Не желая отступать, он сел на камень неподалёку и стал ждать. Время тянулось долго. Птицы в ветвях пели свои утренние трели, ветер приносил запах сухой травы. И вдруг – снова. Та же змея, или, может, другая, но столь же крупная, выползла из сплошного камня, словно из воды. Она скользнула наружу, задержалась на мгновение, подняв голову, втянула раздвоенным языком воздух… И скрылась в траве.
Теперь сомнений не было. Перед ним – тайна, которая явно не укладывалась в привычные представления о природе и магии. Он ощутил острое возбуждение исследователя. Если в этой скале скрыт проход или иной феномен, то он был просто обязан его раскрыть.
С этого утра парень начал пристально наблюдать за скалой. Он расположился неподалёку, но так, чтобы оставаться незаметным. Время от времени пробовал новые методы восприятия. От простого слушания до наложения тонких печатей для выявления искажений. Камень упрямо молчал, подтверждая свою подлинность. Но змеи – змеи снова и снова появлялись и исчезали в нём, словно жили на границе двух миров.
И чем дольше он наблюдал, тем больше его уверенность росла. Перед ним не обычная скала, а маска – не иллюзия, а иная форма голо-брамы, какого-то древнего покрова или защиты. Камень был реален, но в то же время скрывал в себе иную реальность, и змея словно служила ключом или посредником между двумя слоями бытия. И тогда он понял – это место нельзя оставлять без внимания. Оно могло оказаться либо ловушкой, либо величайшей находкой.
Парень был осторожен по натуре, и ещё осторожнее его делал опыт последних недель, что каждая мелочь в долине могла скрывать смертельную угрозу. Поэтому, заметив странность со скалой и змеёй, он не бросился сразу проверять её, а решил устроить долговременное наблюдение.
Первые шаги заключались в подготовке места. Для этого он выбрал точку чуть выше по склону, где густые заросли кустарника позволяли скрываться даже при дневном свете. Оттуда было видно подножие скалы и участок травы, куда чаще всего выползала змея. Сначала он разметил себе небольшую площадку, убрав сухие ветки и камешки, которые могли выдать его хрустом, и уложил мягкий мох, чтобы сидеть и лежать было удобнее. Здесь же он устроил тайник. Небольшой мешочек с сушёным мясом и флягой воды, чтобы не приходилось уходить за припасами.
Следующим шагом стали ловушки. Он понимал, что подобная змея – не единственный обитатель этих мест, и в любой момент сюда мог забрести хищник. Поэтому вокруг своего наблюдательного пункта он расставил простые механические ловушки. Натянутые жилы с подвешенными камешками, которые издавали звон при малейшем касании… Пару петельных силков, способных задержать небольших зверьков… А также воткнул в землю несколько острых кольев, замаскированных травой, на тот случай, если хищник попробует подкрасться прямо к укрытию…
Для самой скалы он использовал другой метод. На её поверхности парень нанес тончайшие метки энергии – прозрачные глазу, но заметные для его восприятия. Это были едва ощутимые “царапины” силы, которые позволяли ему отследить малейшее смещение или всплеск. Чтобы не вызвать отклика или защитной реакции, он сделал их максимально слабыми, как дыхание ребёнка.
Кроме того, он рассыпал вокруг подножия скалы порошок из растёртых семян одной травы, обладавшей свойством впитывать тепло и оставлять следы. Если змея или любое другое существо будет часто выходить или входить через камень, на порошке должны были остаться характерные рисунки движения.
Парень понимал, что нужно отделить необычное от естественного. Поэтому следующие дни он посвятил изучению змей в округе. Он ставил небольшие силки и проверял, какие особи водятся на соседних лугах и в расщелинах. Обычные змеи, которых он ловил и наблюдал, вели себя привычно: они выбирали норы или пустоты под камнями, грелись на солнце, охотились на мелких зверьков, но ни одна из них не исчезала в сплошной стене. Он даже специально подманивал пойманных змей к скале, чтобы проверить, не реагируют ли они на неё. Но те либо уползали в сторону, либо, напротив, сворачивались кольцами и шипели, как будто чувствовали что-то чуждое. Это ещё больше усилило подозрения.
Каждый вечер парень записывал для себя – не на бумаге, её у него давно не было, – а в памяти, в особой технике внутреннего запоминания. Он чётко воспроизводил картину прошедшего дня. Сколько раз появлялась змея, откуда выползала, как долго задерживалась снаружи, чем занималась. Постепенно у парня складывалась полноценная схема. Змея выползала в основном утром и вечером, охотилась на мелкую дичь и всегда возвращалась внутрь скалы, словно там был её дом.
И всё это время метки энергии на камне оставались неизменными. Камень не “раскрывался”, не сдвигался, не выдавал ничего необычного. Но каждый раз, когда змея проходила сквозь него, парень ощущал лёгкое дрожание в глубине восприятия, как будто скала на миг становилась не совсем настоящей.
Он начал подозревать, что дело не в самой змее, а в том, что она является своего рода “ключом” или “носителем печати”. Обычная ли это тварь или особое существо, связанное с маскировкой скалы – пока было неясно. Но одно он понял точно. Это место скрывает тайну, и открыть её напрямую, грубой силой, не получится. И поэтому он решил продолжать наблюдать, наращивая осторожно сеть меток и ловушек, и ждать момента, когда змея или сама скала выдадут больше информации.
Кирилл сначала относился к этому месту с крайним недоверием. Даже подойдя ближе, он ощущал нечто вроде внутреннего давления – словно сама скала предупреждала его:
“Не трогай.”
Поэтому он наблюдал издали, не рискуя нарушать чужую территорию, и всякий раз, когда змея исчезала в камне, чувствовал спазм в груди. Но чем дольше он сидел в укрытии и сравнивал факты, тем яснее вырисовывалась закономерность.
Он заметил, что мелкие зверьки – зайцы, птицы, грызуны – спокойно пробегали мимо этой скалы, и никакой реакции не следовало. Более того, иногда целое стадо травоядных проходило прямо у подножия, и камень оставался немым, мёртвым. Но стоило змее “выставить нос” наружу – тонкий раздвоенный язык мелькал, словно пробуя воздух, и тогда любое живое существо мгновенно замирало или бросалось врассыпную, будто чувствовало смертельную опасность.
Кирилл прищурился, фиксируя в памяти эти картины. Значит, пока змея полностью “погружена” внутрь, она будто исчезает из реальности. Не видит и не чувствует ничего снаружи. Но когда высовывает часть тела – она снова в мире, снова чувствует и может охотиться. Это открытие поразило его. Так как понял, что не сама скала скрывала тварь, а скорее “поглощала” её, лишая всех связей с окружающим пространством.
Внезапно к нему пришла весьма пугающая мысль. Выходит, внутри камня – не пустота и не нора, а нечто вроде другого слоя мира. Место, где змея как бы переставала существовать для здешней реальности.
И всё это было связано с тем самым узором, что он заметил на скале. Когда Кирилл в очередной раз осматривал поверхность камня, то всё же заметил, что в центре плиты шёл особый рисунок линий, который раньше казался парню всего лишь хаотичной сетью трещин. Но если на них смотреть дольше, то эти линии складывались в строгий орнамент, уходящий вниз, точно по вертикали.
Узор действительно напоминал старинную вышивку, какие он помнил по фотографиям прадеда-лесника. Ровные линии… Шевроны… Ромбы… Словно “дорожка” вышивки от воротника вниз по груди рубахи.
Совпадение показалось Кириллу слишком уж странным. Почему именно такой узор? Случайность ли это, или же в глубине чужого мира таились символы, отдалённо схожие с земными оберегами? И именно в этот момент у него впервые закралось подозрение того, что, может быть, эта змея – не просто хищник, а хранитель или страж чего-то, что скрывает эта “вышитая” скала. Эта мысль была опасной, но и притягательной. Она разожгла в нём желание докопаться до сути, даже несмотря на страх.
Поэтому Кирилл дождался, когда змея, в очередной раз вытянувшись из камня, поползла к ручью. Он не шелохнулся, пока её тело, переливающееся бледными прожилками света, не скрылось в высокой траве. Только тогда позволил себе осторожно выйти из укрытия. Сердце билось учащённо, руки были влажными от пота, и всё же его тянуло к скале, как будто невидимая сила шептала:
“Подойди… Коснись…”
Осторожно приблизившись, он остановился перед обнаруженной “вышивкой” на каменной поверхности. Приглядевшись к этому “рисунку” более тщательно, парень понял, что вблизи эти линии выглядели ещё чётче. Это были не трещины… Не игра минералов… Каждая черта шла под строго выверенным углом, словно их когда-то нарисовал или вырезал невидимый мастер. Кириллу на миг показалось, что он снова стоит у шкафа прадеда, где висела старинная льняная рубаха с красной нитью вдоль груди. Точно такие же орнаменты, только здесь – холодные, серые, каменные.
Он поднял руку и нерешительно коснулся пальцами центра узора. В первый миг – ничего. Шершавая поверхность камня была прохладной и сухой. Но стоило ему только задержать ладонь чуть дольше, как внезапно прокатился лёгкий толчок. Будто между кожей и скалой проскочил слабый электрический разряд. Кирилл дёрнул пальцы, но не отскочил – наоборот, снова прижал ладонь.
И тогда парень почувствовал, что за слоем камня, именно под этим рисунком, нет привычной плотности. Ему показалось, что там… Пустота… Но не обычная пещера. Нет… Эта пустота отзывалась на его манипуляции. Она будто жила, вибрировала, и её глубина казалась странно правильной. Кирилл, сам того не желая, попытался “нащупать” её воображением, как когда-то настраивал систему на работе, рисуя в голове структуру каталогов и таблиц. И картинка сложилась почти сразу. Ровные грани… Линии… Прямые углы…
Куб. За камнем прятался не хаотичный карман воздуха и не естественная полость, а чёткая, словно высеченная в ином пространстве форма. Слишком правильная для природы, слишком искусственная. Его пробрала дрожь.
– Чёрт… – Прошептал он сам себе, сжимая пальцы в кулак.
Этот странный мир снова играл против привычной ему логики. Сначала вода, что течёт вверх. Потом узоры, что смотрят. Теперь – каменная “вышивка”, ведущая в идеальный куб внутри скалы. И вместе с этим открытием в груди поселилось новое чувство, что это место ждёт. Ждёт, пока он сделает следующий шаг.
Он подошёл к скале тихо и намеренно – так, как ходят охотники на кабанов. Ровным шагом. Без лишнего шороха. И каждое его движение было тщательно выверено. Змея в сумерках выглядела ещё внушительнее. Тело толщиной с его бедро, длина, что казалась бесконечной, чешуя, играющая серо-зелёным металлом. Она кое-как отреагировала на его запах и на лёгкий шум, но не успела дрогнуть – Кирилл был готов.
План родился быстро и грубо, как всё, что сейчас делал он в этом мире. Копьё и несколько примитивных капканов-петель, разведённый огонь, готовая ловушка. Он поставил точку наблюдения в небольшой ямке, выровнял зрительную линию и подложил несколько ветвей, чтобы звук шагов не выдавал место его укрытия. Копьё держал наготове. В голове вертелись простые инструкции. Не дать змее обвить себя… Старательно держать дистанцию… И не давать ей развернуться…
Когда она всё же подняла голову, он кинулся вперёд. Его копьё вошло в её бок с тяжёлым звуком – не мгновенно смертельно, но глубоко. Змея буквально взвыла шипением, замахнулась хвостом, удар – и копьё дрогнуло. Она пыталась опутать своим телом древко… Попыталась закрутиться вокруг него самого… Но в этот миг Кирилл отступил, вцепившись в древко обеими руками, и с усилием повёл назад – чтобы не дать ей взять его в кольцо. Парная борьба длилась минуты, но минуты на голодном и чужом сердце тянулись как часы. Змея придавливала… Сдавливала воздух… Её сила была нечеловеческой… Он делал выпад, отталкивался ногами, бросал камни в голову, искал точку, где можно вонзить лезвие снова.
Наконец, с криком и рывком, копьё прошило шею ниже головы – там, где тело переходило в шею, в участок, который он считал наиболее слабым. Тварь дернулась, бросила последний попыткой опутать его, и рухнула на бок, тяжёлая, хрипящая, постепенно переставая биться. Кирилл упал на колени, дышал так, будто всю ночь бегал. Руки дрожали, в ладонях – липкая кровь, сердце стучало как молот.
Он не торопился праздновать. Сначала – выждать. Подождать, пока из тела не уйдёт последнее напряжение, пока дыхание не станет ровным. Только когда дыхание стихло, он позволил себе подойти и заглянуть в глаза зверю. Минуту смотрел на смутные зрачки, и где-то в животе у него что-то отозвалось. Этакое уважение и… Холод… Это был трофей, но это была и угроза, забытая на минуту.
Разделка туши началась по отработанному сценарию, но с осторожностью и новым ритуалом. Сначала отрезать голову, чтобы обезопасить себя от рефлексов… Потом аккуратно снимать кожу, не порывая пластов чешуи, которые могли пригодиться как броня… Кожа снималась туго. Чешуя цеплялась за мясо, отрывалась с усилием, под ней шло плотное мясо, вонючее и тёплое. Кирилл использовал нож – каменное лезвие – и кость-шило, чтобы аккуратно поддеть края и вести разрез по ходу чешуи. Он действовал так, чтобы сохранить целыми большие пластины, которые позже можно будет пришивать, набивать, использовать как накладки-пластины для брони.
Когда добрался до шеи, сердце защемило. Там, в том самом месте, где шея переходила в туловище, он наткнулся на плотное образование, не похожее на хрящ или кость. Это был снова тот же маленький кристалл – размером с ноготь большого пальца, сияющий холодным внутренним светом. Он вытащил его осторожно, и кристалл почти резанул взгляд – внутри играли переливы, которые напоминали пульсацию. От прикосновения к нему по коже пробежала лёгкая дрожь, как в прошлый раз. В руке камень был тяжёлым и тёплым от недавно угасшей плоти.
Кирилл положил кристалл в складку своей куртки. Сейчас уже изношенной, тонкой, местами порванной и пахнувшей дымом, после чего дал себе минуту, чтобы собрать мысли. Внутри было одновременно облегчение и напряжение. С одной стороны – это были ресурсы. Шкура, мясо, кристалл… А с другой – новая ответственность. Теперь он стал хранителем силы, которую проще привлечь, чем спрятать.
Мясо он разделал достаточно быстро. Большие куски мякоти он нарезал на полосы и развесил над костром для предварительной сушки. Остатки принялся запекать и есть немедленно. Запах жарящегося мяса медленно, но неумолимо растекался по долине, и Кирилл боялся только одного. Что этот сильный запах привлечёт хищников. Но риск оказался оправдан. Он наелся, и в животе появилось устойчивое тепло – не голодное, а рабочее и насыщающее. Шкуру же он скрупулёзно обрабатывал – счищал жир, промывал в ручье, набивал древесным углём внутрь, чтобы вытянуть лишнюю влагу и сохранил структуру чешуи. Большие пластины он подвесил в тени, закрепив на просто натянутых в пещере ветках для просушки.
На следующий день Кирилл усилил наблюдение у скалы. Так как он хотел понять, была ли это единственная змея-хозяйка этого странного узора или их было больше. Он организовал “часовой” режим наблюдения. Утром… Днем… И вечером… Делал короткие обходы и наблюдение из укрытия. Вокруг скалы он поставил те же метки и порошки, проверял следы, слушал ветер. Внимание было нацеленное на то, что нет ли поблизости никаких следов соперников, нет ни яиц, ни других выдолбленных нор – только отпечатки долго жившей одной большой змеи. Песок и порошок фиксировали лишь её переходы до гибели от рук Кирилла. Туда и обратно, выход на охоту, возвращение.
Дни шли в монохромной череде. Проверка ловушек… Обработка добытых шкур… Разделка мяса для сушения новых запасов… Присмотр за кристаллом и ночные вылазки для контроля огня. Иногда он подманивал и других мелких зверей, чтобы не расходовать больших ресурсов. Иногда же – радовался случайным трофеям. Но ни разу не видел, чтобы в той самой скале кто-то ещё жил. Ни песчинки, ни следа другого тела не обманывали взгляд – там, где прежде выглянула змея, больше никого не было.
Со временем пришло понимание, что эта скала была её домом. Возможно, единственным. Возможно, тот самый странный “карман” внутри скалы был уникален и создан для одной сущности, которая и становилась его хранителем. И тогда мысль, которая сидела в голове Кирилла с первого прикосновения к узору, о кубе внутри, перестала быть абстрактной. Если внутри был куб, и если он прячет только одну жилую нишу, значит, есть шанс войти – но нужно сделать это аккуратно и подготовленно.
Он провёл ещё несколько дней в наблюдении. Всё также искал малейшие признаки того, что внутрь заходили другие существа, ждал реакции скалы на внешние провокации, изучал, как кожа змеи взаимодействует с узором на самом камне. Он пробовал аккуратно поднести кусок шкуры к узору, прикоснуться – и камень шевелился лишь слабой вибрацией, не раскрывая прохода. Но отсутствие других жителей и тот факт, что змея была единственной, кто пользовался этой “дверью”, дали ему смелость. Входить стоит не сразу, но попытка всё-таки нужна.
Наконец он решился на это. И сначала дал самому себе несколько дней на сушку шкур и на ревизию снабжения, а затем решил всё же попробовать войти в камень. В голове зрела стратегия. Не врываться в куб лбом, а попытаться “разговориться” с узором, воспроизвести ритм, который вызывал появление змеи, тот самый, что она использовала, высовывая нос. Если скала – маска, то, возможно, есть код, похожий на сигнал, ключ, который позволит ей открыть карман. И кристалл, лежащий теперь у него в кармане, мог оказаться частью этого кода – или хотя бы подсказкой…
……….
Он посмотрел на свой трофей – шкуры, мясо, костяные орудия, и на кристалл, сжав ладонь вокруг него. Ночь клонилась к закату, огонь в пещере уже тлел. Внутри у него возникло состояние странной готовности. Он стал ближе к этому миру не как случайный пришелец, а как участник, который уже и кровью, и потом, и страхом заплатил за право на слово. И на следующий день он начал действовать.
Парень действовал осторожно, будто имел дело не со скалой, а с живым существом. Он несколько дней подряд возвращался к этому месту, запоминая узор всё лучше. Как расходились линии… Где они сходились в узлы, как будто образовывая петли, словно на старинных вышитых рубахах… Но чем дольше он смотрел, тем яснее понимал – это не орнамент ради красоты, это механизм, замок, застёжка. И хотя внешне рисунок напоминал резьбу по камню, при внимательном прикосновении пальцами чувствовалось, что линии уходят куда-то глубже, словно были врезаны не только в саму структуру скалы, а даже в пространство. Местами они чуть вибрировали, будто в них всё ещё идёт ток силы.
Его первый порыв был – ударить по этим линиям камнем или ножом, но он вовремя остановился. Ведь это была слишком тонкая работа, здесь любое грубое вмешательство могло разрушить сам “механизм” прохода. Вместо этого он стал искать некий центральный узел – ту самую точку, где энергия должна сходиться.
Он пробовал прикладывать руки в разных местах, концентрируя внутреннюю силу, пускал слабые волны энергии, пытаясь уловить ответный отклик. Несколько попыток закончились ничем. Либо рисунок оставался холодным и безмолвным, либо наоборот вспыхивал лёгкой рябью, но затем тут же замирал.
Раздражение в его душе боролось с всё возрастающим азартом. Но наконец, на одиннадцатый раз он догадался совместить усилие не прямое, а скользящее – словно не толкнуть дверь, а нажать в сторону, как на скрытый язычок замка.
В этот момент один из угловых узоров будто ожил. Линии начали переливаться мягким светом, будто в них пробежал жидкий металл. В этот момент его сердце стало биться чаще. Он тут же остановился, не решаясь шагнуть. Вместо этого парень взял длинную сухую палку и осторожно коснулся ей “вышивки” в том месте, где свет пробежал сильнее всего. Палка на миг прошла сквозь камень, будто в воду, а потом застряла, оставшись наполовину по эту сторону. Дерево не исчезло и не распалось – значит, смертельной ловушки здесь нет. Так что он вытащил палку, внимательно осмотрел – никаких повреждений. Тогда решился на следующий шаг. И протянул вперёд руку.
Его пальцы встретили не холод камня, а странную упругость, как будто он погрузил ладонь в прохладный воздух, чуть густой и вязкий. Пальцы прошли внутрь, и он ощутил пустоту – гладкую, ровную, как будто поверхность стены внезапно обрывалась, открывая пространство.
Это было невозможно спутать. За рисунком располагалась не просто ниша, а настоящее помещение, причём не природное. Там чувствовалась симметрия, геометрия, почти правильная форма. Даже через едва приоткрытый проём ощущалось – пространство внутри было построено искусственно. И отчётливее всего ему в голову приходила мысль, что это точно был куб. Правильный, строгий куб, спрятанный в сердце этой скалы, словно кто-то воздвиг его нарочно, а потом закрыл “вышивкой” печатью.
У него по спине пробежали мурашки. Змея лишь нашла удобное логово. А кто и зачем построил куб – вопрос куда более серьёзный. Он долго стоял на границе, ощущая прохладу неведомого пространства, пока решился – и шагнул внутрь.
Сначала его накрыла тишина, особая, глухая, словно он вошёл в сосуд, вырезанный из цельного куска камня. Воздух внутри был неподвижным, но не затхлым – скорее вязким, плотным, пропитанным чем-то, что он не мог сразу определить. Ни пыли, ни запаха плесени – лишь лёгкий привкус минералов на языке и едва уловимое шипение, как будто звук далеко за стенами.
Едва глаза привыкли к темноте, он понял – куб внутри не был пустым. Первым делом взгляд наткнулся на кучу старых шкур и сброшенных оболочек – логово змеи. Огромные кольца старых линек, сложенные слоями, пропитанные запахом ядовитой плоти, лежали почти у самого центра. Места там было достаточно, чтобы существо обвивалось кольцами и дремало десятилетиями, и всё же он сразу отметил то, что понял. Убитая им змея не создавала это пространство. Она лишь приспособилась и жила в нём.
В углах он различил нечто совсем иное. Выстроенные в строгом порядке самые разные и даже резные полки, гладкие, словно их выточили инструментом. На них лежали ящики, некоторые приоткрытые, но большинство – закрытые и покрытые тонким слоем каменной пыли. И чем больше он вглядывался, тем отчётливее понимал, что это не природные образования, а настоящий склад, созданный человеком или кем-то разумным.
Обнаруженные им в углу сундуки особенно бросались в глаза. Они выглядели так, словно сошли со страниц какой-то сказки. Массивные, деревянные или каменные, окованные железными и бронзовыми полосами. Некоторые были украшены узорами, похожими на руны или завитки старинной вязи. Он медленно провёл ладонью по крышке ближайшего – металл холодил, но под пальцами пробегали едва уловимые волны энергии.
Он отступил, ощутив внезапное давление. Магические линии, тянущиеся по крышкам, сливались в сложные узоры, напоминающие защитные печати. Они словно дышали своей силой, и от этого казалось, что сундук живой. Он попытался поднести руку ближе – и сразу же ощутил резкий толчок, словно чужая воля оттолкнула его.
Заметив рядом на полу следы – глубоко вдавленные в камень изгибы, оставленные тяжёлым телом змеи, – он понял главное: за всё время, что существо жило здесь, оно ни разу не тронуло сундуки. Более того, змеиные следы обходили их стороной, словно сама тварь чувствовала какой-то своеобразный запрет и даже страх перед этой силой.
В этот момент его пробрало дрожью. Это место не было просто скальным убежищем. Кто-то когда-то сделал его тайным хранилищем. А змея оказалась всего лишь стражем, пусть и неосознанным.
Кирилл поднёс ладонь к одному из сундуков, решившись проверить, насколько опасен этот рисунок на крышке. На мгновение показалось, что линии – всего лишь украшение, но стоило пальцам коснуться холодного металла, как они вспыхнули, будто налились синеватым светом.
Холод ударил в руку, словно его окунули в ледяную прорубь. Он едва успел одёрнуть ладонь – и это спасло его. Узоры ожили, как сеть, и энергия рванулась наружу, по капиллярам линий растекаясь по самому сундуку, а затем и по полу вокруг него.
Ощутив это, Кирилл инстинктивно отпрянул, резко отпрыгнув назад. В ту же секунду из воздуха прорезался треск, и на месте, где он только что стоял, пол мгновенно покрылся толстым слоем инея. Лёд выступил не только на камне, но и в воздухе, словно тонкие хрустальные нити, переплетаясь в решётку.
Он замер у стены, сдерживая дыхание. Лёд вспыхнул призрачным сиянием, как будто пытаясь ухватить жертву, но, не обнаружив её, застыл в странной красоте, и вскоре начал медленно осыпаться, словно растворяясь в пространстве.
– Ловушка… – Глухо пробормотал он себе под нос. – Чистая магия льда.
И тут его озарило. Всё это время он видел узоры – линии, которые тянулись по крышкам, по стенам, по самому пространству. Он воспринимал их как нечто само собой разумеющееся, словно второе зрение, обострённое после попадания в этот мир. Но сейчас он понял, что обычный вор, даже самый хитрый, просто не заметил бы этих линий. Он сунул бы руку – и замёрз заживо.
А он видел. Он мог различать структуру, как будто смотрел не только глазами, но и внутренним чутьём. Это не было врождённой особенностью этого мира – это было его, Кирилла, что-то, что пришло вместе с ним сюда.
Его сердце забилось быстрее. Значит, такие ловушки рассчитаны на незрячих. На тех, кто воспринимает мир только глазами. Создатель же этих защит даже не предполагал, что кто-то способен увидеть самое полотно магии, словно вышивку, прежде чем активировать её.
Кирилл выдохнул, понимая, насколько случай сейчас спас ему жизнь. Его тянуло попробовать ещё раз – но теперь осторожно, медленно, с расчётом. Немного погодя он снова стоял над сундуком, и вокруг него висела та же тишина, что бывает в серверной утром, когда все лампы ещё тлеют в мягком сумраке – только здесь лампы были рунными линиями, а вместо проводов – каменные жилы. Он прижал ладонь к холодной крышке и позволил себе на мгновение погрузиться в ту странную логику, которая теперь жила в его голове. Если это защита – значит у неё есть алгоритм… У неё есть входы и выходы… Триггеры… И питание… И если у неё есть алгоритм, значит, его можно прочесть.
Со всеми предосторожностями вытащив сундук из монолита скалы, он сел на корточки, как чинный техник перед щитом управления, и достал из пояса тонкую палку – не потому, что мечтал с ней драться, а потому что она была его первой “зондовой” программой. Палка – как указатель курсора, как щуп осциллографа. С помощью которой он мог поводить по линиям, не нарушая их целостности. Ветер шевелил сухую траву, и метель из пыли от старой пыли казалась ему теперь шумом фонового процесса, который нужно было отфильтровать.
Он посмотрел на узор как на код. В уме провели строки:
“Если-вход = касание ? выдавать лед”… “если присутствие постороннего в зоне ? активировать защиту.”
Он по-прежнему был тот, кто привык дробить проблему на блоки. Вход… Обработка… Выход… Весь рисунок был для него программой. Только вместо битов – свет, вместо проводов – прорезы в камне.
Касанием палки он осторожно прочёркивал самые тонкие прожилки – они откликались чуть ярче. Другие, толстые, вели к орнаменту вокруг замковой щели, и в отдельных местах свет гас, как будто процессор снижал частоту такта. Он отметил это:
“Низкая частота – потенциальное окно.”
Аналитик в нём радовался – в любой сложной схеме есть моменты, когда буфер переполняется, когда можно подать неправильный импульс и заставить устройство временно замолчать. Затем он принялся за “распайку” – трогал палкой те линии, что казались массивнее. Там почувствовалась вибрация, тонкое жужжание внутри камня, как будто в жиле текла энергия. Кирилл вспомнил студенческие часы у осциллографа. Там, где сигнал сильный, амплитуда велика… Там, где он теряется – фаза сдвинута… Он мысленно проводил графики над рисунком. Пиковые точки… Узлы… Пересечения… В нескольких местах он увидел нестыковки – участки, где орнамент вёл себя иначе. Линии заканчивались тупо, не замыкаясь в круг, как будто кто-то оставил там отладочный “холостяк”. Он аккуратно отметил их на памяти:
“Точка A… Точка B… Точка C…”
Память – его блокнот теперь. Затем он переключился на электротехнику из головы. Если есть линии тока, значит где-то есть источник. И источники принято искать по направлению к самым толстым жилам. Он приложил палку к более толстой линии и стал прислушиваться – не собственным слухом, а этим новым зрением-ощущением. По жиле шло что-то тёплое, устойчивое; оно вело к одному месту, к “узлу”, где узор сходился в плотную тьму.
Он вспомнил о кристалле в руке – о том маленьком “сердце”, что нашёл в шее змеи. Может, думал он, это и есть заряд батареи, ключ к запуску. Но как электрик, который не включает питание до проверки цепи, Кирилл понимал, что кристалл – это часть схемы, но не обязательно источник всей энергии. Источником мог быть сам куб в скале, глубокая линза силы, которую нельзя просто вытащить, не нарушив систему.
Он решил действовать методом тестов. Вся его аналитическая натура требовала малых шагов, итераций:
“Ввод – наблюдение – отклик – коррекция.”
Первый тест был прост. Он попробовал “переменить фазу” – приложил к одному узлу палку, а к другому – влажную тряпку, создав локальное изменение проводимости. В электрических терминах он сделал мелкий “шунт”, пустил ток в обход части линии. Узоры, словно ощутив изменение, слегка дёрнулись, и покрывающая пространство вокруг них синяя вязь отошла, уменьшив силу. Значит – живые цепи можно сбить помехой. Значит – защита чувствительна к дисбалансу.
Поняв это, он перешёл ко второму приёму – поиску “заземления”. В электронике часто нейтрализуют зловредную помеху, создавая путь на землю. У Кирилла в голове промелькнула картинка. Влажный камень… Плотный контакт… “Земля” – и он начал эксперимент. Сначала пробовал раскалённый металл… Нет. Слишком агрессивно… Потом тёр по камню прямо под узором мокрым куском шкуры, чтобы создать влажный контур. Вода тут играла роль нейтрализатора. Она разбавляла строжайшую структуру узора в точке опоры, и защита отозвалась слабее. Это было мало – но уже окно.
Следующим шагом он обратил внимание на “фазовые узлы”, места, где линии пересекались под непривычным углом. Они крестились в точках, которые, по сути, были своеобразными “реле” – ключами, или переключателями. Кирилл понял, что если ввести ложный сигнал в нужной последовательности, то такое реле можно временно запереть в состоянии “off”. Как программист передает пакет с неправильным заголовком, чтобы сервер не распознал запрос – так и он пытался “обмануть” замок.
Практика пришла в форме смешивания. Палка касалась первой точки, тряпка – второй, мокрая жила – третьей. Он держал паузу, наблюдая. Узоры пульсировали по-разному, и в какой-то момент одна из “жил” заглохла, как экран, лишённый подсветки. Это была не победа, но сигнал, что даже эта схема имела уязвимость – временную. Её можно было расширить. Но самый опасный эксперимент он оставил на десерт:
“Имитатор входа.”
Он сделал это так, как делал бы хакер, клонируя пакет. Взял небольшой кусочек остатков шкур – тот же материал, что покрывал шею змеи – и прижал его к замысловатой точке, пытаясь выдать чужеродный “биосигнал”. Шкура, насыщенная остаточной энергией зверя, служила как подделка идентификатора. Узоры отреагировали, но не агрессивно – как старый сторож, узнав фальшь, но не кусающий. Пул из линий стал смещаться, и Кирилл увидел, что их ритм меняется в ответ на этот “поддельный” вход.
И вот тогда он понял главное. У этой защиты есть три уровня – пассивный, структурный орнамент… Активный, ледяная ловушка… И идентификационный, биологическая связь. Чтобы открыть сундук безопасно, нужно работать с первым двумя. Сначала сбить питание активного слоя помехой и “заземлением”, затем имитировать корректный идентификатор, чтобы идентификационный слой не сработал.
Его аналитический мозг начал выстраивать процедуру. Аккуратный “шунт” – мокрая шкура под краем, палка на точке A, тряпка на точке B, и на одну секунду – ввод “биоподписи” – ткань с запахом змеи – чтоб система решила:
“Это своё, я не активирую лед.”
За секунду до этого он планировал поджечь маленькую смолу и направить её пар через канал – тепло сместит фазу и обезопасит край. Все эти шаги – как строки в программе – должны быть совершены синхронно, иначе алгоритм сработает, и он замёрзнет.
Итогом тщательного анализа стало то, что он не решился распилить или ломать узор. Он нашёл метод мягкий, фактически “инжиниринговый”. С помощью которого он не ломал систему, а пытался “вежливо” её перехитрить. Своей практической электротехнической смекалкой он нашёл питающую жилу и способ завести её на короткое замыкание, создав временное “тихое окно”. С комбинацией из мокрой шкурки, подложенной под узор, и имитирующей биосигнал ткани, он мог попытаться открыть сундук, не вызвав ледяной сети.
Немного погодя он встал, глядя на своеобразную карту узора, и впервые за долгое время улыбнулся – тихо, как человек, который только что нашёл уязвимость в чужой системе. Мир оставался страшным и загадочным, но в его руках теперь была схема, и схема – это приглашение.
Войдя в это странное место снова, он уже собирался вернуться к сундукам – к их холодным крышкам, к шёпоту узоров – когда взгляд зацепился за нечто, что будто лежало в тени, совсем у самой стены куба. Сначала он принял это за груду тряпья, выброшенных материй, но шаг ближе – и сознание у него включилось с той скованной торопливостью, которой люди пользуются перед тем, как открыть гроб – осторожно, с уважением и страхом.
Там, среди пыльных досок и обёрнутых в шкуры свёртков, лежали какие-то кости. Практически целый набор. Не грубо-медвежьих… Вообще не звериных… А тонких, словно сделанных не из настоящей кости, а из высохшей древесины. Они были не только хрупки – они были достаточно длинны. Бедренная кость вытянулась словно шест… Голень была прямой и изящной… Кости пальцев – будто палочки, длинные и цепкие… Череп, который вывалился из-под полузадернутой ткани, был не круглый и не широкоголовый, как человеческий. Он был сужен у висков, а глазницы – большие и овальные, как два оконца в старом домике, оставленные для воздуха. Челюсть была аккуратной, не широкой, зубы мелкие.
Кирилл почувствовал, что у него в горле пересохло. Ранее это точно был не труп человека. Не в той грубой, земной пропорции, к которой его мозг привык. Это было “человекообразное”, но точёное и вытянутое, как если бы кто-то взял человеческий силуэт и потянул его за верхнюю кромку, вытянув вверх, сделав более лёгким, менее привычным.
Он опустился на колени и, опираясь на локти, стал рассматривать находку ближе. Между рёбер – если это можно было так назвать – лежали остатки ткани, тонкой и светлой, словно её ткали из паутины. Ткань не имела запаха плесени. Скорее, она пахла сухой пылью и чем-то старым. Запахом вещей, которые долго лежали в сундуках забытых домов. По краям материи бегали узоры, вышитые нитями, сейчас почти стёртыми, но когда свет от активировавшихся магических линий узора стенок куда коснулся их, нитки заиграли цветом тёмного металла.
На запястьях рук кости сохранили намёки на браслеты. Плотные кольца, обтянутые тонкой полосой кожи и усыпанные мелкими металлическими вставками. Они были украшены не булавой и не грубой чеканкой – узоры плавали, как речные волны, и казалось, что маленькие символы врезаны туда рукою, которая знала меру и терпение. Рядом лежал пояс – кожаная лента, давно высохшая, но всё ещё сложная. К ней были пришиты какие-то пряжки и мелкие мешочки. Один из мешочков был приоткрыт. А внутри можно было увидеть сухую смолу и что-то, похожее на порошок, светившийся бледным голубоватым светом при слабом свете пещеры.
Под костями он увидел сумку – кожаную, но тонкую, как пергамент, с плавными линиями швов. Защёлка у сумки была миниатюрной, и прищепка украшена теми же извивами, что и узоры на скале. Наконечники копий, торчащие рядом, были тонкие, как иглы, и их лезвия отличались от тех, что делал он из кости. Они были кованые, с аккуратно проточенным долом и с маленькими гравировками вдоль сердцевины. На некоторых наконечниках угадывались тёмные полосы – следы от ожогов или от того, что он давно не видел. Остатки магии, что явно свидетельствовало про явные попытки “зарядить” металл светом.
