Борис Конофальский "Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово"

– И кого же прочат в новые канцлеры? – Интересуется барон.

– Поговаривают, что пост займёт один очень способный человек, его зовут Шеленброк. Вы же слышали это имя, генерал? – спрашивает у него камергер Кюн.

– Да-да, – соглашается Волков.

Он, конечно, слышал это имя, правда вот так вот стразу не смог вспомнить при каких обстоятельствах. И теперь он вспоминал к какому большому семейству, к какому гербу оно принадлежит.

– Он сам работал при Фезенклевере в канцелярии. Был его правой рукой, но при новом канцлере, несмотря на заслуги и большой опыт, он был незаслуженно отставлен. – Продолжает Кюн.

– Абсолютно незаслуженно, – соглашался с ним Багель. – Я лично знаю этого человека ни один год. Он большой знаток управления владениями Его Высочества. Налоги, пошлины, сборы – это его конёк. Он в тарифах и пошлинах как рыба в воде.

– Что ж такого специалиста земле и не хватает, как мне кажется. И что же решение уже принято? – почему-то генерала немного расстроила эта новость. Возможно потому, что герцог не позвал на должность обратно его хорошего знакомца Фезенклевера. Толкового и умного человека.

– Ну, конечного же нет, это всё слухи. Только слухи. Решение принц должен принять на совете. Сегодня.– Качает головой Кюн. Но в его тоне и взгляде явно проступает осведомлённость, если не уверенность: Всё уже предопределено.

И в это время большая дверь, ведущая в столовую, распахивается с шумом, едва не выбивая у лакеев подносы из рук, беседовавшие господа оборачиваются к ней, пологая, что завтрак окончен, и сейчас тут появится принц и его ближайшие сановники… И принц появляется, но это юный принц, Георг Альберт Мален, наследный принц Ребенрее. Он был с каким-то товарищем, и оба молодых человека прошли бы мимо беседующих у окна трёх сановных господ, не брось принц в их сторону взгляда. Георг Альберт как увидел Волкова, так засиял и сразу пошёл к нему, высокий, длинноногий, по-юношески чуть нескладный, ещё издали протягивая руку, и улыбаясь как дитя и радуясь встрече:

– Барон!

Кюн самый проворный из всех, успел согнуться в поклоне первый, и поклон его был самым низким, за ним склонился и секретарь магистрата Багель, а сам генерал, кланялся не так низко, авось не придворный хитрец, но зато уже протягивал принцу руку:

– Ваше Высочество!

– О, барон! Маркграфиня Винцлау оценила ваш подвиг! – Сразу замечает цепь молодой и богато одетый человек, что был с герцогом. – Об этом все говорят.

А генерал улыбается юноше и кланяется незнакомцу:

– Да, Её Высочество сочли меня достойным этой награды.

Но сам, честно говоря, не очень-то рад этой встрече, он почему-то

сразу подумал: «Мальчишка опять начнёт выспрашивать про Брунхильду, просить её адрес».

А генерал вовсе не хочет помогать ему. Он знает, что герцогиня явно не обрадуется, если Волков будет содействовать связи принца и графини фон Мален, будь та связь даже эпистолярной. А может и сам герцог тем не будет доволен. Вот и думай, как тут быть. Кому угождать: молодому принцу, или его родителям?

Глава 2

А Георг Альберт фон Мален, крепко жмёт руку генералу и едва удостаивает кивка двух других придворных: да, да, вам тоже привет, господа, и вспоминает:

– Барон, позвольте вам представить моего кузена графа де Вилькора, он из фамилии де Фрионов. Моя любимая тётушка при рождении, видно в насмешку, прозвала его Годфруа… Годфруа Эрнст Алоиз, – тут принц смеётся и панибратски кладёт кузену руку на плечо, – но он у нас простой и вовсе не спесивый человек и запросто откликается на имя Готфрид.

Граф Готфрид чуть ниже ростом чем Георг Альберт и, кажется, немного моложе. На год или что-то около того. Но по одежде и по его перстням, видно, что и принц, и граф люди одного круга. И раз они кузены – одной семьи. А ещё у них одинаковые причёски. Волков кланяется молодому графу и представляется:

– Барон фон Рабенбург. – Он хочет сказать, что он генерал и всё прочее, но не успевает.

– Это лишнее… Я знаю кто вы, – сразу отзывается Готфрид де

Вилькор. – В дворце все знают кто вы, все о вас лишь и говорят.

– Обо мне? – Удивляется барон.

– Да, о вас, – уверяет его принц. – Я только что на завтраке рассказал Готфриду и батюшке, и другим господам, об ужине, на которым вы нам поведали о страшном, горном замке кровавого графа Тельвиса, где-то там, на юге… И о тех кровавых злодеяниях, что там творились.

– Ах, как я сожалею, барон, что не слышал вашего рассказа, я приехал вечером и не был приглашён к герцогине, – заявил Волкову молодой граф. – Может быть так сложится, что вы ещё раз расскажите о том, как вы в одиночку взяли замок кровопийц.

– В одиночку? – Снова удивляется генерал и после смеётся. – Нет-нет, господа, нет! Я был не один, со мною в замке были мои оруженосцы и несколько моих солдат. Да и на подходе к замку уже были мои люди с моими офицерами.

– Но ведь, кажется, вы были там, в замке, единственным рыцарем, – уточняет граф Готфрид де Вилькор, перед этим посмотрев на принца: я ничего не путаю?

– Оруженосцы не в счёт, да и солдаты тоже! – Добавляет Георг Альберт.

– Ах, вы про это? – Тут уже Волков соглашается. – Да, я был единственным рыцарем в своём отряде. Но мои оруженосцы это дети благородных семейств и уже закалённые бойцы, хотя среди них были и совсем молодые люди.

– Ну, вот! – Восклицает молодой принц облегчённо, когда всё прояснилось. – Мы же про то и говорим, что вы были там единственным рыцарем.

И генерал ещё раз подтверждает это кивком головы: да, господа, из всех, кто был в замке, я один был обличен рыцарским достоинством.

– Господин барон, – продолжал молодой граф, – я недавно имел честь пройти акколаду и получить шпоры, – было видно, что юноша немного волнуется, – но я по своему возрасту не мог получить их по заслугам своим, а получил их скорее авансом, насколько я знаю, вы получили свои шпоры за огромные заслуги, как и землю, как и титул барона.

– Да, так и было. Признаюсь, вам, господа, мне ничего легко не давалось, – снова соглашается барон.

– Да-да, вы же дрались с горцами из-за реки, а они упорные воины, не знающие ни устали, ни пощады, вы даже ходили с успехом на их землю и разоряли её, – подхватил принц, – и они, потом, в итоге, склонили пред вам колени.

И тут Волков говорит им улыбаясь:

– Господа, вам, будущим правителям, надобно запомнить, что вслух о чьих-то «склонённых коленях» лучше не упоминать, это озлобляет тех, кого вы победили, разжигает ярость в их молодёжи, которая, пока не повзрослеет, будет требовать сатисфакции. В горах, за рекой, после моих походов, до сих пор многие меня ненавидят. И в случае подобному этому, я обычно употребляю другие слова, я говорю, например… Ну, что мне удалось склонить горцев к миру на приемлемых для меня условиях.

– Блестяще сказано! – Заметил распорядитель двора Кюн, который стоял рядом и слушал их разговор.

– Вот это и называется политика! – Похвалил генерала секретарь магистрата. И напомнил молодым господам. – А ещё барон, совсем недавно угомонил еретиков Фёренбурга и побил на реке знаменитого маршала безбожников ван дер Пильса. Но главная сила барона в умении уговаривать людей, это всем во дворце известно. Он очень тонкий политик.

Волков им обоим кивал в знак признательности: благодарю вас, господа, благодарю вас. Ах, какие же молодцы эти Кюн и Багель. Эти опытные царедворцы были очень вежливы, и учтивы… Если не сказать льстивы… И чем больше семья курфюрста уделяла внимания генералу, тем больше они готовы были восхищаться его подвигами, его храбростью, его умом и политическими навыками. Но при том при всём, генерал прекрасно помнил, как ещё недавно, тот же самый Кюн вставлял ему в колёса палки, по заказу обер-прокурора. Так что восхищение этих господ, ровным счётом ничего для него не значило. Дворцовые флюгеры, и не более того. А может быть и вовсе злокозненные лицемеры.

А оба молодых человека, послушав вельмож, понимающе кивали: да-да, политика, политика. Мы всё понимаем. Хотя барон видел, что они и не задумывались над предметом, с которым так быстро соглашались. Юнцы. Что с них взять?

А потом юный герцог и продолжает:

– Господин барон, а можно ли пригласить вас сегодня на ужин, многие наши друзья, тоже хотели бы вас послушать?

– Мне жаль, господа, но сегодня я уже приглашён на ужин, – отвечает генерал, вежливо кланяясь в ответ на приглашение.

– Приглашены? – Удивляется Георг Альберт. Кажется ему пришлась не по нраву мысль, что кто-то посмел перехватить такого желанного и интересного, для молодых людей, человека. И тогда он интересуется.– Может это женщина?

– Нет, господа, – тут Волков смеётся над мальчишками. – Не женщина, конечно, но… Тем не менее, от этого приглашения отказаться я не в силах.

– И кто же это? – Удивляется принц. И удивление его не очень приятное. А может он сам желает напроситься на тот ужин?

А вот господа царедворцы всё понимают сразу, на понимание ситуаций во дворце, на осязание тончайших дуновений воздуха в придворных политиках, у них давно выработалось чутьё.

– Барон, видимо, получил приглашения от Его Высочества. –

Догадывается умный Кюн.

И Волков подтверждает его мысль своим беззлобным смехом: да, мои юные господа, сегодня я ужинаю у герцога. И он добавляет:

– Принц, граф, но ведь вы сможете быть на том обеде.

– Но вас посадят рядом с отцом, и мы с вами совсем не сможем поговорить. – Сокрушается молодой принц. – Да и другие наши друзья, что желают вас послушать, не смогут быть на том обеде.

– Может мы сможем пригласить вас на ужин завтра? – Предлагает Готфрид де Вилькор.

Честно говоря, вся эта высокородная, избалованная молодёжь… Нет. Не очень-то нравится генералу, вся их эта юношеская страсть, весь интерес к нему и его свершениям кажутся Волкову пустыми. Всего лишь способом развлечься, избавиться от извечной дворцовой скуки. А ему просто лень их развлекать. В ближайшие часы, ему предстоят серьёзные разговоры, после которых совет будет принимать важные решения… А тут эти юнцы, со своими затеями. Ему не хочется тратить на них время. Хотя… Хотя Волков прекрасно, прекрасно понимает, что такие встречи переродятся со временем в очень нужные знакомства. В то, что все люди при любых дворцах называют «связями». Также Барон понимает, что яркие юношеские впечатления запоминаются на всю жизнь. А ведь курфюрст не вечен. Когда-то его место займёт этот восхищённый юноша, что стоит сейчас пред ним и приглашает его на ужин. Выросшие во дворцах молодцы, конечно, не чета его парням, его оруженосцам. Эти двое у каждого из которых имеется по перстню, стоимостью в две тысячи талеров, они и рядом не встанут ни с фон Готтом, ни с Хенриком. Даже совсем юный, почивший уже фон Флюген для любого из этих дворцовых рыцарей недосягаемый пример героизма. Они ему почти неинтересны, но Волков не может им отказать и говорит:

– Господа, давайте уговоримся так, я с радостью приму ваше предложение, если не буду в тот час надобен Его Высочеству. Надеюсь, господа, вы понимаете, что долг вассала, как и обязанности сеньора, выше всяких праздных удовольствий.

– Да, конечно, конечно, барон, мы всё понимаем, – соглашаются молодые люди. И принц продолжает. – Но ужин готовить будем.

– А где будем ужинать? – Спрашивает у него граф. – Здесь или поедем в город?

– В город! – Восклицает принц, – конечно в город. Дворец уже надоел. Поужинаем в «Жирном фазане».

– Там мало музыкантов, нет места для танцев, – напоминает ему граф Готфрид.

«Дьявол, они там ещё и танцевать собрались! – Желание ужинать с этими юнцами у него ещё больше уменьшается. – Значит ещё будут девицы. Хорошо, если то будут всякие девки трактирные. С ними всё просто. А ведь могут притащить и знатных девиц из дворца. Те тоже любят ужины с болтовнёй, хотя приличные девы в трактир всяко не пойдут».

Он улыбается молодым людям, хотя ему хочется послать их к чёрту с их затеями. А принц тем временем интересуется:

– Барон, а что за блюда вы предпочитаете? Любите ли белую рыбу? А вина какие? Бордо, наверное. Или медоки. Или, может быть, говяжьи вырезки?

– Все любят вырезки, – замечает граф де Вилькор. – Особенно с трюфельными маслами или острыми соусами. И к трюфельным подливам хороши вовсе не медоки, а как раз трёхлетнее бароло, а здесь его нам просто не отыскать. А к медокам и чёрные соусы подойдут.

– Послушайте его, барон, – похвалил кузена принц, – он во всём этом разбирается лучше нас всех.

И Волков кивает, да-да, а сам думает, что ужин, собираемый в его честь, будет непростым, а роскошным.

Но генерал не успевает ответить, дверь в столовую распахивается и из столовой сначала выскакивают лакеи, а за ними появляется обер-прокурор, он идёт чуть боком и что-то говорит, и конечно же его речь предназначается владетелю земли Ребенрее. На шаг за ним, высокий, с голенастыми, сухими ногами вышагивает сам курфюрст, он внимательно слушает своего родственника. Кивает ему соглашаясь.

А уже за ними чередой выходят и другие важные лица. Тут и тайный советник курфюрста, министр земли фон Виттернауф и беседующий с ним казначей Нагель, и несущий за ними целую кипу бумаг первый писарь казначейства Пурлинг, ещё пара каких-то чиновников, а ещё какой-то поп, видно, пришедший заместить вильбургского епископа, который поленился сам идти к завтраку во дворец, а такую-то рань. В общем два десятка разных господ, что обеспечивали работу дворца, города, государства и жизнь герба Ребенрее.

Кюн, Волков, Багель, граф де Годфруа де Вилькор и сын герцога, все кланяются при появлении курфюрста. А тот самый юный секретарь, что предлагал генералу присоединиться к завтраку, подбегает к Его Высочеству и что-то сообщает ему. И тот тут же начинает оглядываться и находит глазами Волкова. Он уже перестал слушать обер-прокурора и улыбаясь идёт к нему.

– Что же вы не присоединились к нам, дорогой барон?

– Я поздно получил приглашение, Ваше Высочество, а когда пришёл, завтрак уже начался. Я не хотел мешать.

– Ах, какая глупая скромность, мы же все вас ждали, генерал! – Воскликнул фон Виттернауф.

А герцог продолжает, подходя к барону разводит руки для объятий. Да, да… На глазах у первых чиновников и вельмож земли герцог обнимает генерала:

– Рад, вас видеть, дорогой мой. Надеюсь, на этот раз вы вернулись без ран.

– На этот раз Бог миловал, – отвечает Волков. Хотя укол под кирасу, что он получил в замке, ещё ему напоминал о себе при резких движениях.

– Мы молились за вас Господу, брат мой, и я, и герцогиня, – продолжает курфюрст. – Бог услыхал наши молитвы. – Он чуть отстраняется и тоже сморит на его золотую цепь:– Вас, барон, принцесса уже наградила! Я рад за вас.

Его Высочество говорит это искренне, во всяком случае всем окружающим именно так и кажется.

«Наградила, но неплохо было бы получать награду и от принца». Но пока в награду от сеньора он получает лишь публичные объятия и добрые слова. Это настоящие объятия и разговор сеньора (отца или старшего брата) с вассалом (сыном или братом младшим). Затем он обращается к сыну и своему племяннику, чуть освободив объятия, но не выпуская Волкова до конца:

– Вот, господа, перед вами живой, воплощённый пример настоящего рыцарства! Вам есть у кого учиться храбрости.

– Истинно так, истинно так, господа! – Подхватывает за курфюрстом барон фон Виттернауф.

И все другие чиновники, нестройным хором поддерживают герцога и его министра. И даже обер-прокурор граф Вильбург, может и не с большой охотой, но кивает со всеми согласно: да, пред нами, несомненно, истинный рыцарь.

Глава 3

– Что ж, – герцог продолжает, – пойдёмте, барон, нам всем не терпится узнать уже не из писем, а от вас лично, как у вас всё складывалось в Винцлау. – Он тут подзывает к себе секретаря. – Разыщите графа Нахтенбеля пусть присоединится к нам в большом рабочем кабинете. – И уже обращаясь к генералу продолжает, – ну, пойдёмте, барон.

Молодого принца в кабинет допустили, курфюрст поощрял интерес сына к государственным делам, а вот Годфруа Эрнста Алоиза де Фриона, графа де Вилькора, Волков в кабинете не увидел, видно тому на государственный совет путь был заказан, не смотри, что племянник курфюрста. Обычно сюзерен сам усаживался во главу большого стола, в кресло с гербом, а сановники рассаживались по его руки, по мере важности. Но на сей раз позиция эта была изменена, кресло герцога было выставлено в свободный центр залы, за ним расположились два писаря, с бумагами и чернилами, чтобы вести протокол и записывать речи выступавших, а всем остальным господам лакеи поставили стулья от стола и получился круг. Некоторым из чиновников, из тех, что помельче, стульев не хватило, ну дак ничего – постоят. Тут к Его Высочеству подошёл статс-секретарь Кайсель, склонился к его уху и что-то спросил: но тот покачал головой:

– Пусть подождёт, потом… Сначала я хочу послушать генерала.

А Волков же уселся на стул напротив Его Высочества и удобно вытянул ногу, и герцог уже был готов слушать его:

– Ну, друг мой, рассказывайте.

– Ну что ж, начну с общей диспозиции, – заговорил генерал. – А она такова. Власть инхаберин в земле Винцлау слаба, в виду её женской природы и склада ума, маркграфиня ничем не управляет. – Это заявление, кажется, не вызвало у герцога удивления, а вот фон Виттернауф, который сидел по левую руку от курфюрста, так даже стал кивать головой соглашаясь с Волковым: да, всё так и есть. – Кажется, что всё в земле управляется её дядей, канцлером Брудервальдом. Он был канцлером и при покойном маркграфе. Который делами земли не занимался, а лишь охотился. На первый взгляд, канцлер собрал у себя в руках всю власть…

– На первый взгляд? – Не понимает его фон Виттернауф.

Волков чуть помолчал, думая, как сформулировать свою мысль:

– Полагаю, что он только часть власти в Винцлау, большая сила, как мне показалось, принадлежит фамилии Лагер-Вельхен, у этой фамилии много поместий в Хюрренвальдской долине, а ещё фамилии Вергель, сам граф майордом дворца Винцлау из этой фамилии.

– Цирль и Хюрренвальд, как и Эдден, это доменные земли герба Винцлау, – вспомнил герцог, он был хорошо подготовлен на сей счёт, – получается, что истинная власть принадлежит не только канцлеру Брудервальду, но и всем гербам, что входят в фамилию Винцлау.

– Так мне кажется, Ваше Высочество, – говорит Волков. – И грабят казну они все вместе, как раз потому, что нет в земле Винцлау истинного хозяина.

– Грабят? – Как-то с сомнением поинтересовался господин Нагель.

– Несомненно, – отвечает ему барон. – Несомненно грабят, казна абсолютно пуста, казначей уверяет, что все деньги идут на погашение каких-то неимоверных долгов, хотя Винцлау уже много лет ни с кем не воевали, новых замков по границам не возводили, покойный маркграф был в своих потребностях скромен, и если что и тратил, так на шикарные псарни и соколиные парки, ну может быть на конюшни, кони там и вправду хороши, но их там и полсотни не будет. Не могли маркграф и маркграфиня наделать таких долгов, что сия богатейшая земля не может годами те долги выплатить.

– Дурное управление, – замечает курфюрст.