Всё вместе – кости, одежда, украшения, оружие – складывалось в образ не грубой битвы, а ответственного быта, словно здесь когда-то жили не дикари, а те, кто умел шить тонкие пояса и ковать стрелы с узорчатым сердечником. Кирилл думал о сундуках и пытался просчитать, кто сделал эти вещи? Кто стал бы хранить такие вещи в глубине куба, спрятанные от всего окружающего мира? Это был результат работы рук, возводивших культуру, знавших о красоте формы и порядке вещей.
В уме его, аналитика и мастера таблиц, возник набор гипотез, переплетающихся и падающих друг на друга, как падают карты при неумелой руке. Возможно, это были останки странника – странно высокого, худого, отличного от его собственного народа. Возможно, это был вид людей, которые жили в этой долине до змеиных дней. Может, это были погребальные останки – ведь телеса иногда клали в хранилища, оберегая вещи на случай возвращения. А может – и эта мысль пришла к нему, как холодный ветер – это и вовсе не человек.
Он провёл пальцем по тонкому черепу, не дотрагиваясь до хрупкости, и ощутил под ним будто эхо чужой собственной культуры. Мелкая гравировка у виска, тонкий след от ткани – всё это говорило о чём-то втором, более тонком, чем грубая человеческая практика.
В ответ на это откровение к нему пришло негромкое, но твёрдое чувство – не страх, а уважение. Эти кости были следом чьей-то истории, памятником жизни другого порядка. И то, что они лежали здесь, в кубе, вместе с сундуками и печатями – означало только то, что этот куб был создан не просто как склад хлама, но как место, где хранят знание, вещи и память.
Кирилл отступил на шаг, опираясь ладонью о камень. В голове зазвучал вопрос, жёсткий и простой. Стоит ли продолжать рвать печати и вскрывать сундуки, не зная, кому они принадлежали – и не навлечёт ли это на него чьей-то старой вражды? Или же это шанс понять, что за разум когда-то правил этими землями?
Ночью, сидя у тлеющих углей, он смотрел на кости и чувствовал, как в груди что-то меняется. Это было начало понимания, что мир этот – не просто набор опасностей. В нём жили, любили, делали вещи, и он, чужак, теперь держит в руках обрывки чужой цивилизации.
Парень медленно присел на корточки, вытянув руку к куче пыли и костей, осторожно раздвигая обломки и остатки ткани. Сначала ему показалось, что это просто давно истлевшее тело – как если бы змея притащила сюда чьи-то кости. Но чем дольше он смотрел, тем больше понимал: перед ним – что-то совершенно иное.
Кости были не человеческие. Слишком тонкие, словно их вырезали из фарфора, и при этом невероятно длинные. Даже лежа в беспорядке, они складывались в фигуру, которая, если бы поднялась, возвышалась бы над Кириллом на голову, а то и больше. Тонкие предплечья, вытянутые пальцы, череп с удлинённым затылком – всё это выглядело знакомым и чужим одновременно. В памяти всплыли картинки из детских книг о "древних", о существ из легенд, но ни одна из них не совпадала полностью с тем, что он видел.
Одежда сохранилась достаточно неплохо. И отдельные фрагменты всё ещё держались. Ткань, хоть и потрёпанная, была явно сделана из чего-то не похожего на хлопок или шерсть. Блеск волокон напоминал затвердевший лён, переплетённый с чем-то металлическим. На руках выделялись браслеты – тонкие, с узорами, похожими на те же линии, что были выгравированы на сундуках. Один браслет лопнул, будто не выдержав давления времени. На поясе висел странный тёмный ремень, и к нему был прикреплён небольшой мешочек, уже почти истлевший, но с металлической застёжкой, украшенной знаком – круг, разделённый на три части, будто спираль внутри круга.
И рядом, на камне, лежали оружие и вещи. Копьё – длинное, с древком, которое выглядело так, будто сделано не из дерева, а из какого-то лёгкого серого материала, словно пластик, но холодный, как металл. Лезвие поблёскивало даже в полумраке, и Кирилл заметил на его поверхности гравировку, которая чуть светилась, словно вдыхала в себя окружающую энергию. Рядом с ним – нож с узким клинком, у основания которого были странные символы, почти напоминавшие матрицу микросхемы.
Но всё это померкло, когда он заметил другой предмет. Он выглядел чуждым в этой куче, как будто не принадлежал эпохе оружия, сделанного руками. На первый взгляд – пистолет. Но слишком необычный. Без привычного курка, без магазина. Литой, гладкий, будто его отпечатали цельным куском неизвестного материала. Вдоль ствола шли тонкие канавки, по которым пробегал лёгкий голубоватый свет, и этот свет не угасал, словно предмет питался от источника, которого Кирилл не видел.
Он осторожно протянул руку, дотронулся кончиками пальцев до рукояти – и тут же ощутил дрожь, будто в ладонь ему ударила невидимая искра. Предмет был тёплым. Тёплым, как живое тело.
– Чёрт… – Прошептал он. Перед его глазами, словно в мозгу, мелькнула мысль о том, что это точно было оружие. Не просто пистолет, а что-то, что выстреливает светом, плазмой, лазером – он не знал, как это назвать, но чувствовал.
В то же время его смущало соседство этого артефакта с копьём и ножом. Это было всё равно что увидеть айфон рядом с мечом из бронзы в гробнице древнего вождя. Два разных мира, две эпохи, и обе одинаково реальны.
Он вертел находку в руках, то поднося ближе к глазам, то отдаляя, прислушиваясь к лёгкому гулу, будто внутри предмета шло постоянное движение энергии. От него веяло мощью – и опасностью. Кирилл вдруг поймал себя на том, что боится случайно нажать не туда, хотя рукоять и поверхность оружия не имели привычных кнопок.
Он снова посмотрел на скелет. Кто это был? Человек? Вряд ли. Слишком высокий, слишком вытянутый. И если это был хозяин сундуков… То, что это за оружие у него в руках? Почему оно оказалось в месте, где змея обитала десятки лет? И почему всё это кажется таким… Чужим, почти инопланетным?
Сейчас он чувствовал, что разгадка здесь не в сундуках и даже не в магии льда. Настоящая тайна начиналась именно с этих костей, этих вещей и оружия, которое не могло существовать рядом с древними узорами на камне. Тем более, что он не понимал того, как эти останки вообще оказались в этом месте. Так как ситуация была странной именно в том, что случайно оставленный им кусочек свеже-зажаренного мяса, за несколько часов пока его рядом не было, так и не остыл. Не говоря уже о том, чтобы испортиться. К тому же, внимательно присмотревшись к этим останкам, парень понял, что они не просто оказались там. Случайно. Их кто-то намеренно там выложил. Зачем и почему? Этот вопрос, возможно, навсегда останется без ответа. Так как он понял, что в этом месте время словно застывает на месте.
Немного позже Кирилл вернулся в свою пещеру точно с тем чувством, с каким возвращается программист к выключенному компьютеру, держа в голове стек ошибок и патчей: нужно воспроизвести ошибку, найти вход, не ломая систему. На столе у входа он разложил трофеи – куски чешуи, полоски шкуры, кристалл в маленьком мешочке, и – главное – память о рисунке на скале. В голове у него теперь был не просто орнамент, а последовательность, набор “точек входа”, которые он видел на скале. Он видел их, как кто-то видит поток машинных логов: время, амплитуда, порядок.
Первым делом он сделал карту. Не на бумаге, бумаги у него просто не было, а на земле перед собой, в пепле и трухе. Палкой он вычертил линию, потом ещё одну, соединил их узлами, точно так же, как программный аналитик чертит блок-схему перед правкой кода. Эти узлы – “A”, “B”, “C” – он отмечал кусочками угля и кусками камня, чтобы рука знала, где нажать. Его каракули были одновременно молитвой и инструкцией. Так как он пытался воспроизвести порядок, а не силу.
Затем он принялся за материалы, которые могли бы служить тут “проводами” и “конденсаторами”. Наученный недавним опытом, он знал, что вода и шкура меняют проводимость, смола и уголь – фазу. Так что он разложил влажную тряпку так, чтобы она касалась двух узлов, положил полоску змеиных чешуй между двумя другими – как биологический ключ, и нанёс тонкий след смолы по линии, имитируя ту самую “жильную” магию, что велась по скале. Всё это было делом рук и слишком давней тревоги:
“Если у тебя нет схемы, имитируй окружение.”
Он вспоминал электротехнику. Где тонкая жила – там больший ток… Где толстая – там источник. По его наброску толстая “жила” шла к центральному узлу. Там, у “сердца”, он аккуратно выкопал маленькую лунку и положил внутрь кристалл – как тестовый заряд. Положил так, будто кладёт батарею в старый фонарик. Сердце в груди у него забилось ровно – техника и ритуал встретились в одном действе.
“Алгоритм… – Думал он. – Сначала инициализация – это замыкание “A”. Потом установка уровня – мокрая тряпка на “B”. Затем биосигнатура – чешуя на “C”. После – нагрев “D”. И в конце – быстрый “импульс” на узел “A”.”
Он работал как скульптор и как администратор одновременно. Нежно… Расчетливо… Тщательно фиксируя каждую деталь. Пальцы его порезались о камень, голос шептал себе команды. Один неверный порядок – и он мог получить лёд у ног или пустой фальшивый эффект.
Первый запуск был почти комичным. Он коснулся палкой узла “A” – ничего. Прижал мокрую тряпку к “B” – узоры на палке дрогнули, но мир остался миром. Второй запуск, и чешуя на “C” – кристалл чуть тёплым отозвался внутри мешочка, как будто кто-то внутри куба усмехнулся. Третья итерация – он аккуратно поднёс к узлу “D” тлеющую смолу, задувая пламя. Воздух вокруг тронулся и запел каким-то старым голосом – и на мгновение, очень коротко, по линии, вычерченной им в пепле, пробежала светящаяся нитка.
Это было не открытие целой двери. Это было лишь то, что в программировании зовут “пинг” – слабый отклик от удалённого сервера. Но пинг означал одно. Система узнала его пакет. И в голову Кирилла тут же влезла мысль-радость админа:
“Есть контакт.”
Он продолжал. Менял порядок, как переставляют биты в слове. Пытался сделать “шумовую помеху”, держа мокрый свиток на узле перед подачей импульса, потом – наоборот – подогревая смолу там, где обычно была “тишина”. Его аналитический ум привычно читал ответы. Три лёгких шевеления – это подтверждение… Один длинный – отказ… Два коротких – готовность… Он выписывал в уме “логи”: A?B – “подтверждение”, B?C – “ошибка”, C?A “подтверждение”, D – “плавка” – ответ “вибрация”.
На третий день, когда усталость уже подступала и язык заело от соли пота, он решился на импульсную попытку. Проделал всё в нужном порядке. Мокрая тряпка… Чешуя вживую на правильной ветви… Смола разогрета до запаха карамели… Кристалл в чаше.. И он, с бьющимся сердцем, ударил палкой в узел “A” словно по клавише “Enter”.
Воздух буквально на мгновение стал плотнее, будто кто-то внезапно поглотил звук. Из пепла прокололся тонкий, эфемерный свет – не по-настоящему, не так, чтобы дверь отворилась, а так, чтобы сам каменный воздух вздрогнул, и где-то в глубине пещеры пронёсся звук, похожий на далёкий звон стеклянного колокола. Поверхность пепла, там, где он вычертил линию, побежала тончайшая трещина света, как если бы какой-то невидимый карандаш провёл черту.
Он не закричал от восторга. Так как накатившее на него чувство было тёплым и печальным одновременно. Он понял следующее. Воспроизвести рисунок с той скалы в принципе было бы возможно. Воспроизвести работу механизма – тоже можно, но только в микромасштабе. Его промоделированная “вышивка” дала локальную резонансную волну, слабее того, что он видел на скале, но реальную. Это означало, что замок опирается на сочетание структуры рисунка… Биологической подписи… И окончательной фазовой подстройки…
И была ещё одна реальность – цена. Когда волна прошла, то вокруг мокрой тряпки на секунду выпал тончайший иней, как будто ловушка холодом проверяла корректность. Он отдернул руку вовремя и лёд, не успев “схватить” его тело, расплылся в пар. Печать сработала – но в щадящем режиме. Система испытала его, не уничтожив.
По вечеру, сидя у углей, он убедился в ещё одном. Эта схема была воспроизводима, но требовала “ключа” – кристалла, или его аналога, чтобы поднять амплитуду резонанса. Без кристалла он мог вызвать лишь эхо. С ним – появлялась возможность заставить шевелиться стены. В голой пещере, среди костей и тлеющих углей, он впервые ощутил себя не только исследователем, но и создателем. Теперь у него был свой тестовый стенд.
Он аккуратно записал всё в памяти – последовательность, время пауз, запах смолы, температуру, положение чешуи. Его внутренний блокнот был заполнен:
“Итерация 1: A?B. Результат: дрожь. Итерация 3: A?B?C с кристаллом – резонанс 0.2. Итерация 7: полный контакт всё-таки не достигнут.”
И хотя он не открыл куб полностью в своей пещере, он добился гораздо более важного. Так как снизил риски. Теперь вместо того, чтобы лезть в чужую скалу под покровом ночи и надеяться, что за ней нет опасных чудовищ, он мог отрабатывать код дома, шлифовать последовательность, понимать логику, и лишь потом идти на источник со шнуром отладки.
Ночь неумолимо опустилась на эту местность, и Кирилл, уставший и счастливый, улёгся на новую подстилку. В голове звенел тихий набор состояний – завершённый тест, ожидающийся результат. В мире, где линии света плели ткань реальности, он научился читать и писать свои первые команды. И это давало ему самое простое из человеческих чувств – надежду…
……….
Парень сидел в своей пещере, освещённой лишь тусклым пламенем факела и мягким сиянием от найденных в хранилище кристаллов. В голове всё ещё звенело от осознания. Он шаг за шагом перебирал в памяти то, что произошло. Простое повторение узора – и он снова оказался в том самом кубе, словно ведущая в это пространство дверь не была привязана к месту, а к самому воспроизводимому символу узора.
– Значит, не суть важно, где я нахожусь… Главное, чтобы был сам рисунок… – Мысли осознавшего этот факт парня метались, словно воробьи под сводами пещеры. – Это не хранилище в скалах. Это отдельное пространство, которое можно открыть, фактически, где угодно…
Его дыхание участилось. Сердце ухало в груди, и в какой-то момент он не выдержал – рассмеялся нервно, почти срываясь на истерику. Взмахнул руками и ударил кулаком по каменной стене. Камень отозвался болью в костяшках, но парень даже не обратил внимания на это ощущение.
Ведь он уже понимал, что это была не просто удача. Это было настоящее сокровище, равного которому в его мире почти нет. Теперь он мог переносить с собой горы вещей, оружие, ресурсы. Всё, что угодно. Но главное – это не сумка, не коробка. Это мир внутри мира.
В голове вспыхнула безумная мысль о том, что если сам этот рисунок – ключ, то зачем оставлять его где-то, куда придётся возвращаться? Почему бы не сделать его частью самого себя?
Немного подумав, он вытащил из-за пояса нож, тот самый, что был найден рядом с лазероподобным оружием. Лезвие этого клинка слегка отливало холодным блеском, а в глубине стали пробегали мерцающие нити, словно он жил своей жизнью.
– На коже… Если я вырежу или вытатуирую узор на теле – он будет всегда со мной. Значит, я смогу открыть этот проход, где угодно… даже на бегу, даже в бою.
Но при этой мысли холод пробежал по спине. А если он ошибётся? Что тогда? Может, узор исказится и не откроет проход. Или хуже – пространство сомкнётся и вывернет его собственное тело наизнанку.
Тем не менее искушение было слишком велико. Немного помедлив, он всё же снял с себя рубашку, разложил её на камне, чтобы перед глазами был чистый холст. Снова достал уголь и медленно, тщательно вывел знакомые линии на груди, повторяя каждую деталь. Криво – стирал, начинал заново. Плечо затекало, пальцы дрожали, но он не позволял себе спешить.
Каждый штрих был похож на дыхание. Так как в этой ситуации именно точность решала всё. Сначала он хотел просто нанести рисунок на кожу углём. Но мысль о временности заставила его искать радикальное решение. Он нагрел лезвие ножа над огнём. Металл засиял красным, воздух наполнился запахом раскалённого железа.
– Если ожогом закрепить хотя бы контуры, узор станет частью меня…
В животе сжался ледяной ком. Пальцы онемели. Но сейчас он понимал, что это единственный способ убедиться, что у него всегда будет доступ к пространству. Он замер, держа лезвие над своей грудью, и впервые за долгое время почувствовал страх – настоящий, парализующий.
Но в то же время его сердце билось от предвкушения. Если всё задуманное им о получится, то он обретёт ключ к целому миру, спрятанному в себе самом. Но делать это раскалённым ножом… Всё же было немного страшновато. Поэтому Кирилл решил сначала воспользоваться чем-то менее болезненным. Да и прямо на груди делать подобный узор… Тоже не хотелось. Так как, при малейшей ошибке, у него не будет даже малейшего шанса к выживанию.
Надо сказать, что он долго собирался с духом. Сидел в полумраке пещеры, слушал, как капли воды роняют своё эхо с потолка, и сжимал в пальцах кристалл, выломанный из груди одного из поверженных чудовищ. Кристалл был прозрачным, но внутри его ходили темноватые нити, будто замёрзшие молнии. Он пульсировал в такт его сердцу, едва ощутимо отдаваясь теплом.
– Если уж что-то сможет оставить след – то только это. – Парень почти шептал сам себе. Он положил перед собой нож и факел, потом снял с руки бинты. Оголённая кожа предплечья казалась бледной, уязвимой, словно сама знала, что сейчас с ней сделают. Парень ещё раз в уме повторил линии узора, который и открывал проход в тот самый таинственный куб пространства. Закрыл глаза. С усилием воли отбросил сомнения и приложил острую грань кристалла к коже.
Первый штрих пронзил его тело жгучей болью. Он не ожидал, что будет так сильно. Кристалл будто не просто царапал, а вплавлял себя в ткань, оставляя ярко-красный след, похожий на ожог. Воздух тут же наполнился запахом палёного мяса, кожа зашипела, словно обжигалась углём.
Он скрипнул зубами, чтобы не закричать, и продолжил. Линия за линией, символ за символом. Рука дрожала, боль накатывала волнами, глаза застилала влага, но он не позволил себе остановиться. Каждая черта оживала на коже, будто раскалённое клеймо, постепенно складываясь в единый рисунок.
Когда он поставил последнюю точку, мир вокруг словно качнулся. Перед глазами промелькнули серебристые всполохи, как от удара молнии. Он резко втянул воздух, а потом понял, что рисунок не просто сидит на коже – он будто врос внутрь. Боль постепенно стихла, оставив после себя глубокую пульсацию, словно в венах поселился ещё один источник жизни.
А потом… Он провалился в сон без сновидений…
………
На следующий день, проснувшись, первым делом посмотрел на руку. И не поверил глазам. Кожа была абсолютно чистая. Ни рубца, ни шрама, ни ожога. Будто всё, что он сделал, оказалось лишь дурным сном. Но стоило ему сосредоточиться, как узор вспыхивал прямо в его зрении – будто не на коже, а в самой сетчатке, в глубине глаз. Он видел его поверх мира, как отпечаток собственной души.
Попробовав воспроизвести жест, который делал в хранилище, он ощутил, как пространство вокруг вздрогнуло. Воздух перед ним загустел, словно стекло, и знакомый куб снова раскрылся. Только теперь переход шёл не от стены или пола, а прямо от его собственного тела.
В кубе тоже что-то изменилось. Он сразу заметил – воздух стал плотнее, наполнен лёгким звоном, как после сильного раската грома. Поверхности куба пульсировали мягкими волнами света, будто признавая в нём нового хозяина. На долю секунды у него мелькнуло чувство, что пространство теперь связано с ним самим, а не с каким-то внешним символом.
Потом он поднял руку, и узор засветился в его видении сильнее. Куб отозвался лёгкой вибрацией, как будто дышал вместе с ним.
– Теперь оно во мне… и я в нём… – Тихо пронеслось в голове. И впервые он ощутил настоящий трепет. Не от боли… Не от страха… А от понимания, что он стал связующим звеном с чем-то, что больше похоже на карманный мир. Парень вошёл в куб в очередной раз и сразу понял, что теперь он не тот, кем был прежде.
Раньше это было холодное каменное нутро, строго очерченное, будто коробка, наполненная чужими тайнами. Теперь же пространство разверзалось перед ним шире, глубже. Стены куба словно отодвинулись, а потолок исчез в туманной вышине, где мерцал тусклый свет, напоминавший о далёком небе. Воздух стал плотнее, гуще, как перед грозой – и каждый вдох отдавался не только лёгкими, но и всем телом, будто куб реагировал на его присутствие.
Он осторожно шагнул вперёд, и пол под ногами дрогнул – лёгкой, почти невесомой волной. Словно само пространство теперь подстраивалось под него. Впервые у него мелькнула мысль:
“А что, если куб не застывшее место, а живая система?”
Первое, что он заметил… В кубе стало больше места. В углах, где раньше теснились сундуки и кости странного существа, теперь открывались новые пустоты, словно добавилось дополнительное пространство. Ощущение было такое, будто само его тело, его кровь расширяли границы хранилища, как лёгкие, наполняющие грудь воздухом.
А потом он вспомнил кристалл. Осколок, которым он чертил узор. Он хотел достать его снова, но вместо этого ощутил странное. Кристалла больше нет. Никакой твёрдой грани в вещах, только едва уловимый холод в том месте на руке, где он вырезал символ. Будто тот просто… Впитался… В его собственное тело.
И тут его пронзила мысль – страшная и захватывающая. Размер куба может зависеть не от фиксированного узора, а от того, сколько силы он в него вложит. Сколько энергии сможет дать. И этот самый кристалл был лишь первой жертвой. Если всё обстоит именно так, то подобные возможности были безграничными. Хранилище могло стать чем угодно. Арсеналом… Мастерской… Убежищем… Библиотекой… И даже целым городом. Но опасность тоже была очевидной. Эта штука теперь питалась им. Куб не просто висел в пустоте – он был связан с его телом, его кровью. И если он вложит слишком много – что будет? Пространство растянется так, что начнёт пожирать его самого? Или, хуже того, порвёт связь и заберёт с собой кусок его души?
Парень попытался проверить границы. Он сконцентрировался, и стены действительно начали колебаться – расширялись, уходили прочь, будто подчинялись его дыханию. Внутри него тут же вспыхнула острая слабость, в висках застучала кровь, в глазах всё потемнело. Стоило отпустить – куб возвращался к прежнему размеру, а к нему приходило облегчение.
– Да, это моё… но это и пожирает меня. – Понял он. Теперь нужно было решить, что важнее. Удерживать куб в минимальной форме, экономя силы, или кормить его энергией, превращая в настоящую Вселенную. И впервые с этого момента он осознал, что это не просто находка. Это сделка. Он сам стал сосудом и ключом одновременно.
Первым делом он вернулся к той самой скале, где впервые нашёл вход. Сердце стучало быстро, но руки были твёрдые. Теперь он знал, что это место не должно остаться открытым. Кирилл достал каменный обломок и принялся методично царапать и сбивать узор, превращая тонкую “вышивку” в хаотичное месиво линий и сколов.
Каждый удар отдавался лёгкой дрожью – куб словно чувствовал, что его связующая нить обрывается. Когда последний штрих узора был стёрт, пространство вокруг стало ощутимо тише, будто заткнулась какая-то скрытая артерия. Кирилл выдохнул. Теперь только он обладал доступом к этому миру, узор был у него под кожей.
И тогда начались настоящие эксперименты. Сначала он решил попробовать простое – вещи. Он принес охапку сухих веток, пару камней, кусок кожи с убитого зверя. Вошёл в куб, бросил их на пол и тут же вернулся наружу. На воздухе он специально подождал полчаса, час, а потом вошёл снова. И что его удивило – всё внутри было в точности таким же. Ветки сухие, как будто он их только что положил, а кусок кожи не начинал пахнуть тухлятиной, как это происходило снаружи.
– Хранилище. Самое настоящее хранилище… – Глухо прошептал он, не веря глазам. А потом, слегка осмелев, он решил проверить дальше. Взял из своих запасов миску с горячим бульоном, который только что сварил на костре. Внутри куба поставил миску на пол и вышел. Подождал долго, специально – больше двух часов. Когда вошёл обратно, пар всё ещё поднимался над бульоном, запах был свежий, словно он снял кастрюлю с огня только минуту назад. И от осознания этого у него перехватило дыхание. Это было похоже на чудо.
Но на этом он не остановился. Под руку подвернулась живая ящерица, пойманная возле ручья. Кирилл, с сомнением и внутренним сопротивлением, всё-таки занёс её внутрь. Ящерица в тот же миг застыла – не мёртвая, не живая, словно перед ним была хрупкая статуэтка из живого камня. Он с ужасом смотрел на неё, потом вынес обратно. На воздухе зверёк мигнул глазами, дёрнул лапами и с визгом бросился прочь, будто ничего не произошло.
А Кирилл остался стоять, ошарашенный. Значит, внутри куба время стоит. И с каждой новой проверкой картина становилась яснее. Куб позволял ему самому жить и двигаться, но всё остальное попадало в стазис. Это было благословением и проклятием одновременно. Он мог хранить еду бесконечно долго, вещи не теряли свойств, но любое живое создание – зверь или, может быть, человек – застывало, словно в ловушке вечного сна.
И тут его охватила тревога. Если куб питался его энергией, значит ли это, что однажды и он может “остановиться” в нём? Что граница между хозяином и пленником может однажды стереться? И в его груди заныло от ощущения, что он держит в руках инструмент невероятной силы – и такой же невероятной опасности.
Он не мог больше относиться к кубу как к игрушке – это был инструмент, и инструменты требуют испытаний. Наутро, когда свет медленно распространял свои ленивые “пальцы” по скалам, Кирилл уже собрал всё необходимое. Уже обработанные шкуры… Все свои запасы сушёного мяса… Пару готовых копий и ножей, обмотанные кожаными ремнями… Самодельную миску… Горсть смолы в кожаном мешочке… Пару камней, оставшихся от его работ… И, с особой осторожностью, странный “пистолет”, который ещё вчера показал ему тончайшую нить разрушительной точности…
Он вошёл в куб не в охотничьих мотивах, а как кладовщик. Порядок… Нумерация… Система хранения… Подошёл к месту, где пространство ему казалось наиболее устойчивым, разложил на ровной площадке шкуры – ровные пластами, как страницы книги. Затем поставил миску и аккуратно положил напиток, ещё дымящийся от костра. Всё это он делал точно, как человек, раскладывающий инструменты по ячейкам. Ножи к северу… Копья к югу… Пища в глубине… Всё, что касается выживания, вроде запасов дров, веток, и сухого мха – ближе к выходу.
Первое и главное испытание было простое и прагматичное. Выдержит ли куб постоянную нагрузку, массу вещей, и как отразится всё это на нём самом. Он заносил по одному предмету, делал паузу, выходил наружу, ждал, затем возвращался и осматривал. Так он пронёс внутрь полторы охапки дров, три связки съестного, семь перепёлок, два мешка с сушёной травой, оружие и остатки инструментов.
Сначала казалось, что ничего не меняется. Вещи лежали точно там, где он оставил, их запах не изменялся, металл на ножах не тускнел. Но при очередном заходе он заметил нечто тонкое. Куб слегка “посвистывал”. Всё это было не слышно ушами, а отдавалось где-то в теле. Глубоко, как натянутая струна. В груди у него вздрагивало. Он понял, что каждая крупная кладь требует платы. Когда он пронёс внутрь тяжёлое копьё с металлическим древком, по телу прошла волна утомлённости – не простая усталость, а такое ощущение, будто кто-то забрал у него часть тепла. Он сел на пол и прислушался – сердце билось ровно, но в руках и ногах появилась краткое ощущение тяжести.
Это было знаково. Куб мог расширяться. Но именно за счёт его собственных сил. Он перешёл к более тонкой дисциплине – учёту и очереди. Разместил на “полках”, которые сам вычертил мысленно, вещи по категориям. На переднем ряду – оружие и инструменты… В глубине – пища… По бокам – вещи для ремонта и запчасти… В одном уголке – “опасные” предметы, вроде пистолета и кристаллов, складывались отдельно, завернутые по-отдельности в кожу и мешки. Он привязал кусочки ткани и ветви как бирки, пометил углы угольными штрихами, чтобы не забыть, где и что хранится.
Дальше – начались более долговременные тесты. Он на три дня оставил в кубе несколько самодельных мисок с супом, из местных ингредиентов и дикого чеснока, и связок свежего мяса, и в эти три дня выходил на охоту, возвращался, но не открывал куб целыми днями. Каждый раз, когда входил – еда была как свежая. Мясо не давало запаха порчи. Металл оставался таким же. Даже треснувшая кость, которую он бросил туда “на пробу’, не изменяла структуру. Даже дикий чеснок, который он отложил “на потом”, не потерял аромата и свежести. Ящик с лекарствами, пара кусочков мха и высушенных листьев, сохранил цвет и аромат.
Затем он прошёл эти же опыты с предметами живыми – и это открыло другой, мрачный лист бумаги. Маленькая мышь, пойманная рано утром, при входе в куб застыла. Он держал её в руке, чувствовал, как сердце зверька перестало биться, но при переносе наружу через час она опять дёрнулась, как будто проснулась от долгого лежания в холодной горсти. То же случилось с более крупной птичкой – она буквально зависла между моментами, как кадр в фильме, выдержанный над пламенем.
Побочный эффект стал очевиден. Для всех живых сущностей, кроме него самого, актировавшего узор прохода, куб – это стазис. Вещи не портятся. Живые – “замерзают” во времени. Это давало ему определённые преимущества. Так как там можно сохранять съестное. Можно “заморозить” раненого до прихода лечения. Можно держать опасные трофеи в безопасности. Но это же и угроза. Так как если, по какой-либо неосторожности, в куб попадёт друг, то человек остановится и не проснётся, пока Кирилл не вынесет его наружу.
Он провёл ещё один эксперимент, ради которого дрожал. Поставил в коробку небольшой чехол с кусочком живой кожи – обрывок, ещё теплый – и выдержал час. Отнёс наружу. Кожа оставалась холодной, но при соприкосновении с его ладонью начинала дрожать и возвращать тепло. Это подтвердило, что стазис не равен смерти, но в нём есть риск – длительное “хранение” может привести к непредсказуемым побочным проблемам. Возможно даже к мутациям. Вдруг там ткани при долгом пребывании теряют эластичность? Цвет может потускнеть? А кости – станут хрупкими? Этого он не знал. А проводить подобные эксперименты ему было просто не на ком.
Самый тревожный тест он провёл с оружием. Пистолет, тот самый “лазер”, он положил в середину куба и вернулся через сутки. Достав его, он осторожно проверил. Прибор работал, как и прежде. Испускаемый им луч оставался тем же, точным и смертельным. Значит, куб не “пожирал” энергию предметов, хранящих заряд, и не нейтрализовал механизмы – он просто помещал их в том состоянии, в котором их оставили. Это было и хорошо, и опасно. Можно хранить боеприпасы и электронику, но при извлечении их можно использовать сразу – и это привлечёт внимание.
Больше всего его встревожило другое наблюдение. Чем выше была масса вещей, тем сильнее куб требовал энергии от него. Он попробовал “покормить” куб дополнительной энергией – взял одно из мелких магических “зёрен” кристаллов, что оставались у него, и приложил к своей “татуировке-узору”. Сверху он почувствовал прилив сил, и куб открылся шире, раскрыв ещё пару кубометров свободного и доступного пространства. Но цена была видна на следующее утро. У него слегка кружилась голова, появились черные круги перед глазами, а палец, приложенный к металлу, казался ледяным. Кристалл полностью погас – его сила истощилась, растворившись в объёме хранилища.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=72520081&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
