
Мой голос звучит резко и почти грубо, но мне плевать на чертову субординацию. Я не могу понять, как он может так спокойно говорить о том, чтобы бросить Теону здесь и искать очередной выход, которого, вполне вероятно, попросту нет.
– Я отвечаю за остальных, Дерби. За всех вас. Если мы и дальше будем терять людей, у нас просто не останется шансов на спасение, – жестко и бескомпромиссно чеканит он.
Сжимаю кулаки, ощущая, как внутри всё закипает от гнева. Этот холодный, беспристрастный тон… Как он может?
– Но это же не просто «ещё одна смерть», лейтенант, – бросаю я, не в силах сдержать горечь. – Это Теона. Она была с нами с самого начала. Она… Она была одной из нас.
По телу лейтенанта проходит крупная дрожь. Возможно, он хочет что-то ответить, но тут вмешивается Шон, поддерживая мое праведное возмущение.
– Ари права. Это неправильно, Эванс. Мы не можем просто уйти.
Лейтенант издает раздраженный рык. Кажется, он сам не понимает, что ему мешает отдать привычный приказ и уйти. Его плечи напрягаются, и по едва уловимым движениям видно, что внутри него ведут борьбу долг и нечто более личное.
– А если бы это был ты, Эванс? Или Харпер? – вклинивается в диалог Амара.
После пережитого кровавого ада за периметром, ее психика справилась быстрее с тем кошмаром, который настиг нас сегодня. И гибель Теоны… Нет, я не думаю, что ее это затронуло меньше, но Лароссо видела столько смертей в последние дни…
– Или некорректно сравнивать жертвы среди командования с такими, как мы? Но ведь ты тоже был инициаром, лейтенант! – с напором продолжает Амара. – Прошел всего год, и ты так легко забыл с чего начинал? Сколько сослуживцев ты похоронил? Или бросил так же, как ее? На поле боя? Мы – люди, Эванс, и не должны переступать через тела своих павших друзей, как это делают потерявшие человечность мутанты. Иначе мы ничем не отличаемся от них, – на этой ноте она заканчивает свою эмоциональную речь, нашедшую горячий отклик в сердцах каждого.
Эванс не отвечает, пытаясь вернуть себе привычную жесткость, его взгляд возвращается к мёртвой Теоне, и я вижу, как его губы беззвучно двигаются за прозрачным визором. Никто, кроме меня, не смог бы рассмотреть в кромешной тьме ни малейшего проблеска эмоций. Тепловой спектр позволяет увидеть только пульсирующие красным силуэты. Но я… я замечаю то, что недоступно другим. Лейтенант – не хладнокровная боевая машина. Он все еще человек, способный на сострадание. Всего год… Амара права. За это время невозможно очерстветь настолько, чтобы закрыть глаза на гибель любимой девушки, и оставить ее тело гнить вместе с трупами убийц.
– Мы вернемся за ней, – сипло произносит Зак, давая обещание, в которое сам не верит. Я слышу в его голосе надрыв и борьбу… и ответственность, и долг. Ему трудно принять решение. Возможно, в разы труднее, чем нам. – Ее смерть не должна быть напрасной. Если мы останемся здесь, то закончим точно так же.
– Я остаюсь, – бросаю резким тоном, потому что не могу иначе. Сердце горит в груди от несправедливости. Я могла оказаться на месте Теоны… Любой из нас мог лежать там, на полу в луже крови.
– И я, – подхватывает Шон, а за ним – все остальные.
– Ты не понимаешь, Дерби, – голос Зака все-таки срывается, но он быстро берет себя в руки. – Мы все должны выбраться. Я не могу позволить вам погибнуть ради… – он замолкает, не находя нужных слов, а потом внезапно добавляет: – Ради мёртвого тела.
Эти его слова задевают меня до глубины души, как будто он только что бросил нам всем в лицо что-то невыносимо холодное и жестокое.
– Ради мёртвого тела? – повторяю я, не веря собственным ушам. – Ты сам слышишь, что говоришь?
Шон делает шаг вперед, вставая почти вплотную к Эвансу.
– Зак, ты же не конченая мразь. Это не просто тело. Это… – он прерывается, пытаясь подобрать слова. – Это Теона. Та, кого мы оба знали задолго до того, как оказались здесь. Кого мы ценили. Кого ты ценил.
Эванс отступает назад, тяжело выдыхая. На короткий миг в мрачном подземелье повисает тяжёлая тишина, а затем до нашего слуха доносится неясный шум. Далекое эхо шагов и тихие голоса, приглушённые, но постепенно приближающиеся со всех сторон. Мы все напрягаемся, замерев и ловя каждое движение.
– Это… люди? – встрепенувшись, настороженно шепчет Амара.
– Кажется, да, – неуверенно отзывается Кэс.
Это ее первая реплика с момента гибели Фокс. Они не были близкими подругами и гораздо реже общались, но я уверена, что смерть Теоны потрясла ее не меньше, чем меня.
– И их много, – прислушавшись, мрачно произносит Дилан, вглядываясь в темные проемы коридоров, ведущие к бетонному квадрату, где находимся мы. – Что думаешь, лейтенант? – обращается он к застывшему Эвансу. – Это обещанная подмога или…
– За нами пришли? – с надеждой в голосе перебивает Юлин Ши, хватая за руку Финна, который все еще находится в прострации после пережитого. Ему пришлось выживать, убивать и видеть смерть так близко… Мозг юного ученого просто не способен в столь короткие сроки справиться с ужасающими реалиями последних недель. И как бы я ни пыталась понять, это не укладывается в моей голове – для чего Корпорация отправляет на Полигон таких, как он? В борьбе за выживание человечества ученые играют не меньшую роль, чем солдаты.
– На военных не похоже, – подумав, отрешенно констатирует Лиамс. – Слишком звонкие голоса. Солдаты ведут себя тише.
Шаги становятся ближе, и вскоре мы видим неясные силуэты. Мои пальцы сжимаются на автомате, я готова в любой момент нажать на спуск, но через несколько секунд до меня доходит, что это не враги.
Из двух темных проходов, напоминающих черные норы, одновременно выходят измождённые перепуганные инициары. Точнее те, кто ими был, пока не оказался в подвалах «Аргуса» после первой оценки результатов. Их не так много, как предположил Дилан. Десять, нет, двенадцать человек.
– Ольга! – громко восклицает Амара, и одна из девушек бросается к ней. – Что произошло? – спрашивает Лароссо, крепко обнимая подругу. – Где Марк?
– Я не знаю. Вчера его перевели в другой отсек, – отвечает та. – Некоторое время назад мы услышали сирену, и двери в наши комнаты сразу заблокировались. Затем поступил приказ надеть полную экипировку и ждать… После – снаружи все загрохотало, а потом пол провалился и… вот мы здесь, пришли на ваши голоса, – сбивчиво тараторит незнакомка и резко осекается, увидев растерзанное тело Теоны и убитых шершней. – Боже… эти твари здесь?
– Эти двое проскочили с нами. Ари пристрелила их, – Амара кивает на меня. – Девушка из нашей группы…
– Мне жаль, – едва слышно шепчет Ольга и мягко касается плеча Лароссо.
– Вас эвакуировали, я думал… – Эванс замолкает, не закончив фразу и облегченно вздыхает, а я продолжаю смотреть на вновь прибывших, испытывая то же чувство, что и лейтенант. Они – живы, их не бросили умирать в запертых клетках. Значит, ещё не всё потеряно в этом бездушном мире.
Внезапно откуда-то из стен и потолка раздается механический треск; следом вспыхивает аварийное освещение, заливая туннель или подземелье (сложно подобрать верное определение месту, куда нас скинули, как слепых котят) пульсирующим красным светом. Крайне неприятным для глаз, но, по крайней мере, мы больше не в кромешной тьме, и мне не нужно бояться, что Эванс заметит поломку теплового сканера в моем шлеме. Я перевожу визор на затемненный режим, чтобы снизить раздражающий эффект.
Очертания пространства вокруг сразу становятся более различимыми. Оглядевшись, я замечаю знакомую фигуру, появившуюся из самого дальнего коридора. Мгновенно узнаю эту тяжёлую, уверенную походку. Майор Харпер собственной персоной в сопровождении своего боевого отряда. Развернувшись к нему всем корпусом, я замираю, безвольно опустив автомат. Среди увеличившегося количества инициаров проносится гул облегчения, и я тоже разделяю их чувства, но к ним примешиваются едкая злость и горькое разочарование. Он опоздал. Явись Харпер всего десять минут назад, у Теоны был бы шанс спастись, а сейчас… сейчас ее нет.
Винить майора в смерти Фокс бессмысленно – ему безразличны наши душевные терзания и боль невосполнимой утраты, а страшная гибель Теоны – всего лишь очередная сопутствующая потеря, не имеющая особого значения в общем числе убитых сегодня людей. Смерть для него – ежедневная рутина, с которой он давно привык считаться, как с чем-то неотъемлемым. Уверена, что недавняя разгромная речь Амары Лароссо, заставившая побледнеть даже Эванса, на Харпера не произвела бы ни малейшего впечатления. Скорее всего, он просто отмахнулся бы или заставил Амару заткнуться до того, как она открыла рот.
Металлический лязг оружия, поскрипывание экипировки, топот тяжелых армейских ботинок по бетонному полу и хруст песка под подошвами – после затишья звуков так непривычно много, что я невольно теряюсь. Вооруженные военные в тяжелой броне мгновенно заполняют помещение, сразу ставшее тесным для такой толпы. С майором прибыло около пятидесяти солдат. Опытных, обученных и проверенных в бою. Возможно, их не так много, если сравнивать с полчищами мутантов наверху, но судя по тому, что на обмундировании военных нет ни пятнышка крови, пришли они сюда по подземным переходам, а не спустились снаружи после тяжелого сражения. Значит, безопасный выход все-таки существует… но не для всех. Теона никогда его не увидит, не улыбнется нам, с неизменным оптимизмом заявив: «Я же вам говорила! Нельзя сдаваться, надо сражаться и держаться вместе».
«Мы держались, Теа, – мысленно обращаюсь к ней, глядя на распростертую на полу мертвую подругу. – Прости, я могла бы быть быстрее.»
Сердце болезненно сжимается в груди, обливаясь кипящей кровью. К глазам снова подступают слезы и хочется закричать в голос, когда двое военных приближаются к Теоне и начинают помещают ее в черный пластиковый мешок. Но из моего рта не вылетает ни звука, а тело словно парализовано и не подчиняется командам мозга. Мне больно и тяжело, что с ней обращаются так… отчуждённо, равнодушно, не проявляя ни сочувствия, ни толики уважения к убитой. Шон и Зак Эванс тоже наблюдают за действиями военных. На их лицах отражается та же обреченная слепая ярость, какую испытываю и я в этот момент.
– Эй, посмотри на меня, – незаметно приблизившаяся Юлин осторожно сжимает мою руку. В ее раскосых темных глазах отражается сожаление. – То, что случилось, ужасно, но Теону нельзя оставлять здесь. Ты сама говорила… Пусть солдаты делают то, что должны.
Я не успеваю ответить, заметив, как взяв мешок с двух концов, солдаты начинают отходить в один из проходов.
– Куда вы ее несете? – громко спрашиваю я.
Остановившись, военные выжидающе смотрят на своего командира, а Харпер, игнорируя взгляды солдат, неотрывно наблюдает за мной.
– Дальше по коридору есть крематорий. Тело инициара Фокс предадут огню, затем, когда ситуация на базе стабилизируется, урну с прахом отправят ее родителям, – снисходит он до исчерпывающего ответа.
– Это правда? – глядя на него исподлобья, хрипло спрашиваю я.
Харпер на короткий миг задерживает на моем лице внимательный взгляд, затем его холодные глаза скользят ниже, изучая меня с головы до ног, словно выискивая что-то.
– Это стандартная процедура, Дерби, – он медленно кивает, голос звучит бесстрастно, почти механически. Моё сердце сжимается от ярости.
