– Так тридцать лет прошло с тех пор, а ты вон, пацан совсем. Как бы он тебе сказал?
– Я тебе сейчас все ваши дела с Сергей Михалычем по секундам распишу. Как ты ему помог Кокса взять, как втёрся к Мише Фармазону и чуть не погорел, и пришлось ему мозги вышибать, как Ахмата вели, да не взяли. Или могу сказать, как Бешеный пальчики твои из дела убрал, и ты из обвиняемого стал свидетелем. А знаешь, почему? Потому что он свет в тебе видел. Видел, что человеком можешь стать. Знал, что ты детдомовский, что некому за тебя слово замолвить…
– Хорош уже, – оборвал меня Кукуша, и тыльной стороной ладони вытер повлажневшие глаза. – Чё душу-то рвёшь? Если б не завалили его тогда Ширяевские… Как ты-то узнал, вообще? Тебя ещё и в помине не было тогда.
Я говорил правду. Хотел вырвать пацанёнка этого из трясины воровской, выдернуть из колеи. Помочь. Он тогда тощий был, как цыплёнок ощипанный. И голову набок держал. Он мне помог хорошо, и я решил ему тоже помочь. Он в те времена с кировскими тёрся, а батя у него авторитетным вором считался. Правда, всю жизнь по зонам мотался, а случайный отпрыск его в детдоме лямку тянул.
– Живой он, – сказал я. – Не умер Бешеный.
– Чё ты гонишь?! – вскочил со скамейки Кукуша. – Я ж на похоронах был!
– Вместо него Панаса закопали. Помнишь, его найти не могли?
Кукуша выпучил глаза и рот открыл.
– А дядьку вывезли тогда. Он в Польше долго торчал. Лечился. Пуля всё лицо разворотила. Потом в Аргентину перебрался.
– А чего весточку не подал?! – с обидой воскликнул Кукуша, снова усаживаясь на скамейку.
– Не мог. И нельзя было. Его же свои менты грохнули. Да только не добили. Добрые люди помогли, вывезли без сознания, едва живого. А эти упыри до сих пор его ищут, порвать хотят. Поэтому никому ни слова, ясно?
– Если б я только знал, – всхлипнул Кукуша. – Он мне за отца был, понимаешь? Дядька твой. Я таких людей…
Он отвернулся.
– Ладно, Кукуша. Вижу, жизнь твоя не сказкой была. Но и он там не в райском саду нежился. Короче, он спрашивает, может ли всё ещё на тебя рассчитывать?
Толстяк молча кивнул, и в глазах его отразилась решимость.
– Дядька не сомневался, – кивнул я и хлопнул его по плечу.
– А чё он, хочет?
– Как и все мы. Справедливости.
– Порвать их?
– Порвать. Чтобы я порвал. Поможешь?
– Помогу, – без раздумий ответил он. – Только я не при делах сейчас. Снова в бане стою, как и тогда. Вот так жизнь и проскочила. Вкруговую…
– Прикинь, Бешеный вообще не сомневался, что я тебя здесь найду. А жизнь… жизнь пока не проскочила. Ты вон бык молодой ещё. Дети-то есть?
– Какие дети? Зачем? Чтоб, как сам по приютам? Один я.
– Ну, значит невесту тебе подыщем, – подмигнул я.
– А ты похож на него, – хмыкнул он. – Не рожей, а повадками. В натуре, похож. Будто он сам в тебя вселился. Как тебя?
– Сергей тоже. Только Иваныч.
***
Кукуша владел пятнадцатилетним бумером, вернее, бэхой, как он назвал свою «пятёрочку». Он достал из кармана здоровенный телефон и включил навигацию. Я удивления не проявил, но удивился. Он ввёл адрес и всё, понеслось – поверните направо, поверните налево, впереди радар.
Зелёная поляна оказалась новым микрорайоном, построенным, как Вегас посреди чистого поля и вынесенным прилично за город. То есть, по сути, это была отдельная деревня или даже городок с собственной инфраструктурой.
– Сначала тут коттеджный посёлок построили для крутых, – просветил меня дядя Слава Кукуша. – Ну, а потом уже и остальное пристроили – школу там, кабаки, магазы, всё вот это.
Выглядело круто и дома тут попадались просто атас, явно не на трудовые доходы построенные.
– Через двести метров поверните налево, – скомандовала тётя из навигатора, Кукуша крутанул баранку и притормозил.
– Не проедем, – сказал он, остановился и вытер носовым платком лоб.
Он был в мягкой спортивной куртке и дешёвой рубашке, расстёгнутой на три пуговицы, по причине невозможности обхватить толстую шею. Седая поросль буйно кучерявилась в этом глубоком декольте.
– Вижу, – прищурился я. – Вижу.
В конце улицы был опущен шлагбаум, а в будке рядом сидели охранники.
– Неплохо окопались буржуи, да? – просипел Кукуша.
– Ладно, здесь стоять не будем, чтоб не палиться, – кивнул я. – Езжай туда, вон, где кафешка. Да, да, туда. Посидишь там, пока я тут осмотрюсь.
– Точно? – нахмурился он. – Помощь не нужна?
– Точно, – кивнул я. – За поворотом остановись, я выйду.
Я выскочил и двинул в сторону КПП.
– Здравствуйте. Я к Шалаевым.
– Заявки нет, – равнодушно ответил охранник. – Кто такой?
– Одноклассник.
– Документ нужен.
Паспорт у меня был с собой.
– Саня, позвони, – отвернулся он в глубь сторожки. – Сергей Краснов, одноклассник.
Разговор по телефону я не слышал, но через минуту из будки высунулась рука с моим паспортом.
– Проходи. Четвёртый дом с левой стороны.
– Знаю, – небрежно бросил я и прошёл через калитку.
В охраняемой зоне находилось двенадцать крутых вилл, построенных по типовому проекту. Такие хорошо бы смотрелись на берегу океана. Стекло, бетон, шум прибоя и звук падающих перезрелых кокосов. Впрочем, заборы, хоть и охрененно дорогие, портили вид и не давали как следует рассмотреть территорию. Мешали, так сказать, оперативным действиям.
Я дошёл до виллы, которую назвал охранник и остановился у калитки. Нажал на звонок и замок щёлкнул. Я толкнул дверь и переступил порог. Сердце колотилось, пытаясь пробить хилую телесную оболочку Серёжи Краснова и выскочить наружу.
Двор оказался неуютным – большим и пустынным. Всё, что здесь было – зелёный газон, дом и унылый забор. Я прошёл по дорожке, выложенной жёлтой тротуарной плиткой до бетонных ступеней, ведущих на террасу, поднялся и подошёл к входной двери. Она была приоткрыта.
Постучал. Ответа не последовало. Постучал ещё раз. Получил тот же результат. Тогда я тихонько толкнул дверь, вошёл в прихожую и громко крикнул:
– Здравствуйте!
– Проходи! – раздался издалека женский голос.
Был ли это голос Кати, я не понял, но сердце забилось просто с бешеной частотой. Я скинул кроссовки и пошёл по блестящему мраморному полу. Коридор с эстампами в золотых минималистичных рамах привёл в просторную гостиную. Здесь пол был тоже мраморным, у камина стоял роскошный кожаный диван, а в другой стороне – белый сияющий рояль и большой плоский телек. С высоченного потолка свисала замысловатая люстра из чёрных палок и золотистых шаров.
– Ты где там? – снова послышался голос.
– Здесь.
– Где здесь-то?
И тут я увидел её…
Она вошла нетвёрдой походкой. Длинные пепельные волосы спутались, шикарный шёлковый халат был распахнут, показывая мягкую хлопковую пижаму. На ногах были надеты нелепые шлёпки с непропорционально огромными меховыми помпонами.
И мне очень захотелось, чтобы это была не Катя. Женщина выглядела помятой и уставшей от жизни, с тёмными кругами под глазами и глубокой складкой на лбу. В руках она держала здоровенный бокал с вином и открытую бутылку.
– О! – удовлетворённо воскликнула она и кивнула. – Это кто тут у нас?
– Я Сергей, одноклассник Матвея.
– А сколько сейчас? – нетрезво удивилась она. – Он же в школе.
– А его на первом уроке не было, я думал он забил сегодня.
– Чё сделал? – вскинула она брови и громко засмеялась. – Забил?
– Ну да, а что такого? – пожал я плечами и отвернулся.
Видеть её было нестерпимо. Особенно в таком виде. Катя, юное создание, чистая душа, девочка-мечтательница, что, что с тобой случилось? Что ты пережила за последние тридцать лет?
Мрамор задрожал и заходил ходуном у меня под ногами, а по огромным панорамным окнам полились потоки, претворяющиеся дождём. Впрочем нет, по-прежнему светило солнце и пол демонстрировал непробиваемую твердь.
– Да, согласилась она. Ничего такого. Пошли за мной!
Пару дней назад она не разрешала говорить мне «пошли», потому что правильно было «пойдём», а теперь вот… Я вышел из комнаты вслед за ней и попал на кухню, сумасшедше дорогую и полную сияющей техники.
– Садись.
Она поставила на стол бокал и налила вина.
– Пей.
– А мне можно?
– Человеку, забившему на уроки, можно. Скажешь, Катя Шалаева разрешила.
– Ладно, – кивнул я, взял бокал и пригубил.
Садиться не стал, а остался стоять напротив неё.
– Знаешь, что такое фуагра?
– Циррозная печень гуся?
– Фу, зачем такие гадости? Вот, ешь. Закусывай. А то напьёшься, что я делать с тобой буду?
Она засмеялась и сделала несколько больших глотков. Я смотрел на неё и мне она не нравилась. Не нравилось то, во что она превратилась. Судя по лицу, по цвету кожи, по отёчности, упражнения с винчиком были регулярными, если не ежедневными.
И, тем не менее, это была моя Катя. Постаревшая на тридцать лет, не знаю через что прошедшая, но та же самая девчонка, которую я видел последний раз позавчера. Если бы можно было оказаться снова там, я бы всё изменил, но как попасть туда я не знал. Может, надо было, как в сказке, подойти и поцеловать её? И тогда она, как спящая красавица, проснулась бы и…
– Хороший у вас дом, – сказал я. – Красивый.
–Нравится? – ухмыльнулась она.
– Да.
– Мне тоже. Муж оставил, когда разошлись.
– Давно?
– Несколько лет назад.
Она вылила себе остатки вина и, открыв дверцу, бросила пустую бутылку в мусорный контейнер.
– А чего так? Вы же красивая.
– О! Комплименты? Спасибо. Видимо недостаточно красивая, а может, не достаточно самой красоты… Кто его знает. Ты мужик, ты мне и скажи, «чего так».
– Я бы от вас не ушёл, – пожал я плечами, и она захохотала, пьяно и вульгарно.
– Хороший мальчик, – заявила она, отсмеявшись.
– Да вы ещё и не старая.Пятьдесят два разве возраст?
– Ну, ладно, заканчивай цифрами жонглировать, а то разожжёшь в груди пожар, а потом в кусты, как в песне. А?
Она снова растянула губы в улыбке и достала из кармана телефон. Потыкала по экрану и вдруг из шерстяного бочонка на столе полилась музыка.
