Оператор вывел схему раздела Украины на большой экран, и семнадцать пар глаз присутствующих на обсуждении судьбы «незалежной» впились в разноцветное панно, которое представляла собой территория бывшей советской республики в фантазиях разработчиков её делёжа на лоскуты отдельных территориальных образований.
В глубине соседнего экрана, поменьше первого, виднелась ещё одна разноцветная карта Украины примерно такой же конфигурации, однако рисунок областей на ней был иным. Если первую рисовали российские айтишники, ответственные за разработку ИИмперии, то вторую разработали в НАТО ещё до начала СВО, корректируя по мере развития ситуации. К концу две тысячи двадцать четвёртого года российские войска заняли почти треть Украины – весь восточный фланг, вплотную подошли к Днепропетровску, Киеву и Одессе, захватили Запорожье, Краматорск и Харьков, и ужаснувшиеся политические деятели Европы судорожно принялись строить планы перемирия, чтобы успеть ввести войска на те территории украинского государства, которые ещё не сдали ВСУ.
На западные части страны и Калининград претендовали Польша, Чехия и Венгрия, на северо-западные области финны, шведы и норвежцы, на Киевскую область – Германия, на всё черноморское приморье – Великобритания и Румыния, на восточные территории, практически отошедшие России, замахивались Турция и Франция.
Не отставали от них и «великие гегемоны» цивилизации – США, а также прибалтийские «тигры» Литва, Латвия и Эстония и, как ни странно, Китай. Оказалось, китайцы наравне с американцами успели за три года проведения СВО скупить значительную часть земельных ресурсов Украины и несколько месторождений ценных минералов. И хотя в официальных речах МИДы России и Китая об этом вслух не говорили, данные СВР чётко указывали на продвижение китайского экономического «дракона» в Украину и Европу.
Но у бизнесменов имелись свои планы на земли Украины. Они умудрялись воздействовать и на военную машину России, и на ВПК, и на Главштаб, запрещая продажным генералам последнего стрелять по «их недвижимости», по заводам, фабрикам, шахтам, железнодорожным путям и производственным мощностям. Карта, предложенная Щегловым, отражала аппетиты российских финансовых кругов, разделивших послевоенную Украину по своим лекалам. Поэтому она, разумеется, не совпадала с евросхемой раздела погибающей страны. На каждый её квадратный метр претендовали не по одному олигарху-миллиардеру-миллионеру, и прошло много информационных, финансовых, политических и реальных сражений с пуском крови, прежде чем схема была выработана и представлена для обсуждения.
Но и на этом этапе, собственно, на сборище российской элиты ещё ломались копья и продолжались драки представителей олигархических кругов (в предварительном обсуждении участвовали сто десять миллиардеров, в последнем – семнадцать), пока не появилось творение олигархического искусства – карта «справедливого мироустройства независимых от России территорий». Слова «Украина» в этом меморандуме не было вообще.
Всё это сообщил Иннокентию Даник Фетисович Рунге, занимавший в восемьдесят восьмом реале, в отличие от других копий мультивселенной (в сорок первом он был начальником службы собственной безопасности Надзора) пост советника при гендиректоре Надзора. Победив летом две ИИ-системы: Маршалессы-Старухи в сорок первом реале и Баталера в восемьдесят восьмом, – Лобовы разошлись по своим версиям мультивселенной, а Иннокентий, будучи айтишником-математиком, вернулся к своим обязанностям разработчика военных операций, убедившись прежде в том, что его перестали прессовать спецслужбы, подчинённые ИИмперии. Эта цифровая компьютеризированная структура, управляющая всем народным хозяйством России, в том числе и обороной – через Баталера, сняла с повестки дня тему фрифьючер, то есть отказа от личной собственности, из-за которой Иннокентия и стали преследовать как «предателя» России, с помощью «гончих псов» – служб оперативного задержания инакомыслящих (Надзор в их число не входил). После этого Лобов и Стефания выбрались из «подполья» с чистой совестью, а главное – с чистым досье со снятым грифом «неблагонадёжен».
Впрочем, кем считал его Баталер, наверняка обиженный зачисткой его баз данных и программ безопасности, Иннокентий не знал. После информационно-виртуальной схватки Лобовых и подруги Итана Лавинии с вирусной защитой святая святых Баталера в его центральном браузере, военный искин перестал замечать математика, будто его не существовало вообще. Однако именно такое поведение ничего не забывающего искусственного интеллекта и настораживало Иннокентия, пятой точкой ощущавшего опасность и угрозу, исходящую от сущности, равнодушной к человеку.
По совету полковника Стеклова, командира технической бригады БПЛА северного фронта, всё ещё сражавшегося с проникшими в Курскую и Брянскую области частями ВСУ, который предложил математику сменить персональный контент и уйти на фронт, Иннокентий посоветовался со Стефанией, и они переехали из-под Херсона в город Стародуб Брянской губернии, где расположилась одна из частей Стеклова, и с конца августа оба стали служить Родине в самой активной из её зон. Он – выполняя задания самого Стеклова в части ликвидации беспилотной авиации противника и председателя Русского офицерского Союза Смолякова – в части устранения нефронтовых проблем с использованием арсенала своих способностей как крутого спецназовца, подготовленного к диверсионной работе в тылу, и как кюароходца, она – служа в его же подразделении оператором наземных беспилотных платформ. Ещё в августе они поженились, взяли фамилию Горячевы (помог директор ФСБ, член Российского офицерства), и теперь пара обитала на линии боевого соприкосновения, пользуясь всеми достижениями цивилизации в области бережения солдат.
По рассказам Тараса Иннокентий знал об условиях окопной жизни штурмовиков двадцать третьего реала и вообще военных частей, поэтому не раз вспоминал произведения писателей-фантастов, почти угадавших развитие социума в начале двадцать первого века и военной инженерии. В их романах год от года совершенствовались как средства уничтожения людей, так и средства доставки боеприпасов и средства защиты от них. Так во всяком случае произошло с парадигмой ведения войн в будущем, которая предусматривала развитие беспилотной техники воздушного и наземного нападения, а также создания боеприпасов, сравнимых по мощности с ядерными.
Во втором случае у России появились гиперзвуковые ракетные комплексы «Орешник», «Осина». «Дуб» и боеприпасы объёмного взрыва для систем залпового огня «пустышка», уничтожающие всё живое в радиусе двух-трёх километров.
Что касается беспилотной авиации, то обе стороны (украинские вооружённые силы, конечно, снабжались западными системами, не в состоянии разработать свои) применяли управляемые искусственным интеллектом рои дронов любого назначения. Если в начале СВО в две тысячи двадцать втором году российские ВС отставали от украинских по массовости применения беспилотников, то в середине две тысячи двадцать четвёртого уже вдвое превосходили противника как по количеству дронов, так и по качеству беспилотных систем. Особенно были востребованы наводимые оператором через видеоканалы эфпэвэшки, и над фронтами армий чаще воевали облака беспилотников, так как любой движущийся объект, попавший в поле зрения FPV-оператора, будь то БТР, танк, солдат или его рука, становился целью и неминуемо поражался. Поэтому живые штурмы, чем отличались ВСУ, проводились преимущественно по ночам, а днём сражались армады механоботов, вызывая у свидетелей восхищение и ужас.
Как командир FPV-подразделения (десять операторов, полсотни дронов разного назначения, в том числе наземные «черепашки-ниндзя» и роботы-собаки), Иннокентий управлял своим войском во время штурмов или нейтрализации атак противника и часто сам садился за джойстик управления дронами-камикадзе.
Стефания тоже участвовала в боях, а также выполняла роль разведчика и снайпера. На её счету к концу октября было уже больше двух десятков дронов ВСУ и пятеро снайперов, охотившихся на российских операторов и офицеров. Помня историю Снежаны, жены Тараса, которую в петлевом двадцать третьем реале убил снайпер (женщина по кличке Баба Яга, но впоследствии спас «клон» Лобовых, Стефания с особыми чувствами охотилась именно на украинских (и не только) снайперш, убивавших не только солдат на поле боя, но и мирных жителей, стариков, женщин и детей. А таких расправ было задокументировано немало.
Кроме того, Стефания овладела искусством стрельбы из антиматериальной пушки «короед» калибра двадцать три миллиметра, пробивающей на дальности в полтора километра броню БТР или БМП любого класса (иногда удавалось поразить и танки, и вертолёты), и успела уничтожить американский Zevs, шведский Pansarnbadvagon?25 и южнокорейский «Джиу», считавшийся в начала года восемьдесят восьмого реала неуязвимым. По сведениям всё того же Тараса прототип «короеда» появился и в двадцать третьем реале – сербская пушковинтовка SARAC?99, на основании которой в сорок первом реале был создан «массажист?21», а из него перед восемьдесят восьмым – «короед».
Иннокентий в качестве снайпера себя не видел, но и он не утерпел испробовать «антиматериального убийцу», съездив на полигон под Смоленском. Впечатление от стрельбы у него остались двоякие, но применять его на фронте он не стал. Не потому что испугался мощи оружия или вследствие излишней его свирепости, а из-за громоздкости этого вида оружия.
Стефания же, наоборот, прониклась восторгом к возможностям «короеда», говоря перед отправкой в засаду:
– Прячьтесь, фашисты, пока живы! Кто не спрячется, я не виновата!
Обсуждая как-то размышления Итана о совершенствовании оружия с Даником Фетисовичем, Иннокентий поделился с директором Надзора и своими оценками конструкторов крутой пушковинтовки, заострённых на излишне жестокие виды умерщвления людей. Но Рунге не поддержал его в этом мнении.
– Мы вынуждены опережать врага, – сказал руководитель Надзора. – Запад воюет с нами на всех мыслимых уровнях, не только на военном, но и на политическом, экономическом, финансовом, научном, культурном и даже языковом, пытаясь убить русский язык на глубинном семантическом уровне путём внедрения в школу дурного детского сленга. Россию пытаются отменить везде! А что может быть страшнее потери ментальности? Поэтому мы, если хотим выжить, должны иметь и лучшее оружие, и культуру, и язык, сохраняя свой менталитет. Так что нам нужны и «орешники», и «короеды», и русский балет, и русские сказки, и мультики.
Впрочем, Иннокентий не пользовался антиматериальной винтовкой не из сомнений, а вдобавок ещё и потому, что ему это было не нужно. Даже в тех случаях, когда он шёл выполнять «кюар-операцию».
В Екатеринбурге он бывал всего однажды, да и то ещё до СВР. Разумеется, имел понятие и о существовании в городе структур системных либералов, и о планах миллиардеров, скупивших в девяностые годы прошлого века всю промышленность Урала, мечтавших сделать из Ёбурга центр оппозиции Кремлю, создав для начала Ельцин-центр, призванный стать площадкой для всех либеральных сил. Получив от Смолякова нужные сведения о городе, двадцать четвёртого октября он сделал петлевой прострел России от Стародуба Брянской области до «столицы либерализма» длиной почти в две тысячи километров (подумаешь, для бешеной собаки сто вёрст – не крюк, как шутил Шалва Топоридзе из команды Тараса): то есть сначала переместился в сто одиннадцатый реал, где связался с ротмистром Авериным, который привычно перебросил его из зоны боевых действий на Урал, и вышел из кюар-трека уже в самом Екатеринбурге, потратив на весь «крюк» всего сорок две минуты. Катер ротмистра, называемый в той версии мультиверса «пинассом», он не отпустил, так как не собирался задерживаться в уральской столице больше двух часов.
В его задание входило бесследное проникновение в Ельцин-центр по время проходившего там совещания олигархов и похищение президента Совета промышленников России Щеглова. Этот господин столько попортил нервов правительству и столько нагадил в социуме, помогая миллиардерам покровительствовать нелегальной миграции и запрещая чиновникам Главштаба уничтожать логистику врага, что на нём, как говорится, негде было пробу ставить. Поэтому Иннокентий чувствовал себя легко и не мучился «медицинскими» колебаниями лечить – не лечить пациента, то есть предательскую власть, спокойно существующую для себя в другой реальности мира. Он хорошо знал, что Ельцин-центры есть и в других городах России, в том числе в Москве, а также и в других реалах, благодаря запутанности версий переходящих по цепочке возникающих копий Вселенной из одной в другую. При этом центр этот в своём реале посещал и Итан. Однако сорок первый ничем не мог помочь своему восемьдесят восьмому «брату», и математику пришлось изучать интерьеры огромного здания, чтобы представлять будущий театр «диверсионных действий».
Заседание Совета олигархов началось в одиннадцать часов утра в одной из роскошных совещательных аудиторий на втором этаже. Всего в совещании принимало участие более сорока человек, считая самих бизнесменов, их помощников и телохранителей. Правда, последних в зал не пустили, что послужило причиной пары инцидентов среди важных господ. Кое-кто из них посчитал, что достоин большего уважения коллег при распределении мест за огромным овальным столом.
Иннокентий не знал, когда председательствующий, являвшийся собственно целью похода Лобова, назначит перерыв, поэтому вынужден был ждать отмашки, когда вершители российского истеблишмента пойдут обедать. Для этого математик посетил сто одиннадцатый реал, его доставили в Екатеринбург, до комплекса зданий центра Истории России, в который здесь превратили Е-центр, а дальше он должен был опираться на подсказки подчинённых директора ФСБ да на собственное везение.
В двенадцать часов двадцать минут первого Иннокентий вышел из «кюар-лифта» в роскошном туалете второго этажа, сверкающем полированным металлом, мраморными плитами пола и отделкой под малахит, располагавшемся в том же крыле здания, и неторопливо прогулялся по холлам и коридорам главного корпуса, посвящённого недоброй памяти первого президента России. Историю создания этого одиозного сооружения он знал плохо, поэтому презрительно похмыкал про себя, отметив роскошь интерьеров, потрясающих воображение обывателей. С Е-центром долго сражались российские общественные деятели, писатели и режиссёры, но в восемьдесят восьмом реале его так и не удалось закрыть, перепрофилировав в демократический лекторий, где и свил змеиное гнездо либеральный клан государства Российского, опиравшийся на миллиардеров. Лишь в сто одиннадцатом реале, насколько знал Иннокентий по разговорам с Рунге, Е-центр стал по сути музеем истории революций.
Тот же Рунге, бывший в восемьдесят восьмой версии реальности доктором исторических наук и профессором философии (в сорок первом реале Итана он тоже был учёным со степенью), говорил, что оккупация России олигархическими структурами это не случайное явление, а концепция, разработанная вне Земли. Она отражала не уровень литературы, не уровень искусства, не уровень спецслужб и даже не уровень лидеров цивилизации. Это был уровень высших управленческих решений Поводырей человеческой цивилизации. Глядя на попадавшихся в коридорах функционеров съезда Совета, светящихся сытыми самодовольными лицами, Иннокентий всё больше убеждался в правоте директора Надзора, по случайной прихоти судьбы не примкнувшего к либеральной тусовке, а ставшего на сторону народа, да ещё на такой важнейшей должности как социально-политический Надзор военной безопасности. По сути – ЧК.
В зал заседаний Иннокентий не пошёл, да его бы и не пропустили без документа. Сел в уголке кафетерия на том же втором этаже, выпил кофе и устроился за журнальным столиком с набором рекламных брошюр и журналов. Чтобы не бросаться в глаза (рост под два метра, фигура атлета, красиво развёрнутые плечи, костюм «грандверик» с дополненным ИИ и датчиками наноформов, причёска гриф, паучок дополнительной рации в уголке губ), он дважды в течение часа пересаживался, благо кафетериев в центре насчитывалось пять, и автоматически запускал систему поиска опасности. Пока что никто не обратил на него внимания, никто не останавливал взгляд на фигуре, и даже летающие «мушки» нанокамер не подлетали к нему ближе, чем на десяток метров. За ними его система оценки угроз вела особое наблюдение, потому что управлялись нынешние системы охраны объектов искусственным интеллектом, способным мгновенно распознавать лица людей, скрытые дипфейками. Конечно же, Иннокентию нацепили маску, однако его всё равно могли обнаружить, а иным способом довести операцию до конца было ещё труднее.
«Внимание! – заговорил в ухе жучок рации. – Объявлен часовой перерыв!»
Иннокентий положил раскрытый журнал на столик, неторопливо двинулся к залу заседаний.
Засуетились и многие гости кафетерия, которые, очевидно, тоже ждали обеденный перерыв.
Из фойе в коридор стали выходить осоловелые от споров и долгих дебатов господа, владеющие чуть ли не всеми ресурсами страны.
Щеглов в сопровождении какого-то худого и седого старика вышел чуть позже остальных. Направился он сначала к стенду с раскорячившимся на нём спортивным «Аурусом», непонятно зачем тут выставленным, а потом в конец коридора, где располагался комплекс туалетов. Иннокентий вздохнул с облегчением, потому что вытащить цель оттуда было легче всего.
Щеглов с дедом и двумя крутоплечими парнями специфического вида вошли в роскошное помещение Е-туалета вслед за одним из телохранителей.
Иннокентий последовал за ними, уловив два подозрительных взгляда, но сделал вид, что заскочил сюда по большой нужде. Щеглов действительно зашёл в кабинку, и тут кто-то хлопнул математика по плечу.
– Лопни мои глаза, Вишняк! – раздался восторженный голос.
Иннокентий почувствовал модулированный выброс эндорфинов, мышцы плеч и ног затвердели от хлынувшей к ним энергии, которую он вынужден был притормозить. Он оглянулся. На него смотрел совершенно незнакомый молодой человек, почти такой же высокий, постриженный по моде «лошадиный хвост», полнолицый, пузатый, одетый в яркий красно-белый лонж с пузырями на плечах. Время для математика остановилось. У него было не больше трёх секунд на весь экшен: шагнуть вслед за входящим в кабинку Щегловым незаметно для свидетелей происходящего (это было несложно, зная секрет сверхскоростного движения), обнять топ-менеджера и прыгнуть в сто одиннадцатый реал, – ибо любое вмешательство в процесс разрушало план. Парня он действительно никогда не встречал, судя по отсутствию информации в памяти, и надо было безошибочно определить дальнейшие шаги.
Одна из отведённых на операцию им самим секунд прошла. Телохранители Щеглова ещё только разворачивались в его сторону, отреагировав на возглас пузана. Дверца кабинки стала закрываться за спиной Щеглова. И тогда Иннокентий активировал темп и исчез! То есть переместился из восемьдесят восьмого варианта реальности в соседний, оказавшись в таком же туалете, только неосвещённом и пустом, сделал шаг в ту же кабинку и выпрыгнул из кюар-трека как чёртик из коробки уже в нужном реале, прямо за спиной Щеглова. Слух поймал тишину в туалете: телохранители и парень в модном прикиде соображали, что произошло. Щеглов уловил порыв воздуха за спиной, однако отреагировать не успел. Иннокентий прижал его к груди и снова активировал кюар-алгоритм.
Остальное было делом техники.
В сто одиннадцатом реале никаких совещаний в Е-центре не проводилось, комплекс был пуст и тих, как кладбище в грустный осенний день. Не давая пленнику опомниться, Иннокентий вколол в шею Щеглова заряд нанитов, использующихся в биотехнологиях быстрого обезболивания и восстановления, отчего топ-менеджер стал послушен как дрессированная лошадь, и вывел его на площадь Первого Президента России, где их и подобрал Аверин на катере Службы химической и радиоактивной защиты фронтовой зоны.
Разумеется, в сто одиннадцатом реале никто не знал, что произошло в восемьдесят восьмом, и никто не обратил внимание на стандартную посадку пассажиров в катер.
Аппарат за час доставил обоих в район Стародуба Брянской области, Иннокентий поблагодарил ротмистра, с которым некогда служил четвёртый «брат» Лобовых Таллий, и переправил пленника в восемьдесят восьмой реал, где его на окраине городка ждал лично полковник Стеклов со Стефанией, бросившейся на шею математику.
– Я так переживала! – шепнула разведчица.
Он дезактивировал маску, стащил с головы на шею чёрную шапочку, покосился на полковника, рассматривающего Щеглова с брезгливым видом мусорного оператора.
– Как прошло? – осведомился Стеклов, практически никогда не улыбающийся.
– Пришлось задействовать экстремальный вариант, – виновато признался Иннокентий.
Стеклов махнул рукой кому-то за кустами.
– Он тебя видел?
– Нет.
– Точно?
– Точно. К тому же я был в маске. Но дело не в этом. – Иннокентий замолчал. – Произошёл странный случай. Меня узнал какой-то тип в здании, назвав Вишняком. Но я абсолютно стопроцентно его не знаю.
– Засада? – нахмурился полковник.
Стефания с тревогой посмотрела на него.
Из леса за его спиной вышли двое мужчин в полевых куртках без погон, взяли Щеглова под руки и увели.
– Не похоже.
– Тогда что? Таких случайностей не бывает.
– Значит, бывают.
– Маска! – произнесла Стефания. – Дипфейки создают искины, используя фотографии живых людей. Что, если твой визави в Е-центре увидел именно такой дипфейк, смахивающий на какого-то его приятеля?
Мужчины переглянулись.
– Придётся проверить, – нахмурился Стеклов. – Не хватало, чтобы Баталер начал на вас новую охоту.
Стефания вдруг напряглась на мгновение, прижав руку к животу.
Иннокентий удивлённо посмотрел на неё.
– Что с тобой?
Она прикусила губу.
– Если тест прав…
– Что?!
Разведчица посмотрела на него затуманенными глазами.
Перехватило дыхание.
– Стеша?! Ты…
– Похоже, придётся решать.
– Что решать?!
– Не понимаешь?
Стеклов, следивший за ними запавшими глазами, деликатно отошёл.
– Ты… беременна?!
– Так не вовремя… – огорчилась женщина. – Вокруг бои…
– Не боись, сдюжим!
Глаза Стефании округлились.
– Ты… так думаешь?…
– На всех войнах женщины рожали, так чем ты хуже? Да, я хочу ребёнка, так что сегодня же уедешь в Луганск!
Стефания закрыла глаза, потянувшись к нему счастливым лицом.
Россия?23
24 октября
Отдыхать после передачи Мурадова в руки «подпольного правосудия», как выразился Штопор, не пришлось. Уже в тот же день после исчезновения генерала среди высокопоставленных службистов Главштаба началась потная паника, а контрразведке ФСБ пришлось начать расследование инцидента, затронувшего все структуры военспецов и их связей.
Допросили и Шелеста, заранее подготовившего алиби для себя и своих подчинённых. А поскольку директор ФСБ был в курсе событий, оставаясь членом братства офицеров России, расследование вскоре зашло в тупик. Мурадов просто исчез, и что произошло на самом деле, знали только заговорщики да непосредственные исполнители операции похищения.
Не подтвердилась и гипотеза об участии в операции украинской диверсионно-разведывательной группы. Да и в рядах Службы разведки Украины и Службы безопасности никто не вопил о «перемоге», то есть о захвате генерала. К утру двадцать четвёртого октября основной идеей исчезновения Мурадова было его бегство.
Впрочем, на деятельности самого Лобова и его команды это никак не отразилось. Ещё двадцать третьего октября Тарас обсудил с Утолиным и Чащиным нюансы создания нового «Бесогона», а двадцать четвёртого команда была сформирована и ждала первого задания на базе снабжения фронтовой разведки. В неё вошли трое «коренных» бесогоновцев – Штопор, Миша Ларин и Жора Солоухин, а также ещё двое разведчиков из личного резерва Шелеста. Одним из них был лейтенант Саша Петров, сопровождавший Снежану перед её гибелью от пули снайперши. Но парень в этом виноват не был, а его переживания после смерти жены Тараса (лейтенант выстрелил себе в висок) так подействовали на Лобова, что он не забыл о парне, когда хронопетля двадцать третьего реала уплыла в вечность, а последующий его вариант воскресил всех погибших.
После всех переговоров и персональных утрясок, связанных с формированием группы, Тарас ждал, что их отправят за новым вертолётом типа того электрического, какой они обслуживали недавно, но ошибся.
– Спецборта, такого как самоходка и вертушка, у вас не будет, – сообщил им Шелест на утреннем совещании отряда. – Транспорт будет подаваться разный в зависимости от ситуации на фронте и в тылу. В остальное время вы будете находиться на базе.
Совещание проходило в штабном блиндаже разведбатальона, поэтому все бесогоновцы, не считая Тараса, стояли. Шелест, Утолин и Лобов сидели: Олег за столом, Тарас и Утолин – на лавке. Стол принадлежал командиру батальона майору Трофимову, поэтому он был застлан картой, и на столешнице стоял монитор «Чемал». В данный момент майор был где-то на территории базы.
– Вы сказали – в тылу? – проговорил Шалва Топоридзе. – Неужели мы будем работать и там?
– Не меньше, чем на фронте, – мрачно покривил губы Утолин.
– Мигранты? – догадался Штопор.
– В том числе. Вы же сталкивались с ними в Жуковке, а их в России полтора миллиона, и из них триста тысяч как минимум – боевая масса. Назревает мощная провокация, и стоит зажечь спичку…
– Понятно, разгорится пламя российского майдана. То есть и нам придётся вскрывать нарывы.
– Хорошо, что ты так политически подкован, капитан, – невольно улыбнулся полковник.
– А не проще ли всех негодяев просто мочить в сортире, как предлагал президент? Они же в большинстве своём тянут на вышку.
– Убийц – да, можно мочить без суда и следствия, других надо показательно судить, для чего и стоит их похищать.
– С волками жить – по-волчьи выть. А что ещё вы предложите?
Утолин посмотрел на Шелеста.
