Настучал?таки Андреич, но Николаю по большому счету все равно – Романовы регулярно отмачивают вещи и похлеще торговли, а на корабле смертельно скучно – человеческое понимание Никки не чуждо.
Николай с греком вышли в коридор, оставив меня и двух казаков говорить о жутко скучных и неприличных для человека моего положения вещах.
– Как звать? – спросил я.
– Кирилом нарекли, Ваше Императорское Высочество! – отозвался матрос. – Уваров, Кирил Петрович.
Наследник нас покинул, и мое «высочество» автоматически раздулось до «императорского».
– Сын купеческий?
– Так точно, Ваше Императорское Высочество!
– Грамотный?
– Так точно, Ваше Императорское Высочество!
– Почерк красивый?
– Учитель говорили – каллиграфический, Ваше Императорское Высочество!
– Ступай за мной, – решил я и вышел в коридор, попав под залп хохота из глоток обступивших цесаревича матросов.
Радуются Высочайшему вниманию, и дежурный радуется больше всех – заступился Николай, значит, не дал в обиду.
– Пойду с толковым малым поговорю, – поделился я новостями с Николаем.
Писарей на корабле хоть отбавляй, но у меня личного нет – со своей корреспонденцией Георгий разбирался сам, благо ее не много. Вот у Николая – там да, целая походная канцелярия.
– Веселись, – пожелал мне Никки, мы с Кирилом (с одной «л» в эти времена пишется) поднялись на нашу палубу, и я повел матроса в каюту под недоуменным – это зачем принцу нижний чин вдруг понадобился? – взглядом казаков охраны.
– Садись, – указал я мнущемуся матросу на стул для посетителей и занял свой.
Он уселся, снял с головы бескозырку и принялся нервно мять ее в руках.
– Расскажи, как купеческий сын попал на флот, – попросил я.
– Разорился батюшка мой, Ваше Императорское Высочество, – поведал матрос. – Не выдержал?с, грех на душу взял – пить начал сильно и по зиме замерз под забором. Мамка от горя в монастырь под Угличем ушла?с, сестер родня уральская забрала, а мне деваться некуда было – пошел в матросы.
Бедолага.
– А чего в матросы? – спросил я.
– Служить в Императорском флоте – высшая честь, которой может удостоиться подданный его Императорского Величества, Ваше Императорское Высочество! – откупился он заготовкой.
Не врет, а уходит от ответа – это полезный навык.
– Безусловно, – покивал я. – Но я спрашивал о другом.
– Дело хочу отцовское возродить, Ваше Императорское Высочество, – ответил он. – Стыдно?то как: и дед мой в купеческих делах исправен был, и прадед. Батя тож не плошал, в строгости дела вел. А я что, предков своих недостоин?
Разговаривает для матроса очень грамотно и "по?штатскому" – ну так образованный, я три четверти команды вообще с трудом понимаю, там жуткая смесь терминологии, жаргона и просторечия.
– А чего батя разорился, раз «не плошал»?
Матрос отвел глаза:
– То дело давнее, Ваше Императорское Высочество.
– От Великого князя таиться грешно, – пожурил я его.
– Виноват, Ваше Императорское Высочество! – подскочил он.
– Сядь. Рассказывай.
– Разорили батю, Ваше Высочество, – как в омут головой бросился купеческий сын. – Хозяйство?то у нас справное было: гостиница, лавка скобяная, да бакалея. Сначала гостиницу по миру пустили: извозчиков подкупали да стращали – говори, мол, приезжим, что у Уваровых мест нету. А гостиница славная была, кто приезжал один раз, в других ни в жизнь не останавливался!
Все теории о прелестях рыночной экономики разбиваются о человеческий фактор – внерыночные методы конкуренции манят своей эффективностью и дешевизной, и подавить их полностью даже самая мощная административная система не может. Но по?другому все равно не получается, вон в СССР пытались, и какой итог?
– Так, – кивнул я. – Дальше?
– Дальше скобяные лавки по всему городу цены ниже батиных держать стали, – продолжил он делиться грустью. – Он – в гильдию, спросить как так вышло, а ему в ответ – продавай?ка ты лавки да гостиницы нам, Петр, да живи спокойно. Желательно – за Уралом.
– Сговорились? – догадался я.
– Как есть сговорились, Ваше Высочество.
А механизмы защиты от картельного сговора (которые и в мои?то времена сбоили) в Империи вообще существуют?
– Продал?
– Какой там продал, – отмахнулся Кирил. – Этим – и продавать? Три года батя барахтался – я тогда уже смышленый был, помогал во всем. Сначала гостиницу закрыли, думали – временно. Работники плакали – они чай всю жизнь у нас проработали, куда пойдут? Потом за лавки бились, цену пытались держать, с кузнецами да мануфактурами из других губерний договаривались, чтобы, значит, подешевле товар привозили. Но кто дешевле повезет, если и подороже с руками отхватят?
– А что за город? – спросил я.
– Управу на Гильдию сыщите? – обрадовался Кирил. – Кострома, Ваше Императорское Высочество. Там голова городской, собака… – он осекся и замолчал, виновато посмотрев на меня.
– Собакой городского главу называть нехорошо, – согласился я. – Продолжай.
– Деньги у гильдии берет! – открыл страшную тайну матрос.
– Каков подлец! – крякнул я, даже не пытаясь изображать удивление. – Когда домой вернемся, я поспрашиваю про Кострому кого следует. Может и сам туда наведаюсь, посмотрю.
– Век за вас Бога молить буду! – доселе хорошо державшийся Кирил рухнул со стула на колени и бросился целовать мне сапоги.
Отчасти понимаю большевиков – так себя вести человек не должен, но он же признательность выражает, а не из раболепия.
– Встань! Не люблю. За государя нашего молись, – перенаправил я поток благодарности повыше. – Да за Его Императорское Высочество Николая. Садись на место.
– Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество, – матрос вернулся на стул, и я с удивлением увидел его выступившие слезы.
Купец?то, надо полагать, не молча «тонул», а бегал везде, куда только мог. И к главе городскому, и явно не с пустыми руками. Просто с другой стороны занесли больше, а несправедливость – штука сильная, и купеческого сына она грызла много лет, как и его родителей. Не от разорения купец Петр спился, от обиды на Систему, которая не смогла его защитить. Ладно, обещал, значит действительно «поспрашиваю», может и появится на рудниках Империи новый каторжанин. Но это если Кирил докажет свою для меня полезность, нафиг мне на левых людей личный ресурс тратить? Я что, вручную законность и порядок на одной шестой части суши поддерживать должен?
Открыв ящик стола, я вынул оттуда бумагу, чернильницу и металлическое перо:
– Показывай каллиграфический почерк.
– Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество! – матрос пододвинул себе принадлежности, открыл чернильницу. – Что?с писать?
– Пиши имена тех, кто твоего батю разорял. И про главу городского пиши.
– Слушаюсь, – обрадовался он еще сильнее и взялся за дело.
Что ж, не врал – почерк действительно хорош, купеческий батя на образование сына денег не пожалел. Когда Кирил закончил, я проверил как смог и не нашел ошибок – отличается письменность, но я реформу типа большевистской в свое время проведу: язык давно пора причесать и немножко оптимизировать – его богатство и прелесть не в «ятях».
– Годится, – решил я. – Вот что, Кирил, в матросах с каллиграфическим почерком и образованием тебе делать нечего. До окончания путешествия будешь при мне, писарем.
– Рад служить, Ваше Императорское Высочество! – подскочив, проорал он.
– Садись, – снова усадил его я. – Я не закончил.
– Виноват, Ваше Императорское Высочество!
Открыв другой ящик, я достал толстую тетрадку – Андреич каталог колониальных товаров, как и обещал, раздобыл.
– Ознакомься, – подвинул тетрадь Кирилу.
– Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество.
Матрос принялся листать каталог, шевеля губами и почесывая в затылке – не от неграмотности или тупости, а наоборот – демонстрируя бурление мысли. Страница, другая, третья…
– Что думаешь? – спросил я.
– Такой журнал многих денег стоит, Ваше Императорское Высочество, – не удивил он.
С тетрадкой эффективно торговать любой дурак сможет, и монетизация такой информации – дело обычное.
– Мир не стоит на месте, и там, где всего полвека назад доминировали чайные клипперы, мы теперь имеем пароходы, железные дороги и Суэцкий канал, – поведал я хроноаборигену о мире, в котором он жил всю жизнь. – Чай возить выгодно, но возить придется пароходами. Этот рынок давно поделен и освоен.
– Вот и я этим дурням так и говорил, Ваше Императорское…
– «Императорское» опускай, – велел я.
Время тратится.
– Слушаюсь, Ваше Высочество, – покивал он. – Ну, не то чтобы прямо как вы говорил – будто по писаному, попроще… Они ж как думали? – он оживился и принялся объяснять схему. – Специй да чаю купить, по чемоданам да карманам рассовать, и в Петербурге продать. Слышали звон, да не знают, где он.
– Рупь?другой на этом сделают, – заметил я.
– И пять сделают, – подтвердил Кирил. – Но это ж не торговля, а слезы, Ваше Высочество. А здесь вот, – он вернулся на страницу два. – Интереснее: шкатулки баньяновые, ремесленные. В Индии от тридцати копеек идут, а у нас – по восемь рублей. Благородное сословие их любит, да и купечество, кто побогаче. Если привезти много, можно рублей по шесть ставить – тогда и те, кто похуже живет покупать станут, показать, что тоже не лыком шиты. Если много брать, то индийцы и копеек за двадцать пять уступят, – и, довольный собой, он приосанился и важно заметил. – Это уже торговля получится, – опомнившись, смущенно отвел взгляд. – Виноват, Ваше Высочество – вам дела купеческие…
– Помогают убить скуку, – помог я. – Давай так – писарских дел у тебя будет немного. Тетрадку эту береги как зеницу ока да изучай. Двадцать пять тысяч рублей личных средств тебе в распоряжение даю.
Баньян – это хорошо, потому что он священное дерево с хорошей энергетикой. Православная Российская Империя в эти времена переживает эпидемию оккультизма, и приписочка про энергии будет полезна.
Глаза Кирила полезли на лоб от удивления.
– На эти двадцать пять тысяч купишь то, что можно с хорошим прибытком продать у нас. Шкатулок на все не надо – проявляй торговое чутье, оно в твоей крови есть. Мне по возвращении вернешь тридцать пять тысяч, остальное – твое.
– А…
– Документ купеческий тебе сделаем, – продолжил я. – С местными помогу – попрошу англичанина проследить, чтобы не обманули. Перевозка – на мне, повезут в Петербург под видом моих личных покупок.
Логистика за счет государственного бюджета.
– А…
– Справишься, или мне на месте купца найти? – спросил я.
– Справлюсь, Ваше Императорское Высочество, как есть справлюсь! – подскочив, вытянулся он.
– Просто «высочество», – снова поправил я. – Садись, слушай. На берег с тобой тройка моих казаков пойдет и лакей Карл, – продолжил я. – Ты, Кирил, парень разумный, и точно с моими деньгами пытаться сбегать не будешь.
– Господь наш свидетель, – перекрестился он на иконы в «красном углу» – Ни в жизнь не предам, Ваше Высочество! Только… – замялся.
– Только? – подбодрил я его.
– Только тридцать пять из двадцати пяти – это же… Не гневите Господа нашего! Не можу я, – заявил он. – Я из двадцати пяти, да с бесплатною перевозкою…. Да я ж больше сотни сделаю! А вам, Ваше Высочество, жалкие?с тридцать пять? Не по?божески это. Не можу я.
– Ты торгуешься не в ту сторону, – заметил я.
– Так это только с вами, Ваше Высочество! – улыбнулся он.
– Значит будет у тебя состояние, – пожал я плечами. – Я не ростовщик, денег в рост не даю. Я – пайщик.
– С вами в паи кто хошь войдет?с, – не считал себя Кирил достойным.
– Это правда, – покивал я. – Но тебе?то до этого какое дело?
– Никакого, Ваше Высочество! – заверил он.
– Про дела наши трепаться не надо, – продолжил я инструктаж. – Спросят – писарь и писарь.
– Все равно узнают?с, Ваше Высочество, – проявил он рациональный взгляд на вещи.
– Узнают, но нам?то что? – ухмыльнулся я.
– Вам виднее, Ваше Высочество, – правильно решил он.
