Борис Конофальский "Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово"

Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово
Борис Конофальский

Теперь барону надобно закончить замок, заодно защитить близких.

В общем дел у него много.

Борис Конофальский

Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово

ИНКВИЗИТОР книга 16

СЕРЕБРО И ОЛОВО

Глава 1

– И что же мне надеть сегодня? – вопрошала баронесса, сидя перед зеркалом в одной лёгкой и тонкой, полупрозрачной рубахе. Она собрала волосы в пучок на голове и смотрит на своего мужа через отражение. Свободная рубаха сползла с одного плеча. В принципе, его жена ещё не стара. Шея, волосы, собранные на голове, обнажённое плечо – Элеонора Августа ещё бывает привлекательна. Её наряд, в котором она была на ужине у герцогини и который выбрал ей муж, баронессе теперь очень нравился, и она собиралась блистать в этом платье в Малене, но в нём её уже видела и сама герцогиня и вся её свита. Рядом с баронессой на стуле аккуратно лежало её новое, прекрасное, синее платье. Женщина проводит рукой по мягкой на ощупь ткани, потом расправляет кружева на манжетах. То, что платье не из шёлка или бархата, вовсе не упрощало одеяние, сукно из нижних земель было превосходным, а синий цвет необыкновенно насыщенным. Но приходить во дворец два дня подряд в одном и том же…! Женщина смотрит на мужа.– Как же я пойду сегодня на ужин к герцогу. В чём?

– И вправду, – саркастично соглашается Волков.

– Вы мне вчера, между прочим, обещали второе платье! – напоминает барону жена. – И что же?

– Вчера, между прочим, на улице Напёрстков мы потратили на туалеты ваши почти сто пятьдесят талеров, – напоминает ей супруг в ответ.

Теперь глядеть на муже через зеркало ей мало, Элеонора Августа поворачивается к нему, её лицо кисло, в нём отчётливо проступает презрение… То ли к названой сумме, то ли самому супругу:

– Сто пятьдесят талеров? Это с вашими тысячами? Что за вздор? Слушать сие глупо.

Волков откладывает письмо от герцога которой перечитывал, уж, наверное, пятый раз, и смотрит на свою жену. А та продолжает всё с той же обиженной и кислой миной:

– Господь дарит вам серебро сундуками, а вы всё считаетесь словно меняла на рынке.

«Дарит! Дура!»

Что-то объяснять ей, после ста предыдущих и безуспешных попыток, было бессмысленно. И теперь его лишь, немного, раздражает это выражение лица супруги. И только-то. Лучше бы она сидела к нему спиной, так со спины её ещё как-то можно вожделеть. Да… Если бы она просто сидела к нему спиной и молчал… Волков ничего ей не отвечает и снова поднимает письмо к глазам.

Герцег просил его быть у него к завтраку и на совете, который будет сразу после того. Но письмо ему принесли четверть часа назад. А

Его Высочество завтракал рано.

«Видно уже не поспею я к нему».

А супруга ещё не сдалась, и встав от зеркала подбирает подол и лезет к нему на перины, видно собралась своими чарами женским убедить мужа раскошелиться:

«Если дать ей денег, она непременно купит то пошлое розовое платье в лентах. Дорогое и отвратительное».

То платье, по его мнению, было воплощением дурного вкуса. Мало того, у него ещё и не было лишних денег.

А жена уже лезла к нему, собиралась обнять, лицо у баронессы не кислое, а хитрое, от неё хорошо пахнет, как пахнет от молодых женщин по утрам. Жена ещё пытается рукой залезть к нему под простыни, но барон отводит её руку, а её саму, как бы мельком, походя просто целует в щёку. И хватит с вас этого.

– Чего это вы? – удивляется женщина.

– Не досуг, – Волков суёт ей письмо от герцога: читайте. А сам начинает выбираться из кровати.

Конечно же Элеонора Августа хватает бумагу. Понятное дело, такого случая она упустить не может, когда ещё супруг сам даст ей почитать письма, адресованные ему самому?

– Гюнтер! – Подходя к двери зовёт генерал своего лакея.

– Да, господин, – отзывается тот из-за двери.

– Мыться и одежду, – распоряжается барон. – Уже готово, господин.

– Слуга вносит таз, большой кувшин, а потом помогает Волкову мыться и уже подавая ему полотенце, спрашивает:

– Завтрак уже готов, прикажете подавать?

– Нет, завтракать не буду. Скажи фон Готту, что он едет со мной, ещё распорядись, чтобы запрягали карету. Скажи, что я тороплюсь.

– Лекарства, господин! – Напоминает слуга. – Они уже готовы, ждать не придётся.

– Лекарства давай, – соглашается Волков.

Слуга кланяется, приносит одежду, поднос с несколькими чашками, в которых темнеют снадобья, и большим стаканом воды и уходит. А генерал, сначала выпивает лекарства, одно за другим, потом сам начинает одеваться. А тут и жена вдруг вскакивает с кровати, и оставив письмо от герцога на перинах, подбегает к двери и кричит:

– Мария! Ингрид! Одежду мне. – А потом интересуется у мужа. – Так я на завтрак с вами поеду?

– Ну, да, – отвечает ей супруг, застёгивая пуговицы на колете. – Вы будете очень нужны Его Высочеству на деловом-то завтраке среди маршалов и министров. Может что и присоветуете ему по-родственному, придумаете что-нибудь насчёт каких-то политических вопросов или, например, финансов, у вас же есть очень здравые рассуждения по поводу Господа и сундуков с серебром. Как раз Его Высочеству их и выскажете. Уверен, он восхитится вашими мыслями и будет приглашать вас на завтраки ежедневно.

Жена стоит рядом с мужем и смотрит на него неодобрительно, она прекрасно улавливает его иронию, тем не менее замечает:

– Но герцог нас приглашает и на ужин.

– На ужин, госпожа моего сердца, – Волков встаёт пред зеркалом и причёсывается, – именно на ужин.

– И что мне делать весь день до ужина? – чуть вздорно интересуется женщина.

– Ну, например… – Он замолкает, демонстрируя задумчивость, – ну, например, попробуйте хоть раз изобразить из себя почтенную мать семейства, возьмите сыновей и сходите на утреннее служение. Колокола к утрене ещё не звонили, вы как раз успеете. Храм тут недалеко, пешком дойдёте, заодно и покажетесь местным…

Сначала жена смотрит на него с нескрываемым раздражением, а потом вдруг её настроение меняется, и она подбегает к двери:

– Мария! Ингрид! – Кричит она, скидывая с себя несвежую рубаху. – Нижнее мне, скорее, – а потом добавляет, – скажите матушке и кормилице, чтобы сыновей собирали. И сами собирайтесь, новое надевайте, мы все в церковь идём!

Конечно же Элеонора Августа собиралась надеть в церковь своё роскошное платье. С белоснежным чепцом и кружевами оно смотрелось бесподобно. И в храме было бы очень уместно. Волков сразу понял, что в доме сейчас поднимется большая суета, гомон сборов и недовольные крики сыновей, которые, как и положено всем детям, не очень-то жалуют долгие церковные службы. И не дожидаясь всего этого, генерал надевает жалованную ему маркграфиней золотую цепь и спускается во двор. Там он застаёт фон Готта, который седлает своего коня, тут же, и конюхи впрягают лошадей в карету:

– Друг мой, – говорит оруженосцу генерал. – Я пойду по улице, как карета будет готова – догоняйте.

– Не разболелась бы ваша нога, от таких прогулок, – предостерегает его оруженосец.

– Так вот и поторопитесь, чтобы она не разболелась, – отвечает Волков и выходит со двора.

***

Барон думал пройти по улице Кружевниц, на которой теперь жил. Много раз он видел эту улицу, но всё из окна кареты. Вот только не очень удачно господин генерал выбрал время. Утро: на улице сутолока. Молочники, бакалейщики, булочники, ещё чёрт знает кто толкали по улице свои тележки. Подводы старьёвщиков и золотарей были тут же, а мастера тех дел забирали у жителей мусор и прочее всякое. И жители платили за тот сбор. А что поделаешь? Бросать мусор или лить нечистоты на мостовую в столице было запрещено категорически. За тем следили старосты улиц, а нарушитель получал немалый штраф, а то и плети. Всё потому, что Его Высочество, очень не любил грязи и вони. А значит грязь не любили и все жители Вильбурга. Может поэтому Волкову

тут нравится:

«Одно слово: столица герба Ребенрее, здесь есть хозяин, это тебе не вольные города, где заправляют разжиревшие на торговле горожане, менялы и рантье, готовые жить в грязи, лишь бы не потратить лишнюю монету».

Старики и богобоязненные матери с детьми спешат в храмы, на утреннюю службу, а их тут два. Один направо от дома генерала, собор святого великомученика Андриана. А второй налево, небольшая и красивенькая церковь Искупления Господня, что была при монастыре кармелиток. А дома на улице были чистые, нищих фахверков здесь не строили, жилища всё каменные, многие со дворами, конюшнями и высокими заборами. Но встречались тут и лавки. Лавки, признаться, недешёвые. Но все со снедью свежайшей и с товарами хорошими. Впрочем, как следует он ничего в тех лавках рассмотреть не успел, так как появился фон Готт и его пешее путешествие закончилось, и дальше генерал поехал в своей карете.

***

– Завтрак уже начался? – Спросил он у юного секретаря курфюрста, когда появился перед столовой.

– Да, господин генерал, – юноша тут же вскочил и собрался бежать к двери, – я сейчас сообщу Его Высочеству, что вы прибыли.

– Нет, – Волков останавливает его движением руки, – не нужно беспокоить герцога, пусть завтракает. Я подожду.

Вообще-то он и сам был голоден, вот только на подобных деловых завтраках, что иной раз устраивал курфюрст из-за нехватки времени, обычно присутствовал и обер-прокурор, и маршал цу Коппенхаузен, а мог случиться и тошнотворный и злобный Густав Адольф фон Филленбург епископ Вильбурга. И ещё несколько неприятных людей, общение с которыми он желал бы свести к минимуму.

А тут среди лакеев с подносами, столиков с посудой и едой, появился распорядитель двора Кюн и с ним был господин Багель секретарь городского магистрата. Оба этих господина не были большими друзьями барона, но сейчас и Волков и господа, были друг с другом ласковы. Они раскланялись.

– Вы тоже опоздали на завтрак, господа? – поинтересовался генерал.

Те переглянулись, а потом Кюн и отвечает:

– К сожалению, не имели чести быть приглашёнными.

– М-м… – Понимает генерал.

– Мы приглашены лишь на совет. – Добавляет Багель.

– Как и я, – говорит генерал. – А какие вопросы будут обсуждаться?

– Новый канцлер, – сообщает ему Багель. – Назначение. Это то, что мне сообщили. А дальше пойдут… – Тут он делает многозначительную паузу, – возможно политические дела, – это был явный намёк на недавние свершения в Швацце, к которым барон был причастен непосредственно.

– Новый канцлер? – удивляется генерал. – Как же? Вот только что,

после Фезенклевера был назначен… – Он не договаривает, замолкает.

Господа снова переглядываются и Кюн сообщает ему, чуть понизив голос, как будто раскрывает тайну:

– Не пришёлся. – А сам смотрит на золотую цепь, дарованную принцессой Винцлау. Рассматривает её с интересом.

«Слухи, дворцовые слухи, зачастую являются правдой, пренебрегать ими глупо». – Теперь генерал хочет знать, что произошло и он переспрашивает:

– Не пришёлся?

– Оказался излишне рьян. – Поясняет секретарь магистрата, демонстрируя свою осведомлённость. Чтобы господину генералу было ясно, что он вовсе не последний человек в Вильбурге.

Вот только Волкову всё равно ничего не ясно, он просит разъяснений.

– Господа, так что же случилось? Он, кажется, не пробыл на должности и двух месяцев. Или трёх.

И тогда Кюн сообщает ему полушёпотом всё в той же тайной

манере:

– У предыдущего канцлера был большой размах. Слишком большой для казны Его Высочества.

– Он сразу затеял ремонт апартаментов канцелярии, – добавил Багель.

А, вот теперь дело прояснялось. Видимо канцлер, пришедший на смену Фезенклеверу, стал без стеснения запускать руку в казну. Видно, очень быстро освоился.

– А ещё у него оказалось слишком много очень полезных для канцелярии родственников, – снова добавляет Багель.

И тут генерал вспомнил письмо очаровательной мастерицы постельных дел Амалии Цельвиг, в котором она писала ему, что новый канцлер, теперь уже, как оказалось, бывший, едва сел в кресло, стал менять в залах обивки и паркеты, а заодно и лакеев.

«Понятно, очень быстро освоился: стал много брать и потащил в канцелярию и замок родню, без всякой скромности. А скромность, как известно, великая благость. И теперь этот широкий человек расстаётся с заветным креслом. И это… Большой удар по родственникам очаровательной фаворитки курфюрста».