На мгновение мир потемнел.
Не от слез. Не от обморока.
Я вдруг увидела себя сверху – маленькую, дрожащую, с веревкой на шее, окруженную смеющимися тенями.
Зал стал глухим, голоса – эхом.
А потом – рывок.
Я снова была в теле. Колени подкашивались. Сердце колотилось, будто пыталось вырваться.
«Что… со мной?» – мелькнуло в голове. Но не было времени думать.
Дверь распахнулась – не скрипнула.
Не открылась.
Вырвалась из петель, будто сама тьма решила вступить в игру.
Холод ворвался в зал – не зимний, не ночной. Это был холод конца. Холод, что леденит душу, а не кожу.
Смех оборвался.
Дыхание замерло.
Даже Абертон опустил бокал. Его глаза – ледяные, как всегда – теперь были полны недоумения. И… страха? Нет. Не может быть. Он же дракон. Он же богат. Он же – все.
А потом появился незнакомец.
Он шел по центру зала – медленно, с достоинством, которое не требовало ни свиты, ни короны. Черный плащ, обшитый черными розами, шелестел, словно крылья ночного хищника.
Белоснежные волосы – как лунный свет на могиле – спадали на плечи, обрамляя лицо, будто сошедшее с древней гравюры.
Вокруг глаз – причудливые тени, словно черные слезы потекли на бледные щеки.
Я увидела, как в глубине его светлых глаз, когда он посмотрел на меня, мелькнули серебряные искры, будто звезды над заброшенным кладбищем.
Я не знала, что это значит. Но сердце сжалось – не от страха.
От узнавания.
И эти глаза смотрели прямо на меня. На меня. Только на меня.
В них не было пустоты, как у Абертона. Там был голод. И что-то… личное.
Я почувствовала, как по коже побежали мурашки – не от холода, а от странного, почти интимного ощущения: он знает меня. Лучше, чем я сама.
Незнакомец был красив. Ужасно красив. Как будто сама смерть решила надеть парадный камзол и поиграть в аристократа.
И я поняла.
Это – Смерть.
Не метафора. Не символ. Не призрак.
И он пришел за мной.
Глава 1. О, Смерть!
Лакей – тот самый, что до этого подносил вино и кривлялся перед герцогом – шагнул навстречу незнакомцу, выпрямив спину, надуваясь от важности:
– Господин! У вас есть пригласительный? Без него вход запрещен! Мы не можем позволить себе…
Голос его затих. Словно кто-то вырвал у него язык. Потому что Смерть даже не взглянул на него.
Просто прошел мимо – как будто лакей был призраком, а не человеком.
Лакей, оскорбленный, дерзкий и немного выпивший, схватил незнакомца за плечо:
– Эй! Господин! Я, кажется, с вами разговариваю!
И в ту же секунду его лицо исказилось.
Не от боли.
От ужаса.
Он посмотрел на свою руку – кожа на пальцах потемнела, покрылась трещинами, как старая бумага. Он хотел закричать – но крик застрял в горле.
И он упал. Без звука. Без борьбы. Как кукла, чьи нитки перерезали.
Зал ахнул. Кто-то даже сделал шаг назад.
– Он… он мертв! – завизжал голос прислуги. – Он мертв! О боги, он мертв!
Цветы в вазах – роскошные, только что принесенные, алые, пышные розы – начали увядать.
Не медленно.
Не постепенно.
Мгновенно.
Лепестки сморщились, потеряли краски и свежесть, потускнели, побурели и стали осыпаться на столы и пол. В считанные секунды – ни одного живого цветка. Только серые лепестки на полу там, где прошел незнакомец.
Как будто веселье, что царило в этом зале, развеялось властной рукой.
Как будто жизнь, что кипела здесь еще пару минут назад, испарилась, оставив только холод, мрак и тлен.
Гости расступились.
Как будто перед ними шел не человек.
Живой коридор образовался – от двери до меня. Никто не смел приблизиться. Никто не смел заговорить.
Только дрожь.
Только взгляды.
Только страх, застывший в глазах.
Смерть шел ко мне.
Каждый его шаг заставлял меня вздрагивать. Каждый шаг – как конец чего-то. Каждый шаг – как приговор.
Абертон, наконец, нашелся. Его ледяные глаза сузились, глядя на незваного гостя.
Тем временем гость поравнялся с Мелиндой, застывшей в панике и обнявшей живот обеими руками. Словно и ее коснулась аура вечности.
Абертон бросил взгляд на нее, на дрожащие руки, обнявшие живот, и выступил вперед, сжав кулаки, но в его глазах – не ярость. Не гнев. Страх. Страх за еще не родившееся дитя.
– Вы… кто? – прошипел Абертон, становясь так, чтобы оказаться между гостем и ребенком. – Кто вы такой, чтобы нарушать мой вечер?!
В его взгляде мелькнула тень. Тень, которую он быстро спрятал. Как будто он сам испугался того, что увидел.
Смерть остановился в двух шагах от меня.
Его взгляд – как ледяной нож – скользнул по гневному лицу Абертона.
И тогда Смерть заговорил.
Голос – тихий, красивый, мягкий, чуть глуховатый, словно шелест цветов на надгробии.
– Я тот, кого звала ваша жена, мистер Абертон Арбанвиль. Мне очень жаль, но придется ее забрать.
В этот момент взгляд Смерти уперся в меня. Сердце обрушилось вниз, а перед глазами потемнело.
Я замерла. Голова закружилась.
Нет. Нет, нет, нет!
Я ведь просто… я просто шептала… я просто молила… я не хотела… я не знала, что он и правда может прийти! Я до последнего была уверена, что я просто упаду и всё. И, быть может, на мгновенье перед глазами промелькнет старуха с косой.
Абертон не понял. Он нахмурился, как ребенок, которому не объяснили игру.
– Что? О чем вы говорите? Она не звала никого! Она больше не имеет никаких прав в этом доме. И уж подавно приглашать гостей.
Глава 2. Проданная
– Мистер Арбанвиль, давайте не будем спорить. У меня не так много времени. Она звала меня, – вкрадчиво и безукоризненно вежливо повторил Смерть, удостоив взглядом моего мужа. – Она шептала. Внутри себя. В своей груди. Где еще теплилась искра жизни. Она просила: «Забери меня. Только забери».
Он повернулся ко мне.
– Ты просила. Я пришел. Так какая была последняя ставка? Надеюсь, этого хватит?
Он достал мешок.
Не маленький. Не кожаный. Мешок – из черного шелка, с серебряным шнурком. И небрежно бросил его Абертону.
– Здесь две тысячи. Можете пересчитать, – вежливо улыбнулся Смерть.
Ого! Две тысячи!
Мешок упал к роскошным сапогам моего мужа. Золото зазвенело. Золота было так много, что оно высыпалось из мешка, как река, и затопило ноги Абертона.
– Я покупаю ее, – вкрадчиво и тихо сказал Смерть. И его взгляд снова застыл на мне.
Я задергалась, но брачные узы удерживали меня. Я дергалась так сильно, так отчаянно, что, казалось, шевельнулась!
В этот момент… время остановилось.
Не в смысле «все замерли».
Нет.
Все замерли.
Даже лепесток, который падал с вазы, повис в воздухе, так и не долетев до пола.
Невидимая пауза.
Мир затаил дыхание.
Я почувствовала… как будто я вышла из своего тела.
Как будто я – дух, наблюдающий за собой со стороны.
Я видела себя – стоящую в кружевном белье, растрепанную, бледную, с веревкой на шее, с мокрыми от непросыхающих слез щеками.
