– Да где это видано, чтобы девица заступницей города была? – изумилась Голуба. – Наше дело мужей поджидать, да деток воспитывать.
– Нет у Александра дружины для защиты Пскова и Словенска, а там, кто остался? Бабы да дети, воинов всех, поди, тевтонцы перебили, как и простых мужиков, вставших на защиту города. Что же прикажешь? Бросить тех, кто всю свою жизнь служил нашей семье?
– Странная ты стала, – сощурила глаза Голуба, – ох, какая странная.
– И не такой станешь, когда при тебе отца убьют и всех, кто был дорог.
– Всё одно, – покачала головой сестра, – не будет по-твоему.
– А пожалуй, стоит прогуляться к твоей ведунье, – вдруг решила я, – спросим, что судьбой мне уготовано.
Голуба вмиг расцвела:
– Поспешим в трапезную, а там я у маменьки спрошусь пройтись с тобой по городу.
Завтрак был едва ли не такой же сытный, как ужин. Странно, как ещё сёстры мои остаются стройными, на подобных харчах и килограмм сто наесть проблем не составит.
– Ярочка, – обрадовалась тётка Авдотья, завидев нас с сестрой, – как почивала, дитятко?
Поблагодарив родных за кров, села за стол, дотянулась до румяного блинчика, обмакнула его в сметану и с удовольствием отправила в рот.
– Я сейчас до князя поспешу, – сказал молчавший дядька Евсей, – недовольны люди, что Ярослав Всеволодович дружину не дал на защиту Новгорода. Псков пал, теперь Словенск, очередь за нашим городом. Нельзя нам медлить, что-то решать надобно.
– А мы с сёстрами и Ярой пока прогуляемся, – встряла Голуба, – скучно дома весь день сидеть. Пройдёмся, пряников сахарных купим, леденцов. Платки посмотрим, али ещё какие обновки.
– И правда, – согласилась тётка, – идите, развеяться Яромиле надо.
– Только Ратмир пусть с вами отправляется, – решил дядя Евсей, – всё нам спокойнее будет. Не возражаешь, воин, остаться при княжне охранителем? Или желаешь к Александру в дружину податься?
– Не мыслю я другой судьбы, с детства меня тятенька готовил в гридни княжеские. Коли не стало Владимира Мстиславича, значит мне след при Яромиле Владимировне остаться, – жарко произнёс Ратмир, сверкая глазами.
– Добро, – кивнул дядька Евсей, улыбнувшись, – будь по слову твоему, с таким охранителем Яромиле нечего бояться. А ты, Авдотья, вели дать девчонкам серебрушек. И правда, пусть сходят на торг, развеются, наряды посмотрят.
Глаза Голубы, Пелагеи, – средней сестры и Анисьи, старшой, загорелись. Они переглянулись, заулыбавшись.
– Уж мы тебе покажем, – затараторила Голуба, – платья аксамитовые, сарафаны парчовые, сапожки сафьяновые, ленты шёлковые, – она закатила глаза к потолку.
– Полно, полно, – добродушно заворчал дядька Евсей, – успеется.
После завтрака сёстры подобрали для меня длинную тёплую шубу, круглую шапочку и рукавицы. Гурьбой мы высыпали на улицу, сёстры подхватили меня под локотки, потащив мимо изгородей. За нами спешил Ратмир, положив руку на эфес своего меча и зорко глядя по сторонам.
Большой рынок, шумевший, как бушующее море, мы благополучно обошли. Сёстры свернули на боковую улочку, миновали скорняжью слободу и скоро вышли к небольшому закоулку, где в тупичке за невысокой калиткой виднелась маленькая избушка.
– Ратмир, побудь тут, – подошла к моему телохранителю Голуба, – тебе туда нельзя.
– Яромила, знаешь ли ты, куда идёшь?
– Ты в своём уме ли, ратник? – вдруг вспылила Анисья. – Мы сестру в обиду не дадим!
– Простите, боярышня, – потупился Ратмир, – после Словенска везде мне опасность чудится.
Он остался возле калитки, а мы прошли через небольшой двор, где в снегу деловито копошились куры и, отворив двери, ступили в тёмные сени.
Глава 6
Болтавшие всю дорогу без умолку сёстры примолкли, встали в темноте, будто ожидая кого-то. Пахло полынью и чабрецом, чуток шибал в нос дух кислой капусты. Мои ладошки стало покалывать, как тогда в лесу, я пару раз встряхнула руками.
– Заходи ужо, княжна, пока сенцы мне не поморозила, – раздался из-за двери приятный женский голос.
Голуба подтолкнула меня в спину:
– Ступай, тебя звала.
– А вы? – оглянулась я на сестёр.
– Когда позовёт, тогда и зайдём, – ответила Пелагея, указав рукой на дверь.
Чуть заробев, заглянула в комнату. Почти всё пространство занимала большая печь, от которой сейчас несло жаром, у окошка стоял столик, на нём пыхтел паром самовар.
– Проходи, поди не кусаюсь, – на меня смотрела женщина лет сорока пяти, статная с густой русой косой, лицо чуть тронули первые морщины, но в глазах не угасли искры молодости. Простое платье подчёркивало хорошую фигуру и пышную грудь. Вот так бабка, подумалось мне, да она с такой-то внешностью многим молодухам фору даст.
Я зашла в горницу, притворив за собой дверь.
– Доброго дня.
– И тебе поздорову, княжна Словенская, – улыбнулась женщина, наливая в деревянную кружку душистый взвар, от которого по комнате разнёсся запах летнего поля, сдобрила напиток ложкой мёда, – присядь со мной, – она указала на лавку, что стояла напротив стола.
Я опустилась на скамейку, взяла предложенный мне отвар, осторожно пригубила. По телу пробежала тёплая волна, от которой как-то прояснились мысли, отступила навязчивая тревога и ушло покалывание в ладонях.
– Меня сёстры привели к вам, – сказала я, не зная с чего начать разговор.
– Всё ведаю, – кивнула Устинья, ласково улыбнувшись, – не робей, не обижу. Чары шалят? Так это легко поправить.
– Правда? – услышанное взбодрило, но осведомлённость знахарки невольно настораживала.
– Не робей, мне многое ведомо, – ведунья положила свою ладонь на мою руку и тревогу смело прочь, – а тебе много предстоит свершить, пусть и не по своей воле. Одно должна помнить, твои чары – это ты. Не призываешь же руку, чтобы поднять эту кружку? Она послушна тебе с рождения, так и сила твоя. Она часть тебя, твоё продолжение. Вспомни, чему тебя матушка учила.
– А что мне свершить предстоит? Вдруг не осилю? Нужно в Словенск вернуться?
– Всему своё время, – Устинья подвинула ко мне чашку с ягодами клюквы в меду, – отведай, Яромила. Не спеши жить, само собой всё сложится, тебе лишь готовой надо быть. Забыли мы, что деды наши заповедовали, потому и обрушились напасти на Русь. А свобода она каждому от рождения дадена.
Я не понимала ни слова из речи ведуньи, но перебить её не решалась.
– Это как нарыв, – продолжала Устинья, придвинувшись ко мне ближе, – можно примочками его лечить, ждать, пока гной из раны вытянет, но иногда требуется резать по живому. Иначе не справиться.
– При чём здесь я?
– Ты и пришла к нам клинком вострым. Поступай, как сердце тебе велит, и помни, у правды всегда заступники найдутся, не одна ты.
Теперь вопросов у меня было ещё больше, уж и не знаю, стоило ли идти сюда?
– Скоро тебя князь к себе призовёт, – вдруг быстро заговорила Устинья, – держи глаза и уши открытыми. А сестрицам своим передай, пусть не бегают ко мне больше, судьбу не искушают, Пряха может и по-другому жизнь повернуть, не любит она, когда тревожат её понапрасну. Теперь ступай, княжна, – ведунья протянула мне маленький холщовый мешочек с травами, – сделаешь отвар, когда тебя князь призовёт, перед самой встречей и выпьешь.
Я встала, неловко попрощавшись, Устинья вдруг оказалась совсем близко ко мне, её глаза распахнулись, зрачки потемнели, будто два омута, притягивая к себе:
– Чужого места никто занять не может, каждому своё уготовано. Теперь ты княжна Словенская, Яромила. Род принял тебя и в беде не оставит. Не пройдёт и года, встретишь ты того, кто с тобой одной судьбы, силу великую через него обретёшь. Ступай, княжна, – Устинья отпрянула от меня, улыбнулась и кивнула на дверь.
Я попятилась от неё и чуть не упала через высокий порог, Анисья успела подхватить.
– Идёмте, – поправив одежду, сказала сёстрам, – Устинья велела больше не приходить к ней, иначе судьба ваша переменится.
Сёстры испуганно переглянулись, и мы вышли во двор. За забором ходил туда-сюда, как часовой, Ратмир, с тревогой поглядывая на дом ведуньи. Завидев нас, он с облегчением улыбнулся и отворил калитку.
Сёстры повели меня за собой.
– Я третьего дня видела, – затараторила Голуба, – к нам купцы приехали, говорят, из самой Византии ткани привезли. Надо бы пойти, глянуть. Яромиле наряды пошить. Не всё же ей в твоих сарафанах ходить, Пелагея.
– Сейчас мы всё и подберём, девки за пару дней несколько нарядов успеют справить, – кивнула Анисья.
До самого вечера мотались мы по большому рынку. Сёстры скупили кучу материала и готовых нарядов, узорчатые очелья, серьги, подвески, бусы из ярких каменьев, платки, расшитые золотом, сапожки из тонкой кожи. Сколько же денег дал им дядька Евсей? Ратмир где-то отыскал мальчишку с санками, сгрузил на них всю поклажу и поволок до дому.
Я ожидала, что тётка осерчает, увидев наше расточительство, но Авдотья, деловито разложив покупки на широкой скамье в горнице, где занималась с девушками рукодельем, перебирала всё привезённое, да только нахваливала.
– Ткань-то до чего чудесная, – разложила она отрез аксамита (прим. автора – устаревшее название плотной ворсистой, часто узорчатой ткани из шёлка и золотой или серебряной нити, напоминающей бархат), – в таком-то наряде не стыдно и великому князю на глаза показаться. Ярочка, справим тебе одёжу честь по чести, не хуже наших княжон будешь.
Сенные девушки обступили боярыню, слушая её поручения, принимая из рук ткани, ленты и украшения. Так мы и провозились с обновками до самого ужина.
Когда спустились в трапезную, дядька Евсей был уже там со своими людьми: оружником боярским, ключником, ближними кметями.
– Вот и ласточки мои, – улыбнулся он дочерям, – ну, сказывайте, чего на торгу видали, всё ли нужное Яромиле взяли?
Сестрицы, усевшись за стол, наперебой рассказывали отцу обо всём, тот улыбался, как довольный кот рядом с миской сметаны.
– Добро, – кивнул дядька, – наряды нашей Ярочке пригодятся. Александр зовёт тебя на пир, вместе с Ратмиром, желает самолично послушать, как Словенск тевтонцы захватили. Уж ты, душа моя, Авдотья, проследи, чтобы у Яромилы платье не хуже княжеских было, – повернулся он к жене.
– Всё сделаю, – улыбнулась тётка, зачерпывая ложкой сытные мясные щи, – такие наряды справим, глаз не отведут от нашей Яромилы. Глядишь, и жених хороший сыщется, – подмигнула она мне.
Кусок застрял у меня поперёк горла, я и забыла про предсказание Устиньи, пока мы были заняты обновками, а сейчас слова её вспомнились. Не солгала ведунья, вот она, встреча с Александром. Надо бы подготовиться, а как. Что говорить? Как себя с князем вести? Станет ли он девицу слушать?
После ужина я перехватила дядьку Евсея:
– Помоги мне, дядюшка, – ласково взяла его под руку, – как мне при князе быть? Боюсь осрамиться.
Боярин взглянул на меня с высоты своего немаленького роста:
– Мудрая ты, как твоя матушка. Правильно разумеешь, на пиру себя вести надобно уметь. Не в своём тереме будешь, с роднёй да девками сенными, там всяких хватает.
Мы прошли в комнаты дядюшки и тётки, Евсей сел перед изразцовой печью, чернавка помогла стащить с ног сапоги, подала меховые поршни. Другая девушка поднесла нам прохладного квасу.
– Мы с тобой рядом с князем сидеть не будем, и породовитее бояре имеются. Хмельным вином станут обносить, не пробуй его. Есть такие охальники, всё норовят споить кого, а потом потешаться, али перед князем дураком выставить. Отвечай, не смущаясь, но и лишнего не говори. Я рядом буду, не бойся. Теперича ступай, поздно уже, почивать пора.
Я, выйдя из комнаты, заплутала в коридорах, пришлось спускаться в тёмные сени, оттуда уж дорогу помню до своей горницы. Возле дверей стояло двое кметей из охраны боярской. Держал дядюшка при себе с десяток воинов. Меня насторожило странное поведение мужчины. Услышав мои шаги, он и бровью не повёл, не повернул головы, стоял точно истукан. Я подошла поближе. Глаза кметя были пусты, как у куклы.
– Эй, – окликнула его, – ты в порядке?
Воин медленно повернул голову, фокусируя взгляд на моём лице.
– Чего желаешь, Яромила Владимировна?
– Ты как тут? Не захворал часом?
Ни одной эмоции не отразилось на лице охранника, и ответа на свой вопрос я не дождалась. Странно всё это. Не околдованный ли он? И спросить не у кого.
Постояв немного возле кметя, пошла к себе, навстречу мне уже спешила молоденькая чернавка:
– Княжна, обыскалась тебя, – залепетала она.
– Кваску испить ходила, – соврала я девчонке.
– Я уже в горницу принесла и водицы студёной, и квасу, чего тебе ноги студить, Яромила Владимировна. Идём, спать пора. Боярин заругается.
Забравшись в постель, прикрыла глаза. Из головы не шёл странный воин. Эх, мне бы советчика какого, кто бы рассказал, что здесь и как.
Глава 7
Весь следующий день был потрачен на мои наряды, Авдотья согнала сенных девушек, усадила их за шитьё.
– Тётушка, – увидев такой размах, я постаралась как-то унять предприимчивую боярыню, – есть ведь у меня готовые платья. Зачем с новыми так спешить?
– Впервые на пир к князю едешь, нельзя осрамиться, – Авдотья металась от одной чернавки к другой, проверяя, всё ли сделано как надо.
– Скажешь тоже, – усмехнулась я, – чай не оборванкой в княжий терем войду.
– Ярочка, ты княжна, хоть и удельная. У Александра на пиру бояре будут в лалах и смарагдах, в соболях, можно ли тебе хуже выглядеть? Нет, я не отпущу тебя абы как. Войдёшь в столовые палаты, ахнут все.
Такая бурная деятельность начинала меня пугать. Тётке дай волю, она все драгоценности в доме на меня навешает и все меха. В горницу заглянула Голуба и поманила меня за собой. Я с радостью ретировалась из-под тёткиной опеки.
– Идём, – сестра схватила меня за руку, – там уже баньку истопили, сейчас с травками попаримся, волосы промоем отварами, будешь завтра, как звезда утренняя сиять.
Из груди невольно вырвался стон, и эта туда же. Как помешались все на приёме у князя. Оно, конечно, событие знаменательное, но не истерить же из-за этого?
