Сердце как будто снова разрывали на куски. Я уже ощущала нечто подобное, вкладывая в руку Дэваля серебряное перышко. Но тогда я оставляла того, кого не имела право любить. А сейчас рушился мир. Все, что помогало держаться в Мортруме: воспоминания об отце и нашей маленькой семье, в которой меня любили, рухнули.
Хелен мертва. Вельзевул тоже.
И хоть вокруг бесконечно много света, я снова оказалась во тьме.
– Восемь девочек. Восемь. Ради чего? Зачем тебе была нужна я? Зачем ты притворялся, что любил меня столько лет, зачем называл дочерью?
– Он лишил меня возможности быть с моими детьми. Я лишил его единственной наследницы. И если не одна-единственная ошибка, из-за которой я выдал себя и оказался в Аиде, Вельзевул сошел бы с ума, узнав о судьбе своей дочурки.
– Повтори.
Детьми? С ЕГО детьми?
– Ты все слышала, Аида.
Я нервно рассмеялась.
– Бред. Если ты хотел отомстить Вельзевулу, зачем притворялся отцом? Почему не убил меня? Для чего было устраивать дочери своего врага счастливое детство? Может, я и смотрела на все через розовые очки, но я помню, как ты жертвовал всем, чтобы дать мне нормальную жизнь. Что, просто из мести?
– Так было нужно. Ты должна была вырасти и полностью мне доверять.
– Для чего?
Папа посмотрел мне в глаза. И я вдруг поняла, что стою напротив совершенно незнакомого человека. Совершенно непонятного, жестокого, безумного. От папы, которого я когда-то, а может, и до сих пор любила, остался только облик.
Вот тебе урок, Аида: иногда темные души не похожи на монстров. Иногда они прячутся под личинами наших родных.
– Будет больно, – предупредил отец. – Но не смертельно.
Прежде, чем я успела среагировать, раздался выстрел. На светлой рубашке медленно расплывалось пятно крови, а вот боль пришла не сразу. Острая, лишающая разума, невыносимая не столько физически, сколько эмоционально.
Я осела на пол, а человек, которого я считала отцом, равнодушно смотрел, как дрожащей рукой я вытираю струйку крови, стекающую из уголка рта.
Дело дрянь.
– Лилит тебя подлатает, но сейчас я не могу рисковать. Ты сильная девочка.
Наклонившись, он подхватил меня под руку и заставил подняться. От боли кружилась голова. Кровь стекала на пол, я чувствовала, как с каждым ударом сердца сил становится все меньше и меньше. Противный железный привкус во рту заставил закашляться.
«Вот же работы будет у офицеров, когда они найдут эту лужу крови», – совсем некстати подумалось мне.
Они безошибочно определят, сколько крови я потеряла, и будут искать труп. Может, это и к лучшему. Смертные мне не помогут.
Лилит… От этого имени внутри все похолодело. Значит, она больше не в Аиде. Со смертью Вельзевула перестало действовать наказание или взошедший на престол сын помиловал мать?
Но самое забавное, что я уже ощущала эту адскую боль и неумолимо утекающую жизнь раньше. В меня уже стреляли.
Тогда в сердце вернулся Мортрум.
Сегодня из него вырезали последний кусочек надежды.
Глава вторая
Отец вытащил меня из дома и усадил в припаркованную прямо на газоне (надеюсь, Хелен не успела это увидеть – она бы убила за такое) машину.
Внутренности сводило от адской боли. Одежда пропиталась кровью и противно липла к телу. Даже сквозь слабость и боль пробивались странные мысли.
Сколько вообще во мне крови? Что будет, если ее в теле останется слишком мало, раз я не могу умереть? Я точно могу потерять сознание и странно, что до сих пор этого не случилось. И все же: как работает тело, пришедшее в этот мир из Мортрума? Каким законам подчиняется?
А еще было странное ощущение оттого, что рядом сидит отец. Как всегда сосредоточенно и спокойно ведет машину, словно мы просто решили выбраться на выходные за город, и я не истекаю кровью на пассажирском сидении, и мой мир не рушится от осознания, что меня вырастило чудовище.
Одно дело догадываться и подозревать, другое – видеть воочию.
– И куда мы теперь? – спросила я, потому что находиться в тишине было невыносимо.
– К Лилит. Она хочет тебя видеть.
– А ты всегда делаешь то, что она хочет?
Папа усмехнулся. Вялая попытка вывести его из равновесия не сработала.
– Разумеется. Лилит – моя госпожа и любовь. Ей даже не нужно просить.
– Может, хоть ты мне расскажешь, как вы умудряетесь делать детей арахне?
– Вот у нее и спросишь.
– Как она вышла из Аида?
– В Мортруме немало тех, кому близки идеи Лилит и не близка тирания Вельзевула. Едва он потерял власть – этим воспользовались те, кому ближе истинная хозяйка наших миров.
– Лилит – хозяйка? А может, гостья? Их с сестрой в наш мир никто не звал. И превращать его в поле для игр они не имеют права!
– Как жаль, что твое мнение Лилит не интересно. Но она позволит тебе его высказать, если будешь слушаться.
– Ты умер и пропустил последние новости. Я выросла ОЧЕНЬ трудным подростком, – прошипела я и закашлялась от боли. На губах появилась кровь. Дело дрянь. – Почему ты ничего не забыл?
– Потому что законы мира мертвых распространяются не на всех, ты наверняка это уже поняла. Лилит – могущественная арахна. Она способна не только вернуть память, но и изменить ваш мир навсегда.
– Ты слишком мало упоминаешь Лилит. Не очень понятно, насколько ты под нее прогнулся.
– А ты слишком много болтаешь для человека с пулей в печени. Может, сосредоточишься на ней?
– В меня уже стреляли, – усмехнулась я. – Ты и тут подбираешь за другими.
А вот сейчас у папы отчетливо скрипнули зубы. Но вместо того, чтобы надавить на больную точку, я устало отвернулась к окну. Отец всегда был опорой. Тем человеком, к которому можно было прийти с любой бедой. Ненависть к нему отнимала куда больше сил, чем ранение.
И, кажется, какая-то часть меня все еще верила, что он защитит.
В первый же день на службе мы с наставником попали в перестрелку. Разборки каких-то банд, я до сих пор так в них до конца и не разобралась. Обычно при виде копов они дают деру, но именно в этот день какой-то идиот достал огнестрел и решил сражаться до победного. Я получила пулю в плечо и еще долгое время после выписки не могла отделаться от перешептываний и мрачных взглядов: считалось плохой приметой получить ранение в первый день службы.
Но вот что есть по-настоящему плохая примета: если в первый на работе ты вспоминаешь мир мертвых. Вот с этого момента можешь забыть о нормальной жизни. Твой удел – невыносимое бессмертие с мыслями об отверженном принце. И серебряное перышко – единственная память о прощании с ним.
Вскоре что-то изменилось. К боли я привыкла, кровь почти остановилась, то ли из-за повышенной регенерации, которыми обладали иные (а во мне все же течет кровь Вельзевула), то ли потому что ее просто не осталось. Но я вдруг поняла, что начинаю терять сознание. Ненадолго, на несколько секунд.
Мир то погружался во тьму, то словно терял краски, превращаясь в черно-белое кино.
Постепенно эти периоды становились длиннее. Я погружалась в тревожное болезненное забытье, а потом возвращалась обратно. И каждый раз, видя отца, стискивала зубы от болезненного спазма, не имеющего ничего общего с раной.
Мы уже давно выехали за город. Замигал индикатор топлива, и папа свернул к заправке. Сквозь затуманенный взгляд я различила знакомые цвета и очертания. И улыбнулась, даже не почувствовав, что на глаза навернулись слезы.
– «Вафельный домик тетушки Мейпл», – прошептала я, но отец услышал.
И на миг превратился в того папу, по которому я скучала.
– Мы заезжали поесть вафли каждый раз, когда выбирались на выходные, – произнес он. – Я специально подгадывал, чтобы бензина оставалось ровно до дальней заправки, где был «Вафельный домик». И мы завтракали. Помнишь, что ты всегда брала?
– Шоколадную вафлю с двойными клубничными сливками.
И в ту же секунду наваждение из прошлого исчезло, вернув чудовище.
– Ты останешься в машине и будешь вести себя тихо, потому что ты, Аида, бессмертна. А вот остальные души вокруг – нет. И я буду специально выбирать только те, для которых смерть здесь станет концом пути, ясно?
Вместо ответа я закрыла глаза. Мир снова померк.
И включился, когда папа вернулся. Я почувствовала странный запах, а открыв глаза, увидела знакомый картонный лоток. Две небольшие шоколадные еще горячие вафли.
– Двойная порция клубничных сливок, – сказал отец.
Ничто до этого не испугало меня так сильно, как этот лоток с вафлями. Отец выглядел совершенно серьезным, протягивая еду дочери с пулевым ранением брюшной полости. Кажется, он не издевался. Он верил, что я возьму и начну есть?
Наверное, так выглядит безумие.
Что чувствовала мама, понимая, что ее дочь в руках сумасшедшего? Понимала ли она в своем собственном безумии, что ее ребенку угрожает чужое?
Мы выехали на мост. Вафли выскользнули из моих ослабевших пальцев.
И снова выключились краски. Река внизу стала черной. Такой похожей на Стикс. Кривым отражением нашего мира.
Постойте-ка…
Мама спрыгнула с моста. Все считали, она сошла с ума и покончила с собой, чтобы прекратить свои муки, но…
В Мортрум можно попасть разными путями. Может, она пыталась попросить о помощи у отца своего ребенка? Может, для нее это был последний шанс что-то исправить?
– Она не покончила с собой, – проговорила я.
– Что? – Отец бросил на меня подозрительный взгляд.
– Она хотела вернуться.
У нее не получилось. Но, может, получится у меня. Сейчас или никогда. Даже смерть в водах Стикса лучше, чем встреча с Лилит и жизнь рядом с монстром, которого я считала отцом.
Понадобилось лишь расслабиться, поддаться боли – и мир вновь стал черно-белым. Я взялась за ручку двери. Отец заблокировал замки, но кое-какие способности наследницы Повелителя остались при мне.
– Передавай привет Самаэлю, – сказала я прежде, чем открыть дверь.
Прыгать на скорости оказалось непросто. Я упала на мокрый от дождя асфальт и с трудом поднялась. Машина затормозила в нескольких метрах впереди. Всплеск адреналина придал сил, я ОЧЕНЬ не хотела вновь истекать кровью на пассажирском сидении. Вложив остаток сил я поднялась и перемахнула через ограждение.
В последнюю секунду вокруг все снова стало обычным. Но отступать было поздно: я камнем летела вниз, закрыв глаза, и молилась, чтобы мир мертвых еще раз открыл свои двери для своей невозможной принцессы.
***
Я чувствую, как темные воды смыкаются над головой. И стремительная сила течения уносит меня прочь, затягивает в неизвестность. Сердце еще бьется. Отчаянно, неистово, моля о том, чтобы все получилось.
Хоть на миг.
Хоть еще раз его увидеть.
А воды Стикса все несутся, и в вихре огней душ несусь я – случайная душа. Безумная душа. Только безумец может прыгнуть в Стикс в надежде попасть в мир мертвых.
В какой-то миг мне кажется, что сил хватит. Что еще чуть-чуть, и я увижу знакомую набережную с горгульями на опорах. Острые пики башен Мортрума и Министерство Мертвых.
Но холода и тьмы все больше и больше, а сил почти не осталось.
Сквозь толщу воды я действительно вижу знакомые очертания и яркую луну на лишенном звезд небе. Делаю последний отчаянный рывок…
В теле появляется странная легкость. Я больше не чувствую боли и холода. Я выныриваю из воды и взмываю в небо. Далеко внизу остается Мортрум.
Черные крылья ворона несут меня к свободе… но это лишь иллюзия победы. Быть призраком ночи – вот цена, которую я отдаю Стиксу за право вернуться.
Холод. Адская боль, пронзающая тело. Легким не хватает кислорода. Ты сдаешься тьме и воде в надежде, что пытка закончится, но все становится только хуже. Вода проникает в желудок и легкие, и теперь обжигает холодом изнутри. Ты закрываешь глаза и ждешь смерти, но… не можешь умереть.
Ты уже мертва.
«Бздынь!»
Честно сказать, я решила, что в память о любимой дочурке Вельзевул навсегда заморозил Стикс, и именно об лед я треснулась головой, когда попыталась выплыть. Живо представила, как обитатели города мертвых спокойно ходят вдоль набережной и не замечают, как подо льдом третью неделю болтается бывшая наследница.
