Понимаю желание вытрясти из трубок каждую капельку и как следует поглазеть на них в микроскоп и подсадить к всяческим бактериям. Доктор человек экстра-надежности (а каким еще должен быть человек, который видит самые потаенные августейшие места и принимает роды?), но такую деликатную субстанцию доверять нельзя никому.
– Объяснись, – в свою очередь велел Император.
Запросто.
– Вы умирали, и я велел доктору перелить вам моей крови. Помогло, но не знаю, насколько хорошо.
Александр почухал подбородок, и я скопировал жест. Далее он поерзал, и я поерзал вслед за ним с поправкой на позу. Причина проста и логична – показать царю, что отныне мы связаны прочнее, чем когда бы то ни было. Боткин завороженно взирал на происходящее от горящего камина, пожиравшего оборудование.
Император заметил закономерность и приподнял правую руку. Изобразив усилие, я удержал свою на месте и покачал головой.
– Сергей Петрович, прошу вас покинуть нас ненадолго, – велел Александр.
Поклонившись, доктор покинул спальню, ожесточенно растирая лицо ладонями. Едва дверь закрылась, царь горько усмехнулся и с отвращением к себе выдохнул:
– Выходит, не свою я отныне жизнь живу, а у тебя подворовываю.
– Глупости, – улыбнулся я. – Крови в человеке пять литров, я отдал тебе половину литра. Она – восстановится, а отец – нет.
– Не шути со смертью! – страшными глазами, с не менее страшным оскалом прошипел на меня Император. – Господь срок отмеряет, и не тебе с ним спорить!
– Не с ним, но от его имени, – поправил я.
– Чужое-то мне зачем? – всхлипнул царь, откинувшись на пропотевшую подушку и мокрыми глазами уставившись в потолок. – От своего-то устал мочи нет! Каково мне вот так, – окинул рукой искалеченное вместилище. – Подумал? Шевелиться не могу, дышать полной грудью не могу, даже посрать не могу сам! Отпусти меня, Гриша, не мучай.
Совесть отвесила мне оглушительную оплеуху, в голове всплыли сотни фильмов о том, что если пытаться обмануть смерть, никогда ничего хорошего не выходит.
– Прости, старый медведь, – опустил я глаза. – Прошу тебя – позволь попрятаться в твоей тени еще немного.
Александр шумно сглотнул, закрыл глаза запястьем и тихо заплакал.
* * *
Филера Федьку с того памятного вечера, когда он имел честь лично доложить полковнику Курпатову об опасном разговоре Гинцбурга с его зятем словно стремительный водоворот затянул. Сначала – двухмесячная подготовка в Москве с зачислением в «Избу», затем, со ста рублями в кармане и адресом, на корабль до Америки. Там Федька прожил три месяца, если не считать время в пути – как и было велено, он прибыл в глухомань: штат Мэн. Там Федьке сделали документы американского гражданина, поддельные рекомендательные письма, и пристроили в дом местного мэра слугой. Совсем не тот уровень сервиса, что дома или в Европе, но научиться себя правильно вести и потренировать акцент Федор смог.
И только-только вдруг обретший зарубежную карьеру филёр уверился в своей пожизненной командировке и начал подбивать клинья к налившейся аки яблочко, доставляющей по утрам молоко дочери фермера Джона, как ему было велено отдать господину мэру письмо от несуществующей тетушки, которая-де на последнем издыхании и хочет завещать единственному племяннику рухлядь на окраинах Лондона.
Погрустил мэр – слуга-то толковый, без него уже как без рук! – и отпустил Федю с пространным рекомендательным письмом и поразительно щедрой для американского чинуши премией. Новому назначению филёр был рад – кроме фермерских дочек в этой глухомани ничего интересного, то ли дело главный город планеты – Лондон! Задания, надо полагать, тоже станут поинтереснее – Федор знал цену своим умениям, и в доме хозяина захолустья откровенно задыхался от нереализованного потенциала.
Стоя на палубе прибывающего к британской метрополии корабля, Федор смотрел на город и дышал на озябшие ладони. Раскинувшись от горизонта до горизонта своей коптящей мириадами труб тушей, столица могучей империи словно решила уничтожить всё, способное внушить хоть толику мысли о жизни: лишь тощие воробьи да голуби, опасливо косясь на крыс, пытались найти что-то съедобное в заполненных помоями грязных переулках. Воняющий гарью и нечистотами воздух, однако, Феде понравился – к промышленным ароматам примешивалась отчетливая нотка опасности и приключений.
Жизнь тем не менее внесла коррективы – прямо с корабля Федора протащил по нужным конторам хмурый незнакомый соотечественник, кроме пароля-отзыва и словом-то не обмолвившийся. Так филер получил в собственность наполненную пауками, клопами и плесенью конуру на окраинах Лондона и подданство Британской Империи. Дальше было рекрутинговое агентство и строгий отбор, который «связной» очень советовал филеру не провалить. Получилось – теперь Федор работал слугой широкого профиля в гостинице «Лэндхэм». Работал долго – до середины мая, от ощущения собственной бесполезности и скуки уже подумывая начать прикладываться к дешевому бурбону, но двадцать третьего мая в холл гостиницы, где дежурил почти повысившийся до администратора благодаря усердию Федя, вошел «связной».
Вручив филеру тяжеленный ящик, «связной» велел ему отнести обозначенное «хрупким» оборудование в соседствующий с люксом номер два номер и прислонить трубками к стене в соответствии с инструкцией. Самому Федору было велено слушать ушами живыми, привычной слуховой трубкой и не стесняться записывать беседу, которая развернется в люксе с девяти вечера до полуночи.
Наконец-то настоящая работа! Повидал Федор постояльцев, которые останавливаются в люксах – сплошь богачи с бакенбардами в сажень! Непростая будет беседа! Такая, что окупит потраченные на протирание пыли полгода!
Ящик пронести удалось легко – мало ли что там слуги по коридорам на тележках катают. Остаться в номере получилось еще легче – ночевки на шелковых простынях лакшери-номеров слугами практиковалось часто и охотно. Аккуратно сняв крышку, Федор узрел сияющий в свете ламп полированной бронзой прибор, в инструкции названный «фонографом». Название знакомо – еще в Москве, на учебе, работу фонографа демонстрировали. Модель, однако, отличалась и выглядела, на взгляд филера, как очень тонкая, штучная, выполненная в одиночку настоящим Кулибиным, работа. Стараясь лишний раз не дышать на чудо техники, Федя как было велено расположил трубки у стены и принялся ждать девяти вечера, не забывая, впрочем, слушать тишину по ту сторону стены чисто из чувства долга – а ну как пораньше включить надо будет?
Информация оказалась верной – ровно в девять слуховая трубка донесла до жадного филерского уха хлопки дверей, шаги, и становящиеся по мере приближения господ к нужной стене разговоры. Кнопка нежно щелкнула, Федор свободной рукой взялся за небольшой рычажок сбоку и беззвучно начал крутить его, аккуратно отсчитывая один оборот в десять секунд, параллельно запоминая особенности голосов и слова уважаемых господ.
– Старого мопса давно не видели – либо он сдох, либо на последнем издыхании.
– Полагаете, стоит начать действовать сейчас, лорд Ротшильд?
– Безусловно! Мопсёнок играет так, словно за ним стоит кто-то очень мудрый, но нужно смотреть правде в глаза – судьба послала нам сильного противника. Он купил лояльность одних, а другие слишком напуганы, чтобы дергаться – все помнят, сколько странных смертей случилось с теми, кто мешал мопсёнку…
Пол словно ушел из-под филёрской задницы, дыхание стало почти неслышимым, и только пропотевшая рука вертела ручку фонографа, как механизм отмеряя оборот в десять секунд. Полгода протирания пыли? Ха! Да за такое Федор был готов сутками долбить руду в промозглой шахте до конца своих дней!
Глава 3
Я уже даже и не удивляюсь тому, что после молебна ранним утром распогодилось, и теплое весеннее солнышко принялось играть бликами в оставшихся на нежной, едва успевшей распуститься зелени, каплях. Еще до молебна Александр и я успели поговорить с духовником, и он, не будь дурак, Императора заверил в том, что никаких грехов мы на душу не взяли – отец и сын – это одна плоть и кровь, а значит поделиться и тем, и другим не зазорно. «Переливание» жизни из одного сосуда в другой с последующим списанием драгоценных дней для «донора» вообще суть колдунство и еретические ритуалы – с ними я очевидно несовместим, а потому продлеваю жизнь Александра без урона самому себе, чисто Божьей волей, проводником которой я считаюсь.
Словом – духовник и молебен смогли вырвать Императора из глубокой депрессии и обратить его лицом к свету. Отчасти – в прямом смысле: сейчас мы находимся в саду, я сижу за столом и копаюсь в интереснейших бумагах (не пропадать же драгоценному времени зря), а Александр в своем кресле с улыбкой гладит своего любимого коня по морде и кормит его яблоками.
– Так-то оно и хорошо, – рассуждал Император. – Внука на руках подержать успею.
– Правильно, – поддакнул я.
– Тебя прикрыть, – продолжил он.
– Это еще правильнее, – одобрил я и это.
Смущенно кхекнув, Александр тихо извинился:
– Прости за тот день. Ну, когда Лешка… – замолчал.
– Высочайший гнев страшен, но не для меня, – улыбнулся я ему. – Просто под горячую руку попал, даже вспоминать не о чем.
– Что там у тебя? – заинтересовался Александр.
Коллективный царский «Андреич» сегодня бегает чуть ли не вприпрыжку, при каждом удобном случае крестясь, бубня молитвы и демонстрируя привычные чудеса профессионализма – сейчас последнее выразилось в моментальном считывании монаршей воли и перекате его поближе ко мне вместе с лошадью.
Почухав вычесанную гриву копытного, я ответил:
– Черновик нового учебника истории. Очень хорошо получается, на мой взгляд, потому что сделать из описанного здесь, совершенно правдивого и основанного на фактах исторического процесса можно единственный вывод: Россия все свое существование жила в кольце врагов, и делает это до сих пор.
– То же мне новость, – фыркнул Император.
– Для нас – так, – улыбнулся я. – Потому что мы глубоко погружены в контекст. Наши подданные такого сомнительного удовольствия не имеют. Кто постарше – те да, помнят недавние кампании, но не больше. Вон нынче германофилия расцветать стала, но если однажды придется столкнуться в войне с немцами, вот это, – похлопал по черновику. – Поможет народу побыстрее привыкнуть к изменениям государственной политики. Нет и не может быть вековой дружбы и полного благорастворения – есть лишь выгодные в сложившихся условиях союзы, и действовать они будут только до конца ближайшей войны. Наша задача – воспитать новое поколение подданных со встроенным пониманием геополитики. Не как у французов, где новость – это всего лишь повод ее обсудить за обедом, а привить истинное понимание: исторический процесс объективно существует, двигается своим чередом, и все мы его заложники. Не хочу воевать, вот вам крест, – перекрестился. – И никто не хочет, но, собака, приходится – если попытаться отгородиться от Истории иллюзиями о вечной дружбе с соседями, История придет к тебе сама. Так, как будет выгодно более активным ее акторам. Нельзя лениво отмахиваться от раздражителей и козней наших врагов – нужно выстраивать новую систему международных отношений и включать в нее других, только так можно контролировать развитие соседей и в конечном итоге победить.
– Слышал, – отмахнулся Александр. – Назвался груздем, сам в этом, – кивнул на черновик. – И копайся так, как тебе нужно.
– Как ты себя чувствуешь? – перевел я тему.
– Не поверишь – полон сил, – улыбнулся Император, подхватил кованный белый стул и по очереди согнул его ножки.
У меня так не получится – не сплавы из будущего, а настоящий чугун в добрых сантиметра полтора диаметром. Коллективный «Андреич» перекрестился – вот насколько Император окреп и здоров, это ли не чудо? Не думаю, что дело в крови – Александр всегда медвежьей силой отличался, и не гнушался по случаю сгибать всякое, как бы делая отсылки к Петру.
– Полетели в Крым? – предложил я. – Неизвестно, насколько болезнь ушла, лучше быть рядом.
Не могу в Питере оставаться – важное дело за спиной осталось, в принципе и без меня обойдутся, но лучше поучаствовать – это первое такое на родных землях мероприятие, и нужно придать ему должный статус своим присутствием.
– Чему быть, тому не миновать, – пожал плечами Александр и вернулся к кормлению коня яблоками. – Не кататься же мне за тобой как телега за лошадью. Не поеду, Гриша. Здесь останусь, за хозяйством присмотрю.
– Ух и много того хозяйства! – потянулся я. – Хозяин – барин, – поднялся со стула, указал стоящему на деликатном отдалении секретарю подхватить бумаги. – Ежели чего, так я мигом домчу.
– Ну-ка иди сюда, – велел царь.
Я подчинился, поскрипел ребрами в медвежьих объятьях, похлопал Императора по могучей спине. Ослабив хватку, Александр схватил меня за плечи и широко улыбнулся мне в лицо:
– Помазанник!
– Сами вы такой, папа! – хохотнул я.
– Ступай с Богом, – отпустил меня Император.
– Угу! – поддакнул я.
– Маму-то успокоить не забудь, – уже в спину прилетел мне совет.
– Обязательно! – обернувшись, помахал я рукой и жестом велел слугам готовить выезд.
Как раз успею. И что бы я без воздушного транспорта делал?
* * *
Когда в твоем распоряжении грандиозные средства, нужно быть самым отбитым коммунякой на планете (любитель «альтернативки», друг-Илюха, о таком рассказывал, какой-то вымышленный Сережа Ткачев), чтобы не тратить малой их толики на любимого себя и чуть менее любимых (хорошо, что никто в моей голове эту градацию разглядеть не может, а значит и не осудит), но тем не менее любимых в полном смысле слова родных.
Строительством Крымской резиденции озаботились еще мои предшественники – Ливадийский дворец прекрасен, и второй резиденции в Крыму строить я не вижу смысла: очень дорого, а жить в Ливадии нам всем очень нравится. Однако изменения в резиденцию я внес – у нас появился бассейн хитрой конструкции: на берегу моря вырыли котлован, обложили его плиткой, присобачили насос с трубами, дали раствору высохнуть – на жаре это буквально несколько дней – и вуаля: у нас появилось совершенно безопасное место для купания. Вода поступает из моря и утекает туда же. В процессе великолепно прогревается, а меняющаяся глубина делит бассейн на «детскую» и «взрослую» части. Глубина «взрослой» утонуть позволяет только при большом желании: 1.6 метра всего.
Сейчас посреди бассейна натянута сетка, и мы играем в водное поло. Со взрослой стороны одинокий я, со стороны «детской» – Оля и Миша. Счет равный, но мне приходится несладко – такая расстановка сил вызывает изрядное веселье у оккупировавших шезлонги под зонтиками и наслаждающихся свежевыжатыми соками Маргариты и Дагмары. Последняя немного обижена на Александра – ишь ты, хозяйственный какой оказался, нет бы с любимой женой курортом наслаждаться! Обида, впрочем, с лихвой перекрывается радостью от поправки Императора.
Водное поло в эти времена уже изобретено, равно как и волейбол (мы смешали), но популярностью по понятным причинам не пользуется ни то, ни другое. Спортом в целом ныне занимаются по большей части энтузиасты, его важность очевидна не всем, но я не постесняюсь стать первым монархом, который будет за спорт радеть словом и делом. Здоровый подданный – это здоровый экономический актор. Здоровый подданный – это выносливый солдат, на которого можно навесить всякое полезное. Здоровый подданный – счастливый подданный, потому что «в здоровом теле – здоровый дух».
Пропустив Олину подачу – ну не могу я разорваться, чтобы быть во всех углах бассейна (размера «олимпийский стандарт») одновременно! – я под смех младших выбрался из бассейна и прямо в мокром плавательном костюме опустился на лежак рядом с Марго.
– Я бы с радостью помогла тебе, милый, – проворковала она. – Но… – положила рука на уже солидный животик.
– Отложим реванш на скорое будущее, – пригрозил я младшим.
Они продолжили играть в мячик – Миша на «глубокой» части в целом неплохо себя чувствует, но ходить приходится на цыпочках – а я погрузился в воспоминания о вчерашнем вечере – вечере, который многие запомнят навсегда как Первый Международный Экономический Форум в Ялте.
Такие хитрые жуки как Гинцбург мне в Империи не нужны – у него и банк, и прииски, и связи, считай – нормальная экосистема для картельного сговора и махинаций. Хочу – банкрочу часть своих предприятий, хочу – банкрочу и выкупаю конкурентов, а налоги… Какие с убыточных предприятий налоги? Однако предприниматели нормальные, законопослушные, мне нужны очень даже – слышал я теорию, что без революции по итогам Первой мировой в Россию хлынули бы репарации и инвестиции не хуже чем в Америку, и вылились бы в Русское Экономическое Чудо. Утопично, на мой взгляд – уже сейчас, за полтора десятилетия до начала мясорубки, экономический контур Империи кишит паразитами и махинаторами всех мастей. Порядок потихоньку наводится и продолжит наводиться, но в истории моего мира никто такими сложными вещами не занимался. Колониальная экономика лечится трудно, а если пустить ее на самотек, не лечится вовсе – да, без Революции страна бы быстро подтянулась до среднеевропейского уровня, но каким был бы тот уровень?
Все ведь просто – если нет прецедента в виде первого в мире государства рабочих и крестьян, бояться тех самых рабочих и крестьян элиты и не станут. Да, в той же Дании профсоюзы социалистического толка неплохо прогибают под себя капиталистов, но это в районе погрешности. Европа ищет баланс между жадностью элит и благосостоянием подданных, и выигрывают пока элиты. Они просто не боятся, что их поднимут на вилы, и это, как ни крути, сказывается – зачем быдлу превращаться в «средний класс», если оно разобщено и управляемо? Посмотрим, что будет дальше, но я полагаю, что Европа в этой реальности будет несколько менее процветающей. Такой – «менее процветающей» – стала бы и Россия.
Ладно, это все сослагательное наклонение, которое история, как известно, не терпит. Мое дело – привлечь в Россию нормальных инвесторов, которые составят конкуренцию как мутным Гинцбургам, так и отечественным махинаторам. Это, впрочем, пусть и приятный, но побочный эффект – основа за Форумом чисто экономическая. Да просто на карту посмотреть – столько никак не используемой земли и едва вышедшего из кондового неолита населения! Мне нужны заводы, фабрики, агрохолдинги, торговцы – индустриализация гигантской страны впитает любое количество инвестиций и честно превратит их в прибыли: тогда, когда кое-чего прирежется к Родине под гарантии соблюдения прав собственности, предприниматели не станут эвакуировать капиталы и самих себя: зачем? Капитал же над-национален, и ему пофигу, какое государство берет с него налог.
Бедная Ялта от наплыва гостей трещала по швам и стонала. Довольные местные радостно взвинчивали цены до полного неприличия, но каждый миллиметр свободной площади все равно выкупался важными, жадными до перспектив (и это хорошо!) капиталистами. Отдельного упоминания заслуживает непременный атрибут любого Экономического Форума – так называемый «эскорт», в этом времени кокетливо называемый «белошвейками». Имеющие лицензию и лишенные таковой (а это плохо, потому что не проходят медосмотров и не платят налог) дамы в Ялту устремились со всех ног, изумляя адептов свободного рынка ценами на услуги. Предложение же выросло, почему цена растет? Что ж, либерально-рыночные теории не впервой проигрывают жестокой реальности.
Большая часть прибывших по делу, конечно, наши подданные – им сам Бог велел. Остальные – европейцы и колониальные богачи. А вот турки объявили мероприятию бойкот и разразились пачкой дипломатических воплей: по неведомым для меня причинам, они почему-то считают Крым своим. Не проблема – для антуражу и в качестве дипломатического ответа на недовольство в акваторию Черного моря пригнали пяток броненосцев, а на сухопутных границах с османами объявили армейские учения малой интенсивности – вполне достаточно, потому что всем понятно, что турки никаких активных действий не станут предпринимать. Ответить, однако, необходимо – дипломатия штука зубастая, и на любой сигнал должен следовать ответный, показывающий, что лучше не эскалировать.
Так-то иностранные инвестиции и без Форума потекли в страну с новой силой. Причины просты: после спровоцированных мной «трясок» многомесячной давности с личным выкупом родных активов (+3 к суверенитету!), отечественные ценные бумаги показывают стабильный рост с небольшими колебаниями в минус, когда случается что-то плохое: недавний, например, вызван смертью дяди Леши. До этого случился откат покрупнее – в момент принятия Закона об охране труда. Ничего, вернулось обратно, да с прибытком – подкупленные журналюги по всему миру публикуют статейки о зарождающемся «русском экономическом чуде», с лихвой окупая вложения.
Понятие «презентации» в эти времена в зачаточном состоянии – уважаемые господа предпочитают кулуарные беседы со вдумчивым копанием в бумажках. Я считаю такой подход в целом правильным – очень много странного может наделать корпорация, совет директоров которой дальше красивенькой презентации смотреть ленится. Эффект новизны, однако, грешно не использовать, поэтому мы с подчиненными приготовились, заготовив много «аналоговых» «слайдов» – здоровенных щитов с графиками и диаграммами, которые будут меняться по мере моей вступительной речи силами четверки дюжих мужиков.
Вовремя поняв, что нужного размера «закрытой» площадки в Ялте найти не получится, я перенес церемонию открытия прямо на пляж, оснастив его навесами, лавками и трибуной. Чуть дальше, в отдельном секторе, слуги накрывают «поляну» для завершающего открытие мероприятия фуршета с непременной и любимой всеми хроноаборигенами забавой – фейерверками. Помимо них, темную южную ночь осветят портативные газовые фонари – много привезли и уже успели установить. Не обошлось и без кулинарных новинок, коими будут лакомиться гости: изначально французский (в моем времени) торт «Опера», пирожные с кофе и грецким орехом (продолжаем расширять номенклатуру «кофейных» лакомств) и легкий шифоновый бисквит с широким выбором «топпингов».
Солнышко через пару часов закатится за горизонт, небо окрашено в нежные вечерние тона. Сцена установлена так, чтобы светило не раздражало глаз уважаемых господ, но подсвечивало «презентацию».
Вооруженный папкой, я выбрался на трибуну с установленным на ней примитивным мегафоном – для дальних рядов речь будет дублирована специалистами – и дружелюбно кивнул аплодисментам. Приступим.
– Россия стоит на пороге великих перемен…
Полный комплект «булкохрустовой» пропаганды содержал мой доклад – тут тебе и «почти половина века непрерывного экономического роста», и назревающий по комплексу причин «бэби-бум». Новинки моего авторства – правильно (это как мне надо!) поданная графиками и словами статистика роста экономики, для большей наглядности приведенная в сравнении с 1890-м годом – и похвастаться объективно есть чем! – почти готовая реформа налогообложения (упор на простоту и прозрачность, которая упрощает работу в обе стороны), реформа образования, которая вскоре начнет наполнять рынок квалифицированными кадрами, посулы стабильности и гарантии неприкосновенности частной собственности (последнее не ново: в этом времени частная собственность это самая прочная скрепа). Упомянул и сократившийся госдолг, приведя в противовес прошлогодний, вышедший из-под пера еще Александровского аппарата, прогноз. Деньги есть, а не взятый вопреки ожиданиям займ под «сокращение» подтянуть можно.
Сорок минут, и на лицах господ четко прослеживается воздействие многочисленных красочных графиков и моей железобетонной уверенности в экономическом процветании Родины. Опять будет недовольство – царь очень дорогую фигню организовал – но их привычно потоплю в потоке цифр, не оставляющих никаких сомнений в многократной окупаемости Форума.
Да здравствует над-национальный капитал!
Глава 4
Две недели – столько Император чувствовал себя хорошо после переливания. В следующие дни гордость не позволила ему рассказать об ухудшении – на восемнадцатый день после переливания царь упал в обморок. Мы с доктором Боткиным повторили процедуру, с духовником – поговорили с Императором на тему «не тебе божественной воле перечить, помогай сыну, пока можешь», и решили продолжить наблюдения и сбор статистики. В голове моей назревает разное, но пока я гоню мыслишки прочь – не время и не тот уровень технологий.
Сегодня за окном яркое солнышко и пение птиц, по площади перед Зимним прогуливаются господа и дамы, а я, как бы не хотелось пойти побездельничать, по долгу службы привязан к кабинету – приемный день.
Носить начальнику списки падших коллег – тяжелое дело, если львиная доля этих «коллег» тебе лично знакома. Любой в ходе строительства карьеры обрастает лично доверенными людьми. Цепочка простая – кому доверить важное дело, если не человеку, который десяток-другой лет был рядом с тобой и неплохо себя показывал? Лучше такого может быть только прямой родственник, но увы – алчность переваривала и не таких. Закрывать глаза на махинации легко и приятно – на помощь приходят бессмертные «не мы такие, жизнь такая», «на копейку украдет – на рубль пользу принесет», «так и так воровать будут, а от этого я хотя бы знаю, чего ждать».
На печальном лице Петра Семеновича Ванновского все эти мысли хорошо читались, но надо отдать ему должное – воли себе Ванновский не давал, лишь изредка прося возможности отправить проворовавшегося старого друга не под суд, а в почетную отставку. Случаев таких было не много – каптенармусов и ротных Ванновский не щадил, потому что с ними ему дружить не по рангу. Здесь сдерживающим фактором выступал уже я – по-хорошему сажать нужно каждого второго, но где взять столько кадров для заполнения не самых простых вакансий? Приходилось пропускать списки через «фильтр», состоящий из учета прошлых заслуг (это вторично), происхождения и «крыши» (чуть более значимо) и – главное – цифры конкретного материального ущерба. Свыше десяти тысяч – всё, в лучшем случае отставка. Поменьше – уже учитываем «фильтр».
Само собой, обойтись одними горе-вояками в вопросе затыкания финансовых дыр в армии нельзя – они же «пилили» не сами по себе, а через подрядчиков. Вот последних не жалеем совсем, несмотря на блеяния формата «у меня не было выбора – это же целый капитан, а я – мелкий коммерс!». Получаешь незаконные средства – будь добр переехать на каторгу, а имущество уйдет «с молотка» более разумному деятелю. «Мелкими» дело не ограничилось – некоторые цепочки вели к ассоциированным с кланами наших «олигархов» структурам. В этом случае приходилось «рвать» цепь, сажая кого можно, а к высоким покровителям засылать среди ночи молодчиков в погонах для проведения разъяснительных бесед о важности обороноспособности родной армии для всех жителей Империи.
Закончив перечислять очередных фигурантов очередной порции проверок, Военный министр перешел к более важному делу – формированию полноценной Военной полиции, потому что сейчас она моим высоким стандартам не отвечает – пригляд за служивыми в мирное время, несмотря на уже прикрученные костыли, до сих пор держит Охранное отделение. Во время военное или в случае учений назначаются «смотрящие» из самой армии. Отдельный орган должен быть, автономный и контролируемый «смежниками».
В дверь моего кабинета постучали, и к нам с министром присоединился Анатолий Федорович Кони. Был такой интересный «кейс» в нашей истории, когда этот славный на всю страну «стряпчий» красивой риторикой в суде убедил суд присяжных вынести оправдательный приговор Вере Засулич – террористка попыталась пристрелить петербургского градоначальника. Дело было громким, и при вынесении вердикта учли тот факт, что градоначальник грубо нарушил закон о запрете телесных наказаний, велев выпороть за неуважение к себе политического заключенного. Мне не нравится – очень плохой прецедент тогда создали, на целую новую волну терроризма хватило, но талантов Кони умалять нельзя. С Анатолием Федоровичем мы неоднократно виделись – в том числе обсудили расследование того самого крушения Императорского поезда, по итогам которого никто не сел – папенька велел закрыть дело. Кони был против, но против политической воли не попрешь: просто перетасовали некоторых деятелей по должностям и на этом сочли дело сделанным.
Именно Анатолия Федоровича, человека сугубо гражданского, а значит обреченного на отсутствие друзей в высоких погонах и некоторую обструкцию, я прочу на должность начальника военной полиции. Структуру выстроить Кони сможет – план мне уже представил, и именно по этому плану Ванновский ведет приготовления. Опыт в расследовании сложных дел у Анатолия Федоровича огромный, и его пригодность к актуальным задачам он продемонстрировал во главе одного из «чистящих» флот отделов.
