– А ты у врача наблюдаешься? – спросил я.
– У какого ещё врача? – нахмурился он.
– Ну, у кардиолога, например.
– Чё? Ну… да, есть такое дело…
– А он тебе не говорил, что надо пешком побольше ходить?
– Ты чё, зачем? Я в бане парюсь каждую неделю. Мне не обязательно.
– Кукуша, не гневи Всевышнего. В баню он ходит. Гулять надо.
– Слышь, Бешеный номер два, чё наезжаешь-то? Когда мне гулять-то?
– Ну уж найди время.
Жил он на втором этаже и весь взмок, пока дошёл по лестнице до своей квартиры.
– Заходи, – кивнул он, – открывая дверь.
Подвоха я не ожидал. Не мог допустить мысли, чтобы Кукуша предал память о Бешеном. Я ведь уже сталкивался с предательством, причём, последний раз совсем недавно, но этому простому и не многомудрому Кукуше верил.
Возможно, это было глупо или наивно, но превращаться в мудака, который в каждом подозревает только дурное, мне не улыбалось. Поэтому я смело перешагнул через порог его квартиры.
Никитос мне сто раз говорил, что так нельзя.
– Все люди подлые твари, – сказал он мне всего-то несколько дней назад, когда уже знал все расклады. —Ты же мент, Серёга. Ты это должен лучше других знать. Погоришь ты через свою доверчивость. Все люди подлые твари. Запомни. Вообще все.
– И ты тоже? – спросил тогда я.
Он плюнул в сердцах и вышел из кабинета, ничего не ответив…
– Вот так и живём, – вырвал меня из воспоминаний Кукуша.
– Неплохо, – кивнул я. – Козырная хата, в самом центре. Женской руки только не хватает.
Квартира давно не знала ремонта. Мебель была допотопной, стариковской. Ощущение складывалось такое, будто хозяин давно махнул на себя рукой и просто доживал оставшиеся ему годы. А ведь он был не старым, ещё и пятидесяти не исполнилось.
– Да какой женской, – заколыхался Кукуша от смеха, впервые, кажется расслабившись за сегодня. – Опять ты за своё. Пивас будешь?
– Пиво? – удивился я. – Нет, спасибо.
– Ну да… ну да… Вот, короче. Смотри.
Он подошёл к большому полированному шифоньеру и открыл дверь. Достал плечики, одежда на которых была заботливо завёрнута в старый пододеяльник, служивший чехлом. Я усмехнулся. Ну как вот не верить этому сентиментальному толстяку, тридцать лет хранящему мой подарок?
– Смотри. Мне сам Бешеный подарил. Свою отдал. Там ситуация сложилась… Короче вот. Щас на меня не лезет, ясно дело…
– И ты всё это время её хранил?
– Кого её? – нахмурился он.
– Ну, а что там у тебя?
– Кожанка, чё? Хранил, да. Мне кент один масло норковое подогнал. Он сапожник, в натуре. Настоящий, не по приколу. Мажь, говорит, и будет двести лет, как новая. Короче, отдаю тебе. Ты же наследник.
Он вытащил из чехла мою куртку. Ту самую, что я ему отдал в прошлом году. Так уж вышло. Он очень хотел, а бабок не было в тот момент. Сказал, что пойдёт точку грабанёт, а я снял с себя и отдал ему, типа, мечтать надо о великом. Она была ему большой, но он её таскал, не снимая. Обрадовался очень.
Я взял куртку. Удивительно, но она выглядела вполне даже ничего. Не новая, конечно, хорошо потрёпанная, но целая, не потрескавшаяся, чистая. Короткая, до пояса, сшитая из толстой кожи, на молнии, с карманами. Я нашёл царапину на внутренней стороне. В заварушке одной получил… Да, это была она. Я улыбнулся.
– Ну, ты даёшь, Кукуша. Сохранил в таком состоянии. Но я не могу взять, не обижайся. Это твоя история, память, я не знаю. Не могу.
– Возьмёшь! – твёрдо произнёс он. – Возьмёшь. Мне её Бешеный дал, а я даю тебе. Я тогда был, как ты сейчас, понял? Если Сергей Михайлович живой, то, даст Бог, может, и свидимся когда-нибудь. Значит, и хранить ничё не надо, врубаешься, бакланчик?
– Врубаюсь, – подмигнул ему я. – Спасибо, дядя Слава.
Я натянул куртку. Мне она была тоже велика, как и ему тогда. Но на сердце стало спокойнее, будто я оказался «в своей тарелке», и в этом чужом мне мире получил защиту магических доспехов. И даже злость, засевшая в сердце после свидания с Катей, отступила.
– Круто, Кукуша. Очень круто. Благодарю тебя. Будто, нахожусь и в чужой шкуре, и одновременно в своей.
Без пятнадцати четыре я явился к спортивному центру на Кузнецком. Подождал минут пять и увидел неспешно приближающегося Рожкова.
Он пренебрежительно меня осмотрел и покачал головой.
– Как я только согласился такое чучело показать Артурычу? Ладно, дрищидзе, пойдём со мной.
Мы поднялись в раздевалку. Илюха поздоровался со всеми по ручке, а меня не представил. Парни смотрели на меня с удивлением, но ничего не говорили, реагировали сдержанно. Переодевшись, он просто молча вышел.
– Алё, ты не позабыл, что я типа с тобой? – окликнул его я.
Он недовольно глянул на меня и ничего не ответил. Нахмурился только.
– Рожков, это что за пугало с тобой? – спросил с лёгким кавказским акцентом коренастый кривоногий мужик с широкой грудью у двери в зал.
Он походил на краба, расставившего клешни. Его чёрные смоляные волосы были зачёсаны назад, нос загибался крючком, а глаза смотрели так, будто он, по меньшей мере, был принцем крови.
– Тер-Антонян? – кивнул ему я.
Раньше мне часто приходилось слышать, мол, город маленький, все друг друга знают. Это было огромным преувеличением, естественно, и на практике редко, когда срабатывало. А вот гляди ж ты.
– Икар? В смысле, Икар… Артурович?
– Ты кто такой? – грозно рыкнул он и сделал страшное лицо.
Я едва сдержался, чтобы не засмеяться.
– Много о вас слышал. Хорошего, естественно.
– А вот я о тебе ничего не слышал, —с презрением произнёс он. – Это кто, Рожков?
– Я его одноклассник, – ответил я. – Очень хочу у вас заниматься.
– Ты себя в зеркале видел? – сдвинул он брови и стал похож на кентавра без задней части. – Я сейчас дуну и ты повалишься, переломаешься весь! Ты, наверное, зал с поликлиникой перепутал, а?
– Да ладно, – пожал я плечами. – Вы сами-то как начинали? Тоже небось, как воробышек выглядели?
– Ты чё сказал? Воробышек?! Рожков, это чё, прикол такой? Щас будешь всю тренировку на турнике работать, понял? Убирай это пугало. Ты зачем его приволок, у тебя что с головой?
Рожков глянул на меня так, будто хотел взглядом воспламенить.
– Ну я так-то кое-что знаю, несколько приёмчиков. А физику… Её быстро можно наработать. Вы же понимаете.
– Нет, он ещё и рот открывает. Ты откуда такой наглый? Воробышек.
Тер-Антонян появился пару лет назад. Ну, то есть там, в прошлом теперь уже. Мы с парнями ходили тренироваться в «Динамо» на Красной, и однажды он там нарисовался. Тощий, задрипанный, только приехал из области. Его тогда участковым назначили.
– Ты кто такой? – пренебрежительно спросил его Никитос.
– Я Икар, – ответил он.
– Какой ты Икар? – засмеялся в ответ Никита. – Воробышек ты. Или грачонок.
И хоть он был чернооким и черноволосым, прилепился к нему именно Воробышек, на контрасте с гордым именем Икар. Но это было тогда, в далёком для него прошлом. А сейчас он прищурился, подумал немного и процедил сквозь зубы:
– Ладно, Воробышек. Покажешь, что там за приёмчики. Но сразу скажу, шансов у тебя примерно ноль, парень. Ясно? Так, заходим в зал, разминаемся. Чернов, ну-ка, иди сюда.
Мы вошли в зал.
– Чернов, – снова позвал Икар. – Давай-ка, вместо разминки покидай это тощее пугало. Но смотри только, не сломай ненароком. Аккуратненько, как ты умеешь.
Все загоготали.
– Тихо все! Делом займитесь.
Чернов, моего роста, но более мощный, подошёл, хмыкнул и начал меня мотать. Бросал, гнул и всячески куражился. И вдруг, когда он уже совершенно расслабился и перестал ожидать от меня ответа я сделал такую штуку. Он схватил меня за футболку, на груди, типа как за кимоно, а я резко опустил кисть левой ему на запястье, прихватил, а правой, локтем, рубанул по локтевому сгибу, затащил себе за спину, развернул и обрушил вниз.
– Эй! – заорал Икар, как потерпевший. – Ты что сделал?! Ну-ка повтори. Чернов, схвати его ещё раз. Точно так же!
Чернов сделал захват и я снова крутанул его, но уже в другую сторону. Икар рот открыл.
– А ну, ещё раз!
И я продемонстрировал третий вариант. А потом ещё несколько раз по кругу. Хваты и броски были очень необычными. Я их из Афгана привёз. Был там у нас один узбек старший сержант, он в рукопашке просто королём считался. И имел кое-какие приёмчики собственного, так сказать, изобретения. И я Икару это показывал. Ему тогда это страшно понравилось.
– Ты где это увидел? – набросился он на меня.
– Да, показывал один дядя, – усмехнулся я.
– Какой дядя?
– Мой дядя. Только он скончался уже.
– Как зовут твоего дядю?
Ну, имя я выдавать не стал. Брякнул что-то от фонаря. Но Икарчик остался очень доволен. В общем, я его хоть немного, да впечатлил.
– Так что, берёте меня, Икар Артурович? Можно на следующую тренировку приходить?
– Ладно, Краснов, приходи. Я тебе сейчас разложу всё, что ты будешь делать. Каждый день, понял? Каждый! И питание тоже. А там увидим, будет с тебя хоть какой-то толк или нет. Но задатки ты имеешь, конечно, только нос не задирай. Задатки все люди имеют. От рождения, ясно? А вот сможешь ли ты их развить, зависит от упорства, дисциплины и от генетики. Так-то, Воробышек.
***
До дома я еле дошёл, если честно. Вымотался на тренировке так, что ноги еле переставлял. Всё-таки Серёжа Краснов был тем ещё ботаном. В жизни, наверное ни одного отжимания не сделал. Но ничего. Это дело мы поправим, конечно. Правда, не сразу. Но и Москва не один день строилась…
С другой стороны, мне на душе полегче стало. Раны-то ещё свежие были, да только за время занятия я про Катю ни разу не вспомнил. Ни одного. Да и после увиденного сегодня…
– Сергей!
Я обернулся. На скамейке около моего подъезда сидела Елена Владимировна, Алёнушка с урока литературы.
– Здравствуйте, – нахмурился я. – А вы чего на лавочке?
– Здравствуй, – покачала она головой. – Пришла вот с твоей мамой поговорить, а её дома нет. Ты почему в школе не был?
– Как не был? – пожал я плечами. – Я ведь даже отвечал у вас на уроке.
– Да. А потом? Ушёл и не вернулся?
– А в чём дело-то?
– Серьёзно? Не знаешь в чём дело?
– Ну… Я плохо себя почувствовал, вот и ушёл… А что случилось?
– Случилось, – печально и даже немного обиженно покачала она головой и прижала руку к взволнованно вздымающейся груди. – Случилось, Серёжа. Кое-что очень и очень неприятное…
7. Значит, будем здесь приживаться
Я посмотрел на Алёнушку повнимательнее. Выглядела она расстроенной.
– Твоя мама не ответила на сообщение и в родительском чате она совсем неактивна.
