– Говорю ж, убогие, – вздохнула Вероника. – Ни бельмеса не разумеют и сказать не могут.
Анита пожалела, что не выучила язык жестов, каковой служит для общения людей, лишенных слуха и речи. Но тут из дома вышли Алекс, Марья Антоновна и с ними Ахмат. Последний стал сворачивать из пальцев загогулины и показывать нищенкам. Те радостно закивали и принялись в ответ выстраивать из замурзанных тонких пальчиков изощренные комбинации.
Анита обернулась к госпоже Госкиной:
– Он знает язык глухонемых?
Графиня сказала, что никогда ранее не слышала об этом, однако Ахмат не впервые удивляет ее, демонстрируя самые неожиданные навыки.
– Их отправила человека, – проскрежетал тот, вдоволь наобщавшись с бродяжками на беззвучном диалекте.
– Спасибо, что не дьявол, – хмыкнул Максимов. – Где они его встретили?
Оказалось, паломницы-калеки совершают пешее путешествие из Пскова в Троице-Сергиеву лавру. Путь их лежал через городок Торопец, где к ним подошла по-купечески одетая барыня, дала три рубля и наказала идти в Медведевку. Они должны были отыскать усадьбу господ Максимовых и передать им послание. Купчиха ручалась, что за это хозяева усадьбы накормят богомолок досыта и приютят на две-три ночи, чтобы те могли отдохнуть и набраться сил.
– Нет, ну как вам это нравится! – вскричал Алекс. – Наши подсказчики уже решают за нас.
– Они непоследовательны, – заметила Анита. – Впервые направили к нам посредников совершенно открыто, без каких-либо трюков и хитростей.
– Это можно только приветствовать. – Марья Антоновна протянула руку к паломницам. – Где ваша бумага? Давайте! – И, видя их замешательство, кивнула Ахмату: – Переведи!
Он зашевелил пальцами. Анита с нарастающим вниманием следила за его движениями. Нищенки наперебой замычали, их рукава захлопали, будто птичьи крылья.
– Бумага нет, – прокаркал Ахмат. – Они показывай.
– Что показывай? – переспросил Максимов, начиная терять терпение.
У него сложилось впечатление, что эти нищебродки заявились сюда, чтобы потешиться.
Но перепачканные мордашки странниц оставались серьезными. Ахмат разъяснил Алексу и остальным непонятливым, что купчиха не передавала никакой грамоты. Послание состояло в несложной пантомиме, которой она обучила нищенок при встрече. Ее-то они и собирались показать.
– Издеваются! – вскипел Максимов и со свирепой миной двинулся к посетительницам.
Анита остановила его:
– Не горячись… Пусть показывают.
Получив отмашку от Ахмата, богомолки выстроились в шеренгу и поочередно выполнили следующие физические упражнения: первая присела и развела руки, вторая отвесила земной поклон, третья до хруста в позвонках покрутила головой вправо-влево, а четвертая подпрыгнула и, приземлившись, застыла на расставленных под углом ногах, обутых в потрепанные чуни.
– Становится все забавнее! – весело проговорила Анита. – А нельзя ли еще разок?
Богомолки охотно повторили гимнастические экзерсисы. Максимов смотрел на них, как на ненормальных.
– Это все? А вы ничего не напутали?
Через толмача Ахмата они заверили господ: показали в точности все, чему их обучила купчиха в Торопце, и робко поинтересовались, будет ли обещанная награда.
– Гнать бы вас в три шеи… – процедил Алекс.
Анита была настроена человеколюбиво.
– Вероника, отведи их в людскую, дай чего-нибудь поесть, а Ерофей пусть принесет побольше сена. Не на голом же полу спать.
– Надо ли их привечать, Анна Сергевна? – засомневалась служанка. – Вон какие извазюканные. Что твои чушки.
– Не спорь. Делай что сказано.
Вероника с недовольным видом увела паломниц на постой. Куда-то пропал и Ахмат – возможно, пошел в конюшню. Он уже никого не интересовал, происшествие в амбаре померкло перед новой загадкой.
Анита, Алекс и графиня вернулись в гостиную. Уже пробило двенадцать, но никто и не думал ложиться спать. Максимов достал из буфета самый вместительный стакан – граненый, петровский – и доверху наполнил его наливкой. Как на духу сознался:
– Считайте меня простофилей, но это за пределами моих мыслительных способностей. В жизни не попадалось ничего сложнее!
– Ты так думаешь? – Анита подошла к столу, на котором были разложены по порядку листок бумаги, привезенный Марьей Антоновной, полученная днем шифрованная записка, ларчик с крупами и дощечка с клинописью. – А по-моему, все проще некуда.
Она помедлила с минуту, затем взяла шифровку, скомкала и забросила в зев камина.
– Что вы делаете! – ужаснулась графиня, но Анита пропустила ее возглас мимо ушей и швырнула в пламя изрезанную дощечку, а за нею ларчик с гречей, рисом и пшеном.
– Анна, ты в своем уме?.. – ошеломленно промолвил Максимов. – Подсказки…
– Не жалей, они нам не пригодятся. Идемте!
Анита вышла из гостиной. В сенях гремела ведрами Вероника.
– Божьи люди, а ведут себя как арапы! – посетовала она. – Предложила им воды, чтоб умыться, а они ни в какую. Неужто эдакими чумазыми в святую Лавру придут?
– Умыться? – Анита выдернула у нее из рук ведро. – А это идея!
Не говоря более ни слова, она прошествовала в людскую. Перед закрытой дверью задержалась, знаком велев сопровождавшим соблюдать тишину. Приникла глазом к щелке и увидела богомолок, которые, сдвинувшись тесным кружком, что-то бойко обсуждали. Да-да! Словно по молитве апостола или по мановению волшебной палочки, к ним возвратились и слух, и умение говорить. Жаль только, что речь была иноземная, Анита не разбирала ни единой фразы. Постояв немного, она сочла, что терять время неблагоразумно, распахнула дверь и с ведром в руке вошла в людскую. При ее внезапном появлении замарашки, как по команде, умолкли и приняли смиренный вид.
Анита не стала с ними миндальничать и, качнув ведро, окатила всех четверых холодной водой. С визгом, перемежаемым чужестранной бранью, они разбежались кто куда. Платки на головах сбились, а со щек стали медленно сползать черные пятна, нарисованные, по всей видимости, сажей. В людской горели три лучины, их света оказалось достаточно, чтобы рассмотреть преображенные лица гостий. Перед Анитой и ее спутниками предстали не безобразные старухи, а премиленькие девицы весьма привлекательной, хоть и не славянской, наружности.
– Кто это? – опешила Марья Антоновна. – Похожи на афганок…
– Афганки и есть, – заверила Анита. – Хотя допускаю, что в гареме вашего супруга были и индианки, и персиянки… да мало ли кто!
– В гареме Наджиба?!
– Видите ли… В Петербург он приехал не отроком, а на Востоке семьей обзаводятся рано, тем более особы ханских кровей. Скорее всего, своих жен он бросил в Кабуле при поспешном бегстве и не чаял их больше увидеть. Принял решение начать личную жизнь с чистого листа. Но они нашли его, и в этом им помог, без сомнения, Ахмат. Думаю, что и кучер, подстроивший несчастный случай во время катания на санях, тоже имел отношение к их компании.
Девицы размазывали грязь по сусалам и молча прислушивались к тому, что говорила Анита. В Россию они прибыли, конечно же, не вчера, и не вся русская речь звучала для них тарабарщиной. Впрочем, выбранная ими тактика – притвориться глухонемыми, чтобы не выдать себя, – указывала на то, что языком чужой страны они овладели не вполне.
– Вы хотели меня убить? – в ажитации продребезжала госпожа Госкина. – Я и не догадывалась, что у Наджиба были жены… он присягал мне, что я у него одна-единственная!
Девицы угрюмо молчали, а Анита продолжала:
– Они не простили ему ни измены, ни повторной женитьбы, ни смены религии. Но к вам вряд ли имели претензии. Их задачей было заполучить наследство Наджиба, на которое они, согласитесь, имели определенные права. Пытались проникнуть в ваш особняк, их спугнули. По крайней мере, они ничего там не нашли, кроме той записки, которую вы потом привезли мне. Уверена, мало что в ней поняли, однако догадались: она может указать вам место, где находятся драгоценности. Они полагали, что Наджиб спрятал их где-то в особняке, поэтому были чрезвычайно рады, когда вы отправились в поездку. Ахмат донес им, что вы едете не так далеко, в соседнюю губернию. Они поставили себе цель задержать вас здесь по возможности дольше. Не поверю, чтобы у такого видного сановника, как Наджиб, гарем состоял всего из четырех жен. Наверняка многие из них остались в Петербурге и совершили или готовятся совершить новый налет на ваш дом…
– Негодяйки! – вырвалось из уст Марьи Антоновны, и она опалила четверку фальшивых богомолок огненным взором.
– Ваш Ахмат мне сразу показался подозрительным, – вела далее Анита. – Не берусь судить, насколько честно он служил Наджибу, но перед вами у него не было обязательств. А вот то, что он поддержал соотечественниц, вполне объяснимо.
– И когда вы начали его подозревать?
– С момента вашего прибытия. Понимаете… дороги у нас отвратительны, но не до такой степени, чтобы менять лошадей на верблюдов. Буквально вчера Ерофей опробовал тракт и доложил, что он в сносном состоянии. И когда в Медведевке начали появляться чужие люди, мне подумалось, что кто-то использовал оставленные вами в Новгороде дрожки, чтобы опередить вас. Этими чужими оказались они. – Анита показала на притихших жен Наджиба. – Спрятались где-то в лесу… тут поблизости есть несколько охотничьих домиков с печурками и запасом дров. Оттуда они совершали вылазки в деревню, чтобы подбрасывать нам так называемые подсказки.
Алекс не удержался и вступил в полемику:
– Почему так называемые? Разве они ничего не значили?
– Ровным счетом ничего. Это были пустышки, призванные заставить нас ломать голову над тем, что не имело решения. Мы могли гадать день, два, неделю… хоть до скончания века! А им любая задержка была на руку, они ждали вестей от своих подруг, искавших сокровища в Петербурге.
– Как ты до всего этого додумалась? – подивился Максимов.
– В любой шараде есть логика, а здесь при всем желании я не могла ее обнаружить. А затем появились эти… гм… бродяжки, и мои подозрения усилились. Как они дошли сюда? Пешком? Но попробуй преодолеть десятки верст по киселю! Они не выглядели изможденными, и я не заметила свежей грязи на одеждах. А когда Ахмат завел с ними беседу при помощи жестов, все окончательно встало на свои места. Даже не владеющий языком глухонемых догадался бы, что это никакое не общение. Он просто махал руками как придется, потому что заранее обговорил со своими сообщницами, как они будут действовать.
– То есть не существовало ни господина в шубе, ни купчихи?..
– Все это выдуманные персонажи. Слишком они театральны для реальных людей… Я же говорю: все, чего добивались женушки Наджиба, – запудрить нам мозги и выиграть время.
Преобразившиеся чернавки зашипели, со злобой глядя на Марью Антоновну. Она на всякий случай спряталась за спину Максимова. Он уже взял себя в руки, уяснил ситуацию и мыслил практически:
– Теперь они для нас неопасны… А где Ахмат? Вероника, скажи Ерофею, пусть притащит сюда этого прохвоста!
Но Ахмата как ветром сдуло. Не обнаружилось в конюшне и верблюда – оба скрылись в ночной мгле.
Алекс намеревался сей же час наладить погоню, но Анита отговорила его. Погода окончательно испортилась, с неба лило как из бочки.
– Подождем до утра. Никуда он не денется.
Она была убеждена, что Ахмат завязнет в размокшем большаке или заблудится, сбившись с малознакомой дороги. Гарем Наджиба заперли в людской. Алекс еще не определился, как поступить. Сдавать этих четверых в городской околоток было вроде бы не за что – они не причинили ущерба, а невинные розыгрыши злодеяниями не считаются. Однако через них был шанс выйти на оставшихся – тех, что, может быть, именно в эту ночь грабили особняк графини на Невском.
Анита до рассвета просидела над листком, обещавшим графине некое обретение после лишений. Максимов же, покемарив пару часов, отдал Ерофею распоряжение седлать самых быстрых коней и, едва забрезжила заря, отправился в сопровождении трех крепких мужиков по следам сбежавшего Ахмата. Сначала им попался верблюд, брошенный, видимо, из-за своей медлительности. Он одиноко бродил вдоль обочины и жевал осклизлые березовые веточки. А через десять верст дорогу перегородили сломанные дрожки графини. Ахмат пересел на них и надеялся доехать до города, но в темноте ухнул колесом в колдобину, сломал ось и бросил повозку, выпутав коня из упряжи. Конь, однако, и в подметки не годился максимовским рысакам. Беглеца настигли на середине пути, повязали и доставили в усадьбу. Опасаясь расправы, он сделался словоохотливым и во всем сознался, сдав заодно и своих подельниц. Согласно его показаниям, восемь жен Наджиба остались в столице ради поисков сокровищ.
За завтраком Алекс похвалился успехами, но радость его была сдержанной.
– Мы раскрыли заговор, я уже отправил Ерофея в город, чтобы он послал в Петербург депешу, благодаря которой полиция приструнит всю эту свору. Но мы так и не разгадали главного: где наследство Наджиба? Что, если он просто пошутил?
Марья Антоновна обиженно наморщила лоб:
– Наджибчик не имел обыкновения подшучивать надо мной. Он меня любил. Не то что этих…
Она с легкостью простила покойному супругу сокрытие многочисленных жен и свято верила (или хотела верить) в то, что лишь она одна являлась его истинной страстью.
Анита улыбнулась ей и положила в кофе ложечку сливок.
– Да, Мэри, думаю, он любил вас. И спрятал свои богатства в самом надежном месте.
– Где же?
– На вашей груди.
Госпожа Госкина ошарашенно скосила глаза вниз. В поле ее зрения попал серебряный кулон, висевший на цепочке.
– Что?.. Эта дешевая побрякушка?
– Дешевая? – Анита повернула руку ладонью вверх: – Позвольте.
Графиня сняла кулон и отдала ей. Анита вынула из ридикюля миниатюрные ножнички, что-то подковырнула, и серебряная скорлупа распалась на две половинки. Оттуда на стол выкатился ограненный камешек. Анита взяла его двумя пальцами. Он излучал шелковистый блеск и сочетал, казалось, несочетаемое: матовую черноту и абсолютную прозрачность.
– Если не ошибаюсь, это знаменитый алмаз «Черный дервиш». Бриллианты такого оттенка и чистоты попадаются крайне редко. Наджиб взял с собой из Кабула то, что стоило дороже всего и проще было увезти. Цена этого камня огромна, он позволит вам, Мэри, жить безбедно несколько лет…
Марья Антоновна, вытаращив глаза, осторожно коснулась алмаза.
– Боже, какая прелесть! О, Наджибчик… мой дорогой!
Больше она не смогла вымолвить ничего. Ею овладел ступор, она смотрела на бриллиант, и из глаз капали слезы.
Максимов тоже был поражен. Он придвинулся к Аните и с нежностью ее поцеловал.
– Фантастика! Как тебе удалось?..
– Была только одна подлинная подсказка, она содержалась в строчке: «Когда поутру лишишься всего, найдешь». Я с самого начала обратила внимание на ее корявость. А сегодня ночью меня озарило. Если сложить первую букву первого слова с последней буквой второго, а потом с первой буквой третьего и так далее, то получится слово «кулон». Я тут же вспомнила о свадебном подарке Наджиба… Вот и все.
– Нюточка, вы чудо! – только и выговорила восхищенная графиня Госкина.
А Максимов запечатлел на лике обожаемой супруги еще один жаркий поцелуй.
Анита могла бы сказать, что довольна собой. Но она считала, что порядочную женщину украшает скромность, и потому предпочла не комментировать адресованные ей похвалы – так, словно они нисколько ее не касались.
Анна и Сергей Литвиновы
Запретная страсть
– Козочка, пора вставать. – Он пощекотал ей ухо.
Инночка перевернулась на спину и открыла глаза.
Андрей уже был одет, и легкая ослепительно-белая сорочка подчеркивала его мускулистый торс.
– Принеси мне кофе в постель, – капризничая, сказала Инночка.
– Через сорок минут у меня совещание с начальниками управлений, – игнорируя ее слова, сообщил Андрей. – Мне еще надо побриться.
