Борис Конофальский "Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово"

– Ишь ты, – говорит барону фон Готт, заглядывая в окно кареты, – видали какой фестиваль тут собрался?

«Видали?»

Да уж, видали. Он-то думал, что придёт пять-шесть человек, а тут вон как. Волков вздыхает. Всё это ему не нравится. Но поделать уже нечего. Они подъезжают ко входу в трактир и навстречу им выходит сам Георг Альберт Мален герцог Ребенрее. Видно, велел какому-то человеку ждать барона и предупредить о его приезде. Он весел и возбуждён, с ним несколько людей. Все как один они молоды или юны, все в бархате, на всех золотые цепи, словно они в больших заслугах перед кем-то. Встали на входе, ждут барона. Волков тоже улыбается принцу из окна кареты, а сам говорит фон Готту негромко:

– Вы, кажется, мечтали о славе у фрейлин и обедах с принцем?

– Чего? – Оруженосец смотрит на него с удивлением. – Ничего я не мечтал, – Кажется этот храбрый и умелый боец, немного пасует перед собравшимися у прохода молодыми людьми. – Сказал вам раз, так вы теперь к словам цепляетесь.

– Хватит вам юлить… – Пресекает эти разговоры генерал. – Пойдёте со мной, будете в славе купаться.

– Я? – Не верит фон Готт.

– Да нет же, не вы, а святой Амвросий Молосийский, – едко замечает барон, – и давайте поторапливайтесь уже, дверь мне открывайте, нас ждут принцы, как вы и мечтали. Вон они стоят.

И принц как устроитель ужина, как хозяин вечера, стал

представлять молодых людей, что вышли с ним на встречу барону. И из шести человек… Двое оказались графами. И остальные тоже были юношами весьма непростыми. Здесь, на дворе перед модной столичной харчевней, собрался весь молодой цвет Ребенрее. Георг Альберт легко, без лишних титулов, представлял своих товарищей. Генералу же было ещё легче, чем принцу, ему нужно представить только своего оруженосца:

– Господа, а это мой фон Готт. Он был со мной при всех последних моих делах, один из лучших бойцов, которых я ещё могу вспомнить.

– О, как это прекрасно, – тут же оживился один из молодых людей. Был он богато одет, на вид ему ещё не исполнилось и семнадцати лет, но сложён юноша был весьма атлетично. – Вы любите копьё, господин фон Готт?

Волков краем глаза наблюдал за оруженосцем: ну, что же ты, давай, фон Готт, ты же хотел славы, похвастайся перед этими расфуфыренными юнцами. Тем более что спрашивавший, конечно, имел ввиду копьё рыцарское, кавалерийское, турнирное, которое оруженосец, скорее всего, и в руках-то давно не держал. Но фон Готт как это не странно, не стушевался, а нашёл что ответить:

– К сожалению, дорогой Бад-Раппинау, истинным копьём за всю мою жизнь в настоящем деле мне не пришлось воспользоваться ни разу. Так что моё обычное оружие это клевцы, молоты и протазаны… Или обычное пехотное копьё, коли нет ничего получше.

«Клевцы, протазаны, а вовсе не рыцарские копья и мечи?» Молодёжь подивилась такому выбору оруженосца, но слова фон Готта приняла без насмешек, с уважением. У этих молодых людей, впрочем, как и у всей молодёжи, сила и военные умения всегда в почёте.

«Молодец! Даже с первого раза правильно запомнил имя этого мальчишки». – Подумал о своём оруженосце генерал.

– Ну, что же мы стоим тут! – Воскликнул принц. – Пойдёмте, господа, пойдёмте, барон, там нас уже заждались другие господа, вина, паштеты… И дамы.

– Винам нельзя давать нагреваться, а дамам нельзя давать остывать! – Со знанием дела заметил граф Ашшафенбург, шестнадцать лет которому, судя по его юному лицу и тонкой шее, исполнилось лишь на прошлой неделе.

«Дамы? О!»

Волков был вовсе не против дам, и почему-то сразу подумал, что там обязательно должна быть очаровательная распутница Амалия Цельвиг, которую он был бы рад увидеть. Рад по-настоящему. И другие придворные дамы, ей подстать. Но генерал ошибался.

Глава 12

Дамы там были самые, что ни на есть истинные. Одна Клементина Дениза Сибил фон Сольмс чего стоила. Было ей отроду лет… Шестнадцать, наверное, но количеством белил и румян у себя на лице, как и количеством перстней на своих пальцах, она запросто могла посоперничать с какой-нибудь умудрённой жизнью и видавшей всякие виды пятидесятилетней матроной.

«Фон Сольмс… Уж не дочь ли она графа Вильбурга?» – Думал Волков и целовал ей перчатку. Вот уж никак ему не хотелось быть так близко к этой родственнице обер-прокурора, а она ещё и запищала сладостно, притом смотря ему в глаза ласково и не выпуская его пальцев:

– Ах, барон, барон, не сядете ли со мной, моё место там, – она показала ему ручкой. И пообещала. – Я была бы счастлива.

И пока Волков, чуть растерявшись, думал, что ей ответить, принц всё расставил по своим местам:

– Клементина! Я вас прошу! – Он говорил с нею весьма твёрдо, а ещё немного фамильярно. – Угомоните свои притязания, я вам уже сказал, все рассядутся согласно прописанного, а не так как вам возжелается.

– Ах, какой вы злой, Георг! – Обижается дева. Её сильно напудренное, почти белое лицо, выглядит и сердитым, и комичным. И Волков, глядя на неё, смеётся.

А девица говорит и ему и принцу чуть запальчиво:

– Рада, что повеселила вас, добрые господа.

И тогда генерал снова берёт её руку и говорит ей:

– Вы очаровательны, милая дева. – А после снова целует её перчатку.

Теперь она довольна, и снова улыбается:

– А может всё-таки сядете со мной, барон?

Но принц безжалостен с нею, он беспощадно оттесняет деву от генерала:

– Клементина фон Сольмс! – Он почти кричит на неё. – Идите уже на своё место. Кузина, отойдите, прошу вас, дозвольте же мне представить других дам! – И после поясняет Волкову. – Она с самого детства была такой же раздражающей и своевольной липучкой.

Дева корчит герцогу гримаску негодования: как же вы мне противны, кузен, и подобрав юбки нехотя отходит от Волкова. Другие три дамы были чуть старше фон Сольмс, но и они были очень молоды и происходили из самых благородных семейств. Одна из них полногрудая и глазастая Изабелла фон Шветцингер ему вообще приглянулась. Да и она улыбалась весьма ласково:

– Ах, барон, матушка моя была на том обеде у герцогини, на котором вы были, так потом только про вас и говорила…

– Про меня? – Удивляется Волков.

– Про ваши подвиги, – поправляется девица чуть смущаясь. – Все

дамы в Вильбурге два дня только о них и говорят. Все восхищаются вами.

Генерал кланяется ей низко: благодарю вас моя дорогая.

«Незамужние все. Неужто их отцы и братья не знают где эти девы?»

Волков хоть и улыбался все им и кланялся, но чувствовал себя среди этой молодёжи неуютно. Любой из присутствующих здесь ему годится в сыновья или дочери.

И тут среди молодёжи находятся ещё два графа, один из них был уже знаком генералу, то был Годфруа Эрнст Алоиз де Фрион граф де Вилькор. И ещё был высокий и статный граф Гройзаксен.

И вот граф де Вилькор на правах знакомца уже обращается к генералу:

– Мы хотели посадить вас среди наших дам, да они у нас глупы, – он и другие юные господа смеются, – и решили, что посадим вас меж мною и принцем, пойдёмте, барон, вот сюда… – Он указывает Волкову место в середине большого, накрытого скатертями, стола. Генерал соглашается и кивает юноше: конечно же, граф.

Два десятка самых знатных юношей и дев большой земли, будущие её сеньоры, ну, кому же ещё быть в окружении принца Ребенрее. Они все радостно болтая рассаживаются за столы.

– Где музыканты? – Вопрошает принц и крутит головой. Он чувствует себя распорядителем ужина, бала… И найдя глазами хозяина заведения распоряжается. – Любезный… Пусть музыканты уже заходят!

На столах стоит хорошая посуда, на блюдах уже положена та еда, что едят холодной. Роскошные, длинные жареные с розмарином говяжьи вырезки, к ним соусники с чёрным перечным соусом. Тут же на блюдах нарезаны тонкими ломтями несколько видов окороков, постных, печёных в горчице, и жирных, с толстыми краями сала, которые подают, усыпав их красным жгучим перцем. Тут же большие вазы с солениями. И это лишь начало, Волков чувствует запах жареной баранины, что доносится с кухни. Лакей из-за спины наливает ему серебряный кубок вина. Кстати, кубок, тут, на столах, всего один, все остальные хоть и красивы, но из стекла. Даже усевшемуся рядом с ним принцу вино наливают в слегка синий, прозрачный стакан. Значит Волкову предоставлен кубок чемпиона. Так, обычно, возвышают победителей рыцарских турниров. Когда на последнем, праздничном ужине все иные господа, пусть среди них будет даже сам король, пьют из посуды более простой, чем пьёт первый рыцарь турнира. Кубок тот, кстати, остаётся у рыцаря навсегда, как подтверждение его первенства. Генерал рассматривает сосуд:

«Прекрасная работа».

– Попробуйте вино, барон, – советует ему принц. – Это из погребов нашего графа.

Волков пробует вино. Оно отменное. Но генерал не знает этого напитка и смотрит на де Вилькора:

– Что это?

– Это шардоне из Шабли, пятилетнее, – отвечает молодой граф пости с гордостью.

– Великолепно же, правда? – Спрашивает принц и сам отпивает из

бокала.

– Никогда не пробовал ничего подобного, – соглашается генерал.

– Южные вина, из Ламбрии и Астии, которые здесь все пьют, – важно начинает рассуждать де Вилькор, – они не плохи, но на наш вкус слишком терпкие, немного резкие. Это от излишка солнца, от того выходит через чур сладкий виноград. Вина из-за реки, они более тонкие. Изящные.

– А у этого ещё и вкус… – Волков снова пробует вино, – кажется, апельсинов.

– Именно, господин барон, – соглашается граф, – привкус апельсина, хотя некоторые находят привкус орехов. Некоторые говорят, что белое вино не идёт к мясу, но на мой взгляд это лёгкое вино идеально подходит к говядине с кровью и перечным соусом, прошу вас, барон, попробуйте.

– Готфрид, барон обязательно попробует, – прервал его Георг Альберт, – но я вижу, что вино уже разлито для всех гостей, я должен открыть ужин и сказать тост.

Молодой герцог чувствовал себя на этом собрании молодых господ как рыба в воде:

– Господа, – он встал. – Как хорошо, что мы додумались собраться не во дворце… Нам бы, всякие важные люди, нипочём там не дали бы повеселиться.

– Ха-ха… – Смеялись повесы. И хлопали в ладоши девы. – Истинно, принц, истинно.

«Вырвались дети из-под взора родителей. Как бы нее набедокурили!»

А принц продолжал:

– И первый мой тост за того, кто стал поводом нашего счастливого собрания. Я хочу выпить, господа, за того, кого по праву считают первым рыцарем Ребенрее, за того, кто снискал себе славу победителя, и того, кого прозывают Инквизитором. За барона Рабенбурга! – Тут он повернулся к Волкову и отсалютовал своим бокалом. – За вас, барон!

И после, молодой герцог, осушил бокал. Волков, улыбаясь, встал вслед за герцогом и начал, поднимая свой кубок кланяться во все концы стола, принимая добрые восклицания в свой адрес и благодаря за них.

Наконец все стали есть и пить, а слуги сновать вдоль стола, принц сделал знак и заиграла лёгкая музыка, а после Георг Альберт наклоняется к генералу и говорит:

– Дорогой барон, прошу вас, сейчас после второго тоста расскажите всем вашу историю про замок. Многие её не слышали.

– Конечно, Ваше Высочество, – обещает Волков.

Но всё здесь ему не нравилось, хоть вида он и не подавал:

«Какого чёрта я тут делаю среди этих сопляков?!» – И его чутьё, не подводившее его, как правило, подсказывало ему, что лучше не рассиживаться среди этих знатных юнцов. Нужно было убраться отсюда побыстрее. Сделать о чём просят и уйти. Но эти дурни и музыкантов нагнали, еды наготовили, даже вин своих принесли, думают сидеть здесь до ночи. Как убраться отсюда, чтобы эта молодежь при том не висла у него на руках. И он не был бы самим собой если бы не придумал выход.

«Кто первый друг и первый враг любых весёлых посиделок? Конечно же вино!»

Конечно же… И он тут же находит глазами фон Готта, и едва тот взглянул на сеньора, Волков манит его к себе рукой: пойдите сюда.

Оруженосец вылазит из-а стола, подходит сзади, Волков делает ему знак приблизиться и говорит тихо:

– Будете говорить тосты, пусть господа пьют.

– Тосты? – Удивляется фон Готт.

– Да, тосты. Вы же любите поболтать, вот и давайте. Покажите себя. – А что за тосты-то? Не знаю я как их говорить, – всё ещё упрямится молодой человек.

– Болван… Первый – за присутствующих дам, второй – за рыцарство… Потом ещё что-нибудь придумайте, – продолжает настаивать генерал. – Главное, требуйте пить «до дна».

– Ладно, – нехотя соглашается фон Готт, – попробую.

А сам генерал, отпустив его от себя встаёт и поднимает руку, требуя к себе внимания и тишины. И едва все замолкают он и говорит:

– Прекрасные девы, добрые господа, я хочу выпить за того, кто собрал нас здесь. За обаятельного человека и лучшего во всём свете герцога, я хочу поднять свой бокал.

Тут опять же все присутствовавшие мужи встали, чтобы выпить, а Волков и закончил фразу:

– Тот, кто любит нашего принца, тот пьёт до дна, господа!

– Принц, мы пьём до дна! До дна! До дна! – Говорили все молодые люди и выпивали. Даже девы присоединялись к мужчинам и показательно выпивали, всё содержимое из своих стаканов.

После все уселись и стали закусывать, а герцог уже распоряжался:

– Прочь музыку, тихо! Я прошу тишины. – И как музыка стихла, он продолжил. – Добрые госпожи, добрые господа, теперь я попрошу, наконец, нашего славного барона рассказать свою историю.

Ну, что тут было делать, как не хотел генерал увильнуть от этой обязанности, да куда уж теперь деться. И он начал говорить, и поначалу, все умолкли и стали его слушать, лишь лакеи старались бесшумно разливать вино по стаканам.

И генерал начал рассказывать громко, чтобы все слышали, и уже стал описывать мальчишку колдуна, как один из лакеев уронил пустой поднос, за что его стал тихо отчитывать хозяин трактира, и после давать ему ещё тумаков, что вызывало у молодёжи живой отклик и смешки. И Волков сразу заметил, что с интересом его слушает лишь граф де Вилькор, что сидел от него по левую руку.

И надавав пинков и подзатыльников лакею, хозяин приближается к герцогу и тихо спрашивает:

– Ваше высочество, птицу подавать пора?

– Что? – Не понимать молодой герцог.

– Говядину господа поели, нести вторую смену блюд?

– А… Ну, хорошо, распорядись… – Соглашается Георг Альберт.

Хозяин тут же машет платком кому-то. И сразу, как по команде, в залу начинают вносить круглые блюда с жареными дроздами, хорошо прожаренными в большом количестве масла, мелкой, но очень вкусной птицей. Их наваливали кучей, сверху присыпали чёрным перцем. Мужу такой птицей было не наесться, но на ужинах, где предполагалось пять-шесть смен блюд, даже самые гурманы не брали с блюд больше двух тушек. Две тушки принц положил Волкову на тарелку. Своей рукой. А уже потом взял и себе. После несли рябчиков, но все уже ели дроздов, и рябчиков пока никто не трогал. К птице подали новое вино. И снова оно было выше всяких похвал.

– Опять ваше, граф? – Интересуется барон, восхищаясь напитком.

– Да, – довольно отвечает тот.

И тут снова встаёт со своего места широкоплечий и рослый оруженосец Волкова: