Он откинул голову на холодную стену, слушая, как где-то в глубине станции гудит воздух, и криво усмехнулся. Выходило, что всё, что у него есть для старта новой жизни в этом проклятом переплетении магии и технологий – это шкуры зверей, снятые собственными руками. И – эльфийка в ошейнике, которая скоро откроет глаза.
Он сжал пальцы на металлической дуге ошейника. Средства… Потенциальные враги и даже союзники… Знания… Выход… Всё ещё впереди. Но начинать придётся отсюда. С грязного коридора, с вялых огней ламп, с запаха ржавчины и собственной изобретательности…
……….
Сначала это был лишь дрожащий вдох. Грудь молодой эльфийки медленно вздрогнула, рёбра раздвинулись, и воздух станции – тяжёлый, ржавый, пахнущий озоном и пылью – впервые за долгое время прошёл в её лёгкие. Её веки дрогнули, словно у того, кто спит и никак не может проснуться из дурного сна. Потом раздался резкий выдох, полный боли и раздражения, словно организм сам осознал тот факт, что что-то пошло совсем не так, как планировалось.
Она очнулась как будто медленно выныривая из густого, тягучего тумана. Веки дрогнули, ресницы дрожащей тенью скользнули по коже щёк. Первое ощущение – холод жёсткого пола под спиной, и сырость воздуха, отдающая железом и чем-то гниловатым. Затем пришла вторая волна – боль. Она прошла по телу словно десятки игл, остаточное эхо парализующего заряда. Пальцы дернулись, мышцы послушно не откликались, но она знала – тело постепенно возвращает себе контроль.
И тут, почти одновременно с возвращением сознания, Сейрион почувствовала давление. Оно не было физическим – ни рук, ни оков. Но словно в глубине груди, в самом сердце её сущности, защёлкнулся тугой замок. Она резко вдохнула, глаза распахнулись, и взгляд – прозрачный, зелёный, как весенняя листва – упёрся в металлическое нутро коридора. В углу зрения блеснул тусклый серебристый ободок – и она всё поняла.
Всё ещё не веря в это, Сейрион слегка пошевелилась. Тело отзывалось медленно, с трудом, будто каждое сухожилие обмотали железной проволокой. Ноги не слушались, руки дрожали. Но всё же пальцы сумели согнуться, заскрести по грязному полу, нащупав лишь холодные пятна конденсата и обломки пластика. Она попыталась рывком подняться – и мир качнулся, ударился о неё лампами и звуками. И наконец-то её глаза раскрылись.
И первое, что она увидела, это мрак коридора. Мигающий свет… Ржавые трубы, стекающие чёрными полосами влаги… Второе – он. Кирилл. Сидящий чуть поодаль, в тени, с холодным прищуром и парализатором в руках. Он не скрывал себя. И её память, ещё не до конца собранная, мгновенно сложила всё в цельную картину. Его усмешка в ответ на её провал… Выстрел… Обжигающий свет… Пустота в теле… Он. Он был тем, кто свалил её в эту грязь.
Даже не пытаясь что-то осмыслить, возможно именно из-за вбитых в неё инстинктов, молодая женщина рванулась к нему. Сейрион, несмотря на остатки паралича, попыталась вскочить, броситься на него. Выбить оружие… Хотя бы ударить ногой в это ненавистное лицо… В её движениях всё ещё чувствовалась военная выправка, отточенные рефлексы офицера. Но в тот же миг что-то сжалось вокруг её шеи.
Ошейник. Холодный, тяжёлый, незнакомый металл внезапно обжёг её, будто только что раскалился. Не боль… Нет… Кое-что похуже… Это был внутренний удар. Из глубины. Словно кто-то резко потянул за невидимые нити её сознания. Мысли, ещё секунду назад острые и яркие, зазвенели пустотой, стали вязнуть, как ноги в болоте. Она почувствовала, как гнев в груди вспыхнул – и тут же захлебнулся, превратился в бессильное дрожание. Её тело всё ещё рвалось вперёд, но каждая мышца подчинялась чужому ритму, чужой воле, будто в её движениях теперь проложили новые, невидимые маршруты.
Она дернулась ещё раз, почти вскинула руку, но пальцы сжались в кулак – и… Расслабились. Пальцы разжались сами, предательски, вопреки охватившей её ярости. Колени подогнулись, и она осела на пол. Дыхание сбивалось. Горло перехватывало невидимое давление. Ошейник жил своей собственной жизнью. Он не просто сидел на шее – он словно впивался в её разум, в саму ткань сознания, отсекая гнев, перекраивая приказы тела.
Глаза её расширились. Ярко-зелёные, полные огня, они метнули в Кирилла взгляд, который должен был прожечь насквозь. Взгляд воина, офицера, того, кто привык повелевать, а не подчиняться. Но вместе с этим в глубине вспыхнула тень ужаса. Она почувствовала, что не может сопротивляться. Она могла хотеть, могла рваться, могла проклинать его в мыслях, но её тело уже принадлежало не ей.
Кирилл встретил этот взгляд спокойно. Не отвёл глаз. Не дрогнул. Его лицо было твёрдым, даже жестоким, и в уголке губ мелькнула едва заметная тень ухмылки – не радостной. Нет… Скорее… Холодной. Констатирующей факт случившегося:
“Теперь ты подо мной.”
И сейчас он пристально наблюдал за тем, как её дыхание становится чаще. Как грудь высоко поднимается. Как мышцы борются с невидимой волей ошейника. И он понимал – в этой борьбе она обречена. Ошейник не даст ей шанса.
– Пробуй. – Тихо сказал он, глядя прямо в её глаза, будто проверяя, сколько ещё сил в её сопротивлении. – Дёргайся… Кричи. Всё равно это не изменит сути. Ведь именно это ты хотела сделать со мной? Так что не удивляйся тому, что твои же желания повернулись против тебя. Я только воплотил их в жизнь. Чтобы ты сама прочувствовала это.
Его голос, спокойный и низкий, только усиливал давление. Словно он и сам был продолжением ошейника. Его волей. И Сейрион ощутила это. Её губы дрогнули – она хотела что-то выкрикнуть, оскорбить его, обещать месть. Но рот не открылся. Горло сдавило. Ошейник не позволил проявить то, что могло бы даже просто означать сопротивление.
Она вновь ударила его взглядом – и в этот раз в нём было больше ярости, чем страха. Но за этой яростью уже таилась тень беспомощности. Она знала, что проиграла.
А Кирилл… он сидел так же спокойно, и лишь глаза его чуть блестели – не от злорадства, а от понимания, что с этой минуты расклад изменился. Теперь не он зависел от её воли. Теперь она принадлежала ему.
Осознав это, она снова дёрнулась, резко – насколько позволяли окаменевшие мышцы. Руками потянулась к собственной шее, и кончики её ухоженных пальцев почти коснулись холодного металла. Паника мгновенно заполнила её грудь, дыхание стало резким, учащённым. Она и сама прекрасно понимала, что это за вещь, и понимала, ЧТО теперь значит каждый её вздох.
– Ты… – Голос сорвался, звучал хрипло, но в нём всё ещё чувствовалась ярость. Её взгляд снова резко метнулся на Кирилла. В её глазах сверкнула ненависть, ярость, гордость, уязвлённая до глубины души. Она резко попыталась подняться, шагнуть к нему, рвануться, вцепиться хоть в горло, хоть в руку с оружием. В ней снова взыграла агрессия офицера, бойца, того, кто привык действовать, а не быть жертвой.
Но в тот же миг ошейник также ожил. По её телу прокатилась волна, похожая на сжатый приказ, будто чужая воля скользнула по нервам, и каждая клетка её плоти дрогнула. Сталь чужой команды вошла в неё – подавляюще, хладнокровно. Она почувствовала, как ярость ломается, как гнев сминается в грудной клетке и вязнет, превращаясь в бессильное рычание. Колени подкосились, дыхание сбилось, глаза дрогнули – и в них впервые появилось то, чего у неё никогда не было в бою. Растерянность… И паника…
Она смотрела на него, прикусив губу до крови. Сердце стучало как сумасшедшее. Она хотела плюнуть ему в лицо, выругаться, хоть как-то показать, что не сломана. Но пальцы рук предательски расслабились, тело замерло, подчинившись этому невидимому давлению.
Кирилл же всё также сидел напротив, не отводя от неё своего пристального взгляда. В его глазах не было ни сожаления, ни смущения. Лишь холодное, тяжёлое спокойствие, чуть ироничное, будто он уже заранее предвидел её вспышку. Он наблюдал, как яростная офицер эльфийского флота, гордая, независимая и красивая, в одно мгновение лишается власти над собой. И в его взгляде сквозило то, что её бесило ещё больше: он был хозяином ситуации.
Мгновение тянулось, словно вечность. Её дыхание рвалось в коротких вздохах, глаза метались, и каждый раз, когда она пыталась вновь возмутиться, ошейник мягко, но жёстко вбивал в неё чужую волю. А Кирилл… лишь слегка склонил голову, встретил её взгляд – и ухмыльнулся. Он явно выждал, пока её очередная попытка вырваться окончательно захлебнётся в пустоте, оставленной ошейником. Он видел, как дрожат её губы, как зелёные глаза метают искры, но уже бессильно. Её гордая осанка, ещё секунду назад напоминавшая воина, теперь сломана этим куском металла на шее.
Потом он поднялся и сделал шаг ближе – медленно, нарочито спокойно, словно подчёркивая, что теперь он может позволить себе любую скорость, а она будет вынуждена ждать и терпеть. Поднял руку, но не для удара – просто позволил пальцам лениво скользнуть по ободку ошейника, будто проверяя его прочность.
– Ну вот и всё, красавица. – Сказал он негромко, но голос его прозвучал в гулком коридоре особенно ясно. – Ты хотела примерить это на меня? А в итоге сама стала… Вещью… Или, как там у вас, у эльфов, о подобных разумных говорят? Игрушка? Ну, как? Приятно ощущать себя вещью?
Он прищурился, наблюдая за тем, как она сжимает зубы, не в силах ответить. Её взгляд горел ненавистью, но подчинение всё равно прорывалось сквозь каждую попытку сопротивления.
– Знаешь, что самое забавное? – Продолжил размышлять Кирилл, слегка наклонившись чуть ближе, чтобы видеть каждую тень эмоций на её лице. – Ты ведь офицер Империи эльфов. Умная. Обученная. С кучей полезных знаний… А сейчас – моя собственная помощница. Хочешь ты того или нет.
При этих словах его ухмылка стала немного шире.
– Я могу продать тебя первому встречному торговцу… Могу заставить тебя служить мне… Могу даже использовать твои знания, чтобы управлять этими железными монстрами, что вы зовёте кораблями… И, самое приятное… Всё это будет твоими же руками.
Он чуть отклонился, выпрямляясь. В голосе его появилась ленивость, опасная и насмешливая.
– Так что подумай, Сейрион. Как следует подумай. Лучше тебе быть для меня полезной. Тогда ты проживёшь дольше. А если решишь ломаться… – Его взгляд опустился на ошейник и снова вернулся к её глазам, – …он быстро тебя переубедит.
Он сделал шаг назад, давая ей чуть воздуха, и спокойно добавил:
– Ну, а теперь… давай посмотрим, насколько ты умеешь слушаться приказов.
В её голове всё смешалось в один густой, подвижный ком – обрывки приказов, образы мостиков и приборных щитов, скользящие лица сослуживцев и холодный серпантин корпуса флагмана, где она стояла когда-то с гордо выпрямленной спиной. Сердце колотилось как молот, но удары его были притуплены – ошейник словно ставил каждую мысль на счётчик, взвешивал её и возвращал обратно уже изменённой.
Первые волны ощущений – унижение и шок – накрыли её одновременно. Унижение – потому что всё её тело, выученное командовать, оказалось беспомощным перед бездушной работой чужого, пусть даже магического устройства, которое ещё не так давно сама хотела использовать. Шок – потому что рука, дернувшая спуск, принадлежала не штурмовику без маски, а этому парню с неприметным лицом, чьё имя теперь вонзилось в её память с горечью предательства. Она видела, как он лениво проводит пальцем по ошейнику, слышала его слова – мягкие, но смертельно точные, как детали в сверкающем механизме – и в каждом их звуке чувствовала угрозу не только боли, но и будущего.
Мысль о продаже фактически проломила ей грудную клетку холодом. В глазах молодой эльфийки тут же всплыл нескрываемый ужас. Торговцы, чьи руки промазаны были не только металлом, но и смрадом дешёвой сделки… Места, где разумных швыряют на рынки, как мешки с зерном… Караваны, в которых рабы идут годами, которые отнимают имена, привычки, даже память о семье… Там – не просто потеря свободы. Там – изгнание из мира, где ты – офицер, где у тебя есть статус и честь. Там – превращение в бездушный и бессловесный товар. В инструмент для чужих желаний. И эта мысль в её душе звучала громче, чем вся боль от ошейника:
“Он может продать меня!”
Гнев поднялся мгновенно, вспышкой – яркий, горячий, рождённый не только обидой, но и оскорблённой гордостью. Она вспомнила лицо командующего, запах лакокрасочного отсека, слово “служба”… И желание ударить, выломать, растерзать – всё это вздымалось внутри, и требовало выхода. Она попыталась заговорить. Но слова застряли в горле, сдавленные тонким, но неумолимым давлением ошейника. Голос шёл, но выходил как хрип… Какие-то команды… Шепот проклятья… И всё только неясные фразы.
Попытки борьбы были – быстрые, рефлекторные. Руки рвали воздух, тело пыталось взбрыкнуть, ноги сжимались в жесте побега. Каждый рывок сопровождался фазой внутренней боли. Ошейник реагировал не мгновенно, не театрально – он работал иначе. Он не ломал тело, он перестраивал мысль. Сопротивление давало вспышку – неприятное, но не смертельное – и в ту же секунду какая-то часть её разума начинала тонуть в вязкой бесцветной массе подчинения.
И всё же в ней было не только ярость и страх, но и холодный расчёт офицера. Она знала цену своего знания. Коды, точки состыковки, имена офицеров, мелочи процедур. Она понимала, что если он продаст её – то кто-то всё равно заплатит. Но главный вопрос в том, заплатят ли те, кому она нужна, достаточно, чтобы она выжила – и не только выжила, а сохранила хоть каплю свободы. Продажа – это быстрый конец, быстрые тяжёлые цепи. Удержание – долгий, изнурительный путь, но с шансом вырваться, собрать информацию, организовать побег.
Мысли стали работать как нервы. И в них замелькали план за планом… Но ошейник срезал самые острые углы, как нож трёт наждачный камень. Она понимала, что внешне должна показать покорность – но внутри вправе хранить яд мысли. И она обратила внимание на детали. Прикосновение его руки к металлу… Выражение лица… Голос – есть ли в нём слабость, страх, какие слова он использует, когда говорит с угнетённой? Всё это – данные для будущей игры.
Внутренний голос, служебный и строгий, шептал:
“Не кричи слишком громко… Не дергайся без расчёта… Не позволяй показать, что тебе всё равно… Помни, кто наблюдает, кто платит, какие у тебя шансы…”
Он был хладен и беспощаден, как приказы перед вылетом. Она понимала, что сейчас она просто не может дать вырываться ярости наружу. Ведь это значит подарить ему карточку силы. Дать повод продать её. Показать ценный товар на торгах. А вот спокойная, холодная подлость – куда лучше. Особенно в её положении.
Но молодость, гордость и инстинкт – всё же доминировали в первый миг. Она позволила себе едва заметный взрыв эмоций. Глаза молодой эльфийки вспыхнули, губы шепнули клятву – не слышную Кириллу, но слышную ей самой:
“Я не буду товаром.”
И одновременно она сделала выбор – на виду уступить, в глубине готовить ловушку. Она мысленно сжала пальцы в кулак, но не стала драться. Вместо этого, вполголоса, сквозь зубы, едва различимо произнесла:
– Если ты думаешь, что купишь у меня все ответы дешево… То ты сильно ошибаешься.
Эти слова были не вызовом физическому давлению, а испытанием. Она подала в голос тон, в котором слышалось и обещание, и угроза. Это было поздравлением тому офицеру, кто верит в свою силу. Она пыталась заставить Кирилла переоценить цену – показать, что она не бесценный товар, но и не тот, кого можно сжечь за какие-нибудь медяки.
Кирилл точно видел её реакцию. В его глазах промелькнуло не столько удовлетворение, сколько интерес. Она сохранила разум, несмотря на ошейник. Она умеет играть. И она точно знает себе цену. Он уловил её обрывки мыслей, увидел тень планов, и в этом увидел шанс того, что может начаться большая игра. Его губы растянулись в узкой улыбке, более холодной, чем прежде.
– Правильно. – Сказал он, почти мягко. – Я и не думал покупать ответы дешево. Но и не собирался платить слишком много.
Он наклонился чуть ближе, почти шёпотом, так, чтобы звуки коридора не выдали их разговор. Его лицо было рядом, и он смотрел в её глаза, читая по ним и по цвету живота то, что она не произнесла вслух.
– Ты говоришь, что не будешь товаром? Пусть так и будет. Но сначала – докажи это. Ответь мне на вопрос. Ты знаешь, как открыть шлюз X-17?
Вопрос прозвучал спокойно, но в нём была вся суть сделки. Он не требовал признания, он предлагал шанс – шанс, который она могла принять или отвергнуть. Если она откажется, он отдаст её на откуп рынку. Если она согласится – у неё будет явный шанс выжить, но цена будет проста. Её послушание.
Сейрион почувствовала, как внутри неё разгорелся новый бой – не просто между яростью и подчинением, но между долгом перед Империей и желанием выжить, между честью и прагматизмом. Она поняла, что теперь любое её слово – товар. Любая попытка обмана – риск. Но в глубине, где закаляли офицеров, заговорила та самая тренированная хладнокровность. Выдавай ровно то, что выгодно. Укрывай остальное. Помни, кто-то всё равно может прийти за тобой, и тогда ты за всё с ним рассчитаешься.
Она прикусила губу, сосчитала в уме секунды, и, контролируя голос так, будто давила им на рычаг, ответила ровно, без истерики:
– Да. Знаю. Там есть стандартный механизм открытия. На случай отсутствия энергии.
Эти слова были как знак. Они означали согласие, но не полную капитуляцию. Они были началом игры, которую она теперь должна была вести не только как пленница, но как офицер, который знает, что иногда спасение – это искусство притворства.
Кирилл едва заметно кивнул. Его взгляд стал мягче, но в нём оставалась стальная твердь. Он услышал то, что хотел, и теперь мог планировать следующий ход. Воздух в коридоре перестал трепетать так напряжённо. На миг всё словно затаило дыхание – две воли, спутанные ошейником, вместе начали плести новую цепочку решений.
Рынок
Немного погодя Кирилл уже спокойно шагал по коридору, привычно впитывая в себя гул станции. Сейрион, поверженная и связанная ошейником, оставалась позади – и это давало ему странное чувство свободы, которое он не испытывал уже давно. Его мысли были сосредоточены на другом. На том, как выжить, и как в этом чёртовом месте извлечь из всего максимальную пользу.
Он вышел из мрачного прохода и оказался снова в зоне рынка – обширной кишащий самыми различными разумными улей, где гоблинские торговые ряды шли в три, а то и в четыре яруса, наваленные друг на друга, словно их строили не архитекторы, а дети, лепящие башню из мусора. Запахи здесь были такие густые и тяжёлые, что они вязли в лёгких. Горькая гарь перегоревшего топлива… Резкая пряность специй… Сладкая “тухлятина” гоблинской выпечки… И тяжёлый, почти плотный запах пота, металла и звериных шкур… Всё это перемешивалось в клубящийся туман, под которым мерцали тусклые фонари и гудели старые светильники.
Здесь кричали торговцы – каждый своим голосом. Кто-то визгливо, почти свистом… Кто-то хрипло, словно уговаривал не покупателей, а настоящих духов. Одни суетились с подносами странных деталей, похожих на обломки корабельных панелей, другие предлагали куски мяса, завернутые в промасленную бумагу, третьи демонстрировали цепи, кольца, амулеты, странные склянки с мутной жидкостью.
Кирилл чувствовал, что это место жило не законами Империи или Союза, а собственной логикой – логикой выгоды, выгрызенной у конкурентов зубами. Здесь уважали силу, но ценили редкость. И он понимал, что сейчас в руках у него есть вещь, которая может заинтересовать тех, кто ищет не просто товар, а нечто особенное.
Пройдя несколько шагов вперёд, он всё же остановился в стороне, у стены. Где шум был чуть тише. Потом осторожно проверил, что никто не смотрит на него слишком пристально, и только тогда раскрыл свой пространственный карман. Из того магического полумрака, где лежали его припасы, он извлёк аккуратно свёрнутый плащом кусок шкуры. Она была тяжёлая и плотная, и Кирилл знал, что если достанет сразу весь трофей, то вызовет слишком много ненужных вопросов. Поэтому сначала на оценку пойдёт только фрагмент. Так как сейчас ему нужно было прицениться и понять, стоит ли вообще заниматься чем-то подобным. Тем более, в этом месте.
Он развернул её так, чтобы ткань свисала вниз, обнажая мягкий блеск чешуи. Это была шкура огромной змеи – той самой, что когда-то с шипением обвилась вокруг ствола дерева на Дикой планете и пыталась раздавить его в своих кольцах мускулистого и гибкого тела. Даже мёртвая, шкура сохраняла живую красоту. Каждая чешуйка поблёскивала зелёным и медным отливом, словно в неё вплавили искры заката. А если приглядеться, то можно было заметить, как по всей её поверхности пробегали тонкие линии, как будто нарисованные серебром. Они образовывали странный узор, похожий на сеть рун или магический контур, и время от времени вспыхивали слабым светом, когда угол обзора менялся.
Запах от неё был густой, лесной, с примесью сырости и чего-то жгучего, как будто в самой коже остался яд. Кирилл едва заметно поморщился – шкура несла на себе следы дикой, необузданной силы. Но именно это и было её ценностью. Для кого-то она могла стать сырьём для артефакта или основой доспеха. Для кого-то – предметом коллекции… Для третьего – просто редкостью, которая поднимет его статус среди таких же торгашей и наёмников…
Быстро осмотревшись по сторонам, он быстро свернул кусок этой шкуры обратно, закинул его на руку, словно обычный товар, и пошёл вглубь рынка. Его глаза бегали по лицам. Где-то мелькали морды гоблинов с прищуренными глазами… Где-то – угрюмые полукровки с грязными руками… Где-то – серокожие, похожие на камень разумные, чьи взгляды были холоднее стали. Ему нужен был не первый попавшийся покупатель. Нет… Ему нужен был тот, кто сумеет оценить ценность магической шкуры, а значит, и заплатить за неё не жалкие медяки, а то, что действительно позволит ему закрепиться на станции.
Каждый его шаг сопровождался чувством осторожности. Он не держал шкуру слишком открыто, но и не прятал её излишне. Пусть только намёк на редкость попадёт в поле зрения того, кто понимает цену.
Кирилл шагал мимо лавок с оружием, где сияли кривые клинки с насечками рун, мимо прилавков с диковинными животными в клетках – мелкие существа шипели, визжали, или наоборот, смотрели глазами, в которых было слишком много разума. Он видел даже лавку, где продавали кости. Белые… Чернёные… Полупрозрачные… И каждая с подписью, будто это был каталог магической силы.
Он шёл всё дальше, прислушиваясь к крикам, но в то же время высматривал тех, кто не кричал. Торговцы, знающие настоящую цену вещам, обычно молчали – они ждали, пока редкость сама придёт к ним.
И где-то среди этого гула он заметил именно то, что искал. Небольшую лавку, где на стенах висели шкуры и куски панцирей, и всё это выглядело не как барахло, а как выставка. Хозяин был не гоблин, а высокий худой разумный с серой кожей, у которого взгляд был слишком холоден для простого торгаша. Он сидел, не выкрикивая цены, а просто наблюдал, как толпа течёт мимо. И Кирилл понял – это может быть тот, кто действительно оценит его трофей.
Всё также неторопливо, будто совершенно обыденным делом занятый, Кирилл свернул в сторону длинного ряда лавок, где торговали редкими материалами. Здесь пахло сушёными травами, смолой и пылью далёких дорог. Под навесами и тентами лежали связки целебных корней, аккуратно свёрнутые куски меха, шкуры степных ящеров, блестящие на солнце пластины панцирей. Торговцы сидели на циновках или низких скамьях, громко зазывая покупателей, перекрикивая друг друга, словно на городском базаре.
Кирилл прищурился, выбирая подходящую цель. Ему нужен был не просто лавочник, а тот, кто понимал ценность необычного товара и имел средства, чтобы позволить себе подобную покупку. Взгляд его остановился на мужчине средних лет с тяжёлым, но подвижным телом. Лицо обветренное, кожа на руках загрубела от частых поездок и работы с ножом. Перед ним на развале лежали шкуры. От простой лисы и барса до куда более экзотичных – полосатых змееподобных существ и даже фрагмент шкуры болотного крока. Но на всех можно было заметить следы промышленной обработки и заводскую маркировку. Не говоря уже о том, что часть такого товара была искусственного происхождения. Торговец не был простым лавочником. Было видно, что он разбирался в опасных тварях и вёл своё дело очень давно. И даже, вполне возможно, не одно поколение.
Кирилл подошёл к его прилавку вполне спокойно, без лишней торопливости, и, поздоровавшись, опустился на корточки у прилавка.
– Случайно, – произнёс он негромко, почти доверительным тоном, – у меня есть товар, который может тебя заинтересовать. Не слишком часто встречается, и уж точно не здесь, на рынке.
Торговец лениво вскинул бровь, скользнув взглядом по Кириллу. Привычка отсеивать мечтателей и пустословов читалась во всём его облике.
– Хм. Таких разговоров я слышу каждый день. Но раз ты подошёл ко мне, а не к соседу с подделками из окраин… Ладно… Покажи-ка мне, что ты там принёс…
В ответ парень медленно, чтобы не привлекать постороннего внимания, развернул перед ним грубую ткань, в которую был укутан свёрнутый кусок шкуры. Снял её с руки и, будто между делом, вытянул небольшой фрагмент наружу. Это был ровный пласт длиной всего в полметра, но его хватило, чтобы в воздухе будто дрогнуло свечение. По поверхности пробегали тончайшие линии, словно в самой коже змеи были впаяны серебристые жилки. Они то затухали, то вспыхивали при изменении угла падения света, образуя подобие рунной вязи.
Реакция торговца была мгновенной. Лицо его, ещё минуту назад безразличное, тут же изменилось. Глаза широко распахнулись, а губы дрогнули. Он невольно потянулся рукой к выложенному перед ним куску кожи, но тут же одёрнул её, понимая, что к таким вещам лучше не прикасаться без спроса.
– Ты… откуда это достал? – Его голос стал низким, и даже чуть хриплым. – Это же… Шкура магозмеи? Да ещё и с активными жилами! А это возможно только в том случае, если… Обработка была ручная!
Он привстал, будто боясь, что кто-то из соседей тоже увидит находку, и поспешно заслонил прилавок своим телом, тут же накрыв кожу на столе грубой тканью. Потом, уже почти шёпотом, проговорил:
– Парень, ты хоть понимаешь, что это за ценность? Из такой кожи можно выделывать доспехи, которые выдержат удар артефактным клинком и даже энергетическим оружием. А линии… Они ведь не потухли. Значит, шкура с живой магией. За неё мастера-ремесленники глотку перегрызут друг другу.
Он снова взглянул на Кирилла, но теперь взгляд был совсем другой. В нём чётко просматривалась смесь уважения, жадности и опаски. Этот торговец понимал, что перед ним стоит не бедняк с удачей на один день, а разумный, имеющий доступ к вещам, которых простые смертные никогда не видят.
– Слушай, – произнёс он уже мягче, почти угодливо, – давай отойдём, поговорим спокойно. Тут на людях такое не показывают. Если захочешь – я помогу найти покупателя. Или… сам выкуплю, если сойдёмся в цене.
Кирилл уловил в его словах дрожащую ноту желания. Ведь этот торговец теперь явно хотел урвать подобную находку для себя лично, но при этом понимал, что цена будет огромной, и любой неверный шаг банально отпугнёт клиента. Кирилл чуть заметно усмехнулся, когда торговец резко переменился в лице, и, словно на удавке, потянул его за рукав:
– Отойди, парень, тут такие вещи на прилавке не держат…
Они переместились чуть вглубь лавки – за полог, прикрывающий заднюю часть, где на низком столе лежали весы, коробки с клеймами, мешочки с порошками для выделки шкур. Воздух здесь был гуще, пах смолой и старой кожей. Торговец, заметно нервничая, наклонился к Кириллу, опираясь руками о столешницу.
– Ты понимаешь, что держишь? – Его голос почти сорвался на шёпот. – За такой кусок я могу выручить… Не одну сотню империалов. И это только за простой кусок. Тут речь идёт о десятках артефакторов, которые будут молиться, чтобы заполучить её.
Он немного судорожно сглотнул, облизывая пересохшие губы. Но вдруг его взгляд дрогнул и скользнул за плечо Кирилла. Торговец будто застыл. Глаза его расширились не меньше, чем тогда, когда он увидел шкуру. И Кирилл сразу понял причину такой реакции. За его спиной стояла девушка – тонкая, гибкая, с кожей белее утреннего молока и тёмными волосами, собранными в грубый узел. На шее у неё поблёскивал тяжёлый металлический обруч с врезанными в него печатями – рабский ошейник. Но это была эльфийка.
На рынке встречались всякие существа. Зверолюды… Полукровки… И даже редкие драконорожденные… Но эльфов среди рабов почти не бывало. Их роды ревниво хранили кровь, их магия крови и памяти не позволяла им так легко попасть в рабство. Даже разбойники предпочитали держаться подальше. Слишком много было проклятий и преследований. А тут – живая, настоящая, и с ошейником под воротом форменного комбинезона.
Видимо осознав этот факт, торговец невольно отстранился, хрипло втянул воздух сквозь зубы. Его взгляд метнулся от ошейника к Кириллу – и теперь в нём был не просто интерес и жадность, а неподдельное изумление, граничащее с осторожным страхом.
– Ты… – голос его предательски дрогнул, и он поспешно понизил тон, почти шепча. – Парень… нет… господин… Демоны! Да я даже не знаю, как к вам… К тебе обращаться! Ты откуда берёшь такие вещи? Шкура магозмеи – ладно… Может ты охотник, что очень любит риск. Но эльфийка в ошейнике? Да тебя же сам Совет Работорговцев под стражу бы взял, если б подумал, что ты подобный “товар” притащил.
Он снова сглотнул, и теперь глаза его метались, как у зверя, поймавшего запах хищника. В глубине души он понял: перед ним не просто удачливый охотник, а кто-то, кто либо имеет выход к источникам редчайших товаров, либо сам по себе опасен.
– Слушай… – голос его стал мягким, почти заискивающим. – Я вижу, ты не из простых. Такого товара в нашем ряду не найти. Давай так… Я могу выкупить шкуру прямо сейчас. Заплачу щедро – империалами и редкими реагентами. Если хочешь – добавлю связи. У меня есть знакомые в мастерских, куда простого смертного не подпускают.
Он сжал пальцы, будто боясь, что Кирилл отвернётся.
