– Да, конечно. – Софи решила, что сейчас не время плакать. Позже у нее будет время отгоревать.
– Я поговорила с мистером Синклером, и мы сходимся в одном: у девушки с вашими способностями и происхождением могут быть возможности.
– Что это значит? – поинтересовалась Софи. Предположительно, речь шла о ее способности говорить по-английски, но какое отношение к делу имело ее происхождение?
– А вот у вашей сестры – вряд ли, – продолжила Эсме Слейтер. – У вас есть родственники или друзья, которые могли бы ее приютить?
– Боюсь, что нет. – Маму Вильгельма пришлось уговаривать, чтобы она позволила девочкам остаться у них настолько, насколько потребуется, а Рут четко дала понять, что нахождение в ее комнате в Леопольдштадте – дело временное. Кроме того, Софи была невыносима мысль, что ее дорогую Ханну станут передавать из рук в руки, как ненужный багаж. – Неужели нет шансов, что ее заберет американская пара?
– Никаких, – отрезала миссис Слейтер. – Они уезжают завтра утром. А пока я хотела бы, чтобы вы оставались на связи. Вы все еще живете по адресу, который вы мне оставили? – Она пролистала справочник.
– Мы живем у Рут Хоффман. Думаю, у вас есть ее данные.
– Ах, да. Уличный импресарио. – Миссис Слейтер подняла брови. – Сохраните наш разговор в тайне, пожалуйста. Она девушка целеустремленная, но ей труднее найти применение, чем вам. – С этими словами она встала, открыла дверь и позвала двух других девушек.
Если бы не оцепенение, Софи бы не выдержала и разрыдалась, увидев, как испуганная и бледная Ханна вбегает в кабинет следом за Рут. Она протянула руку, и Ханна бросилась к ней, прижалась к сестре и зарылась лицом в ее блузку. «У нее кроме меня никого нет», – подумала Софи, охваченная такой яростной любовью и потребностью защищать, что последний уголек слабости в ее душе сгорел дотла. Она была готова убить любого, кто попробовал бы обидеть Ханну, она бы порвала его на части голыми руками. Миссис Слейтер о чем-то говорила, и Софи улавливала странные фразы, такие как: «сложные нынешние обстоятельства», «прискорбное положение дел», «не в обозримом будущем», – а потом их троих вывели на улицу.
– Пустая трата времени, – заявила Рут, сведя темные брови. – Зачем назначать встречу, если тебе нечего предложить? – Она окинула Софи подозрительным взглядом. – А с тобой она о чем говорила?
– Расскажу тебе позже. – Софи посмотрела на Ханну. – Когда будем одни.
* * *
После обеда Рут отправилась играть на скрипке возле оперного театра, а Софи повела Ханну в собор Святого Стефана. Их мама ходила туда на мессу на Пасху и Рождество, и Софи собиралась зажечь за нее свечу и объяснить Ханне, что произошло. Она сидела в священной тишине, вдыхая аромат ладана и глядя в богато украшенный потолок, а Ханна дремала рядом. На этаже Рут в Леопольдштадте никто из них не высыпался: всю ночь напролет стучали двери, а в соседней квартире каждые несколько часов истошно орал младенец. Софи удобнее устроила голову Ханны на своем плече. Волосы сестры спутались, а одежда пропахла капустным супом, который они тем утром ели в еврейском приюте. Она выглядела неухоженной и нелюбимой. Что бы сказала на это мама?
Ханна зевнула и села.
– Я не хочу сидеть в церкви, – произнесла она. – Я не верю в Бога. Если он существует, то почему допускает такие ужасные вещи?
– Полагаю, Он позволяет нам самим совершать свои ошибки, – ответила Софи, хотя сама в это не верила. Теперь, когда настал подходящий момент, она не могла заставить себя открыть Ханне страшную правду. Ее сестра и без того настрадалась. Она сообщит новость завтра или в ближайшие несколько дней. А может, подождет пару месяцев, пока они обе не окрепнут. В конце концов, торопиться было некуда. Пусть Ханна смирится с одной потерей, прежде чем столкнуться с другой.
– Пойдем, прогуляемся вдоль канала, – предложила Софи и взяла сестру за руку. – Думаю, мы можем позволить себе по мороженому. – Как будто от этого все могло наладиться.
Они сидели на скамейке у канала и грелись на солнышке, желая как можно дольше не возвращаться в захламленную комнату в Леопольдштадте. Раздраженные вздохи и косые взгляды Рут быстро дали им понять, что их присутствие для нее – испытание, а попытки Софи научить ее английскому языку стали испытанием для обеих сторон. Рут была рассеянной, а Софи слишком устала и волновалась, чтобы оставаться терпеливой. У нее было предчувствие, что их испытательный срок скоро закончится и не будет продлен, что было очень досадно: она надеялась, что они с Рут подружатся. Почти все девочки, с которыми Софи обычно общалась в школе, забыли о ней за последний год, как только всплыла неудобная правда о ее отце-еврее, а женщины, с которыми она работала в библиотеке, были на несколько лет старше, с другими интересами и заботами. Софи чувствовала себя одинокой, и общение с Рут давало ей хоть какое-то утешение.
Однако у Рут, похоже, не было ни времени, ни склонности к таким несерьезным вещам, как дружба. Но в тот вечер, поднявшись наверх, они услышали ее пение и обнаружили, что она готовит спагетти на общей плите на лестничной площадке. Она успешно проработала полдня, и теперь готовила ужин на троих.
– А вы помоете посуду, хорошо? – обратилась она к Софи и Ханне.
Они только уселись на пол с тарелками на коленях, когда кто-то постучал в дверь. Спрятаться было негде, и они так и сидели, замерев, пока Рут не встала и не открыла дверь. Гость оказался знакомым: в комнату вошла Эсме Слейтер, одетая в черное коктейльное платье и туфли на высоких каблуках, с наброшенной на плечи меховой шубой. Выглядела она неуместно как никогда.
– Извините, что пришла без предупреждения, – начала она, но по ее тону не чувствовалось, чтобы она об этом сожалела, – но у меня срочные новости. Мисс Клейн, Софи, не могли бы вы выйти на минутку?
«Худшее уже случилось», – напомнила себе Софи и последовала за миссис Слейтер в мрачный коридор. Что бы она ни сообщила, это уже не причинит боль. Внутри девушки все клокотало, но она не решалась задуматься о масштабах своей потери – или о ненависти, которую испытывала к нацистам, если уж на то пошло. Чтобы не сойти с ума, безопаснее было держать голову пустой.
– Для вашей сестры появился шанс, – начала миссис Слейтер, – но нужно спешить. Помните американскую чету по фамилии Абрахамс? – Софи кивнула. – Один из детей в их группе заболел скарлатиной и никуда не поедет. Я сразу же вспомнила о вас. Абрахамсы заранее оформили визы, и имя заболевшего ребенка можно будет заменить на имя Ханны. Она здорова, я полагаю?
– Да, но…
– Вы ведь понимаете, что это чудо, не так ли? – прервала ее миссис Слейтер. – Такое впечатление, будто ваша мама присматривает за Ханной с того света.
Прежняя Софи непременно уточнила бы, значатся ли в списке ожидания другие дети, более достойные чуда, чем ее сестра. Эта идея и сейчас пришла ей в голову, но она быстро ее отмела.
– Что нужно сделать?
– Вот умничка! – бодро произнесла миссис Слейтер. – Завтра утром вы обе должны прибыть к восьми часам на вокзал. Я вас там встречу и улажу все последние нюансы с Абрахамсами. Они и дети поедут в Берлин, там пройдут медосмотр и окончательно оформят все документы, а через несколько дней сядут на корабль до Нью-Йорка. Ханна может взять с собой один чемодан.
– У нас нет чемодана, – ответила Софи.
– Тогда придумайте что-то другое. – Миссис Слейтер уже собиралась уходить.
– Минутку. – Софи поймала ее за руку. – Эта пара, Абрахамсы, с ними все в порядке, не так ли? Они ведь присмотрят за детьми во время путешествия? А когда доберутся до Америки? – Она даже не спросила, что будет потом.
– Какой необычный вопрос, – заметила миссис Слейтер. – Поверьте, эти дети – счастливчики. Все уже решено: их возьмут на воспитание, пока их родители не смогут к ним присоединиться или за ними прислать. К Ханне это, конечно, не относится.
– У нее есть я! – выпалила Софи чуть громче, чем собиралась. – Вы понимаете, что этот переезд не навсегда? Когда Гитлер перестанет стоять у власти, я приеду за сестрой.
Миссис Слейтер несколько секунд молча смотрела на нее. Своими раскосыми глазами и крючковатым носом она напоминала Софи хищную птицу.
– Разумеется, моя дорогая, – в конце концов кивнула она, – но до этого может еще многое произойти. А пока просто отпусти Ханну.
«Она не верит, что у меня получится, – потрясенно осознала Софи, – либо считает, что немцы всегда будут править Австрией».
– Понимаю, – с ледяным спокойствием ответила она. – Но со временем я заберу свою сестру. Ее место рядом со мной.
* * *
– Почему ты тоже не можешь поехать в Америку? – прошептала Ханна, ее глаза блестели в тусклом свете.
Софи мягко откинула назад ее волосы. Странно, что в эти дни она испытывала потребность прикасаться к Ханне. В их семье не было принято часто обниматься, но теперь она постоянно держала сестру за руку или сжимала ее костлявые покатые плечи: как будто хотела вместить в несколько дней всю ласку, накопленную за долгие годы. Возможно, тем самым она надеялась успокоить себя не меньше, чем Ханну.
– Я слишком взрослая, – тихо пояснила она. – Но мы можем друг другу писать, и я приеду за тобой сразу, как только смогу.
– Но как ты и мамочка узнаете, где я? – повысила голос Ханна, и Софи приложила палец к ее губам; они старались не тревожить Рут, которая спала рядом на диване.
– Об этом не беспокойся, – взмолилась она. – Я уверена, что Абрахамсы сообщат нам, где ты находишься. Ты же не можешь просто исчезнуть. – Это был самый большой страх Софи, почти непреодолимый, но она все-таки его озвучила.
– Не хочу никуда ехать! – заявила Ханна. – Ты не можешь меня заставить. Я хочу остаться здесь, с тобой, и ждать, когда вернется мамочка.
– Послушай меня, Liebchen. – Софи приподнялась на локте. – Я знаю, это пугает – отправиться в путешествие так далеко и одной, но ты смелая и умная девочка, а Абрахамсы предоставляют тебе такой великолепный шанс. Ты будешь свободна! В Америке тебя никто не будет ненавидеть – другие детки будут с тобой дружить, там будет много еды и парков, где можно будет играть, и нацисты никогда до тебя не доберутся. Мамочка сильно расстроится, если ты не поедешь.
– А она знает?
– Да, – не задумываясь ответила Софи. – Она желает для тебя только лучшего и очень рада, что ты отправишься в это приключение. Она напишет сразу, как только сможет. Миссис Слейтер даст мне адрес.
Ханна провела пальцем по щеке Софи.
– Приключение? – повторила она.
– Да, конечно! Ты поплывешь через океан со множеством других детей, а в Нью-Йорке тебя будет ждать мороженое – столько, сколько захочешь! – Она вложила в руки Ханны плюшевую игрушку, как будто та была малышкой, а не девятилетней девочкой. – А теперь повернись на бок и засыпай. Не успеешь и глазом моргнуть, как наступит утро.
Ханна сделала, как велели. Она обнимала свою плюшевую игрушку, а Софи обнимала ее, с трудом дожидаясь рассвета и вспоминая, как Ханна забиралась в кровать старшей сестры, когда ей не спалось. Софи иногда обижалась, что ей приходилось присматривать за сестренкой, пока ее подруги развлекались; теперь она мечтала вернуть те драгоценные часы и прожить их снова. Ханна была частью ее самой: отпустить ее было все равно что лишиться конечности, и все же это было правильным решением, единственно возможным. В какой-то момент на протяжении этой бесконечной ночи она ощутила в темноте присутствие их матери, которая велела ей быть сильной и не бояться и пообещала, что всегда будет рядом. Ее лба коснулись легчайшие поцелуи, словно крылышки ангела.
Как только стало светать, Софи выскользнула из постели и сняла со спинки кресла юбку и блузку. Скрипнули пружины, она обернулась и увидела, что Рут сидит на краю дивана в мужской пижаме и наблюдает за ней.
– Готовы? – спросила она.
– Мы готовы настолько, насколько это возможно. – Ее рюкзак и наволочка лежали у входа, наполненные случайными предметами, которые Софи захватила из спальни Ханны, прежде чем они покинули свой дом: смена одежды, пара книг и фотография в рамке – снимок, который она сделала летом на озере Ахензее с родителями, с горами на заднем плане. Такая же фотография лежала у нее в сумке.
– Твоей сестре повезло, – заметила Рут. – Тебе не кажется странным, что этот шанс появился так вовремя?
Софи нахмурилась.
– На что ты намекаешь?
– Я не уверена. – Рут зевнула и почесала руку. – Никак не могу раскусить миссис Слейтер, вот и все. Похоже, она проявляет к тебе личный интерес, и я не знаю почему.
– Думаешь, мне не стоит отпускать Ханну в Америку?
– Ты с ума сошла?! Конечно ты должна ее отпустить! – Рут сняла пижаму и натянула через голову платье с вышивкой. – Мы должны выжить и рассказать всему миру, как эти ублюдки с нами обращаются. Час расплаты настанет, для этого я и живу. – Она встала, собрала кудри в пучок на затылке и ловко завязала его шнурком. – Я пойду с вами на вокзал.
– Ты не обязана это делать, – возразила Софи, хотя предложение было ей приятно. В присутствии Рут она не сломается, да и Ханна, возможно, тоже будет лучше держаться.
– Все в порядке. Я и сама подумываю отправиться в путешествие.
Софи собиралась спросить Рут, что она имеет в виду, но тут проснулась Ханна, и все силы пришлось сосредоточить на ней. Она попыталась представить, что бы сказала в такой ситуации их мама, и потерпела неудачу: уж слишком неправдоподобным был этот сценарий.
– Пойду в уборную, – бросила Рут, взяла с крючка ключ и направилась к двери. Будь это кто-то другой, Софи бы приняла это за проявление тактичности.
Она смотрела, как Ханна одевается, и ее лицо не выдавало ни капли ее чувств.
– Тебе заплести волосы? – предложила она, хотя заплетала косички вовсе не так искусно, как Ингрид.
– Я справлюсь, – мотнула головой Ханна, и Софи передала ей щетку для волос. Пора было прекращать нянчиться с сестрой: скоро ей придется ухаживать за собой самостоятельно.
– Подумай вот о чем: остальные дети этим утром готовятся и нервничают так же, как и ты, – напомнила она. – Поначалу все будет непривычно, но я уверена, что ты быстро найдешь друзей.
Вот бы у нее было время подготовиться к этой внезапной разлуке! Она порылась в рюкзаке, ища любое другое напоминание о доме, которое Ханна могла бы взять с собой. И тут ее пальцы коснулись ножа и вилки, которые она, повинуясь какому-то неведомому импульсу, стащила с кухонного стола под носом у пары, вышвырнувшей ее и Ханну из их же квартиры.
– Возьми это. – Она положила столовые приборы в наволочку сестры. – Обещай, что не забудешь блюда, которые мы ели вместе.
Позавтракав одним яблоком на двоих и выпив стакан молока, они сели в автобус и поехали на вокзал. Рут взяла свою скрипку; Софи предполагала, что позже она попытает счастья и попробует что-то заработать. Ханна молчала и не опускала голову на плечо Софи; она сидела с прямой спиной и смотрела в окно, положив на колени наволочку с вещами. Вена сверкала в утреннем свете, но сердце Софи было настроено против нее. Какой смысл городу быть таким красивым, если его жители ведут себя как твари? Бесконечные окна, террасы и статуи замка Бельведер за окном вызывали у нее тошноту. Это был мир ее отца, мир культуры и истории, но в конечном счете он ничего не значил; дворцы и памятники строились из тщеславия и создавали лишь иллюзию цивилизации. Она бы с радостью покинула этот город.
– Все к лучшему, – пробормотала она, обращаясь скорее к самое себе.
– Знаю, – кивнула Ханна, и Софи вдруг увидела, какой молодой женщиной она станет. Она взяла руку сестры и сжала ее, и Ханна не отстранилась.
Несмотря на раннее утро, движение уже было плотным, и их автобус надолго задержали на контрольно-пропускном пункте. Двое вооруженных винтовками немецких солдат вошли в автобус и целую вечность осматривали пассажиров и проверяли их билеты. Софи дрожащей рукой протянула свой и опустила глаза, но мужчина лишь мельком взглянул на нее, а потом улыбнулся и погладил сестру по голове. Светловолосая и голубоглазая Ханна была счастливым талисманом. Софи взяла Рут за запястье, чтобы взглянуть на часы, и ее сердце заколотилось: минуты утекали, и при таком раскладе они рисковали опоздать на поезд. Наконец солдаты вышли, и автобус медленно отъехал.
«Ну же, ну же!» – бормотала про себя Софи, впиваясь ногтями в вспотевшие ладони.
К тому времени, как они добрались до вокзала, на крыльце уже собралась толпа детей и их родителей. Эсме Слейтер, едва заметив их, вырвалась вперед.
– Слава богу! – воскликнула она. – Я уже испугалась, что ты передумала. Времени осталось совсем мало. Ханна, подойди и познакомься с мистером и миссис Абрахамс. – Она потянула ее за собой, и Софи последовала за ними.
По крою одежды, белизне зубов и какой-то неуловимой уверенности в себе, излучаемой ими, в Абрахамсах можно было моментально узнать иностранцев. Мистер Абрахамс оказался приятным мужчиной средних лет, широкоплечим, с правильными чертами лица, его жена – чуть моложе, в соломенной шляпке и голубом платье, усыпанном пунцовыми розами. Вид у нее был скорее гламурный, нежели материнско-заботливый, и Софи вдруг стало стыдно за свою драную коричневую юбку и изношенную блузку. Она затаила дыхание, когда миссис Слейтер отозвала миссис Абрахамс в сторону, стала с ней разговаривать и подтолкнула Ханну вперед. Американка улыбнулась, наклонилась, приподняла подбородок девочки и заглянула ей в лицо. Ханна улыбнулась в ответ, и у Софи сжалось сердце, потому что она поняла, каких усилий стоило ее сестре не заплакать. Рядом с ними маленький мальчик лет пяти цеплялся обеими руками за ногу матери, пока отец пытался его оттащить. Смотреть на это было мучительно, и Софи поспешно отвела взгляд.
Миссис Слейтер подвела Ханну обратно к Софи.
– Пора прощаться, – предупредила она их. – Я бы посоветовала расстаться быстро и по-доброму.
Софи собралась с духом, присела рядом с сестрой и крепко ее обняла.
– Будь счастлива и много работай, – прошептала она. – Умей за себя постоять и не забывай обо мне. Я за тобой приеду, обещаю. А прежде напишу тебе, как только устроюсь, и сообщу, где нахожусь.
Ханна молча смотрела на нее. Она побледнела, но не плакала.
– Молодец, – бодро произнесла миссис Слейтер. – А теперь пойдем со мной, дитя. Я нашла милую девчушку, которая будет сидеть рядом с тобой в поезде. Ее зовут Лотти, и я уверена, что вы отлично поладите.
Ханну увели. На прощание она бросила последний взгляд на Софи через плечо.
«Я осталась совсем одна», – подумала Софи, и эта мысль одновременно и пугала, и освобождала. Взрыв пара и хлопанье дверей возвестили о том, что поезд готов к посадке; родители вместе со своими детьми прошли через билетный барьер и стояли на платформе, до последней минуты стараясь держать их в поле зрения. Самые маленькие, на вид лет четырех-пяти, сжимали в руках кукол и плюшевые игрушки. Были здесь и подростки: длинноногие девочки и мальчики, у которых уже начали ломаться голоса. Несколько детей волновались, размахивали чемоданами, высовывались из окон поезда и звали родителей, но большинство выглядели попросту растерянными.
Софи потеряла Ханну из виду и не хотела расстраивать ее, проталкиваясь на платформу и поднимая шумиху. Она обернулась в поисках Рут и увидела идущих к поезду Абрахамсов.
– Огромное вам спасибо, – молвила она, поспешив к миссис Абрахамс, и в волнении сжала ее ладонь. – Да благословит вас Господь.
Миссис Абрахамс выглядела ошеломленной, но сумела улыбнуться.
– И вас. Удачи, и не сдавайтесь. – Она была моложе, чем поначалу решила Софи, но при этом сдержанна и уверена в себе. Она явно была выдающейся личностью: должно быть, требовалось немало мужества и фантазии, чтобы оказаться здесь и забрать этих детей.
– Расскажите всем, что с нами делают нацисты, – попросила Софи и еще крепче сжала ее руку. – Пожалуйста, миссис Абрахамс. Мир должен знать.
– Я сделаю все, что в моих силах. – Миссис Абрахамс убрала руку. – Но мы не можем заставить людей слушать, если они не хотят.
Миссис Слейтер возникла из ниоткуда и уставилась на Софи.
– Надеюсь, ты не доставляешь неудобства?
К ним подбежала Рут.
– У меня билет! – Она помахала им в воздухе – но обращалась не к Софи, а к мистеру Абрахамсу.
– Молодец, – похвалил ее он. – Только до Берлина, помнишь? А после я ничего не обещаю.
– Да, спасибо. – Рут поудобнее устроила футляр со скрипкой на спине. Я играю очень хорошую музыку, вам нравится.
