Мне сразу пояснили, что матушкой надо звать аббатису, экономку и кастеляншу, остальные монашки и послушницы – сестры. Если пожилая монахиня, можно тоже назвать матушкой, она не обидится. Трудниц зовут по именам. Они в своем крыле живут, как и пансионерки, за стеной.
Оказалось, что тут проживает довольно много мужчин, в отдельном дворе и особом флигеле. Там же примут паломников, там дядя сегодня ночевал. Только молодых и красивых нет, вздохнула Ольза. Пожилые мужчины и калеки. Духовнику, отцу Фернану, уже лет семьдесят. Молодой только конюх, но он глухонемой, сын садовника, и они живут с отцом в домике в углу сада.
Плотная трудница в черном платке позвала меня проститься с дядей, да поживее, потому что обоз вот-вот уедет.
– Обратно буду дней через десять, тебя навещу, – пообещал дядя. – А потом через месяц-полтора снова приеду. Не унывай, видеться будем часто.
Я получила отеческий, колючий из-за бороды, поцелуй в лоб, и помахала платком со стены вслед обозу из кареты, двух повозок и трех телег. Дядя ехал в телеге, привязав мерина к ней. Не нашлось ему упряжи, будет трястись в телеге. Охрана ниры-паломницы, присланная ее мужем, сурово поглядывала по сторонам. Дурак ее муж. Не молиться надо для появления детей, а совсем другое делать. Или, объезжая монастыри, нира уклоняется таким образом от супружеского долга? Кто знает?
Колокол призывал к молитве, и я потянулась за всеми в часовню. Оглядывала внимательно лица, делала предположения о характере. Мне с этими людьми полгода жить, а то и поболее. Но не больше года. Больше я просто не выдержу. Хотя, с другой стороны, дисциплина и строгий распорядок дня – то, чего многим не хватает. Мне тоже. Не хватает силы воли, усердия и трудолюбия поднять зад с дивана и начать что-то делать. Раньше все делала ради любимого мужа, как же он без меня с одним крылом будет бизнес строить, помогать надо! Все в руках горело. Потом потухло. Ну, так тут не дадут лениться. Безделье – грех!
И я начала трудиться. Что сказать? Приходилось впахивать и побольше, и подольше, и намного тяжелее. Тут все перемежалось молитвами, проповедями и песнопениями. Нет бы зарядкой! Тело надо укреплять, мне совершенно не нравились ручки-прутики и ножки-палочки. Дыхалки никакой, выносливости никакой, растяжка… не будем о грустном! Но база есть, остальное приложится. Молодость – большое дело!
Очень мне жалко было девочку, чье тело я заняла. Видно, совсем ее этот мир не держал, если от простого обморока тело бесхозным осталось. Но раз так случилось, значит, смысл в том был? Любят люди смысл искать в своем рождении и судьбе, а его и вовсе может не быть. Мирозданию до нас нет никакого дела, и логику его нашим умом не постичь, это мое твердое убеждение. Буду наполнять жизнь смыслом по своему разумению. Чтоб зря небо не коптить, раз мне снова шанс выпал.
Самым трудным было приучаться вставать к заутрене. К шести утра будь, как штык! Начищена, отполирована и бодра. Ужас для совы!
К моей радости, матушка аббатиса, с красивым именем Лаура, про меня не забыла. Позволила посещать классы пансионерок. Там я скромно сидела в уголке, не отсвечивала и внимала льющимся в уши знаниям. Королевство у нас, ладно. Бренвийон. Само собой, могущественный король Фредерик Шестой, династии Бренна, олицетворение всех добродетелей. Историю я никогда не любила, потому что ее пишут победители, а как там было на самом деле, никто уже не расскажет. Война, предательство, убийство, геноцид, жестокость, пытки и казни, а то и инцест, вот и весь послужной список Могучих, Великолепных, Грозных и Великих. А что мимоходом пару дворцов построили, опустошив казну, так они не о потомках думали, а о своем зудящем эго.
Арифметика и география прошли благополучно. Город, в котором Лотта выросла, называется Ринга, запомню. Самбуна в неделе пути, это река и порт, а столица за морем, на другой стороне пролива, до нее две недели морем. И вся остальная страна тоже там расположена. Действительно, дальше некуда, самая крайняя окраина, лесной угол.
А дальше… оказалось, что языки я понимаю – все. Вот так, просто и банально. Все. В монастыре пансионеркам преподавали языки ближайших соседей: дешанский, орвильский и тарский. Чуточку парлапату, на котором тексты священных книг написаны.
Говорить тоже могла после недолгого сосредоточения на тексте. Писать похуже выходило, из-за непривычных кракозябр, но выходило же! Такого восторга я давно не испытывала. Помнила, как учила гребаный английский в школе, в институте, пятерки получала, а все равно не бэ, ни мэ, позорище за границей. Это уж потом поняла, что так специально учили, чтоб не выучить. Чтоб непонятно было и ненавистно языком заниматься. Обидно до невозможности было! А тут – понимаю! Вижу кучерявые письмена и понимаю! И в ушах будто диктор озвучивает. Так что после ознакомительной лекции о рунах первопредков подошла к преподавательнице, матушке Офелии, предложила перевести свиток. Вместо радости, та завизжала о гордыне, скудоумии и тщеславии. Не своих, понятно.
– Но ведь эти руны вовсе не о божией славе говорят, а о еде! – пыталась я упираться. Зря. Никто мне не поверил, что потомкам достались скабрезные анекдоты да список покупок.
В общем, ученые люди, профессора и магистры, просвещенные философы и богословы расшифровкой занимаются, трактаты толстенные пишут, и не мне, дуре деревенской, туда со своим рылом лезть!
Это мне и пояснили, сослав в швейную. Лучше бы в библиотеку сослали!
В швейной от меня вреда больше, чем пользы оказалось, потому что о вышивке лентами я тут впервые услышала. Коклюшки видела только на картине Тропинина «Кружевница». Какие-то изысканные виды рукоделия? О чем вы говорите, я даже крестиком вышивать не умела! В школе научили тамбурным и стебельчатым швом, так это когда было! У меня швейная машинка была дома хорошая, она петли обметывала и пуговицы пришивала, так что руками я ничего делать не умела. Коряво выходило. Хотя вру, носки вязать умею на спицах! С треугольной пяткой.
Сердитая мать Нисимина оставила меня в пустой комнате с ведром воды, щеткой и тряпкой, велев ее вымыть начисто, раз на что иное ума не хватает. А я села на подоконник, прислонилась к стене и уснула. Проснулась только от колокола, чуть в окно не вывалилась. Ведро ногой сшибла, воду разлила, комната чище от этого не стала. Что-то с девочкой не то, раньше у меня так ноги не заплетались. Внимание рассеянное, руки-крюки… кажется, у кого-то из знакомых такое было с ребенком, у невролога его лечили. Нет, не помню, как называется. Но это лечится. Витаминами, массажем и ваннами. Из санатория совсем другой ребенок приехал.
Жидкая похлебка и серый хлеб, вот и весь обед. Ладно, перед паломниками ломать комедию, перед инспекцией, но чтоб действительно так питаться? Никаких же сил не будет? Трудницы вон здоровые, как кони, плотные, румяные, сразу видно, кушают хорошо.
– У нас пост? – спросила Ользу.
– Нет. Пост через месяц начнется.
– А почему такой скудный обед?
– Обжорство – грех, – сообщила Алосия и подмигнула.
Фыркнула, отставила миску и прошла на кухню. Она была пуста, только на плите булькала кастрюля с бараньей ногой. Ясно, кухонная братия обедает в другом месте. И точно не жидкой похлебкой.
Быстро обревизовала ящики и полки, прошла в кладовую. Мука, молоко, яйца, масло, все у них есть, и в огромных количествах. Оно и понятно, раз есть птичник и коровник. Себе просто отдельно готовят хитрые монашки. Пожирнее и повкуснее.
Не долго думая, навела кастрюлю теста для оладий и поставила на огромную плиту сразу три сковороды. Пока на последнюю тесто наляпала, на первой подрумянилось, переворачивать надо! Через четверть часа я вынесла в трапезную огромную миску с оладьями, поверх которой стояла плошка со сметаной.
– Всем по три штуки, – объявила я, подавая пример. Обмакнула оладушек в сметану и отправила в рот. – Лопайте, пока горячие!
Уговаривать никого не пришлось. Все радостно растащили оладьи, трапезная огласилась дружным чавканьем.
– В следующий раз помогать идите, – вытерла масленые губы. – Одной долго.
– В следующий раз мать Роберта тебя веником отходит и на кухню не пустит! – предсказала Ольза, облизывая пальцы.
– Не буду голодом сидеть! Обворую кладовку и шашлыков нажарю! – легкомысленно фыркнула я.
После града вопросов о том, что такое шашлыки, послушницы переглянулись и сказали, что тоже в деле будут участвовать.
Разумеется, сестра-кухарка недостачу заметила. Только, когда она, сыто отдуваясь после плотной трапезы, вернулась на кухню, в трапезной никого не было уже. Мы даже посуду помыли и стопкой сложили.
– Истинно говорю, наплачемся мы все от девки этой рыжей! – сказала мать Нисимина, без труда вычислившая виновника происшествия.
До моего появления послушницы были тихими и кроткими, как голубицы, и продукты не воровали. Их и без нас было, кому украсть.
Кусок ветчины или головка сыра в качестве местной валюты очень способствовали оживлению энтузиазма у трудников и трудниц. А пара бочонков масла и мешочек муки позволяли протаскивать в монастырь спиртное и предметы роскоши. Впрочем, теплые нижние юбки, шерстяные носки и валяные сапожки в стылом каменном строении вовсе не роскошь! Хочется и зеркальце в серебряной оправе, и гребень из черепахи, духи и притирания для кожи и волос. Маленькие радости жизни надо же как-то оплачивать?
Последствий моего самоуправства не возникло никаких. Потому что сестра Роберта сама знала, чье мясо кошка стащила и помалкивала, но экономить на питании послушниц стала чуть меньше. Каши в мисках стало чуть больше, и приготовлена она была получше, даже маслом заправлена.
К садовым работам я оказалась так же бездарна, как и к швейному делу. Послали яблоки собирать в монастырском саду, корзину всю рассыпала, запнувшись. Влезла в гнездо ос, поломала какой-то кустик редкого растения, трепетно выхаживаемый садовником. Прогнал меня старик, потрясая граблями, да грозился их об мою спину обломать, если еще в саду появлюсь.
Недельку помучившись, мать-экономка махнула на меня рукой. Поскольку мать Лаура наказывать меня запретила, то от меня отвязались, образовалось свободное время, и я наконец-то, добралась до библиотеки.
Моя прелесть! Я радостно провела пальцами по тугим корешкам. Вот он, мой билет в светлое будущее! «Догматы веры» оставим на потом, это мне и так расскажут, из ушей польется, а вот «Торговля и ремесла в Бренвийоне» очень хорошее руководство. Сразу видно будет уровень развития страны. Может, в столице давно водопровод есть с канализацией? Хотя это и в Риме было, наряду с боями гладиаторов и рабством; теплый сортир не показатель развития культуры и общественного сознания.
А это что? «О злокозненной магии, как следует вычислять ведьм и допрашивать их»? Это что, местный «Молот ведьм»? Ужас какой! Однако, что из этого следует? Что тут есть магия и ведьмы? И что за нее серьезно наказывают. Я-то думала, тело мне досталось с лингвистическим талантом, большой фантазией и верой в сказки, вот мне химеры языки и показывают. А оно на самом деле магия?
Сгребла два тома и водрузила на стол. Неделя ушла на тщательное изучение экономики. Нет, не Средневековье. Я бы сказала, зарождение буржуазной формации. Потому что станки были разные изобретены, мануфактуры и фабрики построены, класс промышленников начал богатеть. Но пока сословные различия деньги во главу угла не ставили. Нищий граф мог того богатеющего купца собаками при желании затравить и уплатил бы лишь виру, да в монастыре годик поболтался.
Натуральное хозяйство и ручной труд только в нашем углу процветали, потому что громоздкий механический ткацкий станок мало привезти, его наладить надо, ткачиху выучить, сырьем обеспечить. Барону Роттерхайму это не надо, ему и так все привезут из-за моря. Бархат и шелк, атлас и парчу. А остальные про такое и не ведали, кросна есть, вот и ладно. Дядя тоже возит в монастырь ткани со склада в порту. В монастыре только кроят, вышивают и кружева плетут. Ткацкая есть, но там три пожилые монахини работают, полотно и мешковину ткут.
С экономикой разобрались, надо с даром разбираться. Кажется, девочку из Ринги тетка выперла из-за страха, что местный магистр определит в ней ведьму. Магистр и орден «Щит Бренны», ага. Будем искать и будем читать.
Магистр тоже ведь не по своей воле в захолустье приехал, надо полагать, сослали. Как у нас с Камчаткой и Дальним Востоком, кто туда по своей воле поедет? Язык тот же, а страна совсем другая, и жизнь другая. Романтикой наешься за пару лет и обратно потянет, в обжитые районы потеплее.
Остальные послушницы библиотекой почти не пользовались. Любовные романы, контрабандой доставляемые в монастырь, до дыр зачитывали. Я тоже ради интереса прочла, надо же знать, как тут понимают отношения и высокие чувства. Плохо понимают. Признались в любви, поцеловались, а там или муж-ревнивец пронзит обоих на ложе страсти мечом, то жестокий король казнит возлюбленного, то дева отравится от того, что стала женой другого. «Долго и счастливо» в любви тут не предполагалось, любовь всегда кончалась трагически. Наилучший вариант – любимый зарезал возлюбленную в лесной сторожке и с собой покончил, чтоб пасть на ее тело и обнять. Вот чтоб сбежали, поженились, стали добра наживать и нарожали кучу детишек, такого и в помине не было. То есть брак и дети отдельно, а любовь отдельно.
Потому пансионерок ждало замужество по сговору, а послушниц ничего не ждало, кроме пострига, их уже признали неликвидом на брачном рынке. И меня, стало быть, тоже. Возмущало меня такое положение до крайности. И тик можно вылечить, если взяться, и заикание, не такие уж серьезные дефекты. Но приходилось язык прикусывать, помнила ошибку с рунами. Да и сама по молодости-глупости много наворотила невоздержанным языком и взрывным характером. Мне надо Лотту из монастыря вытащить живой, здоровой, образованной и обеспеченной.
Глава 6.
Докопалась понемножку я и до магических книг. То, что они по магии – только мне понятно было, а для прочих, как и для библиотекарши, сестры Агнессы, пыльные непонятные манускрипты. Оно и к лучшему. Если бы поняли, то сожгли, либо в подвалы сволокли, в сундуки заперли. Учебники для самых маленьких, учебники для детей постарше, учебники для академий, все нашлось!
Значит, с магией-то в старые времена все в порядке было, маги жили в почете, только примерно лет сто пятьдесят назад завелся у короля советник, ненавидящий магию во всех ее проявлениях. Потому что бездарным оказался, в отличие от своих братьев. И королю магии не досталось, и очень ему обидно было. Вот они и сдружились на почве своей ущербности, давай новые законы придумывать, жизнь по-новому кроить. В заговоре обвинили, сильно проредили магов. Между собой семьи одаренных стравливать стали, несчастные случаи подстраивать. Маги-то не вечные, их убить тоже можно, вот и стали учиться их ловить и убивать. Это в истории между строк так выходило, основан орден «Щит Бренны» как раз сто сорок лет назад. Чем пафосней название, тем гаже суть. Из дворца магов удалили, с придворной службы погнали. Неугодны они новому королю стали. Маги хмыкнули да пошли, работы-то у них всегда навалом было, безработными не оставались.
Тут их налогами и додушили. Это я посмотрела по сборникам законов.
Сначала магов на учет стали брать, потом имущество забирать, оно же нажито неправедно, почему у них магия есть, а у других нет? Платите за дар, за пожар и за амбар! В обязаловку заставлять на государство бесплатно работать, потом детей отнимать одаренных, потом обвинять во всех несчастьях, особо несогласных с новой политикой казнили вместе с семьями. Вот и сформировали у народа понимание, что магия суть зло и мерзость. Двадцати лет всего хватило. Маги, кто попрятались до лучших времен, кто спешно страну покинул, если успели. За поимку мага большое вознаграждение выплачивали, орден бы не справился, да доброхотов на чужое имущество много нашлось.
Самое смешное, что определяли магию артефактами для поступающих в академии, предназначенными для выявления силы дара и направленности. Старики помнили, конечно, что при засухе надо мага-водника приглашать, чтоб дождевые тучи сотворить, для строительства земельщика, для судоходства воздушника, парусами управлять. И жили неплохо, и маги совсем не вредные были, а совсем наоборот. Только кто старичье слушать будет? Пособников магов пороть на площадях стали, да на каторгу отправлять, вот и стихли разговоры.
С этим было понятно. Непонятно с магией. Определенно, у Лотты что-то эдакое было. Только что, понять не могла никак, сколько не билась. Свечу зажечь трехлетние маги могли. В крайнем случае, пятилетние. Для того и браслеты были детские, ограничивающие случайные выплески. Вот когда научится маленький маг контролировать свою силу, тогда и снимут, лет в десять-двенадцать, к школе. А там уже всему научат.
Монастырь наш и был двести лет назад такой школой. Пансионом для маленьких магов. Поэтому в учебниках, руководствах и методических пособиях недостатка не было. Только ничего у меня не выходило. Даже упражнения для младшеклассников не получались, несмотря на все старания.
Сядем проповедь слушать отца Фернана, я лицо вдохновенное сострою и гоняю по телу энергию, как было написано. От медитаций отличий и нет почти. Обстановка самая располагающая. Благостная, тихо, пахнет хорошо, музыка красивая, отец Фернан бубнит монотонно, будто дождь о стекло стучит, а все одно, не выходило ничего. Хоть бы шарик из бумаги сдвинулся, загодя на пол брошенный, хоть перышко крохотное сгорело! Так напрягусь, что пот потечет от усердия, а без толку.
Пару раз замечала взгляд любопытный одной пансионерки. Она в библиотеку часто ходила, на меня внимания не обращала, брала книгу, да уходила. Пожалуй, постарше Лотты на год-два, совсем невеста. Темные волосы, серые глаза, не сказать, что красотка, но и уродиной не назовешь. Молоденькие все симпатичные, это уж позднее кого-то жизнь украсит, кого-то изуродует.
Мать Лаура стала работу подкидывать. То письмо перевести, то отписать по- дешански тамошнему аббату, то скопировать текст невразумительный на парлапуту. Я так поняла, на нем и не говорит почти никто, священники на память тексты зубрят, а смотреть могут вовсе не на ту строку и даже страницу. И ошибки делают, само собой, накопилось-то за двести лет их немало. Кроме магов, никто его и не учил никогда. А как стало некому учить, так и стал язык мертвым в Бренвийоне. А на нем все заклинания, между прочим, написаны! Мне, правда, это не помогало нисколько. Видимо, от дара только отголоски и остались, позволяющие саламандр в огне видеть.
Очень такое было огорчительно. Получается, тетка зря Лотту в монастырь сплавила? Перестраховалась.
– Ты неправильно дышишь, – услышала как-то днем в библиотеке.
Так сконцентрировалась, что не услышала, как вошла пансионерка. Та самая, сероглазая.
– Ты напрягаешься, вместо того, чтоб пускать силу свободно. Дай ей течь, как воде по руслу ручья. Дыхание – это движение изнутри, им ты отворяешь силе шлюз. Или вынимаешь заслонку в трубе. А ты ломишься в закрытую дверь.
– Откуда ты знаешь? – Довольно агрессивно спросила я.
Та только улыбнулась и отошла к полкам. Взяла книжку и ушла. А я решила больше не заморачиваться. Если дар остаточный, крошечный, то и стараться нечего, зря время тратить. Жила без всякой магии сорок пять лет и еще столько же проживу. Вон, в магическую школу меньше пяти пунктов не брали, ввиду ничтожности дара. И детей таких не учили, они шли в школы для простых смертных. Может, у Лотты всего-то единичка или две, такое раскачать сто лет понадобится. Надо вспомнить, что ей удавалось больше всего, туда и колотиться.
Закрыла глаза и начала перебирать доставшиеся мне воспоминания. Посуда, метла, куры, рынок, лавка… Как же тетка тогда сказала? «Сделай мне красиво»? Что это еще за дар такой? Это самое частое требование заказчиков к дизайнерам, а Лотта точно не дизайнер. Та-ак, что там еще? Тряпки шустрят сами по себе, щетка вертится… будем считать, что дар минимальный, бытовой. Это хорошо, это полезно. Всегда не любила стирку и уборку. Есть учебники для магов, а есть для бытовиков… мне что-то такое уже попадалось. Хы-ы, то есть, сами маги их за магов не считали? Ну и дураки! Пульсаром зарядить – ума много не надо, а ты жирную посуду отмой после холодца или майонеза. У меня одна подруга так и сказала, посуду не будет мыть принципиально! И молодой муж напрягся и купил посудомойку. Туда все до последней чайной ложечки они складывали, а потом и дети.
Задышала ровнее, на спинку откинулась. Где же та книжка лежала? Вроде это был сборник бытовых заклинаний для начинающих? Не толстая, не тонкая, небольшая такая книжица карманного формата. Я задумчиво крутила перед собой пальцем, решая, с какой полки начать поиски.
Бам! Книга сорвалась с полки и плюхнулась передо мной на стол. Я и рот раскрыла от удивления. Получилось? Кто-то явственно хихикнул. В пустой библиотеке, где, кроме меня, никого не было.
– Кто здесь?
Над полками зашуршало и все стихло.
– Ну и сиди там, голодный, холодный и несчастный, а у меня кусок ватрушки есть! – я достала ватрушку от завтрака, завернутую в салфетку, и откусила краешек, демонстративно постанывая от наслаждения. На краю поля зрения что-то мелькнуло. Только бы не крыса. Я к ним как-то не очень.
Положила ватрушку перед собой и открыла книжку. Вроде как чтением поглощена и вообще ничего не вижу вокруг.
Справочник оказался тем самым, по бытовой магии. На парлапуту написанным. На корешке виднелся номер стеллажа и номер книги в описи. Библиотекарша все книги тщательно записывала и к работе относилась ответственно. Пойду-ка посмотрю, как она эту книгу записала.
«Стихи неизвестного автора на (?) пар-ту». Строчки заклинаний в столбик, в виде двустиший написаны. А применение, видимо, приняли за название стихотворения. Ну-ну. Не мне соваться в чужой систематический каталог. Пусть так и будет.
«Если рвешься в мордобой, ты боец и ты герой,
Только грязи ты боишься и лицо свое умой!».
Нет, ну и в самом деле почти стихи. Просто на парлапуту еще складнее звучит, это я для себя перевела. Ага, для соблюдения личной гигиены в полевых условиях, кровь смывает со всех поверхностей и въевшуюся грязь. Хорошее заклинание. Впрочем, бесполезных тут и не может быть.
– Ме?ру па?рис и?стри дан, ме?ру та?рик омира?н, гре?ни ме?ни пану яр, фа?рис ле?ну ория?р! – я крутанула кистью, будто умывая кого-то.
– Дура безграмотная! – негодующе заверещал тонкий голосок.
Я вытаращила глаза. Передо мной, прижимая ватрушку к себе тонкими черными лапками с когтями, сидело… сидел… Что-то черное, вроде мохнатой гусеницы, с кожистыми крылышками и острой лисьей мордочкой с большими ушами. Сейчас мордочка была мокрой, прилизанной, а хохолок стоял дыбом. Желтые глаза с вертикальными зрачками сердито моргнули.
Я закрыла рот ладошками и захихикала.
– Ты такой миленький, такой хорошенький, – сквозь смех удалось сказать не сразу.
Зверек зашипел и раздулся. Тонкий змеиный хвост с костяным сердечком на конце щелкнул по столу.
– Все-все, поняла, ты страшный, ужасный, огромный и могучий! Кушай ватрушку, приятного аппетита!
Зверек подпрыгнул, растопырил крылышки и проворно пополз по полкам шкафа вверх, где и скрылся вместе с ватрушкой. Обиделся. Или пропитание деткам потащил? Ну, какая прелесть! Да еще и обругал меня.
До «Бестиария» добраться не дали. Время идти в часовню, молиться (правильно дышать и пропускать силу через каналы), потом ужинать и спать. Чего в монастыре не было, так это возможности шататься после колокола по коридорам. Они решетками перекрывались. Иди в спальню или умывальню, объединенную с уборной. Пришлось умываться самым простым, немагическим способом, и идти в кровать.
– Сегодня твоя очередь, Лотта! – поторопила меня Корнелия.
– Я про рыцарей и принцесс ничего не знаю, – скучным голосом отозвалась я. Моя очередь рассказывать сказку, и я решала, начать с «Золушки», «Спящей красавицы» или замахнуться на «Принцессу-лебедь»? Но ведь там везде магия, а тут люди уверены, что магия – это очень плохо. Если колдунья, то непременно злая. Колдун – так некромант и людоед. В Бренвийоне добрых фей детям не полагалось. «Тристана и Изольду» задвинуть им? Как раз все умерли, вполне в местном духе, только я плоховато помню. Помню, что Тристан по ошибке приворотное зелье выпил. Или не ошибка была, а Изольда на рыцаря глаз положила?
– Тогда про драконов расскажи!
Драконов я терпеть не могла, драконьего ажиотажа не понимала, и книжки про них не читала, потому что бред! Нет, существование драконов я вполне допускала. Мало ли кого магия породила, в исключительность человеческой расы верить глупо. Могли красивые человечки привлечь более могущественное существо, почему нет? Вся античная мифология сплошное сожительство богов с людьми. И богини прельщались красивыми юношами, и боги жару поддавали, кем только не прикидывались. Чем драконы хуже? Что обесчестил, обрюхатил и выбросил жалкую человечку, не сомневалась, а что помрет без нее – уже нет. Драконы – это как мажоры в сказочной иерархии. Им все можно, их все боятся, никто им не указ. А насчет мудрости и всего прочего… вседозволенность и безнаказанность до добра никого не доводит. Даже котиков! А тут огромные огнедышащие ящеры! Или сказочно красивые мужчины, обладающие магией, властью, богатством. Им те «истинные», как поденки на речном берегу. Была бы голубушка вынослива да здорова, чтоб сильное дитя выносить, а что с ней потом будет, кого интересует?
– Ладно, я про гномов расскажу. В одном королевстве жил-был вдовый король, и была у него дочка, белая, как снег, с черными волосами и синими глазами, – начала я, отмахиваясь от предполагаемой анемии, рахита и авитаминоза у королевской дочки. Иначе с чего бы она, как снег бела? «Белоснежка» потекла по своему сюжету, девчонки ахали, задавали вопросы, и чуть ли не подпрыгивали на своих койках. Тема злой мачехи задела за живое многих девушек. А ведь и правда, родная-то мать вряд ли сослала дочку в монастырь! Пожалела бы! Бедные девочки!
Никогда не задумывалась, почему гномы лесные? Они же горный народ? Какого хрена они в лесной чаще жили, а не в благоустроенной пещере? Потому что принцессу в лес привезли, а не в горы? Пусть это останется на совести братьев Вильгельма-Карла и Якоба-Людвига. В нашей русской версии хотя бы богатыри были, потому что пограничная застава, логично все.
Я так увлеклась, что, накинув покрывало, посреди дортуара изображала злобную колдунью под личиной доброй старушки.
– Скушай, деточка, яблоко, – прошамкала я и протянула воображаемое яблоко Ользе.
Та взвизгнула и закрылась с головой одеялом. Правда, тут же сделала щелку, в которой заблестел любопытный глаз.
– Красное, спелое, наливное яблочко!
Я продолжала рекламную компанию, предлагая всем «яблоко». Девчонки с ужасом и восторгом шарахались.
– Я так голодна, – вдруг жалобно сказала Корнелия. – Дай мне яблочко, добрая женщина!
Вот это вживание в образ! Разумеется, я дала ей «яблоко», и со злобным хохотом скрылась за пологом своей кровати. Общий шумный выдох показал, что Корнелия «яблоко» надкусила и упала на кровать.
