Чем больше Зоран читал Нежинского, тем сильнее строчки стихов заставляли детектива вживаться в образ поэта. Рядом все время кружила муза. Элла будто следила за каждым его шагом и постоянно требовала признаний в любви, предложений, подарков. Ей было мало подвигов, нужны были преступления. Она держалась на дистанции и обращалась с ним на «вы». Она не просто научилась говорить на языке Нежинского, она диктовала ему: «Так вы замуж меня зовете или прогуляться в бриллиантах ажурной городской сорочки? Рука вместе с сердцем объявляют капитуляцию. И того и другого так хочется. Будьте галантны с моим мандариновым сознанием, я вам доверюсь, как собачонка, сбежавшая от одиночества и от Якова. По факту смерти чувства к нему влюбленность проведет опознание. Похороните его, цветы на могилу и почести. Как только наступит ночь, в чехол все звезды, звуки, словечки. Возьмите меня замуж, с собой, в конце концов, просто возьмите. Стонать буду тихо, прошу вас, украдите меня из моей же жизни, она уже осточертела, насаженная на обстоятельства. Куда там амуру со своими стрелами. Он переводит стрелки с одного типа на другого, с образом сердца, как грелки, упорхнет, чтобы стрельнуть в спину из логова. Бросайте меня на кровать или прижмите к темноте этой ночи. Накормите меня поцелуями досыта, я растаю, как снежная баба, не нашедшая лучше способа разморозить всё то, что замерло».
Откровенность этих отношений не давала покоя Зорану, он не мог понять, как в таком холодном городе могла закипеть такая страсть?
«Ослеплю, легче управлять слепым. Как только увижу, так сразу взором голубоглазые цветы плесну вам из черепа вазы. Извилины повиснут лапшой на ушах, всё это и будет флиртом. Не надо, не стоит меня возвышать, я не настолько смирная. Предлагаете руку? Я возьму, если в ней есть деньги, вместе с сердцем, вы обещали большое, станцую с ним сальсу или меренги. А вы думали, я встану на кухне выколачивать из отбивной последнюю душу, как сознание из фантазии, если под мухой, выбирая, под кем ему лучше? Вам ли, художнику, интеллектуалу всего женского, обозначать мое место? Облицуйте свое лицо моим овалом, не спешите пока невестить».
Зоран пытался понять, на чем держатся эти отношения, с первого взгляда похожие на договорняк, а со второго становилось уже стыдно, потому что и Элла, и Нежинский занимались такой любовью, что мама не горюй.
Наконец, Бог услышал Зорана, и он, стоя на мосту и глядя в омут, в который давно уже бросился с головой, увидел, как по воде застучал дождь, холодный и мокрый, способный остудить любую страсть. Он смотрел, как капли прыгали в воду и растворялись в толпе своих. Дождь языком вылизывал тротуары, лишь бы у города стало на душе чище. Вспотела кровля, включились ударные, шел дождь, Зоран шел по городу, как по бездонному днищу. Кругом он ощущал железобетонную рифму Нежинского. Он шел, оставляя глаза на каждом здании, выдохом согревая осень, будто кто-то ему дал задание выветриться и куда-нибудь деться. Все размокло. На набережной дома вывалились ступенями, мокнут в речке, как выгнанные в речь слова. Он бежал по городу от дождя, от себя, от Нежинского, но тот не отставал и спрашивал на ходу: «Ответь мне, мил человек, что я говорю не так, делаю, почему меня выворачивает, паршивее этого неба, я иду, пиная впереди себя себя, как часть от целого до полного саморазрушения».
Зоран и Настя
– Я видела, как дама его сердца, Элла, постоянно общалась с постояльцем отеля из соседнего номера по фамилии Львов, она звала его Кеша.
– Интересно, о чем они могли договариваться?
– Не знаю, вообще, там интересная компания собралась, именно на этом этаже. Напротив номера Нежинского жил фокусник. Он снимал сразу два номера – один для себя, другой для реквизита. В следующем номере Молохов – у него тоже творилось черт-те что, там всю ночь играли в карты, проигрывая все до нитки: деньги и драгоценности, честь и совесть, настоящее и будущее. А как вы меня нашли?
– Среди реквизита. Шутка. Я включил внутренний навигатор. Я просто отдался настроению, которого у меня на тот момент не было. Как говорила моя тетушка, если у тебя что-то не получается, просто сядь и спокойно выпей кофе. Я так и сделал. Иногда один аромат все решает. Моя тетка помешана на ароматах.
– Она еще жива?
– Возможно.
– В смысле?
– Все зависит от того, в каком году она родилась. Кстати, который год?
– Тридцать пятый.
– Эко меня занесло.
– А вы не местный?
– Ну, как вам сказать.
– Как есть.
– Ну, тогда считайте, что меня нет.
– Вы все еще рассуждаете: быть или не быть? – рассмеялась Настя.
Отель «Гранд Нуар»
В этот осенний пасмурный день в отель «Гранд Нуар» влетели мужчина и женщина, они были влюблены и взволнованы, их чувства выпирали наружу, казалось, они готовы были заняться любовью прямо на ресепшене. Бесстыдное желание читалось в каждом слове:
– Можно нам один номер на двоих?
– На втором этаже, пятый номер.
– Не имеет значения.
– Вениамин Нежинский, это вы? – посмотрел с уважением на мужчину метрдотель и поправил свою бабочку.
– Это тоже не так важно, – понял мужчина, что его узнали. Он улыбнулся своей спутнице, та еще сильнее прижалась к его славе. Девушке не терпелось как можно скорее пробраться за стену широкого черного пальто, за которой было тепло и надежно.
Быстро покончив с отельными формальностями, мужчина заплатил за номер, сунул в карман пиджака ключ, подобрал с пола саквояж, подхватил за талию девушку и двинулся к лифту. Девушка улыбнулась на прощание портье, прежде чем ее каблучки застучали по паркету холла. Лифт съел парочку и плавно двинулся вверх.
По пути они встретили горничную.
– Добрый вечер, месье.
– Добрый, – нехотя отозвался Веня. Видно было, что горничная его узнала. – Я так больше не могу, нигде теперь не спрятаться, – вставил Веня ключ в скважину двери и резко провернул. Дверь послушно открылась. Несмотря на всю свою злость, Вениамин не забыл пропустить вперед даму.
– Ты же сам этого хотел, Веня. Не этого ли так усердно ты добивался несколько лет? – ответила ему вопросом Элла и проскользнула в номер.
– Теперь каждая собака меня знает.
– А что, милая собачка, ты не заметил? – прошла она сразу в зал и бросила с видом «занято» на диван свою шляпку.
– Что именно?
– Как в глазах горничной зажегся дьявольский огонек радости, из которого мог вспыхнуть пожар, готовый спалить мою душу, лишь бы оказаться на моем месте.
– Не преувеличивай, Элла. Самая обычная горничная, которая меня узнала.
– Обычная горничная стихов не читает. Вот увидишь, теперь она будет встречаться тебе чаще, чем я. Лезть под ноги, как всякая преданная собачка.
– Как твоя? – посмотрел Веня на собачку, которая всегда валялась у них в ногах.
У дамы была маленькая собачка, с которой она любила поговорить.
– Видишь, малышка, какой красивый отель, не то что в прошлый раз. Венечка постарался, написал хорошие стихи, дорогие, на пять звезд. Тебе здесь должно быть уютно, только не надо ссать на ковер, как в прошлый раз. Я понимаю твое отношение к красным ковровым дорожкам, но все же держи себя в руках.
Горничная в душе ненавидела постояльцев с собаками, особенно с такими мелкими, те всегда норовили нашкодить в самых непредсказуемых местах, а все шишки доставались горничной, именно ей приходилось подбирать их за собакой. Потому что именно горничная была ответственна за порядок. Она же слуга, а слугам вот так вот легко может нагадить какая-нибудь шавка прямо в душу. И не тявкай после этого.
Но будучи ослепленной кумиром, за Нежинским я ничего не видела, даже даму с собачкой. Кроме того, что дамочка мне показалась чересчур расфуфыренной, возможно, я просто ей завидовала.
В номер Нежинского, как в автобус, постоянно входили и выходили гости, одни задерживались надолго, другие – чтобы проехать пару остановок.
Я долго ждала, пока все выйдут из автобуса, но, не дождавшись, собралась с духом и постучала.
– Уборка номеров.
Нежинский открыл мне сам. Я не ожидала, только открыла рот в ответ.
– Можно?
– Проходите, – не посмотрел он на меня. – После уборки дверь можете не закрывать, я жду гостей.
– Хорошо.
– Вы чувствуете?
– Что? – перехватило дыхание у служанки.
– Этот запах. Эта псинка где-то отложила, я чувствую этот запах. Уберите, пожалуйста.
В этот момент я поняла, что как бы ни отвергали эту собачку, именно она стала для нас связующим звеном. Ничто так не объединяет, как враг.
Нежинский тоже не любил эту шавку, это единственное, что объединяло его и служанку. Особенно его раздражало, когда в постели у них вместо четырех ног было восемь. И самым неприятным было, когда Элла целовала своего питомца, а потом его. Как безумно надо было любить женщину, чтобы на это пойти. Теперь можно было представить эту дикую силу его любви.
В номере было сумрачно, занавес опущен, как в театре после спектакля. Сам Нежинский, уставший и серый, нервно жевал сигарету. Видно было, что в Вене поселился испуг. Теперь он бродил по венам, как путешественник, открывающий для себя столицу Австрии – Вену. Из всякой открытой вены хлестала бы кровь, но в этой кровь застыла от страха. Нежинскому тоже хотелось вскрыть свои вены, такую оторопь вызывало в нем незнакомое чувство. Раньше ему неведом был страх, он ничего не боялся. Неужели теперь есть что терять? Ведь страх появляется, когда есть что терять.
Я ощущала в поэте страх, он крупным планом, у его подруги дождь, она в слезах. Как сейчас помню ее большие серые глаза, как серый Петербург. Они бегали туда-сюда, пока не нашли выхода и она не вышла в другую комнату. Взгляд Нежинского холодным током пробежал по мне. Он повернулся, чуть ссутулился и выдал свой усталый профиль. Стал гораздо старше своих лет. А в этой позе спрятался вопрос.
В том, как нервно он курит и молчит, сквозит тревога, нервный беспокойный тонзиллит. Он кашляет. Где-то в спальне всхлипывает дама. И это похоже на музыку. Очень грустный джаз. Лампочка в светильнике моргает. Атмосфера наэлектризована, и вот-вот ударит гром. «Как бы я хотела, чтобы он, Нежинский, пронзил меня своим электричеством. Глаза его блеснули. Молния прошила меня взглядом.
– Уберите только здесь, в спальню заходить не надо.
Нежинский накинул пальто и вышел.
* * *
Когда я закончила уборку, женщина успокоилась и наступила полная тишина. Я ушла и где-то через час вернулась и принесла чистые полотенца. Дверь по-прежнему была открыта.
На столе лежала записка:
«Я буду ждать твоего звонка.
Элла».
Я прочла записку, потом вскрикнула, увидев, как из темноты вышел Нежинский. Он был в халате и с бутылкой.
– Нехорошо читать чужие письма.
– Я думала, это стихи, – все, что я смогла тогда выдавить из себя.
– Хотите искупить вину?
Я посмотрела на Нежинского с радостью и страхом одновременно. По спине пробежал холодок. Я знала, куда он побежал, в магазин нижнего белья. Ах, зачем я тогда не купила его, пусть дорогое, но в нем я бы увереннее сейчас стояла на своих стройных интересах. Ноги у меня красивые, это мне еще мама говорила.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=72525289&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
