Павел Смолин "Самый лучший пионер"

– И правильно! – поддержала ее тетя Тоня.

– Так что помощница мне нужна, – подытожила родительница. – Сейчас чай допьем и покажешь, что умеешь? – спросила девушку.

– Хорошо, теть Наташ! – пообещала та.

Дамы перешли на реально важную тему – где и что в ближайшее время можно будет найти редкого или особо качественного.

– Сережке туфли нужны, – поделилась мечтами мама.

Форму она мне поправит ближе к сентябрю – я же с прошлого года подрос.

– Таньке тоже нужно, – кивнула соседка.

– Пойдем вместе? – тут же предложила мама.

Наверное, это чтобы занять как можно больше очередей сразу – уверен, с нами и тетя Надя пойдет.

Переместились в комнату, и Таня продемонстрировала свои навыки: медленно, аккуратно вырезала и пришила к остаткам джинсым кошачью мордаху.

– Ай, умелица! – похвалила ее мама. – Забирай, – выдала девушке подарок.

– Та куда ей, – попыталась отказаться тетя Тоня, потерпела поражение, и они с дочерью ушли домой – сырья?то еще нет, так что сегодня работы тоже не будет.

– Где?то у меня тут была… – Родительница залезла в шкаф и достала оттуда деревянный футляр.

Поставив на стол, сняла крышку, явив швейную машинку марки «Подольск». Обычно она пользуется электрической «Тулой». Надо будет полазить в шкафах, посмотреть, чего еще у нас есть, но мне почему?то стыдно – еще не совсем привык к «чужому» жилищу. «Тула», судя по всему, механизм сложный, и мама регулярно в ней что?то ковыряет, сверяясь с мануалом и тихонько ругая «какого?то козла, который за это премию получил».

Проверив старый аппарат на работоспособность, она удовлетворенно кивнула и подмигнула мне:

– Вот и средства производства!

– Настоящая маленькая артель!

– Подпольный цех! – «испуганно» округлила глаза и перешла на шепот мама.

Задребезжал звонок.

– Облава! – по инерции шутканул я.

Хихикнув, мама выдала классическое:

– Кого это там на ночь глядя принесло? – И пошла открывать.

По тону, которым она встречала гостя, сразу стало понятно – пришел государев человек. Из?за аварии, наверно.

– Ой, здравствуйте, Валерий Эдмундович. Да вы проходите, не стойте. Случилось чего?

– Случилось, Наталья Николаевна, – раздался в ответ вполне добродушный бас, и в комнату вошел милиционер в чине младшего лейтенанта. Само собой, никаких пистолетов, дубинок и наручников при нем не было. Тупо дядя Степа – косая сажень в плечах, в хрущевке ему бы пришлось пригибаться в дверных проемах.

– Здравствуйте, – поздоровался с ним я.

– Не вспомнил? – сразу же начал он выпытывать Самую Главную Тайну.

– Извините, – покачал головой.

– Да не извиняйся, ты же болеешь, – великодушно простил он. – Я ваш участковый, Валерий Эдмундович.

– Присаживайтесь, – предложила мама.

– Спасибо, – поблагодарил милиционер, снял фуражку, пригладил русые короткие волосы, пошевелил усами и достал из портфеля пару бумаг. Положив на стол, пододвинул маме и улыбнулся: – А если сын болеет, значит, нужно лечить! Вот вам путевки в Кисловодск, на целебные воды.

– Это с чего такая щедрость? – неприязненно поджала губы мама.

– Ну зачем вам эти суды, Наталья Николаевна? – грустно покачал головой оказавшийся засланцем жирного горисполкомовца участковый. – Вы же знаете, у Елистрата Венедиктовича тяжелая работа…

– Жопу на партсобраниях протирать? – предположила мама.

– Зачем вы так, Наталья Николаевна? – расстроился мусор (потому что «милиционер» – это почетно и полностью несовместимо с тем, что он тут исполняет). – Я же как лучше хочу. Ну отберут права у него – все равно с шофером ездит. Да он сам за руль и не сядет никогда больше – перепугался сильно…

– Он перепугался? – прошипела мама разъяренной химерой.

Мент поежился, кашлянул в кулак, принял беспристрастный вид и, профессионально глядя сквозь родительницу, применил кнут:

– А вы как сына воспитываете, гражданка Ткачева? Безобразничает, попрошайничает, песенки сомнительные распевает. И это – на Старом Арбате, где интуристы ходят. Страну позоришь, Андропов! – это уже глядя сквозь меня. – Еще и фамилией патрульных пугает!

– Ничего подобного, – покачал я головой. – Они сами документы попросили.

– В общем! – хлопнул мусор ладошкой по столу, заставив напуганную его монологом маму вздрогнуть. – Либо в Кисловодск, либо на учет за бродяжничество.

Пи*дец! Нормально стританул! Сам же себе говорил не высовываться и сам же без задней мысли высунулся. И это когда у нас тут кооператив сформировался – Фил?то конца ссылки ждать не станет, найдет других.

– И это – такая у нас советская справедливость? – потекли из глаз родительницы слезы. – Ребенка сбили, и он же еще и виноват?

– А вы не смешивайте! – поднялся падший участковый на ноги, надел фуражку, проверил ребром ладони козырек. – Путевки я оставляю. Поступите так, как будет лучше для сына, Наталья Николаевна.

И он прошествовал мимо бледной, плачущей, зажимающей рот ладошкой мамы. Сижу, молчу, терплю – а что я сделаю? Уже подставился, и крыть «дядю Степу» х*ями так себе идея.

– Да за что же мне это все? – простонала мама Наташа и рухнула на кровать лицом в подушку, зарыдав в полный голос.

Первый раз под молотки системы попала, да? Да ей лет?то меньше, чем мне было там. Что она вообще видела, кроме плюшевого, несмотря на все старательно насаждаемые китовьи колбасы, Советского Союза? Школа, залет, сын у бабушки, мама в училище, потом – на фабрике, потом комнату дали и перевели в фабричное ателье – от Измайловской прядильно?ткацкой фабрики. Сын послушный, на работе порядок – нередко на доске почета висит моя родительница! А тут бах, чисто мафиозный заход.

Сходив закрыть за мусором дверь – никак от этой дурной привычки не избавлюсь, все ругаются, – вернулся в комнату и аккуратно погладил маму по спине:

– Угнетать крестьян – старая традиция наших бояр.

Мама фыркнула в подушку.

– Когда я приду к власти, они оба отправятся на Колыму.

– Диктатор мой! – заплаканным голосом похвалила меня мама, сгребла в охапку и уложила рядом с собой: – Полежи со мной!

– Почему бы и не полежать? – Обнял вкусно пахнущую чем?то огуречным маму и улыбнулся грустной мокрой мордашке: – Давай знаешь что сделаем?

– Что? – шмыгнула она носом.

– Назло этим козлам хорошенько отдохнем на целебных водах!

Мама вытерла слезы наволочкой и улыбнулась в ответ:

– А давай!

* * *

В санаторий нам надлежит прибыть через три дня. Добираться будем самолетом, так что приперший вчера набитый заношенными и убитыми до полной неремонтопригодности джинсами пакет с логотипом «Кока?колы» Фил – на пару минут всего с участковым разминулся, повезло, неловкая была бы встреча – не ушел разочарованным: за два оставшихся дня мама с Таней наделают целую кучу заплаток. Вызвавшись немного проводить фарцу, в подъезде выкатил просьбу на далекую перспективу:

– Мне бы «изделий № 2» буржуйских.

– А ты не мал еще? – гоготнул он.

– Я же пионер – должен быть всегда готов! – развел я руками.

– Е*ать ты юморист! – заржал Фил, залез в карман и выдал мне картонный квадратик.

– Немецкие? – без труда опознал я язык надписей.

– ФРГ! Со смазкой, не как совковые. Одна штука, – просветил фарцовщик. – Так что не примеряй! – сопроводил совет еще одним приступом смеха.

– Сколько стоит? – спросил я.

– Тридцатник, но я с твоих «патчей» нормально наварю, – радушно похлопал меня по плечу. – И мне интересно, когда ты придешь за следующим.

– Дай жвачку еще, – попросил я.

– Ну ты не наглей! – расстроился он.

– Мама же спросит, зачем я с тобой ходил, – пояснил я.

– Башковитый! – похвалил меня фарца, выдал целую неоткрытую упаковку Juicy Fruit и подмигнул: – Глядишь, поможет! Давай, бывай.

Пожали руки, и я вернулся домой. Показал родительнице жвачку, она весело фыркнула и сразу же засела за работу, отказавшись от моей не особо?то и ценной помощи.

С утра, когда пришла Таня, выяснилось, что я – единственный незанятой человек, и париться по этому поводу не собираюсь! Вместо этого выдал Тане с мамой пластинку жвачки пополам, еще одну пластинку сунул в карман – угощу Катю, с которой мы сегодня идем на ВДНХ. Импортный презик, само собой, остается дома, надежно спрятанный за обивку дивана. Вчера, когда я вечером звонил пионерке, вернувшая душевный покой мама ехидно на меня прищурилась:

– Выбираешь?

– Просто дружу со всеми подряд, – покачал я головой. – Выбирать мне еще рано.

Из стенки выгреб мелочь – придется Вове хранить свою долю где?то еще, пока меня не будет. Сам он привычно тусуется во дворе, в гордом одиночестве.

– Здорова! – Поручкались. – Я уезжаю до осени, поэтому придется тебе хранить их где?то еще, – расстроил я рыжего, протянув ему завернутые в тряпицу четырнадцать с гаком рублей – он же за метро с Артемом из своих рассчитывался.

– И что мне с ними делать? – растерянно спросил он.

– А ты в Сокольниках закопай, – предложил я.

– Как пират? – полыхнул он глазами.

– Именно! – одобрил я. – Только карту не рисуй, никому не показывай и не говори, где закопал. И самое главное – следи, чтобы тебя никто не видел.

Володя кивнул – все понятно!

– И маскировка нужна, – добавил я, взял его за запястье и подтащил к газону: – Вот видишь, трава растет?

– Вижу, – пожал плечами Вова.

– А раз трава не тронута, значит, тут не копано, – объяснил я. – Ножик возьми, дерн срежь аккуратно и свой клад прикрой – будто там трава как росла, так и растет.

– Да понял я! – вырвал руку Вова, сунул мешочек в штаны и побежал к дому – за инвентарем.

Вот и хорошо, а мне пора!

Встречаемся с Катей мы у нашего метро. Ее еще нет – я пришел пораньше, – поэтому уселся на скамейку и принялся глазеть на окружающих. Вот она – цокает синими туфельками на маленьком каблучке по асфальту, на ней джинсы и оранжевая блузка. На шее – золотой кулончик на цепочке, кончики причесанных, свободно лежащих волос старательно подкручены. Нарядилась Катюшка! Это из?за меня, что ли? Ой как приятно!

– Тебе очень идет! – сразу же заявил я, поднимаясь ей навстречу.

– Спасибо! – улыбнулась переставшая быть похожей на красивую пионерку (теперь просто красивая) девушка.

А я? А я одет как подавляющее большинство и ничуть из?за этого не комплексую. Джинсы у нас нынче атрибут статуса, а значит, у нас тут советская «принцесса» из хорошей семьи.

– Мороженого хочешь? – спросил я.

Катя стесняться не стала:

– В кафе!

И смотрит на меня так испытующе.

– Пошли! – пожал плечами платежеспособный я, и мы пошли.

– А кто у тебя родители? – спросил я.

– Я думала, ты у своей мамы спросишь, – хихикнула она. – У меня папа – директор их фабрики.