Валерий Гуров "Фаворит 3. Русский флаг"

Я говорил о красоте женщин, которых повстречал в этом времени? О том, что огненно-рыжая Марта – ещё та симпатяга, Елизавета Петровна – женщина породистая, красивая, рассказывал о том, насколько милой кажется мне Анна Леопольдовна…

Но нет, все они меркнут, кратно проигрывая в красоте одной удивительной женщины – моей матери. И даже у меня не хватает фантазии, чтобы прочувствовать, а тем паче словами живописать, насколько же она была красивой двадцать лет тому назад. Если и сейчас блестает. Чернявые волосы, чуть раскосые глаза, идеальная, точёная фигурка, может, лишь чуть-чуть полнее, чем это было принято в покинутом мной будущем.

Я видел в этой женщине именно свою мать. Я ощущал это родство, чувствовал его, будто вдыхая теперь. Или я просто хотел иметь семью? Знать, что у меня есть мама и отец, что моя мать – самая красивая женщина на белом свете, лишь только с очень печальными глазами. Мне этого хотелось, я это взращивал в себе.

– Что случилось? – приняв с благодарностью объятия мамы, спрашивал я. – Я не видел людей, они прячутся в лесах. За нами следили… Как будто монголы…

Я хотел было сравнить ситуацию с монгольским нашествием, но вспомнил, что мама у меня крымская татарка, а они же потомки тех, кто Русь разорял в тринадцатом веке.

– Матвей, стало быть, дядька твой, тот отруб, за который они с батькой твоим оспаривают, сдал в аренду. Вот ведь, нашёл татей лесных и сдал им на житьё. После батька взял холопов и пошел туда… Отца твоего избили, когда он приехал на тот хутор… – начала рассказывать положение дел моя мама.

Да-а-а. С такими дядьками да двоюродными братьями и врагов не нужно. Один проигрывает просто сумасшедшие деньги, без всякого спросу и предупреждения переадресовывая на меня свои долги. И другой, Матвей Норов – ещё та скотина.

Додумался: сдал спорные с моим отцом земли откровенным разбойникам, которые стали просто обкрадывать крестьян, да ещё и чуть ли не набеги устраивать на другие две деревни, которые принадлежат моему отцу.

– Как он? – узнав о том, что отца избили буквально три дня тому назад, я поспешил к нему.

Отец был плох. Однако, надеюсь, что всё-таки он пойдёт на поправку и выздоровеет. Поговорить с ним теперь же, однако, мне не удалось.

– А ты изменился, Саша. Справным мужем стал. Стану присматривать жену тебе. Об одном прошу, не связывайся ты с этим делом. Без ведома градоуправителя Калуги не стал бы Матвей Иванович так поступать, – проявляла беспокойство мама.

– Нет, матушка, сие дело мужеское, – решительно ответил я. – Никто не может на нас нападать. А что до градоправителя… Так сын твой – капитан гвардии.

Гвардейский офицер в этом времени – не только военный человек, он еще имел право проводить ревизию. Зачастую, чтобы проверить того или иного чиновника посылали именно гвардейцев. У меня такого направления не было. И заявись я к градоначальнику просто так, без дозволительной бумаги, без существенной причины, то могу быть и послан по известному эротическому маршруту.

Значит… Нужно создать ситуацию.

Глава 5

Нормальный человек должен жить один… На расстоянии и родственники хорошие, и жена хорошая и муж. Но если вместе в одну квартиру – дурдом

Владимир Вольфович Жириновский

Калуга

21 июля 1734 года

– Матушка, ты ни о чем не печалься, – как мог мягко, а вместе с тем решительно сказал я, положив руку на её теплое плечо. – Старостам деревень повели прибыть к вечеру, переговорю с ними. Да за батюшкой смотри!

Едва это сказав, я спешно ушел.

И отправился к своему обозу, где одним из возничих был… Кондратий Лапа. Хочу проверить, не ошибся ли я все-таки с этим человеком, не зря ли приписываю ему много различных качеств, недоступных заурядному индивидууму.

Найти Лапу было не сложно. Он уже вокруг себя чуть ли не сколотил новую банду. Человек, который моментом находит почитателей и организовывает их. Но и я послал в это формируемое “сообщество” сразу же троих человек. Каждый из которых думает, что он единственный информатор. Так что в курсе событий и каждого слова, что произносил этот талантливый бандит.

Ничего криминального для меня. Но десяток обозников готовы отправиться с Лапой в Миасс, пусть даже это будет билет в один конец. И пусть даже убегут, с моего ведома, конечно. Нужно же где-то набрать людей и для защиты и для работы на приисках.

Лапа внимательно выслушал меня, кивая на почти каждое слово. Для него мое предложение было понятным.

– Ну, Кондратий Лапа, сможешь такое сделать.? – спросил я, когда объяснил свою задумку.

– Отчего же не смочь. А вы всё изволите меня проверять, да, испытывать? Коли есть у вас сомнения, так чего ж тогда связываетесь со мной? Да такое дело привеликое предлагаете. А ведь за то, чем мне предстоит заниматься по вашей задумке, и голова с плеч, – и сказал Кондратий.

И это он имел в виду не то, что я ему предлагаю сделать в своём поместье, не за это голова с плеч. Хотя не исключено, что наказание может быть тоже суровым. Но тут попасться нужно. А Лапа такие дела должен решать без свидетелей.

Кондратий говорит о том, что он будет намывать золото на тех землях, которые будут принадлежать мне. Ну, а если даже не будет как какой-то бумажки, которая бы свидетельствовала о том, что среднее течение Миасса с некоторыми особо важными мелкими речушками – моя собственная, то я буду всё равно намывать там золото. Пускай незаконно, лишь в какой-то мере, помогая и прикрывая общину Кондратия Лапы.

В Российской империи золото намывать запрещено. Всё золото, всё серебро, которое будет находиться заводчиками ли, помещиками ли, всё оно как бы принадлежит государству.

Более того, я обязательно сообщу о том, что нашёл золото. Всё-таки для меня богатство страны значит куда как больше, чем личное обогащение. Поэтому через года два я обязательно обо всём скажу, и эту информацию попробую продать задорого.

А за два года можно насобирать преизрядное количество тех самородков, которые обязательно в Миассе найдутся. Ведь в иной истории были… Мало того, я даже знаю конкретно, где находили самые крупные самородки в Миассе.

– Насколько вольно мне в тех делах поступать, с родичами вашими? – задал закономерный вопрос Лапа, когда выслушал, к чему те, или иные его действия должны были привести.

Я не показывал вида, что сомневаюсь. Сомнения были, но до того, как я нашел Лапу и стал ставить ему задачу. Теперь мой пес должен увидеть, что хозяин достаточно решительный и сильный, чтобы и дальше мне служить верой и правдой.

– Нет человека, нет проблем! – сказал я.

Пусть слово “проблем” не было понято Лапой, но общий смысл выражения он уловил сразу.

Почему так? Почему не договориться? Так понял я уже, что дядька мой просто все красные линии прошел. Это как избивать почти что до смерти своего родного брата? Забирать деревню, которая по всем бумагам принадлежит отцу? Ну да, могли появиться еще какие-то бумажки. Все же есть один гад, Стрельцов Афанасий Иванович, который тут местный царек и проворачивает все, что только получается провернуть.

Так что со смертью дядьки Матвея Ивановича и спор сам собой угаснет. Мама будет в безопасности. Так как после вероятной смерти отца, она как бы насильно не будет взята Матвеем. Ну и за разоренную деревню, за все… И не чувствовал я к такому родственнику ни каких родственных чувств.

Даже к непутевому Сашке Норову, авантюристу, моту и игроку, и то было больше интереса. Наверное, потому, что таких бедовых родственников всегда жалко. А вот таких, которые готовы убить своего родного брата?.. Нисколько.

* * *

Нагло, как это только возможно, Лапа шел к “арендаторам”. Это те люди, которые получили деньги за участие в интриге одного брата против другого. Суть была простая. Сдать деревню в аренду, по документам, которые у Матвея были. Подложные они, или нет, это решать тому, кто… Сам от этой интриги выгодополучатель. Стрельцов.

– А-ну стой! Я знаю, вы из обоза гвардейцев. Чесь нужно? – попробовал один наглец остановить Лапу.

– Кто голова у вас, ватажники? – спросил, гордо подняв голову Кондратий. – Скажи, что Поп идет погутарить!

– Поп? А крест с кадилом где припрятал? А? Знамо быть, что в потаенных местах, на чем мужи добрые сиживают! – сказал разбойник и заржал.

Не все подхватили смех молодого ватажника. Вот так идти к Медведю может только равный ему, или даже тот ватажник, кому сам Медведь поклон отобьет. Хотя, последнее вряд ли. Все в ватаге считали, что их предводитель самый-самый.

– Хр! Хр! – захрипел весельчак, когда Лапа резко, почти что и неуловимым движением взял наглеца на болевой захват.

Кондратий смотрел, как тренируются солдаты и даже офицеры роты гвардейцев. Проникся уважением к Норову, что такую науку дает, о которой на Дону вроде бы и слышали, но никто не признается, что таким подлым боем владеет.

И вообще он проникся уважением к Норову. Это было очень странно. Молодой, очень молодой капитан гвардии вел себя и говорил так, будто бы понимал, что такое ватажное, бандитское сообщество. Норов уверен в себе, как будто бы знает все наперед. И за жизнь Лапа так же был благодарен Норову. Он, как оказалось, любит жизнь, когда оказался в одном шаге от смерти, понял это. И раньше Лапа под пулями ходил и получал ранения. Но никогда ранее еще не осознавал такого, что жизнь нужно любить.

Ну и то, что Норов уже отправил своих людей за семьей, точнее старшим сыном, Лапы, так же делало Кондратия рабом и положения и этого гвардейского капитана. И, нет, бандит не испугался за своего наследника, напротив, подумал о том, что Норов может дать Степану путевку в жизнь. Выучит и еще человеком сделает. Даст его, Лапы, сыну, то, что сам Кондратий не сможет.

– Оставь его, Поп! – прорычал, словно тот самый медведь, главарь банды. – Я слышал о твоей удаче, Поп. Пошто ко мне пожаловал?

– Уйди, Медведь! То, что тут творишь тебе погибель. Предупредить пришел! – сказал Кондратий, а десять людей, те самые его побратимы по обозной службе, приготовились к драке.

Вооружены все люди Лапы были сразу по два пистолета и держали их на виду. Чтобы ватажники, которых было человек тридцать, прониклись, поняли, что кровь прольется в случае чего, и у них.

– А не уйду, так что? – спросил Медведь с вызовом.

– Слухай меня, ватажники! – неожиданно для всех закричал Кондратий. – Я знаю, где есть золото, много. Мне нужны люди. Не лезьте сюды, а опосля каждого возьму и оговорим, что и как.

– Ты чего это? – заревел Медведь, понимая, что прямо сейчас у него хотят отнять лидерство в банде.

– Бах! Бах! – прозвучали два выстрела, как только Лапа поднял руку.

Стреляли из укрытий Фролов и Кашин. И у обоих была одна цель – Медведь.

– Все сразумели? Али почать отстреливать каждого? Я предлагаю золото и жизнь выбор ваш. Кто со мной, на колени и Господу молите о своей судьбе! – продолжал кричать Кондратий, тонко почувствовавший, как мнение толпы склоняется в его пользу.

Уже через два часа Лапа знал все, что только нужно, чтобы завершить дело, которые ему поручил Норов. Были шесть человек убиты, это те ватажники, что не захотели мириться с появлением нового главаря. Ну а остальные все расспрашивали, где то золото и когда они станут богатыми людьми.

Теперь Лапа завершит начатое и в отрыв… Шесть телег из обоза роты были загружены именно для этого момента.

* * *

Двое мужчин сидели друг напротив друга. Встреча эта проходила в небольшой, но добротной хате, сложенная из брёвен, с незначительным углублением в землю, всего лишь на неполную сажень. Такому жилищу обрадовался бы любой крестьянин, но двое мужчин, привыкшие проживать в куда более комфортных условиях, явно чувстовали себя стеснённо, так как находились в избе вынужденно.

– Вот, Афанасий Иванович, как я обещал, рублик к рублику. Итак, пятьсот серебряных рублей, – стараясь быть непринуждённо весёлым, не показывать своей озабоченности и тревоги, говорил Матвей Иванович Норов.

– Ты мне зубы не заговаривай, Матвей Иванович, словно бы и не ведаешь о том, что цельная рота гвардейцев-измайловцев пожаловала в наши края. Ты же баял мне, что сложным дело наше быть не должно, что Александр Лукич Норов нынче в Польше и никак прибыть не сможет, пока всё у нас не сладится, – Афанасий Иванович Стрельцов, градоначальник и устроитель земельных вопросов Калужского уезда, встал из-за стола, чуть ли не переворачивая его, и всем своим огромным телом навис над невысокого роста Матвеем Ивановичем Норовым.

– Да и пусть пришёл. Командующий ротой не отпустит его с матерью повидаться. Куда там унтер-лейтенанту! – усмехнулся младший из братьев Норовых-Ивановичей.

Вид Стрельцова стал угрожающим. Он был огромного роста мужчиной, да ещё и страдал явным ожирением. Но зато Афанасий Иванович всегда знал, сколь грозно может он выглядеть, если будет вот так, как сейчас, нависать над человеком. Он подавлял волю практически любого собеседника всей своею громадой. И мало кто даже догадывался, что за внешней суровой и ужасной личиной скрывается трус. Человек, который ужасно боится что-либо менять в своей жизни, боится любой огласки, да мало того – случись что, не умеет держать удар.

– Дурень ты, Матвей Иванович, вот как есть – и дурень! – сказал Стрельцов.

Матвей Норов, было дело, хотел ответить, но под строгим взглядом слуги государева съежился.

– Как не узнать у родственников своих, что племянник твой уже капитан. И эта гвардейская рота – это его рота! И нет над ним здесь начальника, и я не указ. Уразумел нынче, что к чему?

Норов кивнул в знаке согласия, хотя и не был уверен в том, что полностью осознал и понял, что именно может случиться теперь. Ведь Александр Норов может мстить за отца. Медведь… Этот тать, нанятый для дела. Ну ведь сущий медведь и есть. Так приголубил Луку Норова, что тот может и не выжить.

– С Медведем разбирайся сам. Я более не при делах. А будь что скажешь, и меня упоминать будешь… Столь много о грехах твоих поведаю, что более и не разгребешь. Понял меня? – Стрельцов хотел было говорить грозно, но вышло иное.

Норов понял – градоустроитель боится.

А он, Норов Матвей, уже и не боится ничего, он отпустил свои страхи. И в этот момент удивительным образом Норов будто вырос, стал одним ростом с трусливым Стрельцовым, а ещё через минуту и вовсе стал его выше. Человек, который умеет побороть свои страхи, всегда возвышается над тем, кто в плену низменных страстей.

– Вдвоём пойдем на суд государев. Знай же, что, если что, то стану кричать “слово и дело”, – сказал Норов и строго посмотрел на Афанасия Ивановича, так же, как и тот ранее, оперся на столешницу и наклонился к собеседнику, смотря Стрельцову прямо в глаза.

– Хе! – сам того не ожидая, Стрельцов дёрнулся и влепил своей лапищей в ухо Норову.

– Ты чего, Афанасий Иванович? – обиженно спросил Норов из угла избы, куда отлетел от оплеухи. – Заколю же нынче! Это ты, словно тот заяц, трусишь. Мне уже ничего не страшно! Так и знай.

С этими словами, сжав зубы в обиде и злобе, Норов потянулся к голенищу сапога, за которым всегда держал нож. Но, согнувшись, остановился, ворочая головой по сторонам, словно стараясь что-то увидеть внутри небольшого дома, где только стол стоял да лавки вдоль стены.

– Хм… Это что же? А не горит ли дом? – принюхавшись, сперва спокойно сказал Стрельцов, а после во всё горло заорал: – Горим!

Оба мужчины, толкаясь и переругиваясь, рванули к двери, но… Она была заперта.

– Бум! – Афанасий Иванович ударил дверь с плеча.

Тщетно. Он повторил попытку, но она оказалась вновь напрасной. Чиновника сменил Матвей Норов. Он бил ногой дверь, толкал ее плечом. Немного, когда дышать быть уже невозможно и все небольшое пространство избы заволокло дымом, дверь подалась, но после кто-то, кто был снаружи, выровнял положение и поправил подпорки.

– Бей пузырь в оконце! – задыхаясь, запоздало сообразил Стрельцов, чтобы часть дыма уходила из дома.

Но даже разбив два бычьих пузыря и освободив небольшие оконца, в которые можно было хотя бы высунуть голову, мужчины дела не поправили. Между тем, Матвей высунул голову и сделал пару глотков воздуха, пусть не самого чистого, но явно с меньшей примесью угарного газа.

Вот только Стрельцов не желал позволять своему подельнику дышать сравнительно свежим воздухом. Он взял его за ногу и оттянул от окна, щедро приложив головой о лавку. Встал сам у окна и с трудом просунул голову в узкое пространство.

– Ух! – набрал полную грудь воздуха Афанасий Иванович.

Но тут по бревнам снаружи вверх поползло, словно змея, пламя.

– А! А! А! – закричал Стрельцов, когда загорелись его волосы, а кожа на лице стала покрываться пузырями, которые тут же лопались.

И тут Афанасий Иванович встретился глазами с человеком, который явно был причастен к происходящему. Стрельцов умоляюще смотрел на Кондратия Лапу, а тот только читал молитву и периодически крестил пространство в направлении горящей головы.

Матвей Иванович уже лежал на земляном полу, отравившись угарным газом, с наливающейся шишкой на лбу. Можно было бы его спасти, открыть дверь и опередить падение горящей крыши. Но, нет, никто не станет этого делать. Норовы жестоко решали свои семейные споры. Один Норов, который и не Норов вовсе…

Матвей уходил из жизни с улыбкой. Он не чувствовал уже того, что одна из балок упала на него. Ему снилась Гульнара, ставшая Марией – женой старшего брата. А ведь это он, Матвей Иванович, ее украл прямо из дома татарского бея во время последнего ответного набега на крымские земли, когда татары увели к себе в рабство сотни православных.

Эта женщина изменила Матвея, он заразился мыслями и намерениями, которых не сумел прогнать ни на один день, она рассорила братьев, она…

Тут крыша дома обрушилась, погребая под себя двух человек.

Глава 6

Картошка да каша – еда наша!

Народная мудрость