Он сбросил скорость и свернул на подъездную дорожку. Вот он, ресторан, аккуратное одноэтажное здание, обнесенное клумбами с увядшими хризантемами. В двух окнах по обе стороны от входной двери свет, остальные затемнены. Иерей выключил фары, на малой скорости подвел «Газель» к крыльцу и дал гудок.
Входная дверь приоткрылась, в проеме мелькнула грузная, приземистая фигура. Миг спустя Иерей вышиб ногой водительскую дверцу, выпрыгнул из кабины, метнулся на крыльцо и с «Береттой» в руке ввалился вовнутрь. За его спиной из «Газели» высыпали остальные трое.
Иерей с размаху ввалил рукоятью «Беретты» в лицо низкорослому, жирному и плешивому коротышке. Подхватил, не позволяя упасть, втолкнул в освещенное помещение, упер ствол в висок.
– Кто еще здесь? – рявкнул он. – Отвечай, убью!
– Н-никого, – пролепетал коротышка. – Н-никого нет.
– Ты Дамир?
– Д-да.
– Где каннибалы?! Где, спрашиваю? Ну!
Коротышка не ответил. Иерея обдало смрадом: от страха Дамир обделался.
– Дай-ка я, – Маша оттеснила напарника, всадила, ломая зубы, ствол «Викинга» Дамиру в рот. – Тебя спросили, где твоя клиентура. Сколько их? Когда их ждать? Отвечай! Считаю до трех. Раз, два…
– Утром, – давясь, пробормотал Дамир. – Приедут утром. Вчетвером. Не убивайте меня. Пожалуйста. Я заплачу. Все отдам, Аллахом клянусь! Только не…
Малая выстрелила. Пуля разворотила Дамиру небо, пробила мозжечок, разнесла затылочную кость.
– Готов, – Леха подскочил, плюнул на мертвеца. – Козел гребаный, сука, урод. Надо сваливать, или…
Он не договорил. В дверном проеме мелькнули человеческие фигуры. Автоматная очередь скосила Гека, зачеркнула пулями Машу.
Иерей вскинул «Беретту», выстрелил раз, другой. Смуглый, чернявый молодчик рухнул в дверном проеме навзничь. Второй, заросший щетиной, со зверообразным лицом, рывком перевел на Иерея автоматный ствол. Леха метнулся вперед, грудью нарвался на очередь. Иерей выронил пистолет из пробитой пулями руки, завалился на бок.
Все, осознал он, сейчас добьют.
Его не добили. Оттуда, где умирала, исходя кровью, Маша, грохнул выстрел. Выпущенная из «Викинга» пуля вошла автоматчику в переносицу, вышибла из него жизнь.
Иерей пришел в себя, когда за окном стало светать. Превозмогая терзающую тело боль, ползком добрался до автоматчика, выдернул «Узи» из окоченевших ладоней. Распластавшись на пороге, чудом удерживая сознание, Иерей ждал. И лишь когда на подъездной дорожке показался роскошный, отсвечивающий позолотой лимузин, набрал номер горячей линии «Лизы Алерт».
– Здесь Иван Кравцов, позывной Иерей, – прохрипел в трубку он, – старший группы «Лиса-12». Нахожусь в Репино, ресторан «У Дамира». Группа вступила в бой с шайкой каннибалов. Напарники Георгий Седых, позывной Прапор, погиб; Мария Лозинская, позывной Малая, погибла; Геннадий Тарасов, позывной Гек, погиб; Алексей… Просто Алексей, позывной Леха, погиб. Прощайте, храни вас Господь.
Иерей разъединился. Дождался, когда из лимузина выбрались четверо, перекрестился и стал стрелять.
Аномалка
У парней были клички, у каждого, как и заведено среди копалей.
Поджарый и резкий, с дерзким лицом брюнет отзывался на прозвище Юркан. Возможно, оттого что его звали Юрием. А может статься, потому что мотал срок. В команде Юркан был главным, самым опытным, расчетливым и надежным. У смуглого, вечно небритого здоровяка, говорящего с восточным акцентом, кличка была грозная – Басмач. У тонкого в кости паренька в роговых очках незамысловатая – Очкарик. Басмач был в команде силовой единицей, Очкарик – мозговым центром. Толку на копах от него было немного, но документы и карты добывал и изучал он, цену находкам определял тоже он, и он же отвечал за сбыт и дележку.
У Ханы прозвища не было. Остальные звали ее по имени, хотя и не подозревали об этом, потому что ударение ставили на последний слог. Хана отвечала за снаряжение. Металлоискатель, шикарный многочастотный «Минелаб», принадлежал ей. Управлялась с ним Хана мастерски и на звук безошибочно отделяла ценную лежку от фальшака. Даже если зарыты те были на глубине в полметра, а то и в три четверти.
Работала команда слаженно и четко вот уже пятый год. Встречались на автобусных остановках, вокзалах и пирсах. Выезжали на ходку. В сельскую местность, где когда-то проходили сражения или пролегали торговые тракты. К развалинам, оставшимся от порушенных монастырей и церквей. В заросшие бурьяном поля, где столетия назад были базары и ярмарки. Случалось, что забирались в леса, в болота или спускались под землю. В пути помалкивали, в душу друг к другу не лезли. На копах ишачили, не щадя себя, – на скорость, на износ, чтобы успеть раньше, чем пришлыми заинтересуются местные власти. Закончив, разбегались и ждали следующей ходки. В промежутках каждому звонил Очкарик, назначал встречу и отдавал долю. Потом звонил Юркан, называл время и место сбора, и начиналась новая ходка.
На жизнь квартету с грехом пополам хватало. Но если везло, хватало и на вполне сносную. Как, например, два года тому, когда Очкарику удалось раздобыть карту нехоженого клондайка под Псковом, где некогда стоял монастырь, сожженный шляхтой во время Ливонской войны. Коп вышел богатым. Одних монет в бывших монастырских погребах взяли на полкило. Были среди них и редкие – рарики, как называли такие на копальском арго. Очкарик тогда содрал с нумизматов хорошую цену.
По-крупному, впрочем – так, чтобы хватило на годы вперед, – не свезло ни разу.
– Пока не свезло, – вносил поправку, когда касались этой темы, Юркан. – Пока, ясно вам? Удача как кляча, срок придет – повезет.
Телефонный звонок застал Очкарика за чисткой – удаление окисей со старинных украшений и монет занятием было кропотливым и непростым. Прихожая оставшейся от бабушки однокомнатной квартиры на Петроградской была едва ли не полностью забита пробирками, колбами, судками, реактивами и растворами.
– Надо встретиться, – раздался в трубке голос Архивариуса. – Через полчаса в парке у памятника. Дело есть.
– Понял, – отозвался Очкарик. – Уже иду.
Он сноровисто извлек серебряную гривну из наполненной электролитом посудины, протер, уложил на просушку и сунул ноги в кроссовки. Без нужды Архивариус звонить бы не стал. Документы поступали к Очкарику через него. Оплачивались они пятой частью с навара. По-честному. Плата была справедливой – Архивариус, единственный из всех, не ишачил и не рисковал.
Нумизматикой Очкарик увлекался с младых ногтей. Еще пацаном наизусть заучивал каталоги и прейскуранты и к шестнадцати годам на память определял цену любого изделия, когда-либо отчеканенного на монетных дворах. К коллекционированию как таковому Очкарик был равнодушен. Ему с лихвой хватало того, что старинные кругляши, медные, серебряные, золотые, проходят через его руки, обретают вторую молодость и оседают в серьезных коллекциях.
Стать копалем Очкарика убедил Юркан. Он быстро смекнул, какую выгоду можно извлечь из авторитета, которым неказистый тощий паренек пользовался в среде нумизматов. Поначалу робкий, слабосильный Очкарик тяготился новым занятием, но вскоре вошел во вкус. Года не прошло, как интеллигентный начитанный юноша заговорил на копальском жаргоне не хуже самого Юркана. А тонкости черной археологии выучил так же, как прежде каталоги – наизусть.
– Случилось что? – спросил Очкарик, пожав Архивариусу руку.
– Случилось, – Архивариус не спеша выудил из кармана пачку сигарет, прикурил и выпустил дым через нос. – Куш хороший можно взять.
– Слушаю тебя.
Архивариус затянулся раз, другой, щелчком отправил окурок в кусты и сказал:
– Власти дом расселяют. Восемнадцатого века постройка, в центре. Кладка каменная. Три этажа, по две квартиры на каждом. Под снос.
У Очкарика загорелись глаза. Прочесать старинный, пустой, предназначенный для сноса каменный дом было мечтой любого копаля. Именно в таком команда Крота нашла замурованный в торцевую стену клад. До сих пор как сыр в масле катаются. Расселенный дом в центре города – это тебе не какая-нибудь сельская церковь, в развалины которой в течение нескольких поколений наведывались местные голодранцы. Это место, которое наверняка хранит оставшиеся от обитателей секреты и тайны. И не только закатившиеся под плинтусы и провалившиеся между половицами медяки – таких хватало с избытком в каждом жилом строении. А, вполне вероятно, припрятанные в тайниках схроны, которые хозяева перед смертью или спешным отъездом не успели извлечь.
– Что есть? – коротко бросил Очкарик.
– Все есть. Адрес, сроки, план помещений, подноготная каждого по годам. О деле никто еще не знает. Только вот… – Архивариус прикурил новую сигарету и умолк.
«Цену он набивает, что ли, – подумал Очкарик. – Так не первый год работаем, мог бы сказать и напрямую».
– Сколько? – спросил он.
– Не в деньгах дело, – Архивариус выплюнул окурок, затоптал. – Меня устроит обычная ставка. Аномалка там, парень. Серьезная.
Очкарик присвистнул. Как и все черные археологи, в аномальных явлениях толк он знал. Любой трижды подумает, прежде чем сунуться в места, где можно слететь с катушек, а то и гробануться.
– Насколько серьезная?
– На все сто. С пропавшими людишками и трупаками. За триста лет поднакопилось немало. Сам увидишь, в бумагах все есть. Если, конечно, возьметесь.
– Ясно, – кивнул Очкарик. – Ты постой здесь минуту, я сейчас.
Он отошел в сторону и набрал Юркана.
– Квартирный вопрос по месту жительства, – сообщил Очкарик. – Булыжник. Готовят под ноль. Эксклюзив. Но с припеком.
Постороннему эти слова показались бы полнейшей ерундой. Но не Юркану, жаргоном владевшему в совершенстве.
– Припек горячий? – осведомился он.
– Кипяток.
Рискнуть или нет, напряженно думал Юркан, косясь то на хлопочущую на кухне Машу, то на детскую кроватку, в которой безмятежно посапывала годовалая Оленька. С женой ему повезло – Маша была неглупой, незлобивой, понимающей и практичной. Сумела закрыть глаза на прошлое жениха, когда Юркан позвал замуж. И на настоящее тоже, хотя знала, как будущий муж добывает свою копейку. Любила потому что и любит. Дочку чудесную ему родила.
Сейчас появился реальный шанс сорвать куш. Может быть, настолько значительный, что удастся и завязать. Забрать семью, увезти на юг, пожить в свое удовольствие. С другой стороны, Очкарик сказал «кипяток». Это значит, что неведомая сущность, охраняющая скрытые под каменными плитами тайны, неимоверно сильна и опасна. Сунувшихся в кипяток и не вернувшихся копалей Юркан знал лично.
К тому же есть еще трое, и неизвестно, что скажут они.
– Ты сам-то как? – бросил в трубку Юркан.
– Я как все. Решите идти – пойду.
Ответ пришелся Юркану по душе. Молодец парень. Своих не бросают – вот и весь резон.
– С остальными поговорю, – решил Юркан. – Если все согласные – пойдем на ходку.
– Я в деле, – с ходу согласился Басмач.
В отличие от напарников, он, выходец из Самарканда, к потусторонним явлениям относился со скепсисом. Одно дело, когда древнюю тайну охраняет ифрит, гуль или силат. Из таких мест следует удирать без оглядки. Но в здешних краях джиннов не водится – что им здесь делать. Верить же в леших, домовых и прочую местную нечисть у мудрого человека причин нет. Пускай глупцы верят, а Шухрат Зарипов по прозвищу Басмач не глупец и никогда не был.
– Еще не решено окончательно, дам знать, – бросил Юркан и разъединился.
Шухрат упрятал простенький мобильник в карман. Окинул взглядом голые стены съемной двухкомнатной распашонки, которую делил с тремя земляками. Можно было бы найти жилье и получше, тем более что деньги у экономного рачительного Шухрата были. Но они понадобятся, когда через два года он вернется в родной Самарканд. Соседской Асмире к этому времени как раз будет шестнадцать, и Шухрат уплатит калым старому Мамеду, ее отцу.
Теперь появился шанс покинуть чужбину немедленно. Тогда он успеет еще погулять, пока взрослеет невеста. Басмач довольно потер ладони – силой Аллах его не обидел, мужеством тоже. Пускай временные друзья, которые и друзьями-то не были никакими, осторожничают – их дело. Он праздновать труса не привык и не станет. Испугаются эти трое – пойдет один. Адрес возьмет, металлоискатель у дурной бабы отнимет и сделает все сам. Только на долю остальные пусть тогда не рассчитывают. Все, что Шухрат найдет, – все его.
– Ты как? – голос Юркана в трубке звучал мрачно и напряженно. – Остальные в деле.
Хана смахнула со лба вороную прядь.
– Кипяток, говоришь? – переспросила она, стараясь звучать спокойно.
– Да. Крутой.
– Я подумаю и перезвоню.
Маму Хана не помнила. Раскопами она занималась с детства – отец таскал дочку в археологические экспедиции в основном потому, что не с кем было оставить. Школьные подружки летом разъезжались по курортам и дачам, Хана улетала к черту на рога в компании полудюжины ученых, такого же количества подсобных работяг и поварихи. Повариху вскоре сократили – с ее обязанностями Хана справлялась лучше. В четырнадцать лет она в дополнение к стряпне уже вовсю долбила породу, копала шурфы и просеивала грунт.
В шестнадцать Хана осиротела.
Мечты о поступлении в СПбГУ, о кафедре археологии, о студенческой жизни дружно отправились к чертям. Надо было на что-то жить. Школу Хана бросила и год-другой перебивалась грошовыми заработками, пока не наткнулась в Сети на кладоискательский форум. Подвизались на нем, в основном, болтуны и бездельники, вовсю травившие несусветные байки и путающие лопату с киркой. Но были среди форумчан и люди серьезные, бывалые. Особенно один, скупой на слова, с подписью «Своих не бросают» под нечастыми комментариями.
– С Одесского кичмана сбежали два Юркана, – отправила ему Хана личное сообщение. – Или откуда такой псевдоним?
– Не твое дело, – последовал мгновенный ответ.
– Не мое, – согласилась Хана. – Мне деньги нужны.
– Надо же, – подал язвительную реплику собеседник. – А мне, можно подумать, нет. Что умеешь?
– Все, – честно ответила Хана. – С шести лет копаю.
– Прямо-таки с шести?
– Прямо-таки.
– Что ж, проверим. Кликуха у тебя подходящая.
– Какая есть. – Уточнять, где следует ставить ударение, Хана не стала.
В команде она пришлась ко двору. Так же, как подаренный отцу на пятидесятилетие «Минелаб», заменивший юркановский одночастотный «Баунти хантер».
