Император Всея Руси, Однозначно. Книга 1 – Игры Богов. Части 1 – 6
Евгений Смарт
Современный Российский политик, ведущий активную битву за процветание Отчизны, внезапно умирает и попадает в тело Александра Третьего. По чьей прихоти случилось попаданство? И какие приключения ждут молодого Цесаревича на пути к трону Императора? А впереди ошеломительная политическая борьба за процветание России без войн и революции.
Евгений Смарт
Император Всея Руси, Однозначно. Книга 1 – Игры Богов. Части 1 – 6
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИЕХАЛИ
Интерлюдия
Новейшие события доказали, что сила государств не в одной численности войск, но преимущественно в нравственных и умственных его качествах, достигающих высшего развития тогда, когда дело защиты отечества становится общим делом народа, когда все, без различия званий и состояний, соединяются на это дело.
(Обращение божею милостью Александра Второго, Императора и Самодержца Всероссийского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского, и прочая, и прочая, и прочая)
Двадцать Пятое Мая по старому стилю (Шестое Июня) Тысяча Восемьсот Шестьдесят Седьмой год по Скалигеру. Париж, Булонский Лес.
Грохот пистолетного выстрела юный князь Александр не мог спутать ни с чем. Обрызгавшая открытую повозку кровь лишь подтвердила мысль о покушении.
"Но в кого из четверых попутчиков стреляли? И кого ранили или убили?" – мысли роем пронеслись в голове уже после инцидента, когда его сшиб со скамьи, придавив к полу, солдат буквально одновременно с выстрелом.
– Какого чёрта?! – только и успел взвизгнуть Александр, уставившись на навалившегося на него мужика.
– Ваше Императорское Высочество, не извольте гневаться! – сбивший княжича мужлан, уже помогал ему подняться. – На Вас было совершено покушение, я всего лишь спас Вас.
– Олежа, а ты ничего не попутал? – сидящий напротив Император Александр Второй лишь хладнокровно вздел бровью, не выказав волнения от произошедшего. – С чего ты решил, что покушались на моих сыновей, а не на нас с Императором? – и Александр Второй указал на сидящего рядом с ним Императора Наполеона Третьего, выпучившего глаза и в испуге прижавшегося к своему попутчику.
Цесаревич Николай истерически хохотнул:
– Представляете, папа?, оказывается, некоторые считают, что из нас всех Бульдожка самый важный!
– Никса! – также по прозвищу обращается к брату возмущённо Александр-младший, – не передёргивай! Никто так не говорил!
– Извините, Ваше Императорское Величество! – солдат, не обращая внимания на пикировку сыновей Императора, уже и сам отряхнулся, и молодого князя привёл одним движением в порядок. – Угроза была не обоим Вашим сыновьям! Цесаревичу Николаю Александровичу ничего не угрожало. Угроза жизни была только княжичу Александру Александровичу.
Не понимающий о чём говорят русские, французский Император, не замечая других, произнёс, обращаясь лишь к Императору Александру Второму:
– Je ne sais pas qui a tirе, si c'est un Italien, alors le mien, si le Polonais, le V?tre! (Я не знаю кто стрелял, если это итальянец, то мой, если поляк, то Ваш!) – и зычно рассмеялся, отходя от истерики.
Его шутку поняли все. Если это четвёртое покушение на Наполеона Третьего, то тогда это всего лишь обычное фрондо, если же на Александра Второго, то это яркая пощёчина ему! А, по словам незваного воина, всё было именно так. И только Олег знал, что вскоре покусителя не отправят на гильотину, как предыдущих нападавших на Наполеона Третьего, а сошлют лишь на пожизненную каторгу в Новую Каледонию, где спустя сорок лет его помилуют, но он так и останется там жить. Симпатии толпы будут на стороне неудачливого поляка Березовского. И спустя какую-то пару-тройку лет Александр Второй поддержит Пруссию в войне с Францией и награды Прусских генералов русскими орденами будет холодной местью за такую насмешку.
Император Александр Второй вмиг сдвинул брови и с серьёзным взглядом упёрся в служивого:
– Олег… Ты в этом точно уверен? – и указал на бьющегося рядом с повозкой подстреленного коня. – Выстрел же прошёл далеко от Сашеньки.
– Вы же знаете, Всемилостивейший Государь, я никогда не ошибаюсь! Террорист стрелял в Вас, но пуля должна была попасть в Вашего младшего сына. Если бы я не вмешался, вместо лошади сейчас бы истекал кровью Великий Князь Александр Александрович. Я бросился под коня офицера французской охраны Фирмена Рембо и вставшее на дыбы животное приняло на себя выстрел. Для большей гарантии я и молодого князя увёл с траектории, если бы пуля прошла мимо или навылет. Кстати, гляньте на несостоявшегося цареубийцу, – указал солдат на скручиваемого стражниками простолюдина. – обратите внимание на валяющийся рядом с ним пистоль. Он двуствольный, чтобы избежать возможной осечки. Видимо, преступник сам отливал пули и перестарался. Вон, второе дуло разворотило как. Наверняка бедолаге оторвало пару пальцев.
И действительно, у пленённого негодяя брызжила с руки кровь.
– Не зря, Олеженька, ты оказался рядом, – вздохнул Император Александр Второй, – ох, не зря! Скажи, ты опять всё предвидел, как и в тот раз с Каракозовым и пихнул тогда в него Осипа Комиссарова?
– Удивлён, что Вы, Ваше Императорское Величество, так хорошо помните имя простого крестьянина, спасшего Вас тогда от пули террориста.
– Как же тут забудешь такое? Ты, кстати, так и не определился со своими предсказаниями, сколько всего будет на меня покушений? Так Семь или Одиннадцать, всё же?
– Извините, Всемилостивейший Государь, я работаю над этим. Вот, прямо сейчас кое-что проверим.
И солдат повернулся в сторону княжича Александра Александровича:
– Скажите, Ваше Императорское Высочество, в каком году окончилась Великая Отечественная?
Смотревший на него в упор молодой человек перевёл взгляд на отца, но получив от него утвердительный кивок, снова открыто взглянул на странного мужика, до разговора с которым снизошёл его августейший отец.
– Отечественная Война Тысяча Восемьсот Двенадцатого года с Наполеоном завершилась тогда же, когда и началась, в Тысяча Восемьсот Двенадцатом! – как на уроке отчеканил юноша.
Солдат хмыкнул:
– Не тот. – И повернулся к Императору Александру Второму. – Пока что, Ваше Императорское Величество, ещё пять. Это второе из Семи.
Как ни странно, никто не стал задавать вопросов, как мужик пришёл к такому выводу на основании ответа князя Александра Александровича. Видимо, его понял только сам Государь, сыновья лишь промолчали, а француз, услышав своё имя, лишь прогнусил:
– Oui, oui! Je suis Napolеon (Да, да! Я и есть Наполеон)!
Но никто не обратил на него своего внимания, и тем более не постарались разъяснить, о чём идёт речь.
Предисловие
Объявляем всем Нашим подданным.
В постоянной заботливости о благах Нашей Империи и даровании ей лучших учреждений Мы не могли не обратить внимания на существовавшие до сего времени порядок отправления воинской повинности.
(Обращение божею милостью Александра Второго, Императора и Самодержца Всероссийского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского, и прочая, и прочая, и прочая)
Восьмое Апреля Две Тысячи Двадцать Второй год по Скалигеру. Москва, сторона дороги, противоположная Дому Союзов.
Как же опять пророчески я описываю теперь ещё и свои похороны аж девять лет назад! Я даже заранее бронирую зал на это число! Правда, соратники сперва считают, что я там планирую тогда своё выступление в честь двадцатитрёхлетия основанного мной Института Мировых Цивилизаций. Ну, да и пусть.
Я стою на другой стороне дороги, покачиваясь с пятки на носок, и тихо наблюдаю, как проходят мои похороны. Почему я не удивлён, что вижу всё как наяву? Да, всё просто! Я хоть и материалист, но в душе? верю, что в этом Мире всё не так примитивно. И ушедшая из тела душа в никуда просто так не уходит! Верю ли я в перерождение? Это не принципиально. По закону сохранения душа тоже должна сохраниться.
Мне часто приходится слышать разные теории. Даже знаю про такую, что все души собирают пожиратели душ и питаются этой энергией, а которые не успевают съесть да надкусать, консервируют в особые схроны. Не хочется верить в такое, тем более я вижу, что вот она, моя душа – никто не волочёт её в закрома, мирно наблюдаю, что происходит.
А происходит много занятного. Я не могу вмешаться в спор, где захоронят моё тело. Как я давно уже планирую – на Новодевичьем Кладбище или на Троекуровском, как решают мои соратники, типа, рядом с моими родителями. Побеждают те, кто предан моей воле. Хорошо.
Ещё с Восьми утра проходит отпевание меня в Храме Христа Спасителя.
Когда приближается Он, я замечаю сразу. Ещё когда Его силуэт показывается со стороны Красной Площади. Мрачный силуэт, так контрастирующий с безликой живой публикой.
Могу ли я предполагать совсем ещё недавно, что мы когда-нибудь встретимся с ним? Тем более в таких обстоятельствах! Тоже мне, атеист-материалист…
Он встаёт рядом, я делаю вид, что не замечаю его прибытие. Краем сознания засекаю, что теперь и Он раскачивается с пятки на носок. Неужели это так заразительно, как зевать по цепной реакции в коллективе?
– Поздлавляю, товалищ! Класивые похолоны! И тем более в таком замечательном месте!
– Знаю, – обрезаю я. – Ваши тоже там любили устраивать торжества. У нас все политические лидеры уходили из жизни в основном через смерть, – завершил я цитатой из самого себя раннего.
– Ах, какой великолепный, батенька, полтлет в чёлной ламке! Восхитительно! А почему на глобе этот яркий тликолол?
– А что? Должен быть Красный с Серпом?
– Нет, что Вы! Ни в коем случае! Не пележивайте, его Вы недостойны.
– Я такой, какой я есть. В этом моя прелесть.
Но собеседник продолжает гнуть свою линию:
– Я имею в виду сталый импелский – чёлно-жёлто-белый. Вы же за моналхию латуете?
– Монархию? – я на миг задумываюсь, – Россия расцветала, рождалась и может развиваться только в формате Империи. Любая республика – Советская, Федеративная, Народная, Демократическая – это губительно. Поэтому пока мы не определили ещё форму государства, может быть, даже и поставить вопрос о восстановлении Империи. Кто нам мешает?
Я вовремя останавливаюсь, поняв, что с этим человеком бессмысленно говорить о величии Империи. Тем более что он мёртв и ничего сейчас не решает. И я не нахожу ничего лучшего, как вернуться к его вопросу:
– А если и так? Бело-сине-красный флаг ввёл Александр Третий, самый достойный из Императоров!
– Достойный? Вы на самом деле считаете, что это так? Он же контллефолматол!
– Заблуждаетесь, Владимир Ильич. Он заставил всю Европу уважать Россию! И не предавал, как некоторые, и не продавал за утопическую помощь!
– Да что Вы знаете пло те влемена, батенька! Если бы Вы сами жили в те года, посмотлел бы я, как Вы заговолили! – удаётся мне всё-таки распылить противника. – Это в Ваше время всё спокойно, помилай – не хочу!
Задевает он меня этим замечанием, и я не сдерживаюсь:
– Меня как-то спросили, что я скажу, когда предстану перед Богом? И я ответил, что делал всё, что мог. Отправьте меня обратно, я продолжу борьбу, помогать бедным, помогать всем страждущим бороться с тем, что мешает нам жить. Обратно отправьте меня – мне нужен билет обратно! Я не хочу здесь лежать в райском саду. Лучше я буду где-то в тайге идти полуголодный, но помогать людям.
Немного успокоившись, пунктуально вспоминаю вторую часть вопроса:
– А, вот, окажись я в то время на месте Императора, я не только всё так же сделаю, а ещё больше! Кое-что позаимствовую у Вас и Ваших соратников, не скрою. Может, и Вас направлю на путь истинный! Не дам ходу заговору против России! – в пылу эмоций я по привычке помогаю себе резким утвердительным движением чуть согнутой руки.
– Да ну? Точно? – ухмыляется низенький человек в чёрном холодном не по сезону костюмчике с алой гвоздикой в лацкане пиджака.
– Да! Окажись я там, и Россия заживёт как…
– Да что Вы говолите? Ай ли? – прерывает меня оппонент. – Сделжите своё обещание?
– В смысле? – слегка опешив, прерываюсь я. – История не фарш, её не прокрутить назад…
– А кто говолит, что назад? Плосто в каждый момент истолия ласщепляется на множество возможных путей лазвития дальнейших событий. И мы всегда можем повелнуть её туда, куда захотим.
