– Нас можно называть и так, и эдак, – кивает Ратибор; он улыбается, хотя его улыбки под маской не видно.
– Настоящий синоби, вон и копьё берёзовое при вас. Как хорошо, что вы тут появились, а то иду совсем один. А тут жабы… Одна недавно чуть моему козлолосю глаза не выжгла. Опасные, – он трясёт своими серыми от седины волосами, что свисают из-под маленькой шляпы до плеч, – опасные места, – торговец озирается. – А ведь дальше ещё и низины пойдут. Там вообще болото дорогу заливает.
– Согласен, здесь места небезопасны.
Торговец опять оглядывает молодого человека:
– А вы вон в онучах. Грязи-то не боитесь? У меня вон сапоги из кожи барсуленя, и то волнуюсь.
Он для демонстрации приподнимает левую ногу. У него и вправду были размятые временами, влагой и дорогами почти бесформенные сапоги высотою немногим выше щиколотки.
– К дорогам мне не привыкать, – отвечает молодой человек. – А грязь – извечный мой попутчик.
– Извиняйте, а вы врачевать идёте, – интересуется торговец, – или, быть может… того, – тут он подмигивает Свиньину, – зарезать кого решили?
– А это как пойдёт, как сложится дорога, – отвечает ему Ратибор.
На самом деле у него была миссия, его первая в жизни миссия, но разве шиноби будет распространяться о своих делах?
«Научись скрывать не только свои действия, но и помыслы», – гласило одно из первых правил в науке выживания, что постигал он с самого детства.
– Эй, Борух… – вдруг доносится из-под рогожи.
«Груз, кажется, заговорил!». Шиноби заинтересован.
Молодой человек смотрит внимательнее на то, что возвышается из тарантаса, и видит, как края рогожи расходятся и из-за неё на него смотрит… человеческий глаз.
– Чего тебе, проклятый, чего ты вылезаешь? Сиди там себе спокойно, – возница одёргивает рогожу, закрывая глазу обзор.
Но юный шиноби замечает за рогожей железные прутья. Он понимает, что торговец в тарантасе перевозит… клетку.
– А кто это там с тобой? – доносится из-под рогожи.
– Не твоё дело, сиди, говорю, – беззлобно отвечает торговец. И, уже поворачиваясь к молодому человеку, поясняет: – Вот, еретика по случаю прикупил.
– Еретика? По случаю? – уточняет Ратибор. Ситуация становится всё интереснее. – Звучит всё это странно.
– Ну да… Гатчинский палач подлюку продавал. Трибунал постановил этого гада сжечь как вредоносного… А денег на трутовики палачу не выдал, а палачу оно надо – трутовики для костра на свои кровные покупать? Нет, ему оно вообще не надо, вот он и решил этого продать. Аукцион в ближайшей столовке собрал. Там люди кушали фаршмак и торговались понемногу, а я еретика и выкупил, – торговец смеётся. – Больше всех за него дал… Уж потратился, но думаю, дельце оно верное. Эта сволочь у меня непременно окупится.
– Сам ты сволочь! Ну ты погляди, какой козёл! «Окупится», говорит! «Окупится!» – зло орёт еретик из-под рогожи. И тут же начинает страдать: – А-а-а… Господи… Ну за что мне всё это?! – кажется, он в своей клетке шевелится и теперь рыдает ещё. – И никакой я не еретик. Я честный математик. Математик! Преподаватель. А Трибунал ошибся. Отцы-раввины не разобрались в ситуации, – и тут математика снова разбирает злость, и он добавляет с раздражением: – Потому что дуболомы… – а потом и орёт изо всех сил, так орёт, что пугает болотную живность: – Дуболомы! Сволочи!
«Ишь как его качает, от плача до проклятий один шаг! – замечает юный шиноби. – Психически несчастный не стабилен. Да разве можно быть стабильным, узнав, что на костёр тебя везут?!».
– Вот! – многозначительно произносит торговец и смотрит на Ратибора, ещё и рукой указывая на повозку: ну, это вы видели? Вы это слышали? И потом продолжает: – Тебя, подлеца, только за эти слова о священном Трибунале уже спалить надо. Трибунал не разобрался в ситуации! Надо же такое придумать?! – он качает головой. – Э-э… Правильно раввины тебя приговорили к сожжению, абсолютно правильное и взвешенное решение, и как рядовой представитель истинного народа, я полностью одобряю приговор Суда.
– Торгаш поганый, – доносится раздражённое из-под рогожи, – тупой барыга… Ба-ры-га… Что ты там в своей деформированной черепной коробке одобришь? Одобряет он! Тупой кусок свиньи! И главное, чем? Чем ты там можешь одобрить? У тебя в башке болотная жижа. Латентный ты пожиратель сала. Ты ведь даже сути нашего спора с раввинами из инквизиции понять не можешь. А туда же… Одобряю я! Купил… Негодяй, поганый торгаш… Купил меня и радуешься? А я, между прочим, страдаю за истину!
– Заткнись, я тебе сказал… За истину он страдает. – в общем-то беззлобно отвечает на все эти выпады еретика торговец Борух, – заткнись по-хорошему; не угомонишься – набросаю тебе в клетку водяных клопов, – он ухмыляется и качает головой. – Поглядите на него – каков… Отцы-раввины не разобрались в ситуации! Да у любого из них в мизинце мозгов больше, чем у тебя! Математик он, видите ли!
– Подлец! – ревёт из-за рогожи еретик. – Тупая ты башка, в которой все извилины давно сложились в кукиш! Откуда ты знаешь, у кого сколько мозгов… Ты же только барыш и можешь посчитать. Да и с этим, судя по тебе, у тебя не очень… Чёртов недоумок! Ещё берёшься судить мудрых.
Глаза торговца начали наливаться кровью, он уже собрался ответить что-то своему пленнику, сказать тому какую-то грубость или ругательство, но Ратибор его опередил вопросом:
– Послушайте, а в чём здесь цимес? Мне ваши инвестиции совсем не очевидны.
Торговец сразу подобрел и забыл про ругань, видно, мысли о прибыли настраивали его на душевный покой:
– Так это же просто – по договору с палачом Гатчины я должен этого, – Барух кивает на клетку, – хулигана сжечь. Но я подумал: а чего же сжигать его просто так. Сожжение впустую… это же нелепое расточительство. Такое интересное событие можно к чему-нибудь приурочить. Ну, вы понимаете…
– Простите, но не очень… – шиноби всё ещё не улавливал мысли.
– Ну, к примеру, вы соберётесь открыть, допустим, небольшой перегонный заводик, или сверчковую ферму, и хотите придать этому событию какую-то значимость… И тут я… А пожалуйста… не хотите ли ритуальный костерок с настоящим еретиком, чтобы всем вашим знакомым запомнилось это событие?
– Сволочь ты! – ревёт из тарантаса еретик. – Чтоб ты сдох! Вместе с открытием своей сверчковой фермы!
Он даже тянет руку из-под дерюги, чтобы схватить Боруха, но тот легко уворачивается от скрюченных пальцев пленника и продолжает выкладывать юному попутчику свои неординарные прожекты:
– Или, опять же к примеру, вы уважаемый человек и выдаёте свою дочь замуж. И что?
– И что? – Свиньин начинает догадываться, но всё ещё не уверен в своих догадках.
– Вот и я вас спрашиваю: и что? – продолжает торговец. – Чем вы удивите людей? Подумаешь, свадьба дочери. Может, вы пригласите сто человек гостей, и что, думаете, ваши соседи удивятся и скажут: как хорош был Борух? – он качает головой с полным сожалением. – Молодой человек… Я вас умоляю, – торговец машет рукой на шиноби так, как будто это он его расстроил, а не какие-то гипотетические люди. – Они сразу скажут: подумаешь! Вот удивил! Да у Ицхака на свадьбе его третьей дочери было сто двадцать гостей! А ещё в прихожей раздавали настоящую мацу всем бродягам с улицы.
– Полагаете? – вежливо интересуется шиноби.
– Полагаю? – почти возмущается торговец. – Знаю! – он кивает головой. – Я знаю этих людей. То сволочи, а не люди! – и тут же оживляется. – Но если вдруг на свадьбе дочери вы решите сжечь еретика… – он поднимает палец к небу…
– Сволочь – это ты, а не люди! – доносится из клетки.
– Молчи, подлец! Не мешай! – коротко бросает торговец и продолжает: – Но если вы сожжёте на свадьбе еретика… прямо перед «Мазельтов»… все скажут: вот это была свадьба. Её потом ещё лет десять будут вспоминать… Уверяю вас! Уверяю!
– Это кощунство! – орёт еретик из-под рогожи. – Скотская ты морда! Это кощунство!
– Какое кощунство! Раввины всё одобрили, дуралей! – дискутирует с еретиком попутчик юноши с удивительным спокойствием и закатывает глаза к небу. – Барух Ато Адой-ной… И ты теперь можешь кричать всё, что тебе вздумается. Тебя никто не слышит. Ты вообще то уже мертвец, ты просто говорящие головёшки… Тебя должны были сжечь ещё позавчера. – и снова обращается к Ратибору: – А вы как считаете?
– Сомнений нет, такую свадьбу все запомнят, ещё бы кто-нибудь забыл, – отвечает юноша.
– Вот и я о чём! И самое главное… – продолжает торговец. – В этом вопросе не нужно зацикливаться на свадьбах… Сожжение еретика украсит и похороны! Представьте себе, господин синоби, эту удивительную картину… Кладбище… Дождь… Грязь… Рыдающие женщины, печальный раввин, которому мало заплатили, но который не смог отмазаться, так как он родственник усопшего… Скучающие дети, зеваки, ждущие халявного застолья…. И-и тут – раз… Всё меняется. Дым от костра… И орущий грешник! А вокруг люди, люди, что сбежались на всё это посмотреть со всего кладбища! И все сразу спрашивают, все хотят знать, что тут происходит, кого это с такой помпой хоронят. Каково? А? Да… Только Караваджо не хватает, чтобы это запечатлеть.
– Да ты угомонишься, людоед проклятый?! – орёт приговорённый. Он, кажется, даже стал трясти клетку, так на него подействовала картина, нарисованная его владельцем. И он снова орёт: – А-а-а-а-а… Останови уже свой мрачный гений, негодяй!
А молодой человек, меж тем, уже начинает подумывать, что предпочёл бы болтливого возницу, чем вот таких вот ярких попутчиков. Но пока виду не показывает. Он просто идёт рядом с торговцем и вежливо слушает его.
– По сути, это дело вкуса, – продолжает тот, не обращая внимания на вопли приговорённого к сожжению. – Свадьба, похороны… Пусть клиент сам выберет, какую знаменательную веху в жизни отметить, я бы так сказал, с огоньком!
– Чтоб ты сдох… – доносится из-под дерюги скрежет зубовный. – Чтоб ты порос коростой и перхотью, Борух, падлюка!
Но торговец и не думает отвечать что-то на эти пустые выпады, он вдруг оживляется:
– Послушайте, юный господин. А может, вы хотите посмотреть, как сгорит еретик? Так у меня всё готово… И трутовики есть, и хорошая смола имеется, я могу вам всё устроить… – он смотрит на Ратибора с неподдельным задором умелого продавца, подмигивает ему и говорит тихо, чтобы еретик под дерюгой не услыхал: – Что? Запалим негодяя?
– Простите… – едва может вымолвить Свиньин. Он вовсе не хочет никого запаливать и думает, как бы отказать торговцу.
– Э… Э… Какого чёрта вы там шепчетесь? – интересуется приговорённый. – Чего вы там удумали? Эй ты, гой, а ну отвечай!
А торговец снова многозначительного подмигивает Ратибору и пытается взять того под руку.
– Я согласен спалить его для вас всего за двадцать шекелей. Тут, конечно, не очень удобно, нам лучше добраться до населённого пункта. Там можно договориться с властями. Найти хорошее место с высокой проходимостью, подготовить платные места для публики… Сладкую вату, пирожки, колу… Ну, сами понимаете… С вас нужно только двадцать шекелей, и тогда действие будет произведено исключительно в вашу честь… Представляете, какая это будет шикарная реклама для вас? И всего-то за двадцать монеток.
– Двадцать шекелей! – тут юный шиноби вздыхает с облегчением. – Боюсь, что это невозможно, ведь сумма для меня чрезмерно велика.
– Друг мой, друг мой… – начал торговец торопясь. – Я уступлю вам целых два шекеля, но, поверьте, больше не смогу. Я выкупил негодяя у палача за шестнадцать монет.
– Что же ты врёшь, поганый купи-продай?! Лживое ничтожество! – заревел из клетки еретик. – Эй ты, гой… Как там тебя… Он тебе брешет, как сивый козлолось, он купил меня у того жирного ублюдка всего за семь шекелей и двадцать агор. Слышишь? Он тебя разводит, как последнего гоя.
– Да что же это за тварь такая! – видно, терпение торговца на этом закончилось. Он выхватывает из телеги длинную палку с заострённым концом, ту, которая нужна для управления тягловым животным, и начинает с заметной силой загонять её меж прутьев клетки под рогожу, как будто работает копьём, приговаривая при каждом движении: – Ты заткнёшься? А? Заткнёшься? Заткнёшься? Мало того, что ты еретик, так ты ещё редкостный подлец, бен зона (сын шлюхи).
– А-а-а!.. О-о-о!.. – ревёт натужно и хрипло приговорённый к сожжению. – Какая же ты жестокая падла, Борух Левинсон! Сам ты бен зона! – орёт он так, что вся тихая округа пропитывается его нестерпимой болью. – А-а-а!.. Ух, как больно попал! Ай, как по ногтю врезал…
«Попутчики уж слишком экспрессивны. Легко с такими угодить в беду. Мне лучше в одиночестве пройти пути остаток!», – решает для себя юный шиноби.
– Долго ты будешь мне портить бизнес? – не унимается торговец.
– О- о…Будь ты проклят, – стонет приговорённый. – Какой же ты мерзкий выродок, Борух, это всё оттого, что вы все жрёте горох на пасху. Чёртова деревенщина! Необразованные козлы!
– Ах ты ещё и горох на пасху вспомнил? – продавец ритуальных сожжений продолжает орудовать палкой с удвоенной силой. – Я тебе дам горох, я тебе устрою горох на пасху…
– О-о… А-а… Тварь ты, Борух… – несчастный уже хнычет. – Отстань от меня, проклятущий.
– Ага, заскулил! А ну, отвечай, животное! Долго? Долго, я тебя спрашиваю, ты будешь мешать моим делам? Скотина ты неблагодарная! Подлец!
И тут еретик, кажется, сдаётся и переходит на уговоры, теперь уже и всхлипывает:
– Ну хватит, Левинсон, хватит. Не бей меня больше. Ты мне всё и так отбил уже. Я больше не буду лезть в твою торговлю. Обещаю тебе, сволочь.
– Вот то-то, проклятый еретик, а то горох он на пасху припомнил, – наконец успокаивается Борух. – Ещё только вот помешай мне делать деньги! Вот только помешай! Получишь! – он наконец бросает свою палку в тарантас. Но тут же хватает её, как будто вспомнил что-то обидное, и снова суёт её пару раз под рогожу. – Ещё и обзывал меня «бен зоной», чёртов шлюмп (ничтожество).
Барух был удовлетворён своей публичной победой над мерзавцем-еретиком и теперь с довольным видом снова обратился к юноше:
– Молодой человек, может, вам претит сжигание как таковое, но это же вопрос решаемый. У меня, конечно, был договор с палачом, и я обещал ему, что негодяй будет сожжён… – торговец разводит руками и улыбается. – Но все мы люди, мы всё понимаем… Если вам нужно испытать на ком-то какие-то яды… Ну, или, к примеру, какие-то там пытки. Если вам в медицинских целях нужно будет что-то там отнять…
– Что, простите, отнять? – не улавливал Ратибор.
– Ну, не знаю… Ну, к примеру, ногу или там… нос, к примеру, или ещё что-то, так мы с вами всегда сможем договориться. Цена вас приятно удивит.
Ратибор немного растерялся.
– Левинсон, да ты успокоишься наконец?! – снова заревел приговорённый. – Какая же ты скотина, зачем ты торгуешь моими ногами? За-а-че-ем? Сволочь, своими торгуй кривулинами!
Торговец, слыша это, морщится и, бросив поводья в тележку, берёт молодого человека под руку, отводит его к самому краю дороги в грязь и начинает шептать:
– Ну что, хотите ему что-нибудь отрезать?
– Признаться, нет, мне это ни к чему, – отвечает шиноби.
– А может, желаете проткнуть его своим копьём пару раз? Ну, там… для тренировки или, может, в научных целях? – Борух заискивающе улыбается. – О цене не волнуйтесь, об этом мы можем договориться… Урегулируем как-нибудь. Если нужно, для удобства я могу его подержать, чтобы он не прыгал и не уворачивался, а вы будете спокойно колоть его копьём… Ну или резать ему что-нибудь. Я открыт ко всему… В общем, всё можно обсуждать.
– Вы его подержите? – немного рассеянно переспрашивает Ратибор. – Это очень мило с вашей стороны.
– Чего вы там шепчетесь, сволочи?! – орёт из клетки приговорённый. Его настораживает секретность собеседников. Он даже раздвигает дерюгу и смотрит через прутья на юношу и торговца. – О чём вы там договариваетесь, проклятые?!
И чтобы он прекратил нервничать, молодой человек машет ему рукой: не волнуйтесь, всё в порядке. И говорит торговцу простым языком для скорости.
– Предложение заманчивое, но, к сожалению, я не располагаю лишними средствами и посему вынужден отказаться. Прощайте, господин торговец.
– Но вы… – начал было Борух Левинсон, однако юный шиноби уже повернулся и поспешил дальше по дороге – заметно быстрее, чем тащился по грязи тарантас.
Последнее, что он отчётливо расслышал, так то были насмешливые слова приговорённого:
– Ну что, бизнесмен хренов, у тебя опять ничего не получилось?
Ратибор Свиньин не готов был спорить на этот счёт, но ему показалось, что торговец снова потянул из телеги заострённую палку.
Глава 3
Выбирая короткий путь, юный шиноби готовился к тому, что дорога будет плоха, опасна и пустынна, но не предполагал, что она будет пустынна настолько. И через час после того, как он распрощался с торговцем Борухом и его еретиком, молодой человек не встретил ни одного путника. Но это его не пугало. Он давно был знаком с хлябями, и его опыт подсказывал ему, что до ночи у него нет причин для серьёзного беспокойства.
Его онучи были уже изрядно грязны: как ни старайся, но быть чистым среди грязи ни у кого не получится. Но сил для бодрой ходьбы у юноши было предостаточно. Ратибор так и не сбавил бы шага до ближайшего населённого пункта, если бы, спустившись с очередного пригорка в очередную низину, залитую грязью, он не почувствовал бы некоторой прохлады. В душном и теплом воздухе, в котором круглосуточно морось перерождалась в мелкий дождь и обращалась обратно, прохлада считалась знаком нехорошим.
И посему молодой человек остановился перед длинной лужей, что растянулась вдоль дороги метров на сто. Остановился и стал всматриваться в мягкий туман, что стелился справа от дороги среди зарослей белого кизила, единственного растения, кроме камыша, что могло произрастать прямо из едких хлябей и не умирать при этом.
Тишина над бескрайней грязью висела мёртвая, и казалось молодому человеку, что у него заложило уши. И это тоже был нехороший признак. Ни жабы не урчали, ни кальмары не копошились в грязи, и весь вид перед ним был как застывшая картина. И лишь одно тёмное пятно… Нет, оно не шевелилось, оно двигалось через туман. И двигалось к нему.
Ветошь.
Вообще-то шиноби, выполняющий задание, не должен отвлекаться на всякие посторонние дела. И Ратибор, зная неспешность этого опасного существа, висящего в тумане в полуметре над болотом, мог бы спокойно уйти себе дальше. Вернее, убежать. Но он тут зачем-то вспомнил про торговца Боруха и несчастного еретика. Борух-то, может, ещё и убежит от монстра, но козлолось непременно испугается и забежит в хляби, затянет туда тарантас по самые оси, и всё… встанет. Ветошь не спеша подплывёт к нему и за ночь высосет несчастное животное досуха, а утром и еретиком позавтракает. Того и клетка не спасёт.
«Разумнее было бы уйти, да, видно, придётся остаться».
Тварь же заметила его. Они очень чувствительны к движению и теплу. Да, заметила. Колыхнулась. Зашевелилась.
Он стал искать хоть какое-то место посуше… Всё может пойти не по плану, и ему не хотелось, чтобы его нога в пылу схватки случайно оказалась рядом со щупальцем крупного кальмара, притаившегося в грязи. В общем, сенсей учил его быть готовым ко всему, а ещё учил, что выбор правильной позиции – первый шаг к победе. Ратибор находит некое подобие возвышенности, останавливается там и пробует грунт своими гэта. Сандалии с деревянными поперечными планками стоят, как прибитые к грунту. Отлично. Молодой человек не снимает со стального наконечника копья футляр. Колоть или рубить ветошь бессмысленно. Но вот вакидзаси он достаёт из ножен и проверяет его остроту… На всякий случай. Хотя недавно сам же его затачивал. Если вдруг волокна твари доберутся до него и прилипнут к одежде или, не дай Бог, к коже, нужно будет обрезать их как можно быстрее, пока по ним не начал протекать парализующий токсин, от которого может спасти лишь провощённая ткань. Через остальную ткань токсин добирается до кожи весьма быстро.
Он пока не прячет вакидзаси в ножны и делает несколько движений, разминая кисть руки.
