Дарья Лукешина "Леля и медведь"

Мы доплыли почти до середины озера, и тут среди деревьев я увидела лесной домик.

– Эй! Это же наш дом! – воодушевленно крикнула я, тыча пальцем в направлении берега. – Ну, то есть ваш с Викой дом…

Иван довольно улыбнулся, но никак не прокомментировал мою оговорку.

– Да, но мы приехали смотреть не на него, – мужчина кивнул на противоположный берег – туда, где стояли футуристичные постройки, портящие вид.

– Что это за место?

Вместо ответа Ваня раскрыл бумажный пакет, в котором было ароматное мясо, щедро приправленное овощами и завернутое в свежие лепешки. Он протянул мне один сверток, и я благодарно охнула, принимая угощение в свои руки. Аромат стоял просто чудный!

– Решил покормить тебя ужином посреди озера, – Ваня усмехнулся. – Чтобы ты не думала, что я совсем дикарь.

– Без ружья ты на дикаря совсем не похож, – активно жуя, соврала я.

Диким его делало не ружье. И даже не одинокая жизнь посреди леса. Странная дикость жила в его взгляде. Казалось, будто в этой светловолосой голове роились мысли, которые не находили выхода, и эти мысли разрушали Ваню изнутри. Он вел борьбу – в гордом одиночестве. Самолично ли он отталкивал людей или те сами избегали странного соседа от непонимания – я не знаю. Знаю лишь, что этот высокий сильный мужчина, сидящий в лодке напротив меня, имеет право быть услышанным.

Так что я сижу с ним в одной лодке, несмотря на боязнь глубины и неумение плавать, только ради того, чтобы он рассказал мне правду. Правду о том, кто он такой и в какие дебри я забрела в надежде обрести мир внутри себя самой.

– Я безобидный, – медведеподобный “безобидный” мужчина с полной серьезностью смотрел на меня и, когда заметил, как мои щеки покрылись розоватыми переливами, добавил: Для тебя, Леля, я безобидный.

– А для других? – тихо спросила я, теребя край лепешки. – Для тех мужчин на станции?

Ваня не ответил, но опасный блеск в его голубых глазах не оставил никаких сомнений – этот мужчина борется за что-то, что очень ценно для него. Он с аппетитом вгрызся в свой мясной сверток, и я последовала его примеру.

Мы молчали и лишь по очереди мычали от удовольствия. Ваня достал из пакета бутылку и, легко откупорив ее, сделал глоток, а потом протянул бутылку мне. Поколебавшись пару секунд, я все же приложила горлышко к губам и осторожно отпила. Терпкое красное вино с ароматом смородины приятно обожгло горло, и я в удивлении распахнула глаза.

– Домашнее. По рецепту прадеда, – во взгляде Ивана мелькнула гордость.

– Это правда очень вкусно, – в подтверждение своих слов я сделала еще пару глотков и вернула мужчине бутылку. Тот пригубил ее, не спуская с меня глаз.

То ли алкоголь ударил в голову, то ли во взгляде Ивана, в миг потемневшем после того, как мы коснулись губами одного и того же горлышка, действительно промелькнуло желание. Нет, не промелькнуло. Оно заполонило его светлые глаза и осматривало меня так, будто я была самой привлекательной женщиной во всем мире.

– Так что это за ужас? – я кивнула на стеклянные здания, желая отвлечь Ивана, от взгляда которого по моей коже побежали мурашки. И зашевелилось внутри странное тягучее чувство.

– Это детище Кабанюка и его строительной королевы, – фыркнул Ваня, убирая бутылку в сторону.

– Кто такой этот Кабанюк? – я поморщилась, вспомнив, как в ночь нашего знакомства Ваня предположил, что именно Кабанюк мог подослать меня.

Кажется, тогда он назвал меня горячей девчонкой. Осознание стрелой пронзило голову. Неужели он действительно сказал это обо мне?

– Разве такое уродство вообще можно строить в лесу? – добавила я, не дождавшись ответа Ивана.

– Когда есть деньги, Леля, можно все. Кабанюк – пасынок главы района. А его тетка – большая шишка в строительной компании. На пару они отгрохали этот притон и гребут деньги.

– А что там? – я прищурилась, всматриваясь в очертания на берегу.

Если очки меня не подводят, на шикарном пирсе стоял огромный чан, из которого валил пар. Дверь ближайшего домика отворилась, и из него вышла абсолютно нагая девушка модельной внешности. Вышагивая по пирсу без какого бы то ни было стеснения, она залезла в чан с горячей водой. Следом за ней вышел мужик с тяжелым животом и тоже направился к чану.

– Это развлекательный комплекс для богатеньких дядек, – Ваня постукивал кулаком по дереву лодки, отчего нас немного покачивало. – Догадываешься, что за развлечения там? – я кивнула, сморщив нос от презрения. – Кабан хочет выкупить мою землю, чтобы расширить свой траходром.

– Поэтому он подсылает к тебе девушек? – догадалась я.

– Шлюх. Говори, как есть, – грубо выразился Иван, явно раздраженный происходящим. – Все в поселке видят, как они идут ко мне, но никто не видит, как они бегут обратно, едва встречают меня на крыльце с ружьем в руках.

– Так ты не пользуешься их…, – я смутилась, подбирая слово. – Услугами?

Ваня рассмеялся, и от его смеха лодку качнуло сильнее. Я невольно вцепилась пальцами в бортики, и Иван, заметив мой испуг, накрыл своей ладонью мою руку, запуская по моему телу новую волну встревоженных мурашек.

– Не бойся, Леля, я не дам тебе утонуть, – умиротворяюще произнес он, и я кивнула. Доверилась. Теперь в его глазах я видела, что мне нечего было бояться рядом с ним.

Стоило бояться того, что пробуждалось внутри меня от взгляда Ивана. Вот, что действительно сбивало с толку.

– Кабан всегда все делает мне наперекор. Я хотел построить детский лагерь на этой земле. – Ваня убрал руку и задумчиво осмотрел жуткие постройки. – А получилось… Что получилось.

– Ты строитель?

– Архитектор. – Иван усмехнулся. – Вообще-то я планировал стать лесничим, как прадед, но отец убедил пойти по его стопам. Мой шеф искал участки для реализации благотворительного проекта. Лагерь был моим проектом. Я очень хотел его курировать. – Ваня размял свои длинные мощные руки, держа весла в руках. – Самое обидное, что и на своей земле я этого не сделаю, ведь детям такое соседство вредно, – мужчина кивнул в сторону чана с варящейся проституткой.

– Как так вышло, что тебя ранили? – спросила я, кивая на ногу Ивана, которую еще совсем недавно бинтовали мои руки.

– Кабан затащил меня к себе на переговоры, если можно это так назвать. – Ваня презрительно фыркнул. – Каждую субботу в это логово папиков привозят автобус дорогих проституток. И в тот вечер весь этот автобус привезли для меня. Чтобы я размяк и сдал землю. Видимо, он решил, что на его территории я буду более сговорчивым.

Я живо представила, как перед Ваней выстроилась толпа длинноногих стройных красоток, а Кабанюк, потирая ручки, говорит: "Выбирай любых!".

А этой гордый медведь… достал ружье и погнал всех прочь?

– Но ты был с ружьем? – напомнила я.

– Конечно! Ты же видела Кабановскую охрану. К нему соваться безоружным глупо. Ему за радость меня пристрелить и присвоить землю, – Ваня усмехнулся.

– И что ты сделал?

– Когда на меня напала стая голых девиц по команде Кабана, я психанул и пальнул два раза по колесам его тачки. Вот и все. – Ваня рассмеялся. – Это даже было весело. На этом переговоры, как ты понимаешь, были закончены.

Мы оба замолчали, обмениваясь долгими взглядами. То, что сказал Иван, позволило мне иначе увидеть обстановку. Теперь я поняла, почему он так грубо спрятал меня на автостанции. Он не хотел, чтобы Кабанюк видел его с женщиной. Он мог бы решить, что между мной и Ваней что-то есть, а, значит, меня можно использовать в качестве рычага давления.

Этому дикарю действительно было за что бороться. Но он был один – физически и морально, и мне от этого стало не по себе. Мы еще немного посидели посреди озера и вернулись к лодочной станции. Нас встретил все тот же усатый дядька.

– Что, Ванька, не продался еще Кабану?

– Нет, дядь Борь, я так просто не сдамся. Не той породы, – Ваня пожал ему руку на прощание, и мы уехали, каждый занятый своими мыслями.

Я думала, что лесной домик сможет спасти меня от чувств к Стасу, а теперь мои собственные проблемы кажутся такой глупостью на фоне того, что сам домик нуждается в защите. Но могу ли я приложить руку к его спасению?

Глава 12

Одно за другим в лесном доме наступало утро, принося в просторную мансарду нежные лучи августовского солнца и пьянящий аромат соснового бора. Где-то неподалеку пела свои песни та самая яркая птичка с кривым клювом и слышались звуки Ивана, копошащегося по хозяйству.

Казалось, он не спал вовсе. Когда я засыпала, мне еще доводилось слышать через окно аромат травяного чая, что он заваривал, устраиваясь на крыльце, а утром к моему пробуждению всегда был готов сытный завтрак и милая чашка в красный горошек, до краев наполненная кофе с молоком. Только завтракала я в одиночестве.

Иван то разбирал что-то в хозяйственной пристройке, то увлеченно ковырялся под капотом своего пикапа. Настолько увлеченно, что, казалось, будто он намеренно меня избегает и только и ждет, когда истечет неделя, и он сможет отвезти меня в Москву.

Эта мысль не давала мне покоя. На днях, когда мы были в лодке, наши взгляды встретились, и мне показалось, будто между мной и медведем промелькнуло нечто особенное. Легкое, едва уловимое. Будто когда-то давно мы были знакомы и вот после долгой разлуки встретились вновь.

Готова поклясться, Ваня ощутил то же самое. Иначе почему его игривое настроение вдруг сменилось холодной отстраненностью? Не смотрит на меня, отделывается односложными ответами. Если не ошибаюсь, последнее полноценное предложение, что он произнес, было: «Этот стол теперь твой. Можешь писать свою книгу. Хочешь, чтобы я поднял его наверх?».

Наверх. Чтобы мы не пересекались. Чтобы я появлялась в поле его зрения только тогда, когда мне нужно поесть, помыться или сходить в уличный туалет. Все остальное время желательно проводить на мансарде.

Растерявшись, я согласилась, и буквально в ту же минуту Ваня водрузил стол на плечо и, ловко лавируя ношей, поднял его на второй этаж. Это произошло сразу после того, как мы вернулись с лодочной станции. С тех пор прошло уже три дня, а Ваня так и не вернулся к нормальному общению со мной. И почему же меня это так беспокоит?

Ведь я для того и приехала, чтобы никто и ничто не отвлекало меня от работы над романом. Тем самым, с помощью которого я надеялась призвать волшебные силы вселенной, чтобы та помогла разрешить больной вопрос отношений со Стасом.

Только, несмотря на идеальные условия, я никак не могла начать повествование. То отвлекалась на вязание скатерти для круглого обеденного стола, что стоит на первом этаже, то с головой погружалась в собственные мысли, все больше уводящие к жуткому дому разврата, что расположился на другом берегу озера, то прогуливалась вдоль пирса, неизменно ощущая на себе пристальный взгляд Ивана, бдящего, чтобы я не свалилась с помоста в ледяную воду. Кому же захочется спасать тонущую толстушку? Словно в подтверждение моих слов, Ваня отводил взгляд каждый раз, когда я проверяла, смотрит он на меня или нет. Я была для него обузой.

Вдоволь нанежившись на просторном матрасе, заправленным моим домашним постельным бельем с узором из цветущих подсолнухов, я поднялась и сразу нырнула в зеленый вафельный халат, что мне подарила Вика на прошлый день рождения. Я заплела волосы в две длинные косы и, подхватив косметичку со средствами для умывания, отправилась вниз.

В доме Вани не оказалось, и я уже настолько привыкла, что он меня сторонится, что больше не искала его любопытным взглядом. Уверенно прошлепав к крыльцу, я надела оранжевые тапочки с мохнатым помпончиком и пошла к умывальнику, что висел за туалетом. Только, стоило мне завернуть за угол, как я столкнулась с Ваней.

Он стоял у того самого умывальника в одних шортах, удивительно низко висящих на его длинном торсе. Настолько, что я почему-то засмотрелась на мышцы, переходящие от живота к бедрам и куда-то ниже и ниже. Боже, Оля, что значит «куда-то»?! И дураку понятно, куда ведут эти мышцы! Как будто никогда мужского тела не видела!

Такого, в общем-то, не видела. Может, видела бы, если бы временами ходила в спортзал. Может, тогда и на своем теле увидела бы хотя бы что-то отдаленно напоминающее мышцы. Так, хватит смотреть туда! Нужно поднять глаза. Выше по красиво очерченным кубикам пресса. Ох, нужно еще выше. Не отвлекаться на ярко выраженную зону ребер и мощной грудной клетки.

Грудной клетки… Никогда бы не подумала, что слово «клетка» может вызывать приятные ощущения где-то в глубине живота. Выжженные на солнце волоски, покрывающие грудь Вани, поблескивали от воды. Сглотнув, я с трудом заставила себя миновать широкие плечи и поднять глаза туда, куда они и должны были посмотреть с самого начала – на лицо Вани. Боже, он же брат моей подруги. Нельзя так смотреть на него!

Иван замер с небольшими ножницами в руках. Его руки были подняты, а острый инструмент остановился в сантиметре от густой бороды. Судя по позе, мужчина подстригал растительность на лице, стоя перед зеркалом умывальника, и застыл, увидев меня. Специально. Чтобы чудачка Оля могла вдоволь рассмотреть его тело. В светлых глазах плескалась насмешка, и я почувствовала, как начинаю злиться. На себя и свой внезапно возникший голод. На Ваню и его глупую выходку. На то, что почему-то злюсь вместо того, чтобы краснеть и испытывать тошноту на нервной почве.

– Доброе утро, дикарка Леля, – не без издевки произнес Ваня и, шагнув в сторону, уступил мне место у раковины, предварительно сполоснув состриженные волоски.

– Я не дикарка, – буркнула я, смахнув косы за спину. Глаза Вани зацепились за этот момент, и вот уже я заметила, как в его взгляде ожило то, что, кажется, только что так ярко виднелось в моих собственных глазах.

И это на удивление радовало. Все эти дни он меня не замечал, словно я была лишь нелюбимым домашним питомцем, которого нужно кормить и время от времени выгуливать под присмотром. И тут в его глазах снова плещется интерес. Снова улыбка играет на губах. Снова дом кажется живым и уютным, а не красивой камерой одиночного заключения.

– Не дикарка, как же, – с ухмылкой пробормотал Ваня, стоя позади меня и наблюдая за тем, как я споласкиваю лицо холодной водой из умывальника.

От того, что он стоял за моей спиной, стало как-то неловко. Появилось странное желание выпрямить спину, слегка прогнуться в пояснице, чтобы мои формы казались более привлекательными, чем есть на самом деле. В голове мелькнуло сожаление от того, что я собрала волосы в косы, а не оставила их распущенными. Какие глупости!

Я одернула себя на непроизвольном движении тела, будто по наитию вставшего в более выгодную позу. Вытерла лицо полотенцем и поймала в отражении зеркала взгляд Ивана. Его глаза, затуманенные очарованием, смотрели куда-то вниз. Явно не на ровную спину, а на то, что было ниже поясницы. Неужели он смотрит на мою… Но почему в его взгляде столько желания? Не помню, чтобы осматривал меня так же, хотя у него был полный доступ к моему телу.

Я думала, это правильно. Что у нас все случалось быстро и без лишних разглядываний. В конце концов, мое тело не в той форме, чтобы им любоваться. По крайней мере, я дожила до тридцати лет в полной уверенности, что это правда. Никто никогда не пытался переубедить меня. И только взгляд Ивана, жадно скользящий по моим очертаниям, насмехался над всем, что годами вкладывалось в мою голову о красоте женского тела.

– У тебя снова хорошее настроение? – как бы я ни старалась скрыть волнение, мой голос все же дрогнул, и Ваня резко поднял глаза. Так же, как я, когда нагло рассматривала его торс несколько минут назад.

Мой вопрос заставил мужчину вздохнуть. В этом вздохе было и сожаление, и признание вины, и мольба о прощении. Или моя фантазия разыгралась не на шутку. Лучше бы она так фонтанировала, когда я сажусь за книгу.

Ваня отошел в сторону и, потирая подстриженную бороду, уставился на строение Кабанюка на том берегу.

– Прости, я не хотел мешать тебе с книгой, – отмахнулся он, не оборачиваясь.

От его слов веяло недосказанностью, но я не стала мучить его расспросами, так как мой рот был занят зубной щеткой.

– Кстати, как продвигается твой роман? – Иван глянул на меня вполоборота.

Его светлые брови нахмурились от яркого солнца, и я снова поймала себя на чувстве, будто мы уже прежде встречались. Сердце замолкло на один несуществующий миг и снова завелось, едва я вынырнула из состояния дежавю. На автомате я сполоснула рот от зубной пасты и, с некоторой осторожностью посмотрела на Ваню. Странное замирание сердца не повторилось, и я с облегчением выдохнула.

– Если честно, не очень, – призналась я. – Не знаю, с чего начать.

– О чем твой роман? – Ваня обернулся, и я заметила в его глазах искренний интерес.

– О любви, – я смущенно отвела взгляд, стесняясь говорить о своем недоразвитом творческом потенциале. – О запретной любви.

Ваня сделал два медленных шага в мою сторону. Я снова ощутила, как меня снова накрывает волной нервного возбуждения.

– А ты знаешь, какая она на вкус? – мужчина остановился в полуметре от меня. Его тело нависло сверху, щитом закрывая меня от целого мира.

– К-к-кто? – проблеяла я, с трудом заставив себя поднять глаза от Ваниной груди к его глазам.

А глаза смотрели на меня с манящим ожиданием. Словно он уже знал, что глупая добыча непременно попадется в его силки, и только ждал, наблюдая за ее неуверенными шагами навстречу гибели.

– Запретная любовь, – низкий голос провибрировал над моей головой, и лишь какие-то силы свыше помогли мне удержаться на ногах.

Не отыскав внутри силы раскрыть рот и сказать хоть что-то, я лишь неопределенно пожала плечами. Чувства к Стасу, что казались мне запретной любовью еще мгновение назад, вдруг показались какими-то глупыми. Несущественными.

А в глазах Вани я видела боль, тоску, желание, злость. В нем крутился ворох невыраженного. Невысказанного. И он, похоже, точно знал, что такое любовь, которую нельзя вкусить.

– Все ощущается иначе, – медленно проговорил он, сделав шаг назад, чтобы я могла нормально дышать. – Вижу ее в первый раз, и меня бьет током. Насквозь прошибает. – проникновенный взгляд, горящий страстью, изучает мое лицо, а я чувствую, как меня начинает потряхивать, словно все, что он описывает, происходит со мной здесь и сейчас. – Я мечтал об этой женщине долгие годы, даже не подозревая, что она однажды войдет в мою жизнь. И тут она появляется, а я не должен ее касаться, – что-то в голубых глазах потухает, и Ваня становится мрачным.

– Почему не должен? – во мне разрастается тревога из-за любви, которая мне даже не принадлежит.

– Если она впустит меня, я испорчу ее жизнь, – заключил он, все больше отдаляясь от меня в сторону пирса.

– Твоя жена не с тобой из-за этого? – я нахмурилась, не понимая, почему Иван оставил супругу в Москве, если так сильно любит ее.

– Жена? – переспросил Ваня, будто все это время мы говорили не о ней вовсе. Он усмехнулся и покачал головой. – Леля, моя уже почти бывшая жена не со мной, потому что она не хочет быть со мной. А я не хочу быть с ней. Так случается.

– Но как же запретная любовь?

Иван понизил тон, словно предостерегая меня:

– Не стоит ворошить то, что под запретом. – заметив на моем лице смятение, он махнул рукой, отвел взгляд, и я поняла – он жалел, что дал волю словам. – Если бы знал, что ты дико любопытная, не стал бы говорить об этом.

Я распахнула глаза в возмущении и приготовилась обвинить Ивана во всех известных мне грехах, но он вдруг сменил тему, всматриваясь куда-то вглубь леса.

– Кстати, о дикости, – загадочно начал он, намекая на мое непристойное любопытство. – Хочешь лесной малины, дикарка Леля?