Что ж ты, фраер, сдал назад,
Не по масти я тебе –
Ты смотри в мои глаза,
Брось трепаться о судьбе….
Ведь с тобой, мой мусорок,
Я попутала рамсы,
Завязала узелок,
Как тугие две косы….
Катя громко подпевала, хотя раньше такие песни на дух не переносила.
– Открой, – велела она достав из шкафа новую бутылку. – А то скучный какой-то. Не поёшь не танцуешь.
– А может хватит?
– Это ты будешь решать что ли? – нахмурилась она. – Я женщина свободная, ясно тебе? Сама себе хозяйка. Наливай, сказала! Я ведь и без тебя откупорю, а тебе стыдно будет. Муженёк мой бывший взял молодую мокрощелку, и она его ублажает с утра до вечера, а мне старой боевой подруге подарил безбедную старость и двух детей. И винный погреб ещё со старых времён.
– Ну, уже кое-что, не такой уж плохой вариант, – бросил я.
– Отличный вариант, – пьяно согласилась она. – Стопроцентный. А ты кто вообще такой? Ты Мотин друг что ли?
– Я бы так не сказал, – покачал я головой.
– Ну, да, – согласилась она. – У Моти друзей нет. В принципе, это и к лучшему, как думаешь?
– Не соглашусь, – ответил я.
– Ну и дурак. Ты ещё маленький, не знаешь ничего. А друзья ведь предают. И так больно предают. И жёны предают. И мужья. Вот тебя предавали когда-нибудь? А меня предавали. Столько раз… столько раз…
– А ты? – спросил я и стиснул зубы.
Откуда-то из глубины вырвалась злость и заклубилась, понеслась по жилам.
– Что? – подняла она брови.
– Ты предавала?
– Я? – дёрнулась она и тут же сникла. – А как же… Предавала. Как последняя сука. Один только раз, но сразу по-крупному. Бац!
Она с размаху грохнула по столу бокалом, и он разлетелся на тысячу осколков.
– Наливай, сказала! Пока я тут исповедываться не начала! Я ведь с тех пор живу без сердца. А что человеку без сердца нужно? А?
Она засмеялась.
– Побольше выпивки, вот что!
– Ну, у тебя же дети, – пожал я плечами. – Какая может быть выпивка?
Она засмеялась ещё громче. Захохотала.
– Детям нужны только бабки. А остальное им похеру!
– А тебе? – спросил я и взял тонкое белое полотенце.
Я осмотрел её ладонь убрал осколки и аккуратно обвязал полотенцем руку. Злость никуда не делась, но она бурлила внутри, не вырываясь наружу.
– Мне? – пожала она плечами. – Тоже бабки. Меня ведь никто силком не тащил. Мне сказали, смотри, вот любовь, а вот счастье. Тут, где любовь, трудный путь, голая жопа, задержки зарплаты и другие испытания, но зато с милым в шалаше. А вот тут, где счастье, тут дом-полная чаша, модные тряпки и циррозная печень гуся с утра до вечера. И я выбрала счастье. Правда, не знала тогда, что счастья не бывает. Но любовь, говорят, тоже проходит. Правда этого я так и не узнала. Вот и всё. А знаешь, почему я бухаю?
– Потому что муж бросил?
– Дурак ты, – засмеялась она. – Это ж радость, наоборот. А бухаю я… нет, культурно выпиваю, потому что не могу раскаяться. Потому что я так и не пожалела о том выборе, который сделала. Ни-ра-зу…
– Понятно, – выдохнул я. – Вот и ответ. И, в общем-то, ответ не на один, а на множество вопросов.
– А ты философ, – подмигнула Катя. – Да? Только вот кавалер х**вый! У дамы не нолито, а он разглагольствует.
– Ладно, Катя, пойду я. Всё, что мне нужно было понять, я понял.
– Да неужели? – с вызовом спросила она. – И что именно ты понял?
– А то, что всегда нужно двигаться только вперёд, в какой бы точке не оказался. Возвращаться в прошлое, похоже, плохая идея. Ты ничего не изменишь.
На самом деле, если бы я нашёл возможность рвануть назад, я бы изменил. Я бы точно изменил, но Кате об этом знать было не обязательно. Тем более, что на неё эти мои слова произвели совершенно неожиданное впечатление.
Она замерла, и глаза её широко открылись.
– Как-как? – прошептала она и по щекам её потекли слёзы, буквально брызнули из глаз. – Как ты сказал? А ну, повтори…
– Я сказал, что в последнее время очень хотел отмотать время и вернуться назад. Хотел исправить кое-что, но сейчас вот понял, что…
– Это чё здесь такое? – раздался вдруг резкий голос.
Я обернулся и увидел перекошенное от ярости лицо Мэта.
– Ма, ты почему плачешь? Что он сделал?! Ну ты и мразь, Крас! Больной урод! А ведь я тебя предупреждал! Конец тебе, Красивый!
Он пнул стул, преграждающий ему путь, и бросился на меня.
6. В своей шкуре
Сила есть – ума не надо. Это не правило, а правда жизни, выраженная в короткой и ёмкой фразе. Многие человеческие особи неосознанно поступают, руководствуясь именно этим принципом. И Матвей Шалаев, получивший фамилию матери, а не отца, действовал именно так.
Кстати, любопытно, почему он не стал Щегловым… Надо будет выяснить при случае. Возможно, никакого официального брака не было с самого начала. А что, удобно собственность оформлять не на близкого родственника, а на как бы чужого человека… Мне вдруг очень захотелось всё это разнести, выжечь, стереть – и собственность, и её обладателей, и саму память о них – дотла.
Мэт кинулся напролом, не отдавая себе отчёта, что будет делать. Ярость и самоуверенность – вот, что, по всей видимости, двигало им. В своём доме, как известно, и стены помогают. Ну, а мне, в отличие от Катиного сына, рассчитывать на помощь стен не приходилось и на свою физическую мощь тоже. Можно было бы задавить морально, но этот дурак пёр, как носорог.
Так что в данный конкретный момент мне оставалось только быть подвижным и демонстрировать хорошую реакцию. Для этого сноровка, конечно, тоже не помешала бы, но где ж её взять, если Серёжа Краснов был ленивцем и рохлей?
Я просто стоял и смотрел на неотвратимо надвигающийся локомотив. А потом, в самый последний момент, когда столкновение было уже практически неизбежным, резко ушёл в сторону, отклонился, крутанулся и оказался в тылу у Мэта. А он пронёсся мимо и немного сам себя наказал, врубившись рогом в дверцу кухонного шкафа.
– Что ты делаешь, Мотя! – воскликнула Катя, а он взревел от обиды и снова бросился на меня.
На этот раз он сменил тактику, и широко расставив свои длинные ручищи, чуть наклонился вперёд, и двинулся ко мне. Так что сменить тактику пришлось и мне. Я схватил со стола звуковую колонку и бросил ему. Как надувной мяч на пляже.
Он, разумеется, тут же её схватил, а я сделал шаг и подсёк. Пнул по лодыжке и он, не имея возможности балансировать руками, грохнулся на пол.
– Что ты делаешь!? – грозно воскликнула Катя.
– Всего лишь пытаюсь обороняться, – пожал я плечами.
– Да не ты!
Впрочем, разбирательства в её планы не входили. Она разочарованно и нескоординированно махнула рукой, развернулась и нетвёрдой походкой двинула из кухни. Ну, а Мэт не собирался разлёживаться и вскочил на ноги. Он отбросил колонку и тут же снова напал.
– Заканчивай дурака валять, – бросил я и подставил под удар разделочную доску вырезанную из оливкового дерева.
Канапе с фуагра, мягим сыром и ветчиной разлетелсь, как праздничный фейерверк, а Мэт завыл и замахал ушибленным кулаком.
– Хорош орать, – воскликнул я и легонько хлопнул его доской по чайнику. – Как девка.
Он отпрянул и бросился к красивой деревянной подставке, из которой торчали рукоятки ножей. На мгновенье отвернулся, а когда снова стал лицом ко мне, в его руке блестел внушительный мясорез. Ну идиот, что ещё сказать. Если хватаешься за нож, будь готов его применить. Но главное даже не это. Будь готов ответить по закону.
– Я тебе сейчас ливер выпущу… – прохрипел он. – Подходи.
Он замер, будто фотография танцора в кульминационный момент балета.
– А ты представляешь, что будет, когда ты вспорешь мне брюхо? – усмехнулся я.
– Ты сдохнешь, урод! А папа меня по-любому отмажет.
– Папа, может, и отмажет. Но я не про это. Если сделать достаточно большой надрез, внутренние органы вывалятся наружу, и сначала ты увидишь мой кишечник. Знаешь, какого он цвета? Серый, как ливерная колбаса. Ты пробовал ливерную колбасу? Нет, наверное. Мои кишки, покрытые слизью и кровью, будут блестеть. Кровь тоже будет, не сомневайся. И, если ты ударишь достаточно сильно, из кишок начнёт выползать содержимое. То, что я ел и то, что переварил желудок. Ну, и запах будет соответствующий. Он распространится моментально и к твоему горлу подкатит ком. Тебя, скорее всего стошнит. Всех тошнит, когда они впервые видят эту картину. Кровь, слизь, дерьмо и вонь. А потом начнётся настоящий ад. Я буду орать. Твоя мама будет орать, ты сам будешь орать. Прибегут охранники, приедут менты. Ужас. Ну, давай, попробуй, полосни меня своим ножичком.
– Больной урод, – прохрипел Мэт.
Он явно не ожидал услышать то, что я сказал. Я улыбнулся. Он выглядел обескураженно, побледнел и даже, как будто, смутился. Дожидаться, когда пройдёт это его смущение и шок я не планировал и не стал. Одним движением подхватил тяжеленную хрустальную сахарницу, стоявшую на столе и метнул ему в лоб.
Не рассчитал, конечно. Сахарница полетела, как комета Галлея, оставляя за собой красивый искрящийся хвост. Но силы Серёжи Краснова были совсем не такими, как я привык, и вместо того, чтобы шарахнуть ему по лбу, сахарница саданула Матвею по зубам. Он дёрнул головой оступился и грохнулся на спину. По лицу его потекла кровь, смешиваясь с белыми кристаллами. Получилось очень художественно.
Я осторожно, чтобы не порезаться, отпихнул ногой выпавший из его руки нож и наклонился над поверженным и перепуганным Мэтом.
– Не будь дураком, Матвей, – покачал я головой. – Я ведь не собирался с тобой драться. И маму твою я не обижал. Просто она выпила немного лишнего и расчувствовалась, вспомнила молодость.
– Я тебя урою, урод, – прошипел он.
– Глупо, – вздохнул я. – Надеюсь, ты и сам это понимаешь.
– Какого хера ты сюда припёрся?!
– Хотел поговорить. Тебя в школе не было, а мне надо было с тобой кое-что обсудить. Вчерашнее происшествие.
– Чё тебе надо?
– После вчерашнего всё изменилось, Мотя.
Он дёрнулся. Видать такой вариант имени ему не нравился, а Катя его так называла.
– Ты очень плохо поступил вчера, – усмехнулся я. – И теперь я тебе ничего не должен.
– Чё ты сказал?! – воскликнул он и попытался вскочить, но я прижал его к полу ногой.
– Тихо. Я сказал, что хер тебе, а не лавэ, ясно? Теперь с тебя самого бы бабки взять. Я ведь буду долго лечиться, восстанавливаться, понимаешь? А на это нужны деньги. Да вот только поганые бабки твои нормальному человеку даже в руку взять противно.
– Ты попутал? – зарычал он и попытался сбросить мою ногу, но я не позволил.
Я надавил сильнее и направил указательный палец ему в лицо.
– Приберись здесь, – сказал я. – И больше не хулигань.
После этого я спокойно и медленно вышел из кухни и двинул в сторону выхода. Того, что Мэт снова нападёт, я не опасался. Он был обескуражен и не мог ещё осознать, что потерпел поражение в противоборстве с тем, кого безнаказанно третировал долгое время. А вчера вообще чуть не убил.
Катя лежала на диване в гостиной и храпела. Негромко, но вполне уверенно. Я на мгновенье остановился, глядя на неё, но потом махнул рукой и покинул этот прекрасный гостеприимный дом.
В груди саднило. И голова разболелась. И вообще, хреновый получился визит, безрадостный.
Кукуша отвёз меня в город.
– Меня не ищи, – кивнул я, когда мы вернулись к бане, – я тебя сам найду.
Так говорили бандиты в советских фильмах, и я просто хотел немного разрядить обстановку, но Кукуша воспринял это всерьёз.
– Лады, – ответил он, и я едва сдержался, чтобы не засмеяться. – Слушай Серый, я тебе кое-что отдать хочу. Мне от Бешеного досталось. А сейчас… а сейчас, может и тебе сгодится.
– И что же это такое? – поднял я брови, догадываясь, о чём он может говорить.
– Поехали, сам увидишь. У меня хата тут, неподалёку.
Кукуша жил в двушке на Орджоникидзе, в пяти минутах от бани пешком. Но поехали мы на тачке, потому что его комплекция не способствовала пешим прогулкам.
