По пути к нам присоединились и Анисья с Пелагеей, теперь мне точно кранты. Замоют и запарят до полусмерти. Под белы рученьки сопроводили меня в баню, в парилке уже нечем было дышать, а из ушата поднимался столб пара, воду сестрицы набрали погорячее. Эдак они меня сейчас ошпарят, хороша я буду завтра, вся в волдырях. Я незаметно опустила руку к воде и очень сильно пожелала, чтобы она остыла. Из ладони потянуло холодком, а потом пар сник, я почувствовала прохладу, ещё минута и вода в ушате покрылась тоненькой корочкой льда.
– Ты глянь только, – всплеснула руками Голуба, – чего творит. Яра! Всё потешаешься, как раньше?
– А вы меня сварите в кипятке, – возмутилась я, – завтра на пир пойду аки рак красная. Одной горячей воды плеснули.
– Ладно, ладно, – примирительно сказала Пелагея, подавая мне кувшин холодного кваса, – ты, Голуба, и правда, пылу-то поубавь.
Меня тёрли, скребли, мыли и снова тёрли. После бани я себя чувствовала, будто весь день работала на стройке грузчиком. Сил осталось только дотащиться до своей горницы и бухнуться в кровать. Хорошо, хоть здесь меня ждал покой и тишина.
Утром, ни свет ни заря, меня разбудила девчонка-чернавка, Малушка:
– Княжна, поднимайся, боярыня приказала тебя пораньше поднять. Сбираться на пир к князю.
– С ума они все посходили с этим пиром, – зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть, – темно ещё на дворе!
– Так велено, – пожала плечами Малушка, отыскивая в маленьком сундучке гребень.
Не успела чернавка расчесать мне волосы, как в горницу ввалилась тётка Авдотья с целой армией служанок на хвосте.
– Чего копаетесь? – недовольно глянула на Малушу боярыня, девчонка съёжилась, спрятавшись за мой стул.
– Не серчай, тётушка, – заступилась за чернавку, – это я долго на перине нежилась.
– И тебе засиживаться некогда, – переключилась Авдотья на меня, – Дуня, ну-ка, косы княжне заплети. Вы не стойте столбами, – обернулась она к своей «свите», – раскладывайте наряды, сейчас и примерим всё.
Вокруг поднялся гомон и переполох, засновали девушки. Дуня, быстро и ловко прочесав мои густые волосы, заплела косу. И началась примерка.
Для пира мне подготовили длинное платье из алого аксамита с золотым шитьём по подолу, сверху надевался отложной воротник, широкий, закрывавший плечи и весь расшитый золотом, лалами и жемчугом. Запястья перехватили золотые наручи, усыпанные самоцветами, драгоценный пояс украсил талию. На голову надели небольшую коруну, подобие узкой диадемы, с усыпанными жемчугом да яхонтами колтами. Тётка накинула сверху душегрейку из рысьего меха. Ещё и бус на шею понавесили, так что та мигом разболелась.
– Тётушка, пощади, – взмолилась я, – хребет от такой тяжести переломится. Зачем мне столько бус?
– Как же иначе? – искренне удивилась Авдотья. – Чай княжна, не девка какая.
– И потому меня надо каменьями, точно пса репьями, обвешать?
– Ох и скажешь, – встрепенулась боярыня, – разве ж лалы, жемчуга да яхонты можно с репьями сравнивать?
– Тётушка, куда столько. Я же едва стою!
– Матушка, – вмешалась присоединившаяся к нам Голуба, – и верно, ворот только расшитый оставь, под него бусы яхонтовые повесь, чтобы не поверху были, узор золотой закрывают.
Сняли душегрейку, воротник стащили, нацепили нитки рубинов и гранатов, вернули на место тяжелющий ворот, от шитья толстый, как броня. Как они в этом всём ходят?
– Глянь, краса какая, – залюбовалась сестрица, – и жемчуга видно теперь.
Я только молча вздыхала, спорить с тётушкой в приступе «кутюрье а-ля русс» бесполезно.
– Соболью душегрею подайте, – требовательно сказала Авдотья, протянув руку к вороху одежды, сложенной на большом сундуке.
Снова меня переодевали, вешали жемчужные нитки на шею, меняли пояса, один другого краше, девушки подносили венчики и коруны. Скоро у меня болела не только шея, затекли плечи, голову саднило, руки ныли от тяжёлых наручей.
В комнату заглянула чернавка:
– Боярин велел всем в трапезную идти, – сказала она, удивлённо рассматривая горницу, что больше была похожа на сокровищницу. От первых лучей солнца заиграли, заблестели самоцветы, драгоценные меха искрились, сияло золото и серебро.
А дядька-то мой богат! Это хорошо, значит, и у меня должно быть что-нибудь припасено. Не могло всё в одном Словенске храниться. Я на это надеюсь. Мне же город поднять надо, как там после нападения тевтонцев ныне? А на всё деньги нужны. Незаметно для себя я прониклась судьбами людей Словенска. Не виноваты они, что князя убили, а в теле дочери и вовсе самозванка. Если уж мне выпало стать единственным потомком, то и ответ держать надо. Хотя бы у Александра попытаться подмоги испросить.
С этими мыслями дошла я до трапезной, мельком бросив взгляд на кметей, так и стоявшими столбами у дверей в сенях. Странные, ох и странные воины у Авдея. И память Яромилы, как назло, молчала.
Пир был назначен на вечер, но мне скучать не пришлось. Дом стал похож на филиал дурдома, все куда-то неслись, меня отвели в горницу, где шили наряды, теперь туда сносили украшения, шубы, душегреи, опашени.
Я боялась только одного, что от усталости попросту засну на пиру у князя. Но, наконец, наряд был готов, а меня отпустили в мою горницу передохнуть. Прилегла на перину, чувствуя, как ноет каждая клеточка тела. Ох, не засыпаться бы у князя. Ну как станет спрашивать о ком-то, кто мне неизвестен. Собственно, я и об отце с матерью мало что знаю. Одна надежда, что Александр будет больше Ратмира расспрашивать, толку с девчонки, сидевшей в тереме? Веки мои незаметно сомкнулись, а нежные объятья сна сулили долгожданный отдых.
Не знаю, сколько времени прошло, но очнулась я от вдруг обуявшего меня ужаса. С выдохом, я резво подскочила на кровати. Сердце гулко билось в груди, отдаваясь шумом в висках.
– Сон, это сон, – оглянулась, приходя в себя.
– Княжна? – испугалась Малушка. – Тревожное что привиделось?
– Да, – отёрла пот со лба и тут вспомнила о травках, данных Устиньей, – сбегай на кухню, – вытащила мешочек, передала его девчонке, – скажи, пусть отвар мне приготовят. И не медли.
В моём голосе прорезались повелительные нотки, вот она княжья натура, видно, отголоски прежней хозяйки тела. Девчонка убежала, зажав мешочек в кулаке, а я снова окунулась в видения, напугавшие меня. Там были маги. Во дворе человек в чёрной рясе передо мной сотворил маленький смерч, который всё разрастался, набираясь силы. И вокруг монаха появилось странное зеленоватое свечение. В памяти всплывали слова матушки.
– Каждый чародей своим цветом отмечен, а ты наблюдай. Кто жёлтым сияет, у того силы малёхонько, зелёный посильнее будет, а увидишь алый, знай, перед тобой могущественный колдун.
– А я какая? Не вижу вокруг себя ничего, – маленькая Яра прижалась к матери, наблюдая за монахом, что теперь усмирял рукотворный вихрь.
– Ты сейчас точно маленький изумруд сияешь, но чары твои расти будут, пока не созреешь, девицей не станешь.
Картина резко сменилась. Теперь я была совсем маленькой, лет пяти, и бежала по крутому берегу реки, увлёкшись погоней за яркой бабочкой. Земля под ногами вдруг осыпалась, и я полетела вниз, к бурным водам. Ветер свистел в ушах, внизу приближалась река, я кричала, сердце бешено колотилось от ужаса и тут… в последний момент меня подхватил поток воздуха, мягко опустив на берег… От этого ощущения падения я и проснулась.
Вот оно что, начал доходить до меня смысл увиденного. Здесь у магов есть разные уровни силы. Интересно, как можно эти уровни определить? Может, нужно как-то по-особому смотреть?
Дверь отворилась, и на пороге появилась сенная девушка:
– Тебя, княжна, боярин видеть желает.
Я поднялась с постели, поправила сарафан, как могла, причесала волосы и пошла за ней в палаты супругов. Первая комната, где мы давеча беседовали с дядюшкой, служила ему своего рода кабинетом, там он принимал челядь. Там и поджидал меня Евсей.
– Яра, проходи, – дядя был сосредоточен и хмур, – скоро ужо отправимся с тобой к Александру, надо бы тебя обо всём упредить.
Я присела на скамейку, внутри всё сжалось, что ещё уготовила мне проказница-судьба?
– Ты знаешь, – начал боярин, запустив свою пятерню в густую бороду, – на пир девиц не зовут…
Вот так новость! И чем моя персона так заинтересовала князя? Звал бы Ратмира да расспрашивал его. Не к добру всё это.
– Сегодня Александр сделал исключение. Даже сестра его Ульяна будет и её ближние боярыни, – продолжал Евсей, – и не для расспросов зовёт тебя князь. Хочет приглядеться получше, решить, за кого отдать.
– Отдать?
Дядька взглянул удивлённо:
– А как иначе? Словенск город хоть и небольшой, да на самой границе стоит, ему сильная рука нужна, человек надёжный, абы кому княжну не просватают. Сегодня судьба твоя решится, Яра. Ты не перечь, я за тебя говорить буду. Из тех, кого прочит Александр в мужья тебе, выберу достойного, чтобы и тебя уважил, и град отчий берёг. Много охочих до княжьих палат найдётся, все бояре знатные сегодня соберутся. И город твой – кусочек лакомый, и сама ты. Немного княжон могут силой чародейской похвастать, вырождаются колдуны на Руси, и отчего никто не ведает. Сама понимать должна, как сегодня сложится, так и жизнь твоя пройдёт. Будь осторожна в речах.
Я сглотнула комок, застрявший в горле, и, кивнув, ответила:
– Сделаю, всё, как велишь, дядюшка, – а сама пальцы скрестила, если мне что-то не понравится, буду действовать в своих интересах.
Глава 8
Теперь мне стала понятна беготня и бурные приготовления ко встрече с князем. Ох, где вы, воспоминания Яромилы? Обрывочные сведения, достающиеся мне во снах, были малоинформативны.
От дядюшки меня забрала тётка Авдотья и повела в свою комнату. Там уже лежал на сундуке одобренный ею наряд. Платье оставили то же красное аксомитовое, душегрею подобрали соболиную, жемчуга и яхонты заняли своё место на шее. Я молча стояла, не противясь более. Тётке виднее, как меня нарядить.
Только мы успели собраться, как в горницу вбежала девушка:
– Сани готовы, Евсей Лукьянович лютует, ждёт княжну.
– Идём, идём, – откликнулась Авдотья, – сейчас Яромила спустится, скажи боярину.
Женщина потянула меня к двери, что вела из горницы во внутренние покои, там я увидела большое зеркало, чуть мутное, похоже, выполненное из отполированной меди.
– Глянься в зерцало, Ярушка, – подтолкнула меня тётка, – хороша-то как.
Я впервые увидела своё отражение. Передо мной стояла статная девушка, чёрная, густая коса, блестящая богаче шёлка, спускалась через плечо ниже пояса. Карие глаза большие, с поволокой и длинными ресницами притягивали взгляд, алые сочные губы, точёный носик, высокие скулы. Яромила была не просто хороша – красавица, каких поискать! Высокую грудь не скрывал даже тяжёлый отложной воротник, а тонкий стан подчёркивал широкий узорчатый пояс, украшенный лалами и золотым шитьём.
Я замерла, заворожённо глядя на себя, даже забыла о том, что меня дядька Евсей дожидается. Лишь когда в отражении появилась тётушка, очнулась от любования и, улыбнувшись, обернулась к ней.
– Благодарю тебя, Авдотья Матвеевна, наряд прямо княжеский, на пиру все завидовать будут.
Тётка обняла меня:
– Жаль, матушка не видит, какой красавицей ты стала, – в глазах женщины блеснули слёзы, – ну пора, пора, дитятко.
Мне на плечи накинули соболью шубу, длинную и неудобную, мехом внутрь, сверху она была заткана дорогой парчой. С сёстрами и Авдотьей мы спустились во двор. Там стояло двое запряжённых красавцами-конями саней, внутри повозки были укрыты шкурами, на дугах, узде и оголовье упряжи висели колокольчики, и сами повозки были расписными, яркими.
В первый возок забрались я, дядя Евсей и Ратмир, вторые сани заняли гридни боярина, молчаливые и неживые, как тот кметь в сенях. Моего гридня сегодня тоже приодели: алая рубашка с вышитым воротом, суконный кафтан сверху, а на нём узорчатый опашень, отделанный мехами. Уважил Евсей Лукьянович спасителя княжны. Поверх одежды Ратмир надел шубу, подпоясанную кушаком. Мой гридень выглядел не хуже других.
Ворота распахнулись, свистнул хлыст над тройками лошадей, и сани понесли нас к Городищу, где стоял княжий терем.
Повозки мчались по городу, гиканьем возница разгонял народ с улиц, бойкие мальчишки бежали вслед. Красив Новгород Великий, богат. Повсюду видны терема бояр и купцов: добротные, украшенные резьбой, расписанные яркими красками.
Морозный ветер холодил мои щёки, вплетался в косу, норовя растрепать волосы, тёплую круглую шапочку, отороченную собольим мехом, приходилось придерживать рукой. Скоро показалось белое полотно застывшей зимней реки – Волхова. Над ней, на высоком утёсе за окольным городом, поднимались стены детинца, на солнце шатровая крыша терема ярко сияла золотом. Видна была и Торговая сторона с белеющими храмами, темнело вдалеке озеро Ильмень. Поодаль просматривались монастыри, мелкие деревушки, окружившие Новгород, точно цыплята наседку. Дорога к детинцу была запружена санями, ехали бояре, купцы и приглашённые гости на пир княжеский, со своими ближними, с кметями. С удивлением поглядывали на меня из саней, шутка ли, девицу в столовые палаты пригласили.
Дядька грозно зыркал на любопытных, отводили мужи взгляд в сторону, знали Евсея Лукьяновича в городе и боялись его гнева.
Ратмир, схватившись за края саней, неотрывно смотрел по сторонам, любуясь чудным градом. А мне всё ощутимее становилось не по себе. Как там будет, на пиру?
Проехали окольный город, тоже входивший во владения Александра, возле ворот, ведущих в детинец; сани сбавили ход, чтобы не создавать толчею. На широком дворе всё было запружено возками, выбирались из них степенные важные бояре, тиуны княжеские, купцы родовитые.
К нам подбежали мальчишки из дворни, подхватили лошадей под уздцы, провели сани почти до самых ступеней терема. Парнишки, снующие между возков, ловко управлялись с транспортом, только гости сходили, сани тут же отправлялись в другой конец двора, конюхи принимали лошадей под свою опеку.
Я стояла перед высоким крыльцом, руки тихонько подрагивали, краска прилила к лицу, сердце билось в груди, точно пичужка в клетке.
– Идём, Яромила, – степенно подошёл ко мне Евсей Лукьянович, – не робей, самого князя ты гостья званая.
Вскинув голову и расправив плечи, пошла вслед за дядюшкой. Не стоит показывать, что я до жути боюсь. Подумают, что слаба княжна Словенская, и не видать мне больше родного города. Оробел и Ратмир, притих, шагая позади меня, как и положено гридню. Он хоть и купеческий сын, а всё же почёт ему сегодня оказан немалый.
Холопы провели нас в столовую палату. Большое помещение с куполообразной кровлей было богато украшено резьбой и росписью, на стенах висели тканые полотна, дорогое оружие и доспехи. У стен стояли длинные лавки, вдоль них столы. Место князя находилось на возвышении, сейчас там сидел Владыка Новгородский, муж годов пятидесяти с длинной окладистой седой бородой.
Бояре, тихо переговариваясь, занимали места по чину, в порядке строгой иерархии. Девицам отвели отдельный стол. Кресло с высокой позолоченной спинкой, стоявшее во главе, пока пустовало. Я растерялась, не зная, куда мне сесть. Дядя Евсей приостановился, ожидая, когда ко мне подбежит юноша из челяди.
– Княжна Яромила, дозволь проводить тебя, – обратился ко мне юркий парнишка в расшитой рубахе с алым кушаком.
Евсей Лукьянович довольно кивнул, указал Ратмиру его место в конце стола, а сам прошествовал дальше.
Юноша усадил меня возле стены, так что перед моим взором был открыт весь зал. Место мне досталось чуть ниже княжны и её ближних. Хорошо, значит, статус мой неплох даже для Новгорода. Девицы, сидевшие рядышком, не стесняясь, разглядывали меня, как таракана под микроскопом. Я видела зависть в их взорах, когда смотрели они на меха богатые, ярко сверкающие лалы и яхонты, крупный жемчуг, коруну усыпанную самоцветами.
Вокруг столов сновали стольники и чашники, разносили каши варённые с овощами, калачи, хлеба. В деревянных ковшах стояли меды, квас, кисели ягодные и сбитень.
Богатые закуски виднелись на блюдах: осетровая и севрюжья икра, стерляжья, белужья. Рыба жареная и вяленая, приготовленная на пару: лососина, белужина, осётр. Стольники подносили гостям калью – особый вид ухи.
На вертелах заносили в палаты расторопные стольники жареные туши поросят, на блюдах, украшенных брусникой и клюквой, исходили ароматным паром тетерева, перепела и фазаны. Пирогов разных не счесть: с мясом, капустой, рыбой и грибами.
К горячим блюдам на всех столах в изобилии стояли каши, пареная репа, редька и горох, солёные грибы и листья щавеля.
Если даже пробовать каждое блюдо понемногу, то мне дня два понадобится. От такого обильного застолья глаза разбежались. На миг я отвлеклась от мрачных мыслей, разглядывая всё это великолепие.
Места за моим столом всё заполнялись, послышались шепотки и тихие разговоры. Боярыни, допущенные на пир, понемногу пробовали закуски. А вот тарелка под суп была одна на двоих. Интересно как! Вот только мне не хотелось есть ни с кем из одной посуды, потому я незаметно отодвинула от себя калью.
Если девушки переговаривались тихонько, то мужчины не стеснялись. В зале стало шумно от голосов, кто-то перекрикивал соседей, общаясь со знакомыми, что сидели поодаль. Чашники обносили мужчин медами и сбитнем, приглашённые оживились, застучали ложки, ломали на куски пышные хлеба, зачерпывая ими икру.
Я решила поесть, пока князь не появился в столовых палатах, кто знает, как оно там повернётся. Передо мной стояло блюдо с перепелами, птица, томлённая в печи, была невероятно вкусной. И я не заметила, как приговорила две тушки, заедая грибами и пареной репой.
Вдруг шум стих, все обернулись ко входу в палаты. Там стояли князь Александр и княжна Ульяна.
Глава 9
Я застыла, чуть не подавившись куском пирога. Александр, как и его сестра, производили неизгладимое впечатление.
