– Это сложно?
– Навык нужен.
Данила задумался на пару секунд, потом, будто вспомнив, заявил:
– Послушай, а твой зять ведь нанимается косить. Я хотел бы его попросить. Это возможно? Я хорошо заплачу.
Из кухни вышла Полина, неся на блюде румяные поджаристые пирожки.
– Ему бы деньги точно не помешали. – Она явно слышала разговор мужчин в открытое настежь окно кухни, выходящее во двор. – До школы остался месяц, а близнецам ещё ничего не куплено. Мы, конечно, поможем, но и ему надо постараться.
Михаил зло прищурился, его глаза стали похожи на узкие монголоидные глаза гостя.
– Постараться! Этому козлу много стараться придётся, чтобы Катя его простила. У меня кулаки чешутся, стоит только его увидеть. Если бы не дочка и внуки прибил бы сразу.
Водрузив блюдо с пирожками на стол, Полина разлила горячий компот по эмалированным кружкам.
– Угощайся, Данила. А ты помолчи, хоть бы гостя постесняйся. Зачем ему знать о наших проблемах.
Михаил откусил кусочек пирожка, обжёгся, охнул, сердито произнёс:
– Ты думаешь сосед глухой? Три месяца назад Катин и твой ор половина улицы слышала.
– Слышала ну и что. А всё равно перед людьми стыдно.
Данила покачал головой.
– В жизни всякое бывает, незачем вам стыдится. – По наитию стараясь подвести разговор к Гараниным, продолжил: – Вы-то ни в чём невиноваты, это всё та женщина.
Полина опустилась на табурет, скрестила руки на груди.
– Понятное дело это змеюка Лидка совратила Егора, ей не впервой такое проворачивать, не он первый попался на её удочку и не последний. Но от этого не легче. Был бы умнее, ценил бы семью, не поддался бы соблазну. Дочку здорово подкосило его предательство, такое трудно простить.
Михаил с досадой крякнул.
– Простить! Я бы его так простил оглоблей по хребту. Летел бы он у меня к своей мамочке на хутор как молния. Но что я могу сделать, – он мотнул головой в сторону жены. – Четыре бабы как начали голосить, аж уши заложило. А зять и рад такой защите, в ноги Кате упал и давай клясться: «Всё осознал, только тебя и детей люблю, жить без вас не могу. Никогда больше не посмотрю в сторону другой женщины, ты для меня единственная. Прости, меня, будто околдовали, ум за разум зашёл».
А дочка дура и поверила.
Полина сняла платок с головы, вытерла им вспотевшее лицо.
– Поверила, потому как любит его и не хочет девочек без отца оставлять. Как она их одна поднимать будет? Ты об этом подумал?
Михаил рассердился
– А мы на что? Чего ты нас списываешь? Неужто родной кровиночке не подсобим.
Полина покачала головой. В отличие от рано облысевшего мужа, В её в густых чёрных волосах не было и намёка на седину.
– Мы уже не так молоды, да и заработки наши по нынешним меркам маловаты, а внучки, как только в школу пойдут, им многое потребуется. Да на одних костюмах к бальным танцам можно разориться. Егор здорово накосячил, по всем фронтам виноват, но раз вернулся и раскаялся, а Катя его приняла, наше дело согласиться с её решением.
– Раскаялся он, – сплюнул Михаил. – Чего же он три месяца не вспоминал про жену и детей? Околдовали его бедненького. Тьфу! Как и другие козлы повёлся на фигуру и смазливое лицо Лидки. Стоило ей позвать, собачонкой за ней побежал.
– Вот именно, – усмехнулась Полина. – Как и другие до него поступил. Недаром говорят: эта змея умеет мужиков привораживать, не просто так они по ней с ума сходят, чем-то ведьмовским она обладает. Да Лидка красивая, но красивых баб много, но к ней как умалишённые липнут, словно мёдом намазана. Вот скажи, Данила, разве это нормально, когда почти вся станица Анапская в курсе, кто такая Гаранина, её проклинают и стараются не общаться, но стоит ей на кого глаз положить, тот начинает с ума сходить. Что-то ведь тут нечисто?
Данила пожал плечами
– Я не могу судить, ни разу не сталкивался с этой роковой женщиной. И многих она увела из семей?
– Я не считала, – усмехнулась Полина. – Но ты точно подметил. Лидка связывается лишь с женатыми. С холостыми ей неинтересно. Все знают, да она сама не раз заявляла: мщу мужикам за свою поруганную любовь. Только это отговорка и оправдание своей распущенности и мерзкого характера. Лидка одноклассница моей Кати, какое-то время они даже подругами были. Беременную Лидку в молодости бросил парень, женился на другой. С той поры она и заделалась мстительницей. И всем мужикам, которых окручивает, одну и ту же сказочку рассказывает. Егору также лапшу на уши навешала, какая она несчастная и никем непонятая. Только вот этой бедолажке бывший хорошие денежки каждый месяц на содержание дочери перечисляет, ей даже работать не надо, на жизнь вполне хватает. Пусть он не признал дочь официально, но без финансовой поддержки не оставил. На самом деле Лидка сто раз могла свою судьбу устроить, ведь кучу мужиков перебрала, неужто подходящего не отыскалось. Уверена, ей не брак нужен, она удовольствие от чужих страданий и боли получает. Моей Кате она сделала больно лишь за то, что та на встрече выпускников не захотела с ней близко общаться. Все одноклассники от Гараниной, как чумы отвернулись, никто не желал со шлюхенцией беседы вести. Той обидно стало. Уходя с вечера, Лидка пригрозила Кате.
– Что подруженька брезгуешь мной? За такое отношение ко мне готовься плакать. Уведу твоего муженька. А когда наиграюсь с ним, выброшу, как ненужную тряпку.
Катя вернулась домой расстроенная, всё мне рассказала, Егора предупредила, чтобы не слушал Гаранину. Однако не прошло и месяца, как у зятька крыша поехала, будто его кто опоил или загипнотизировал. Мы ему одно слово, а он нам два. Как чокнулся
– Лида не такая, она бедная и обиженная жизнью, – орал Егор. – Все на неё наговаривают, на самом деле она добрая и понимающая. Ты, Катя, сильная сможешь и сама прожить, а она слабая ей помощь и поддержка нужна.
Катя плакала, уговаривала, просила не рушить семью, но в зятя как бес вселился, собрал чемодан и ушёл спасать Лидку. Через девяносто дней приполз обратно. Вот такая история у нас произошла.
Михаил вздохнул.
– Чем Лидка мужиков приманивает, что им внушает, но они идут за ней как дети за гамельнским крысоловом, отключив мозг и сложив лапки. Я знаю четырёх мужиков, не считая моего придурка зятя, которых она увела из семьи, а сколько их всего… – он развёл руками. – Не верю в чертовщину, но на нехорошие мысли Гаранина наводит.
Данила почесал в затылке.
– Вашей Кате тридцатник, значит Гараниной столько же. Такая молодая, но уже прожжённая стерва. А как её ребёнок? Какой он?
– У Лидки дочка, – уточнила Полина. – А кто её знает. Девочка со странностями, почти ни с кем не разговаривает, с детьми не играет, всегда одна, сама по себе. На мать совсем не похожа, наверно, в отца пошла. Правда, его никто не видел. Соседка как-то сказала, что однажды на рассвете заметила Ольгу возле речки без удочек, но с рюкзаком. Чего девочку понесло в такую рань к воде, кто его знает.
– Как по мне девчонка не странная, а зашуганная, – фыркнул Михаил. – Зятёк как-то обмолвился: Лида плохая мать, до ребёнка ей нет никакого дела, только о себе думает. Её отношение к дочери ему не понравилось, насторожило, сразу о жене вспомнил.
– Вспомнить-то вспомнил, но ещё два месяца приглядывался к Лидочке, – со злостью обронила Полина. – А девчонку жалко. С такой матерью ничего хорошего из неё не вырастет. Из-за Лидки её дочь для всех стала изгоем.
Данила допил компот. Поблагодарил хозяйку.
– Действительно, вкуснее пирожков не пробовал. Вы, Поля, просто волшебница. Я рад, что у вас в семье всё наладилось. Спасибо за гостеприимство, если вам ещё что-то понадобится, только скажите. Миша, спроси зятя насчёт сада.
Михаил кивнул.
Данила попрощался с хозяевами.
Полина вручила гостю пакет с пирожками.
– С чайком покушаешь. Я много напекла – на всех хватит.
– Спасибо.
Глава 3
Совершив обряд на кладбище и в доме Елагиных, Ольга почувствовала себя абсолютно вымотанной. Сил осталось лишь на то, чтобы загнать «Бизона» в гараж. Еле передвигая ноги, поднялась в квартиру, расположенную на втором этаже, открыла дверь и плюхнулась в прихожей прямо на пол. Всего полчаса в помещении, наполненном чистой светлой энергией и она пришла в себя. Лёгкий свежий ветерок, колыхая белоснежные занавески распахнутых настежь окон, шевелил и колокольчики, развешенные по периметру комнаты над потолком. Их нежный мелодичный звон на голодных духов действовал настолько губительно, что они не приближались не только к квартире Ольги, не появлялись и рядом со старым двухэтажным домом, в котором она снимала жильё. Повесив куртку на вешалку, Ольга отправилась в ванную. Душ после изгнания прет – обязательный атрибут. Вода смывала остатки негатива и позволяла физически ощутить себя обновлённой после соприкосновения с мерзкими, отвратительными существами потустороннего мира. Сегодня она собрала их не мало, к старшему поколению Елагиных прицепились духи, одержимые жаждой наживы, денег и неудовлетворённых желаний. К удивлению Ольги к самой пожилой из дам этой семейки присосался ещё и жутковатый прета-лок, появляющийся только рядом с убийцами. Её и жертву, лежащую в помпезном гробу, связывали едва видимые серые нити. Как же она ненавидела такие моменты в своей работе, ведь преступление на лицо, а доказать невозможно. Чтобы облегчить муки совести и немного восстановить справедливость, она всегда сообщала виновнику о том, что ей известно о преступлении, пусть он хотя бы сон потеряет от беспокойства. Духов похоти, страсти и гордыни от двух молодых парней, Ольга едва удержала в узде. Пришлось остальных незначительных духов бросить возле Елагиных, чтобы уже собранных вернуть в потусторонний мир. Пучок прет, рвущихся на свободу, и других, уже впавших в оцепенение из-за звона колокольчиков, она еле донесла до укромного места на кладбище. Вытащив свободной рукой из кармана куртки дополнительную связку крохотных серебряных колокольчиков, сильно потрясла ими – по воздуху тотчас поплыл негромкий нежный звук. Притоптывая ногами, потряхивая руками и странно пританцовывая, к этой нежной небесной мелодии добавила резкое звучание колокольчиков из латуни, висящих на груди, и более мягкое из бронзы на кистях рук и щиколотках ног. Звуковые волны колокольчиков сливались в единый ритм, двигаясь по особой спиралевидной траектории, губили не только бактерии и вирусы, они буквально выкидывали духов в их мир. Убедившись, что все прето-локи исчезли, Ольга протёрла ладони влажными салфетками, ей казалось, что на пальцах осталась слизь с кожи существ, хотя это было лишь плодом воображения. Да она удерживала невесомых духов за их тонкие шеи или худые конечности, но на самом деле её и духов всегда разделяла упругая воздушная прослойка. Однако, вид прет настолько отвратителен, что после соприкосновения с ними хотелось немедленно выкупаться. А кто бы не содрогнулся от омерзения, видя безобразные уродливые лица с крохотными ртами, морщинистые шеи, хлипкие паутинные конечности и огромные животы. Духи прицеплялись к людям, одержимым разными пороками, они питались их эмоциями. Именно отрицательная волновая энергия привлекала их в наш мир. Казалось бы, чем больше прета выкачает плохой энергии из человека, тем тому будет лучше, но на самом деле они только сильнее разжигали неудовлетворённость и страсти.
Выкупавшись, Ольга поставила чайник на огонь, сделала парочку больших бутербродов с форелью и свежим огурцом, положила на стол плитку чёрного шоколада. Она не боялась растолстеть, иногда энергии расходовалось столько, что за один сеанс изгнания с неё слетала пара килограммов. Заварив чай, она с удовольствием сделала первый глоток. Перед глазами встало лицо бывшего одноклассника. Ольга усмехнулась: рядом с Денисом уже давно обитал дух, питающийся виной и стыдом, слабый, едва видимый, она надеялась, что это из-за неё. Хотелось верить, что Денис не растерял остатки совести. Одноклассник почти не изменился, всё те же выразительные карие глаза, красивый рот, густые чёрные брови, но теперь это был не юноша, а взрослый мужчина. Синие от жёсткой щетины щёки и подбородок, широкие плечи, возмужавшая фигура это доказывали. Оля вздохнула: надо же бросила на него лишь мимолётный взгляд, а сколько всего запомнила. Она думала: спустя столько лет обида и боль забудутся. При виде Дениса в душе ничего не шелохнётся, но это оказалось не так, непослушное сердце убыстрило темп, к щёкам и шее прилила кровь. Внутренне она подготовилась к встрече: прекрасно знала, кому согласилась помогать, но всё предугадать нельзя, реакция на Дениса ей совсем не понравилась. Управившись с бутербродами и чаем, Ольга прилегла на диван отдохнуть. Она честно собиралась больше не вспоминать о предателе, но мысли о нём так просто не собирались её покидать.
Впервые о Елагине Ольга услышала в сентябре. Десятый «А», подгоняемый классной руководительницей, выстроился на линейке.
– Девчонки, а вы слышали, к нам в класс перевёлся новенький. Щучка бухтела, что только хулигана и дебошира нам не хватало, хотела его в «Б» засунуть, но директор не позволил, мол, у бэшников и так перебор, – загадочным голосом сообщила подругам рыжая, как огонёк, зеленоглазая Соня Колоскова. Мать Сони преподавала алгебру и геометрию в старших классах, поэтому девушка была в курсе всех школьных новостей.
Щучкой прозвали классную руководительницу Евгению Карповну не только из-за рыбьего отчества и выпуклых бледно-серых глаз, но и из-за худой плоской фигуры почти без женских признаков.
Вика Загорская тряхнула светлыми гладкими волосами, пожала плечами.
– Что не маменькин сынок уже отлично, но, скорее всего, ничего интересного, обычный невзрачный плохиш.
– А вдруг он окажется симпатягой? Я на это надеюсь, – улыбнулась тонкогубым ртом Полина Кухтова и, прищурив без того узкие чёрные глаза, добавила: – А то у нас кроме как на Истомина и Каберского глянуть больше не на кого.
Прислушиваясь к болтовне «Великолепной троицы» так они именовали сами себя, за глаза же их дразнили «Трио борзых» или просто «Трио», Ольга поправила мягкие силиконовые амбушюры в ушах. На самом деле наушники служили лишь прикрытием, музыку она слушала редко, но с ними можно делать вид, что и одной неплохо, и вообще пофиг на всех. Только вот расслабляться нельзя. Зная пакостный характер некоторых одноклассников, дружков и прихлебателей этой троицы, необходимо быть настороже, находиться в курсе всех поползновений в её сторону. Ольга давно поняла: самую большую радость компания Загорской испытывает, унижая и обесценивая других, поднимая собственную значимость таким способом. Она не собиралась доставлять им удовольствие, попадая в глупые ловушки и подставы. В который раз Ольга мысленно поблагодарила Данилу Сергеевича, он стал для неё не только хорошим другом, учителем и наставником, в какой-то мере заменил обоих родителей. Монах научил, как правильно отвечать наглым одноклассникам.
Как-то ещё вначале знакомства она решила поплакаться ему.
– Ладно они не хотят со мной дружить, я это принимаю, но зачем издеваться, я им что козёл отпущения? Мне так обидно. Видеть никого не хочу и в школу больше не пойду.
Данила Сергеевич ухмыльнулся.
– И не ходи. Пусть порадуются, что наконец достали тебя и ты сдалась. А чего? Останешься недоучкой, будешь дома сидеть, ругань маменьки выслушивать.
– Вам легко говорить, а мне фигово.
– Раз тяжело – значит, правильно поступаешь. Растёшь. В гору поднимаешься, а не катишься вниз. – Он похлопал её по плечу. – Ничего, девочка, одиночество делает человека не только сильнее, но и мудрее. Пока твои ниочёмыши развлекаются и творят глупости, ты взрослеешь. Из-за того, что ты одна, у тебя есть возможность отстранённо наблюдать за ними и делать выводы.
– Ниочёмыши? – улыбнулась Ольга. – Так ещё моих одноклассников никто не называл. Но знаете, как нелегко не поддаваться на провокации и делать вид, что мне небольно.
– Конечно, нелегко, но надо. Ты извини, но скажу честно. Почти все подростки эмоционально незрелы, глухие и тупые, только свою боль чувствуете. Словно зверёныши, действуете на уровне инстинктов. Чувства обострены, эмоции через край хлещут, гормоны, как блохи, скачут, но ни тем, ни другим, ни третьим управлять ещё не умеете. Каждый полагает себя особенным и непонятым, но при этом боитесь оторваться от стаи, в кучке ощущаете себя комфортнее. На назначенных изгоями нападаете как свора собак, особенно трудно приходится одиночкам. А ты, Олька, по ряду причин стала именно одиночкой, поэтому они на тебе и срываются, таким образом, показывают свою общность. Чтобы выжить и не сломаться, придётся выбрать момент и показать себя неадекватной, чокнутой, способной ударить и навредить.
Ольга вытаращила глаза.
– Что вы имеете в виду?
Данила Сергеевич провёл ладонью по блестящей гладкой коже головы.
– Как они тебя обычно достают?
– Фантазия у них бедная. Кнопки подкладывают, стул клеем мажут, в рюкзак сок наливают или лягушку засовывают, на волосы или одежду жвачку приклеивают, на спину глупые записки вешают, парту красками мажут, подножки подставляют.
Данила Сергеевич ухмыльнулся.
– И правда ничего нового. Всё это уже было. А теперь пример. Как только кто-то подставит подножку, тут же изо всех сил врежь ему по щиколотке, или толкни. При этом надо сделать бешеное лицо, чтобы поверили, ты с катушек слетела, но главное, пригрози: убью, разорву к чёртовой матери. Как бы тебе не было страшно в этот момент, не выдавай себя, ты должна быть серьёзной, никаких криков, слёз, истерик, только ледяной голос и спокойствие. В общем, хоть раз, но врагов надо напугать. Поверь, после этого тебя больше не тронут, будут обходить стороной. Люди опасаются тех, от кого не знают чего ждать, мало ли что на уме у сумасшедшего. Сможешь выдержать одиночество?
Ольга горько улыбнулась.
– А разве до этого я не была одна? Если меня оставят в покое, буду счастлива. Что дальше делать?
– Стать отстранённой и хладнокровной. Твоё равнодушие и лёгкое презрение заденет недругов до самой печёнки. – Данила Сергеевич достал из шкафа коробку. – Тринадцать лет не шутка, совсем взрослая стала. Хотел подарить тебе на день рождения, но отдам сейчас, до первого сентября осталось немного как раз к ним привыкнешь.
До дня рождения Ольги осталось три дня, она с нетерпение ожидала подарка от Монаха, тот всегда дарил что-то оригинальное и неожиданное. До знакомства с ним её никто не поздравлял, мать не считала нужным как-то отмечать праздник дочери, а уж с подарками и вовсе не заморачивалась. Первый в жизни подарок она получила от Данилы Сергеевича два года назад. Увидев новенький телефон, не поверила глазам, а ещё был торт со свечками и даже небольшой фейерверк, на следующий год это были роликовые коньки. И вот теперь она держала в руках красивую коробку, перевязанную ленточкой.
– Ну что же ты открывай, – поторопил её Данила Сергеевич.
Ольга развязала ленточку, разорвала узорчатую блестящую бумагу. В коробке лежал плеер с беспроводными наушниками.
– Нравится?
– Очень! – Глаза Ольги заблестели, Она не умела ярко выражать эмоции, не заорала от восторга, не запрыгала от радости, но весь вид показывал, как она счастлива и довольна подарком.
– В свободное от уроков время надевай наушники, как бы отгораживайся от всех. Этим покажешь: не одноклассники тебя игнорят, а тебе на них плевать. – Данила Сергеевич улыбнулся. – Музыку можешь даже не включать, просто ходи в наушниках. Твои однокласснички привыкнут, что ты отстранённая и расслабятся, много чего интересного тогда услышишь, а сама будешь настороже.
– Здорово вы придумали, – восхитилась задумкой Ольга. Сама много раз наблюдала, как увлёкшись музыкой, человек ни на что не обращал внимания, но и люди, видя его в наушниках, не стеснялись в разговорах, думая, что всё равно их не слышит.
В седьмой класс Ольга отправилась в наушниках. И хотя в них стояла тишина, она делала вид, что увлечена музыкой, и ей ничто не интересно. Рекомендации Монаха пришлось применить буквально через неделю от начала учёбы.
На уроке физкультуры Игнатов перебросил мяч Каберскому, а тот вдруг запулил его Ольге в голову. От мощного удара она пошатнулась и упала на колени. От боли потемнело в глазах, а одноклассники весело заулюлюкали. Поднявшись, Ольга направилась в сторону Каберского, ей даже не пришлось изображать злость, она лавой кипела у неё в крови. Сильная боль, что-то сдвинула у неё в мозгах и на несколько минут превратила в другого человека. Ей вспомнились все неприятности и обиды, нанесённые за годы учёбы. Буквально захлёбываясь ненавистью, Ольга приблизилась к Максиму, глядевшему на неё ехидно и пренебрежительно. Пару секунд Ольга смотрела ему в глаза, неизвестно что хотела увидеть, но сожаления в них точно не было, а потом размахнулась и врезала ему кулаком в нос. Стоящий рядом с другом Игнатов выматерился и шагнул к ней. Она выхватила из закрученных на макушке волос крепкую деревянную шпильку, сжала её в кулаке.
– Если ещё хоть кто-то ко мне притронется или как-то навредит, выколю нахрен глаза. И пусть сяду в тюрьму, но слепым на всю жизнь сделаю.
– Что храброй стала? – сплюнул на пол Игнатов. – А не зассышь? – Он попытался схватить Ольгу за плечо.
Перед глазами у неё всё плыло, казалось, что она сейчас потеряет сознание. Ольга дёрнулась в сторону и едва устояла на ногах.
Игнатов повторил попытку.
Ольга всадила в протянутую к ней руку острую шпильку.
Пётр взвыл от боли.
– Сука! Ты что наделала. Ты мне рук проткнула!
– Скажи спасибо, что не морду расписала, – процедила Ольга и бросила взгляд на изумлённых одноклассников. – Чего вылупились? Больше я ваши шуточки терпеть не намерена. Любому кто меня заденет, так отвечу, что мало не покажется. Она покосилась на Каберского, зажимающего нос обеими руками. Из-под пальцев на подбородок, шею и белую футболку текла алая кровь.
– Ничего себе Гаранина выдала, – выдал ещё один друг Каберкого Игорь Истомин. – Ты чё, дура, озверина налопалась?
Ольга, как истукан, медленно повернулась к нему.
– Проверить хочешь?
