– Слушаюсь, Ваше Высочество! – возрадовался он и выполнил приказ.
Радуется, что в шею не погнали, и то, что я его забыл, уже не так печалит. Оценив его одежду, возраст и то, как он отреагировал на подначку казака, я уселся за стол и спросил:
– Камердинер?
– Как есть камердинер, Ваше Высочество! – подтвердил он. – Андреич! Пятнадцать лет…
– Верою и правдою, – перебил я. – Слышал. Не помню. А ты – помнишь.
Я подошел к столу и начал писать записку Николаю, не очень уверенно расставляя твердые знаки.
– Как есть помню! – поспешил он подтвердить свою полезность и показал рукой себе по колено. – Вот с таких лет…
– А где ты был все это время? – спросил я.
– Слег я, Ваше Высочество, – пригорюнился камердинер. – Как есть от горя слёг. Как лихорадка отпустила, сразу к вам и пришел.
– Как есть пришел, – на автомате добавил я.
– Так, Ваше Высочество, – признал он.
Я свернул записку, припечатал ее углы сургучом и сходил до двери, вручив новому казаку. Повернувшись к камердинеру, процитировал Высочайшего брата:
– Господь не оставил нас.
– Как есть не оставил, – согласился Андрей.
– Рассказывай про пятнадцать лет, – решил я скоротать время до получения разрешения посветить Андреича в «тайну памяти».
Камердинер оживился, поправил усы и начал вещать о том, как маленький Георгий однажды спрятался так, что весь Гатчинский дворец сутки на ушах стоял.
– А кто в старой печке сыскал?то? Андреич! – приосанился камердинер, закончив рассказ.
Хороший дядька вроде. В дверь постучали, и получивший разрешение войти казак вручил мне ответ от цесаревича.
«Андреич – твой самый преданный слуга, любезный Жоржи. Для нас всех будет лучше, если ты будешь с ним откровенен. С наилучшими пожеланиями, твой верный брат Никки».
Девятнадцатый век, пик могущества эпистолярного жанра, и не писать же ему мне в ответ «ок»?
– Андреич, ты можешь сослужить мне очень полезную службу, – решил я применить мужика правильно. – Здесь, – открыл ящик стола и достал оттуда стопку бумаг и обтянутую кожей книжицу. – Мои письма, мой дневник и прочее. Я их изучил, но многие имена мне ни о чем не говорят. Мне нужно многое вспомнить, и в этом мне поможешь ты.
– Любую службу сослужу, Ваше Высочество! – заверил он и поерзал на диване, демонстрируя нерешительность.
– Говори прямо, – велел я.
– Грешно?с, – он виновато развел руками. – Великий пост все же. Но больным наш Господь в милости своей допускает…
– Поесть принес? – догадался я, всем телом ощущая оживление.
За прошедшие с моего пробуждения дни я успел полностью разочароваться в кухне: Великий Пост, кушать можно только постное и понемногу, даже «больному» мне. Сегодня, например, Никки, как сильно верующий, в религиозном рвении ограничился куском ржаного сухаря с солью под компот – греческий принц такую диету поддержал – а я впал в грех чревоугодия и полакомился кашей без масла под кислую капусту с теми же ржаными сухарями.
– Как есть принес! – считав, улыбнулся камердинер. – Велите подать?
– Подавай! – я временно отложил бумаги на край стола.
Камердинер сходил до двери и вернулся с лакеем Петькой – я с ним успел заново познакомиться, когда он надраивал каюту до блеска. В руках лакея обнаружился поднос с накрытыми салфеткой приборами и двумя позолоченными мармитами. Завершал композицию графинчик компота – его я пил за обедом и остался доволен.
– Тефтели рыбные, – открыл первую крышку Андреич. – Картофель запеченный, – открыл вторую.
Не так уж и грешно!
– Удружили, братцы! – от всей души похвалил я и принялся за дело.
Хорошо, когда есть по?настоящему преданные слуги!
Перекусив, я доверил Петьке унести посуду и спросил довольного тем, что принц хорошо покушал Андреича:
– Сколько у меня денег?
– Мимо меня ни копейки не проплывет, Ваше Высочество, – заверил он.
– Сколько? – нахмурился я на него.
Поежившись, мужик ответил:
– Сорок три тысячи девятьсот двадцать четыре рубля и восемьдесят три копейки.
– Это с собой? – предположил я.
Я же не нищий.
– Походная казна, – покивал он.
– А вообще?
– Деньгами – три миллиона семьсот две тысячи сто пять рублей с девятью копеечками.
– Земель много? Доход с них есть?
– Владений у Вашего Высочества много, – подтвердил Андреич. – Доходы велики.
– Насколько велики?
– Всяко год от года бывает, – развел руками камердинер. – Тысяч шестьсот.
С таким стартовым капиталом начинать большие дела одно удовольствие!
– Сколько рублей стоит слон? – спросил я.
– Ваше Высочество, слон… – он опасливо пожевал губами.
– Если я попрошу, слона мне подарят и так, – спас я его от необходимости меня отговаривать. – Но ему в Петербурге будет плохо. Точно! – в голову пришла идея. – Ты можешь достать мне списки товаров, которые мы сможем найти за время путешествия с указанием примерных цен здесь и на те же товары в Петербурге и других наших больших городах?
– Ваше Величество, – в этот раз Андреич справился с собой. – Наследнику заниматься купеческими делами невместно?с.
– Я – второй в очереди, – откинувшись на стуле, я сложил руки на груди. – Мой дорогой брат Никки, слава Богу, – перекрестился на «красный угол» – крепок здоровьем, а значит я могу заниматься чем хочу, если это пойдет на пользу Империи моего брата. Неси списки.
– Сей же час, Ваше Высочество, – щелкнув каблуками, камердинер покинул каюту.
Прежде чем искать списки, он пойдет жаловаться на меня Николаю – я в этом совершенно уверен.
Глава 3
Великий пост и плаванье шли своим чередом. Я потихоньку обживался и много времени проводил с камердинером, запоминая ближайшее окружение и даваемые Андреичем, как правило лестные – это же сплошь высшая аристократия! – характеристики на них. Познакомился и с полным комплектом личной прислуги, находящейся у камердинера в подчинении и буквально на меня молящейся.
Рейткнехт Юрка – на корабле у него особо обязанностей нет, потому что он отвечает за организацию выезда и лошадей. Когда прибудем на землю, он будет вместо меня орать на рикш и погонщиков слонов, а пока числится «гардеробным помощником». Помогает он гардеробщику Федору, тридцатипятилетнему щуплому мужичку с козлиной бородкой и в пенсне.
Слуги нижнего звена представлены троицей лакеев лет двадцати пяти: Карлуша, Петька и Стёпка. Последний – рыжий, и старше первых двух: он – лакей первого разряда, а те – второго. По возвращении в Петербург количество слуг как минимум утроится – мне, в отличие от оригинального Георгия, в Абхазии жить не придется, а в столице нужно поддерживать реноме.
Комфорт жизни, если ты офигенно важный, в этом времени вполне сносный. «Гальюны» на корабле современные – тепло, чисто, не воняет и смывается как положено. С мытьем тоже порядок – у нас с Никки и принцем Георгием одна ванна на троих, и мы пользуемся ей согласно расписанию. Качка быстро стала привычной – захваченное мной тело с ней не расставалось с самого детства. Питание с появлением Андреича резко улучшилось, и теперь жаловаться остается только на скуку – именно она толкнула нас с Никки и греком сюда, в недра крейсера, в каюты экипажа. Развлекай нас, безродная матросня!
Это, конечно, преувеличение – к подданным Николай относится с дозволенным разницей в ранге уважением, и, как положено православному монарху, честно любит. Толку с той любви? Лучше бы государственным управлением занимался – затем Господом на трон и посажен. И как же мне надоели молитвы! Николай посещает часовню в среднем раз восемь в сутки, проводя там минимум по полчаса. Меня и тезку таскает с собой, с трудом принимая отмазки в виде необходимости учиться быть вторым после брата наследником – он на полном серьезе считает, что коронация магическим образом наделит его всем нужными правителю качествами. Господь и помазанника своего без пригляда оставит? Да ни в жизнь!
Палуба с каютами низших чинов не чета оснащенной коврами и картинами нашей – тесный, попахивающий механизмами коридор, тем не менее, блестел чистотой, и на свисающих с потолка плафонах с электрическими лампочками – хай?тек! – не было ни пылинки.
Из?за дверей некоторых кают раздавались разговоры матросов – Николай никого о наших намерениях не извещал, а дежурному, который собрался было заорать во все горло, показал «тсс».
– Ноги у ней…
– Боцман мне ка?а?к…
– И не то чтобы в легких годах была…
– Ежели вникнешь с рассудком…
– Видал англичашка какой важный?
Англичане на корабле тоже есть – два мутных чувака с седыми бакенбардами, которые непонятно чем заняты. К нам они не лезут, но ведут долгие беседы с дипломатом Шевичем.
Глобально от англичан не спрятаться никак и нигде: у нас с Николаем даже воспитателем был мистер Карл Осипович Хис, уроженец английского города Бишам из древнего, но обедневшего дворянского рода. Колониальная система во всем ее великолепии!
Лондон уже не на пике своего могущества, но тянущиеся с острова и опутавшие всю планету протуберанцы держат за жабры большую часть цивилизованных и еще большую – «варварских» стран. Богатства и мозги стекаются в метрополию и ключевые точки Империи. Мне придется быть очень осторожным, отстаивая национальные интересы – этого монстра лучше не злить, и я не настолько глуп, чтобы считать себя умнее главных игроков Земли.
– Да ну, какой там чай? – привлек мое внимание объясняющий голос. – Все возят – отсюда, с Европы, по морям, по железной дороге. Раньше – там да, дорогущий был.
– Умный ты слишком, Севка, – крякнул собеседник. – Купчишкин сын, чего с тебя возьмешь?
– Рожей не вышел ты на моего покойного батюшку зубоскалить! – рыкнул на него купеческий сын.
– Хочешь что ли, чтобы зубы у тебя были целы?
– Тц, не охота из?за тебя на гауптвахту, – решил спустить на тормозах знающий толк в торговле матрос.
Николай и Георг Греческий разочарованно вздохнули.
– Зайдем, – решил я и открыл дверь.
Матросов оказалось пятеро: двое сидели на нижних нарах у противоположных стен, трое – за столом. Судя по свободным койкам, остальные жители каюты сейчас работают. Народ выпучил на нас глаза, без подсказок вытянулся «во фрунт», отдал честь – и почти синхронно заорал:
– Здра?жла, Ваше… – после небольшой заминки мужики отказались от привычного строевого «жевания» слов и аккуратно, по слогам, закончили. – Им?пера?тор?ско?е Вы?со?чес?тво!
Меня при Николае отдельно приветствовать не принято – величие затмевает, так сказать.
– Здравствуйте, братцы, – явно остался доволен реакцией Николай.
В коридоре захлопали двери, затопали сапоги, раздался гневный окрик в сторону дежурного – не предупредил о высоких гостях. Цесаревич недоразумение разрешать не захотел и закрыл дверь перед носом набравшего в грудь воздуха мичмана, предоставив объясняться сопровождавшим нас казакам – трое в коридоре остались, трое – с нами, заняли позицию у входа.
Дежурному попадет, если Николай не расскажет, что это он попросил бедолагу не шуметь. Подсказывать и лезть не буду – проверим будущего царя на человеколюбие.
– Вольно, – скомандовал Николай. – Присаживайтесь, – и подал пример, опустившись на кровать.
Народ всем видом выражал зависть – почему цесаревич сел не на мою койку? Дождавшись, пока мы с принцем Георгом примостимся рядом с Никки, матросы вернулись на свои места.
– Как служится, молодцы? Всем ли довольны? Все ли у вас хорошо? – спросил Николай.
Матросы торопливо заверили, что жаловаться им не на что.
– Кто из вас говорил о том, что чай из Индии возить не выгодно? – спросил я.
Матросы как от прокаженного отодвинулись от розовощекого и широкого – это гены, а не лишний вес, в дальнем плаванье да еще и соблюдая посты не разжиреешь – молодого человека лет двадцати пяти с аккуратно подстриженными русыми волосами и карими глазами.
– Я, Ваше Высочество, – поднявшись на ноги, проревел тот.
По уставу орать положено.
– Жоржи, ты собираешься говорить о торговле чаем? – приподнял на меня бровь Николай.
– В том числе, – подтвердил я.
– Торговля – не для наследников Российского престола, – пожурил меня цесаревич. – Идем, Георг, поговорим и с другими матросами.
