Он смотрит на меня почти с отвращением.
– Поздравляю. Ты умеешь задерживать дыхание. Пригодится, когда мы наденем на тебя цементные ботинки и выбросим в гавань.
– Да нет же, глупыш, я дышу по квадрату! Этому меня папа научил.
– Отец научил тебя дышать? Я не удивлен. Жаль, что он не зажал тебе лицо подушкой перед этим.
Я шлепаю его по железобетонным бицепсам.
– Ты будешь слушать?
– Я слушаю. В этом и проблема.
– Дышать квадратами его научили на службе в военно-морских силах. Это отличный способ успокоить нервную систему и сфокусироваться. Попробуй. Можем сделать это вместе.
– Лучше меня сожгут заживо.
– Ой, да ладно! Клянусь, это работает.
Широко раскидываю руки и демонстрирую глубокий вдох. Деклан бормочет какие-то древние ругательства. Я задерживаю дыхание, выпучиваю на него глаза, слушая его ворчания. Выдохнув, опускаю руки, завершив мысленный счет. Он смотрит в потолок и вздыхает.
– Ты как раковая опухоль. Только веселья меньше.
Тыкаю его пальцем в грудь.
– Просто попробуй. У тебя вроде нет проблем с учащением дыхания, но я могу ошибаться.
Он опускает голову и долго на меня смотрит.
– К твоему сведению, я знаю, как дышать квадратами.
Это слегка сбивает с меня спесь.
– О.
Мы какое-то время друг на друга смотрим, но я оживляюсь:
– Вот видишь, это работает!
– Да что ты несешь?
– Ты больше не злишься. Ты успокоился.
– И как это сработало? Это не я тут стоял и пыхтел.
– Я знаю, но пока я дышала квадратами, ты наблюдал и поэтому успокоился! Вот насколько это эффективно! Действие может распространяться даже на других людей!
Его взгляд на секунду задерживается на мне, сверкая жаждой смертоубийства. Он очень медленно и тягуче произносит:
– Могу сказать честно, и это будет совершенно искреннее признание: я никогда не встречал людей типа тебя, подруга.
Моя улыбка способна ослепить.
– Всегда пожалуйста. Ой, кстати, я тут подумала.
– Было больно?
– Ой, ты стал остроумнее! Я хорошо на тебя влияю.
– Если это – хорошее влияние, то мне нужно срочно убить себя.
Я отмахиваюсь от этого комментария.
– Мне кажется, я понимаю, почему ты постоянно говоришь, что я начала войну. И ты ошибаешься.
Он снова задерживает на мне взгляд.
– Кажется, ради этого я должен присесть.
Я показываю на ближайший стул.
– Чувствуй себя как дома.
– Ты же помнишь, что это ты у меня в гостях? Это мой дом.
– Меня повысили из заложницы до гостьи? Круто.
Он закипает.
– Нет. Я не это хотел… *****, ладно. Неважно.
Он опускается на стул и сидит с таким выражением, будто попал в приемную к самой Смерти и с молитвой ждет своей очереди.
Сажусь напротив него и подбираю под себя ноги. Когда Деклан неодобрительно косится них, я только улыбаюсь.
– Так о чем я говорила. Эта война, в которой ты меня постоянно обвиняешь. Все это началось с ужина в «Ла Кантине» на озере Тахо, верно?
Он не отвечает.
– Ладно, может, ты этого не знал. Или знал, просто остаешься верен своим очаровательным галантным манерам. В любом случае я помню, как Ставрос говорил мне про назревающий конфликт. Ну, на самом деле он говорил это не мне; я просто случайно услышала чужой разговор. Хотя ладно, я специально подслушивала за ним и его командой, но суть в том, что это было всего через несколько дней после стрельбы в «Ла Кантине», когда убили несколько ирландских гангстеров. Последнее, очевидно, тебе известно.
Я обрываю рассказ, вглядываясь в его лицо.
– Почему ты молчишь?
– Я не планирую убийства вслух.
– Ха. Вернемся к мертвым ирландским гангстерам. Они подошли к нашему столу во время ужина и перекинулись со Ставросом парой слов. Не спрашивай, о чем шла речь, – все было на русском и на гэльском, но изначально весь этот переполох начался с того, что один из ирландцев шлепнул меня по заднице, когда мы под руку со Ставросом проходили к нашему столику. Ставрос чуть не полез на рожон, но мне удалось сдержать его. Но все полетело в тартарары, когда мистер Шлепок подошел к нашему столу посреди ужина.
Деклан подается вперед и упирает локти в колени. Он подпирает кулаком подбородок и тихо говорит:
– А тебе не приходило в голову, что я прекрасно знаю обо всем случившемся в том ресторане?
– Откуда тебе знать, если тебя там не было?
– Я все знаю.
Я фыркаю.
– То есть ты всезнающ? Тогда прошу.
– Мне и так прекрасно известно, что изначально именно из-за тебя все пошло наперекосяк. Это ты виляла задницей в том малюсеньком белом платье, которое напялила. Это ты расхаживала с таким видом, будто ресторан принадлежит тебе. Это ты зачем-то улыбнулась первому попавшемуся мужчине, хотя шла за руку с другим.
Гнев начинает распускать свои змеиные кольца у меня в груди. Откидываюсь в кресле и смотрю на него.
– Это мерзкая мелкая манипуляция под названием «возложение вины на жертву». Не то чтобы я была жертвой, но дела это не меняет, и это полная херня.
Его голос ожесточается.
– Погибшие люди – не херня.
– Да, не херня. Но не пытайся выставить их смерть как неизбежный результат того, что они увидели мою задницу и улыбку. То, что мужчины достали и наставили друг на друга стволы из-за женской улыбки, брошенной не в ту сторону, – это проблема их инфантильных эго, неконтролируемой агрессии и раздутого чувства собственной значимости, а не ее.
Мы буравим друг друга глазами. Где-то в комнате тикают часы.
Или, может, он подложил под меня бомбу.
Выдержав его взгляд, мягко добавляю:
– Ты знаешь, что я права. И я понимаю, что потеря людей могла даться тебе тяжело. Но люди сами отвечают за свои поступки. Это нечестно – не говоря уже о том, что неправильно – вешать эту войну на меня.
Он закрывает глаза. Кажется, его молчание длится бесконечно. Я понятия не имею, что в его голове, пока он не произносит:
– Ну да.
Я чуть со стула не падаю.
Открыв глаза и увидев мое лицо, он изображает кислую мину:
– Только не лопни от гордости.
– Скорее от шока. Но я попробую.
Деклан встает и начинает расхаживать взад-вперед. Я наблюдаю, как он взбудораженно меряет шагами комнату. Пусть он выпустит пар, приставать не буду. В его огромном котелке как будто бродит что-то очень важное.
Если повезет, смогу воспользоваться этим в своих целях.
Он резко останавливается и высокомерно смотрит на меня сверху вниз. Безжалостный диктатор не мог бы выглядеть таким властным.
– Расскажи все, что знаешь о Казимире Портнове, – приказывает он.
– Во-первых, нет. Во-вторых, зачем?
– Потому что он мой враг. А ты моя пленница. И ты знаешь его.
– Да, я его знаю. Мы друзья.
При этих словах глаза Деклана так чернеют, что я уточняю:
– Ну, не то чтобы друзья-друзья. У нас была всего одна официальная встреча на том проклятом ужине. Но моя подруга до безумия влюблена в этого парня, а она невероятно хороший человек. Она практически мать Тереза. Если он ей нравится, он не может быть совсем уж плохим.
– Влюбленные женщины известны ненадежностью своих суждений.
За этими мрачными словами скрывается такая ноющая и глубокая рана, что я не могу не задать вопрос:
– Есть опыт в этой области, да?
Он пропускает мои слова мимо ушей и спрашивает:
– Как твоя подружка с ним познакомилась?
Пару секунд я собираюсь с духом, понимая, что слова, которые я сейчас скажу, будут приняты не лучшим образом. И одному богу известно, как отреагирует Деклан, учитывая его текущее настроение. Но это надо сказать.
Просто не стоит переходить некоторые границы.
Глядя в его голубые ледяные глаза, произношу:
– Я говорю это не из неуважения к тебе, а из глубокой преданности и любви к своей подруге. Не твое собачье дело.
Когда он открывает рот – несомненно, чтобы изрыгнуть поток ругательств, – я прерываю его, повысив голос.
– Я никогда, никогда в жизни не предам Натали. Делай со мной что угодно. Бей, мори голодом, навсегда запри в комнате, мне все равно. Она – это лучшая часть меня, она такой человек, каким я и мечтать не смею быть, и я люблю ее как сестру. Нет, беру свои слова обратно. Я люблю ее больше, чем сестру. Нет, опережая твои подколы, не в том смысле – я просто люблю ее. А это значит, я обязана ее прикрывать. А это значит, что я ни хрена не расскажу тебе о ней или ее мужчине, как бы ты к этому ни относился.
Я встаю с твердым намерением отвернуться от него и выйти за дверь, но этот план вылетает в окно, когда комната начинает куда-то уезжать и бешено крутиться перед глазами.
Потом все чернеет, и я падаю.
12
Деклан
Все происходит очень быстро.
Вот она стоит передо мной на своих двоих, а в следующую секунду уже валится на пол – ее ноги подгибаются, будто из них вынули кости. В один миг выражение ее лица меняется с рассерженного на удивленное.
