Ли засмеялась. Как-то однажды он сказал Ли, что смех ее опасен, и ничуть не шутил при этом.
– Сам знаешь, зачем я звоню, – сказала она.
– Ленч? – спросил Бенджамин.
– В час пятнадцать?
– В час, – сказал он, повесил трубку и почувствовал себя гораздо лучше. И никакой вины не испытывал – по крайней мере в тот момент. Если Пегги весь день треплется по телефону – сама виновата. Иначе бы он дозвонился и пригласил ее на ленч первой.
За окном хлынул дождь. Не дождь, а сплошной весенне-летний ливень, и хлестал он с такой силой, точно вознамерился отмыть город от всех грехов или просто смыть его в океан до наступления ночи.
Теперь Бенджамин уже с радостью взирал на разбушевавшийся за окном дождь. Ему всегда нравилось заниматься любовью днем, когда на улице ненастье.
Впрочем, радость его не была абсолютной. Портил ее разговор с тестем, состоявшийся несколько месяцев назад.
– Пегги говорит, ты спишь с другими женщинами, – сказал тогда Вудхем.
– Вот как?– сделал удивленные глаза Бенджамин, стараясь, чтоб голос звучал как можно спокойнее. Они с тестем пили олдфэшн[20 - Американский коктейль по старому рецепту. Представляет собой виски с водой, горькой настойкой, сахаром, лимоном и вишней.] в баре «Сент-Реджис». Вудхемы заехали в Нью-Йорк на неделю, перед поездкой в Европу, где собирались провести отпуск. Вудхем, в прямого покроя сером пиджаке, с твердым свирепым лицом, оставался заправским полковником, хоть и был в штатском.
– Да, – сказал Вудхем. – И кое-кто из ваших друзей тоже так говорит. В основном женщины.
– Ну и дурак же я, что закатил для вас за неделю сразу две вечеринки, – сказал Бенджамин. – Познакомил вас со всеми своими врагами.
Вудхем рассмеялся отрывистым лающим смехом. Настоящий военный смех, не предвещавший ничего хорошего.
– Бабская болтовня, – сказал он. – Но Пегги… она ведь не врет, верно?
– Так, только изредка, – ответил Бенджамин. Самому ему страшно не хотелось лгать этому замечательному прямодушному старцу.
Вудхем кивнул.
– А во всем остальном она считает тебя просто образцовым мужем.
– Мало же она обо мне знает, – пробормотал Бенджамин.
Они молча пили олдфэшн, провожая взглядами снующих по залу официантов.
– Она хочет развода? – спросил после паузы Бенджамин.
– Нет.
Бенджамину захотелось броситься к телефону-автомату, что находился на другом конце зала, позвонить Пегги и сказать: «Я люблю тебя!.. Люблю!» Но он, сохраняя неопределенное выражение лица, тихонько позвякивал льдом в бокале. Он понимал: Вудхем ждет от него еще каких-то слов и готов, если понадобится, ждать хоть целый час, сам не произнося при этом ни слова.
– Постараюсь, чтоб это не выплыло наружу, – сказал наконец Бенджамин.
– Всегда рано или поздно выплывает, – заметил Вудхем. – И тебе это прекрасно известно.
– Да, наверное.
Они заказали еще по коктейлю.
– Она мой единственный ребенок, – сказал Вудхем. – Привыкла, что я ее обожаю и лелею.
– И я ее обожаю, полковник. Более чем…
Вудхем кивнул.
– Да, вроде бы так все и выглядит, – пробормотал он. – Если смотреть со стороны. – Он наблюдал за тем, как бармен убрал пустой бокал и поставил перед ним новый.
– Позвольте задать вам вопрос, полковник, – сказал Бенджамин. – Сколько лет вы уже женаты?
Вудхем подозрительно покосился на него:
– Двадцать девять лет. А что?
– И за все эти годы вы ни разу не изменяли жене?
Вудхем вздохнул.
– Один ноль в твою пользу, – нехотя выдавил он и отпил из бокала большой глоток.
– Позвольте задать еще один вопрос, полковник, – сказал Бенджамин.
– Черт подери! – возмутился Вудхем. – Это я пришел сюда задавать тебе вопросы!
– Пегги жила с вами все то время, что я был в Европе, – начал Бенджамин. – Вы видели ее каждый день. Как вы считаете, она мне изменяла или нет?
Теперь Вудхем смотрел на него уже не просто как полковник. Перед Бенджамином сидел командир дивизии.
– Что это она тебе наплела?
– Ничего, – ответил Бенджамин. – Я ее никогда об этом не спрашивал.
– Тогда на что ты намекаешь, черт побери?
– Да на то, что все это в конечном счете не так уж и важно, – ответил Бенджамин. – Я не хочу утверждать, что нет на свете браков, где муж и жена были бы верны друг другу всю свою жизнь, до гробовой доски. Я о таких читал, видел в кино… Знаю, что на каждой воскресной службе бывают сотни и тысячи подобных людей. Теоретически. Но не так уж много видел их в жизни, в наши дни. Да и вы тоже.
– Я врач, – сказал Вудхем. – Я видел много такого, чего другим и не снилось.
Бенджамин проигнорировал последнее замечание тестя.
– Как-то раз вы спросили меня, – что я хочу доказать, – продолжил Бенджамин. – Я ничего не хочу доказывать. Кроме того, впрочем, что я… живой человек. Что восприимчив к красоте. И сделан вовсе не из цельного куска камня или железа. Что я испытываю временами голод и сам не всегда понимаю, чем и как его можно утолить.
– И это в твоем-то возрасте! – заметил Вудхем. В самом тоне его подразумевался упрек.
– Да, в моем возрасте!– кивнул Бенджамин.– И если Пегги ждет от вас ответа, можете передать, что я буду любить ее всю свою жизнь. И если она в ответ скажет, что хочет развестись со мной только потому, что время от времени у меня бывают другие, пусть хоть завтра отправляется в Рино[21 - Рино – город на западе штата Невада, известен как место, где очень быстро можно оформить брак и развод.].
– О’кей, – кивнул Вудхем. – Отчет будет отправлен по соответствующим каналам связи. – Он покачал головой. – Черт, по крайней мере вы бы могли попробовать начать все сначала в Сан-Франциско…
Сытый и довольный ленчем, а также бутылкой выпитого за ним вина, Бенджамин вслед за Ли поднимался по ступенькам недавно реконструированного дома из красного кирпича. Шел и видел перед собой ее узкую прямую спину, сверкающие волосы, слегка покачивающиеся бедра, обтянутые зеленым льняным платьем, длинные, изумительно стройные ноги. В подъезде стоял полумрак: они нарочно поднимались неспешно и благопристойно, предвкушая, что скоро весь этот декор, все эти приличия разлетятся в прах.
Они встречались и занимались любовью по два-три раза в неделю. И Ли продолжала доставлять ему то же изысканное наслаждение, что он испытывал в самом начале их романа, в Париже. Однако позже, когда он мысленно прокручивал в голове все сцены с ее участием – перед тем как уснуть дома или в метро, сидя с закрытыми глазами, чтобы не видеть печальных лиц других пассажиров, – самым возбуждающим, самым изысканным и волнующим казался ему тот момент, когда он молча поднимался по лестнице следом за этой восхитительно высокой женщиной, глядя на ее элегантно обутые длинные ноги и округлые бедра. Поднимался в предвкушении и уже как бы обладая ею, пока она доставала ключи и готовилась отпереть дверь квартиры.
Они лежали рядом в полутемной комнате. Шторы были задернуты, за окном барабанил дождь. Но из-за туч уже показалось солнце, его бледные лучи проникали в щель между шторами. Рядом, на тумбочке, тихо тикал будильник. Было почти пять. Собственное тело казалось Бенджамину невесомым, воздушным, смазанным некими волшебными маслами, торжествующим. Он знал, что скоро встанет, оденется и будет благопристойно спускаться вниз по лестнице. Благопристойно появится на коктейле у Роузов, тая и лелея в душе воспоминания о дневных безумствах, ключом к которым служил номер телефона, затверженный наизусть. В комнате было тепло, и они лежали обнаженными, отбросив простыни и одеяла. Кожа Ли, казалось, светилась в этом отфильтрованном дождем и шторами бледном солнце. «Ну, еще пять минут…»
– Что ты сказал? – спросила Ли.
Он удивился. Он даже не заметил, что произнес эти слова вслух.
– Я сказал: «Еще пять минут», – ответил Бенджамин. – Только мне показалось, я не говорил, а просто думал.
– Немного любви, и побежал, – заметила Ли, но упрека в ее голосе не слышалось.
– Но мы пробыли тут часа два с половиной…
– Джентльмены не должны подсчитывать и мелочиться, – сказала Ли. – Не джентльменское это дело. Впрочем, и мне пора вставать. Приглашена вечером на коктейль…
– К кому?
– К каким-то людям по фамилии Роуз.
– Я тоже там буду, – сказал Бенджамин. – Вот уж не знал, что ты с ними знакома.
– Я и незнакома, – ответила Ли. – Просто меня пригласил к ним один джентльмен. Заедет за мной через час.
– Смотри, адрес на Восточной Шестидесятой пользуется большой популярностью, – заметил Бенджамин.
– Урод, – спокойно и беззлобно огрызнулась Ли. – Твоя жена тоже там будет?
– Да.
– Вот и прекрасно, – сказала Ли. – Наконец-то выпала возможность познакомиться с ней.
– Все, мне пора бежать, – сказал Бенджамин и вспомнил сцену за завтраком. Совсем неподходящий день он выбрал для свидания с Ли. Хотя, с другой стороны, какой именно день можно считать подходящим? Он обернулся к Ли и поцеловал ее. – Увидимся вечером, за выпивкой, – сказал он и начал вставать.
Ли протянула руку и удержала его.
– А теперь послание от нашего спонсора, – сказала она.
Он снова откинулся на подушки, довольный тем, что можно еще на несколько секунд задержаться в этой постели, в этой комнате, за окнами которой тихо шуршал дождь.
– Фамилия джентльмена, который ведет меня на коктейль, – начала Ли, – Стэффорд. Ты с ним знаком?
– Нет, – ответил Бенджамин.
– Он необыкновенный человек, – добавила Ли.
Бенджамин состроил гримасу.
– И нечего гримасничать, – сказала Ли. – Или ты предпочитаешь, чтоб я встречалась с заурядными личностями?
– Ну ясное дело, – ответил Бенджамин. – И чем зауряднее, тем лучше.
– Всегда знала, что ты подлый, – заметила Ли. – Но не предполагала, что настолько подлый!
Бенджамин вздохнул.
– Чего вздыхаешь? – спросила она.
– Да просто знаю, что сейчас ты скажешь то, чего мне вовсе не хотелось бы слышать, – ответил Бенджамин.
– Я встречаюсь с ним уже три месяца, – сказала Ли. – Он мой вечерний кавалер.
– Знаешь, как говорят итальянцы? – заметил Бенджамин, поглаживая ее густые и прямые, спадающие на плечи волосы. – По ночам любовью занимаются только крестьяне.
– Шутка! – сказала она, но в ее голосе слышалась горечь.
– Извини, – сказал Бенджамин.
– Он один из самых красивых мужчин, которых я видела в жизни, – ровным тоном продолжала Ли. – И один из умнейших. И очень, очень щедрый. А еще богатый, такой богатый… И он просил меня выйти за него замуж.
Какое-то время Бенджамин лежал молча.
– Вопрос, – начал он. – Тогда к чему тебе бедный, женатый дневной тип вроде меня?
– На то есть свои причины, дорогой, – ответила Ли.
– Ты собираешься выйти за него?
– Да, – ответила она. – Если…
– Что «если»?
– Если ты на мне не женишься.
Бенджамин молчал. Только теперь случилось то, чего он ждал и боялся все это время. Все те долгие годы, что знал Ли.
– Знаешь, мои силы оставаться самой популярной незамужней дамой Нью-Йорка, кажется, на исходе, – сказала Ли. – Хочу иметь свой собственный дом. Хочу бросить этот чертов магазин. – Она была хозяйкой антикварного салона на Третьей авеню, который много лет принадлежал ее отцу, но только по возвращении Ли после войны в Нью-Йорк стал по-настоящему шикарным и модным. – Хочу иметь детей, – продолжала она. – Хочу иметь своего собственного мужа, а не чьего-то там чужого. Я что, по-твоему, ужасно буржуазна, да?
– Вычеркнем это «ужасно», – сказал Бенджамин.
– Вот такие дела… – Она лежала неподвижно, глядя в потолок, говорила спокойно, тщательно подбирая слова. Ничего не просила, никаких претензий не предъявляла, да это ей было и ни к чему. Роскошное обнаженное тело и изумительно красивое лицо говорили сами за себя.
Бенджамин сидел на краешке кровати, повернувшись к ней спиной. Он видел свое слегка размытое отражение в темном старинном зеркале, что висело на стене напротив. Тело словно тонуло в мутном стекле с золотистыми прожилками. Отражение почему-то живо напомнило ему обо всех знаменитых, проигрывающих свой решающий бой боксерах, которых ему довелось видеть на ринге. Измученные, вымотанные, побежденные, вот так же сидели они на стульях, загнанные в угол, в отчаянии прикидывая, смогут ли продержаться еще три минуты.
– Мне что, следует опустить свой бюллетень с голосом сию же минуту? – спросил он.
– Нет, – ответила Ли. – Я сказала Джону, что дам ему ответ через неделю.
