В такие дни времени у Сохары было в обрез. Ему предстояло обойти энное количество домов, но он никому не отказывал в помощи. Список имен разрастался с каждым днем. Рядом с каждым именем он кратко записывал суть предстоящего дела: ручная работа, лестницы, гвозди.
Хасегава – проконопатить крышу.
Йосимура – заменить стекла в ванной комнате.
Кодама – сквозит из окна с видом на порт.
Школа – заменить во дворе две треснувшие водосточные трубы (может, после Нового года).
Рабочая одежда Сохары пачкалась и пропитывалась потом так быстро, что он едва успевал ее стирать. Каждый день он полоскал и чистил одежду в мыльной воде в раковине, но часто она не высыхала к утру, и Сохаре приходилось надевать еще влажные вещи.
– Эта промозглая сырость тебя доконает, – ворчала жена.
Однако Сохара считал, что в это время он должен выглядеть с особым достоинством, чтобы не портить грязной спецовкой праздничное настроение людей, занятых приготовлениями к застольям. В эти дни жители острова чистили рыбу, тонко нарезали и закручивали морковь для украшения блюд, нарезали корни лотоса, варили рис с красной фасолью адзуки и доставали из закромов местные водоросли. У берегов острова собирали растущие на скалах ива-нори, богатые натрием, калием и железом. Особо ценились водоросли хаба-нори, которые женщины собирали в зимние приливы вплоть до самой весны. Встречались и мясистые тосака-нори с алыми прожилками и неровными ветвями. Люди напевали старинные песни и много смеялись, кто тихо, а кто и звонко. Так и наступал Новый год.
Когда Сохара припарковал грузовичок и собирался войти в дом, жена уже стояла на пороге. Она куталась в шерстяной свитер и улыбалась. Был крепкий мороз, и при каждом ее слове изо рта вырывались клубы густого пара.
– Уми ва окотэрунэ, – сказала она и указательными пальцами показала над головой рога чудовища. – Море сердится!
– Окотэтакедо, има ва дайдзебу, – рассмеялся Сохара. – Море сердилось, но теперь успокоилось.
– Успели все выгрузить до того, как поднялись волны?
Сохара кивнул и ответил утвердительно.
– Пообедаешь дома?
– Я ненадолго. Надо заехать на почту и закончить крышу Хасегавы, ее еще нужно покрасить.
– Звонил Судзуки. Спрашивал, сможешь ли зайти к ним завтра и помочь с татами. В этом году их сын не приедет на праздник.
– Наверное, нужно поднять все циновки и тщательно вымыть их…
– Да, без тебя им не справиться.
Под Новый год суетились все, даже самые неторопливые пытались наверстать упущенное время. Бегая из дома в дом, Сохара уставал больше, чем в другие месяцы. И все же он любил Новый год. Воздух на улицах был напоен ароматом праздничных блюд, от которого улучшалось настроение, как и от традиционных новогодних песен – энка, столь любимых стариками и давно полюбившихся ему самому.
Уже в начале декабря Сохара вместе с несколькими товарищами отправлялся на другой склон горы нарубить сосновых веток. С каждым годом веток в грузовичке становилось все меньше: население острова постоянно сокращалось, а восполнения было недостаточно. Сосновые ветви складывали в кузов горизонтально, словно обувь, оставленную у порога.
В Новый год на острове со всех сторон дул ветер, и люди разжигали праздничные костры, а кошки лакомились объедками ужина. Снег не выпадал почти никогда. Затем люди молились предкам, пытаясь увидеть их образы в языках пламени: мертвым тоже нужно тепло.
– Ойсисо, – пробормотал Сохара, глядя, как его жена Йоко поливает рис в миске зеленым чаем. Ломтики тунца и тонко нарезанные сушеные водоросли плавали среди зернышек риса. – Ойсисо, – повторил он.
Что бы ни готовила Йоко, он всегда замечал: «Выглядит аппетитно!»
Сидя за кухонным столом, Сохара беседовал с женой о холодах и полученном с материка сообщении. В нем говорилось, что в марте на остров прибудут два новых ученика, которые будут учиться в местной школе в течение года. Поселить их собирались у госпожи Хасегавы.
– Наконец-то… – вздохнула Йоко. – Есть ли надежда, что в этом году приедет новая семья?
– Пока нет, – пожал плечами Сохара.
– Жаль, – нахмурилась Йоко.
Островитяне тревожились из-за того, что с каждым уходящим поколением численность населения сокращалась, а у оставшихся жизнь становилась все труднее. Хотя на островах архипелага близ Токио не так уж мало семей решалось пожить несколько лет.
Жителям острова приходилось быть самодостаточными. Каждый был вынужден заниматься хотя бы двумя делами. Например, один человек мог быть кондитером и помогать в идзакае, а другой – управлять единственной местной гостиницей (она вмещала не более четырех постояльцев за раз) и рестораном «Дикие лилии», а одновременно содержать птицеферму, снабжающую население куриными яйцами. Сохара в детстве работал на фабрике по производству камелиевого масла, помогал матери в парикмахерской, а в свободное время занимался любимым с детства делом – ремонтом и починкой.
* * *
Каждый год из Токио на остров приезжали новоиспеченные учителя младших и средних классов. Их переезд курировала городская администрация, и по завершении учебного года они возвращались домой. Йоко, жена Сохары, тоже была учительницей, но в отличие от остальных на материк она так и не вернулась.
Население острова теперь представляло собой смесь коренных жителей и приезжих, решивших по разным причинам остаться и создать семьи на новом месте. Время от времени с материка приезжали дети, чтобы учиться в местной школе в течение года, или целые семьи, желающие пожить в более спокойной обстановке. Однако это было лишь временным явлением: за несколько лет дети успевали пройти путь от детского сада до последнего класса средней школы, и семьям приходилось возвращаться в город, чтобы дать детям возможность продолжить образование.
– Тока отплывает послезавтра, – сказала Йоко, положив палочки на дымящуюся миску, а затем нахмурилась и продолжила: – Я говорила ей, что сегодня корабль наконец пристал к берегу. Жаль, что она на нем не поехала.
– Значит, у нее были важные дела, – ровным голосом ответил Сохара, думая о длинных черных волосах дочери.
Тока тоже получила общее образование на острове, но в местной школе не было старших классов. Ей пришлось переехать с матерью на материк, а Сохара провел три года совсем один, вдали от Йоко и девочки. Но сделал это охотно. Он гордился талантливой и умной дочерью, учившейся так усердно, что он не сомневался в ее блестящем будущем. Тока знала, чего хочет от жизни, и благодаря стараниям и жертвам родителей легко поступила в отличный университет в Токио. Она не станет ремонтировать вещи, как ее отец. Вместо этого она будет реставрировать произведения искусства.
– Не знаю. Кажется, ей надо идти на последнее собрание секции бадминтона.
– Секция бадминтона…
– Вот именно! Неужели секция важнее Нового года и дня рождения отца?! – воскликнула Йоко недовольным голосом.
Сохара появился на свет в полночь тридцать первого декабря, и эта ирония судьбы сопровождала его всю жизнь. Когда он родился, храмовый колокол ударил сто восьмой раз. В детстве Сохаре рассказывали, что при каждом ударе колокола человека покидает одна из страстей. Согласно учению буддистов, число сто восемь олицетворяет количество человеческих страстей и страданий.
– Нельзя пренебрегать предновогодними встречами, – спокойно ответил Сохара жене. – Бонэнкай важны для поддержания связей. Тока правильно решила пойти.
– Возможно… – фыркнула Йоко. – Но девочка слишком полагается на случай. Она знает, что зимой корабли могут не выходить в море по десять дней.
– Бадминтон… – кивнув, задумчиво пробормотал Сохара. – Интересно, что это за игра?
– Говорят, она хорошо играет.
– Охотно верю. Тока всегда была спортивной девочкой.
Сохаре нравилось совершать внезапные экскурсии в новые для него миры. Когда дочка была еще совсем маленькой, он брал ее с собой на работу. Пока папа чинил шкафы, окна, раковины и крыши, она бегала во дворе или болтала с клиентами. Под конец девочка доставала из кармана кусочек лейкопластыря и, подражая отцу, прилепляла его к стене или полу. «Мы вылечили домик!» – провозглашала она с серьезным видом, и на этом работа заканчивалась.
Сохара так и не привык к тому, что у него есть дочь. Он смотрел на нее с удивлением, гордостью и нескончаемой радостью. В последний раз это случилось три месяца назад, когда Тока подала заявку на участие в студенческом обмене с итальянским университетом во Флоренции. Ей удалось получить стипендию, которая покрыла университетские налоги, расходы на жилье и перелет. Правительство острова выделило ей еще одно пособие для частичного покрытия расходов на питание. Сохара выразил готовность отдать ей все свои сбережения, чтобы помочь с остальными тратами.
– Это не слишком? Почему она не посоветовалась с нами перед подачей заявки? – сетовала Йоко. – Нам и так на жизнь едва хватает!
– Все она правильно сделала. Всегда надо стараться прыгнуть выше собственной головы, – радостно ответил Сохара. – К тому же у нас есть сбережения в банке.
Каждый месяц на протяжении тридцати лет Сохара откладывал небольшую часть зарплаты в банк, или «загашник», как он его называл. Иногда, когда приходилось экономить, он клал туда всего одну купюру в тысячу иен, но делал это неукоснительно. Со временем Сохара забыл, откуда у него взялась привычка откладывать деньги, но именно благодаря ей он обрел спокойствие и уверенность в том, что всегда сможет поддержать семью, если что-то приключится.
Тем временем проект студенческого обмена Токи получил официальное одобрение, и девочка едва сдерживала радость при мысли о том, что весной отправится в путь. Радости Сохары тоже не было предела.
– Моя дочь будет учиться во Флоренции! – воскликнул он взволнованным голосом на ежемесячном собрании мэрии в начале декабря.
Все встретили новость восторженными аплодисментами.
– Дочь острова встретится с Микеланджело лицом к лицу!
– Она назовет Мону Лизу по имени! – добавил один из присутствующих.
– Мона Лиза не во Флоренции, она в Париже… – возразил кто-то.
– Она выучит наизусть список веществ, из которых в древности делали краски и писали картины! Представляешь, Сохара? Она вернется и перечислит на латыни названия всех вымерших растений и минералов, которые сохранились только в произведениях искусства!
Под конец изумленные жители острова хором воскликнули: «Дочь острова!» Так они выразили свою нежную приязнь к Сохаре.
4
В час дня солнце медленно начинало клониться к горизонту. Сохара доел горячий отядзукэ и вышел из дома, тихо попрощавшись с женой: «Иттэкимасу». Он решил не говорить ей, что после крыши Хасегавы ему еще предстояло заменить стекло в ванной господина Ёсимуры, а также поставить новые прокладки на окна госпожи Кодамы («Ветер в доме завывает! Одни сквозняки!» – жаловалась она). К тому же надо было успеть навестить господина Каваками, старого школьного учителя.
Несколько дней назад Сохара заходил к нему, чтобы поболтать и угостить клубничными моти, которые Йоко всегда готовила в это время года. Зайдя на кухню за десертными тарелками, Сохара обнаружил, что чайник у учителя разбился, вероятно, выскользнув из рук хозяина. Учитель смущался из-за этих несуразностей, которые в последнее время случались с ним все чаще. Поэтому он замотал осколки чайника в тряпку и сунул ее в буфет. Не сказав ни слова, Сохара взял сверток и положил его себе в рюкзак. Несколько часов спустя, сидя в темной мастерской, он склеил чайник и покрыл его серебряным лаком.
В тот день после крыши Хасегавы, ванной Ёсимуры и окон Кодамы Сохара собирался заехать к старому учителю под вымышленным предлогом. Он дождется, пока Каваками уйдет с кухни, и незаметно поставит склеенный чайник на место.
– Сегодня очень холодно, иди в дом. Я скоро поеду, – сказал он Йоко, стоявшей на пороге в шерстяном свитере.
Она подошла к окну и с улыбкой посмотрела на мужа. Сохара забрался в грузовик и, орудуя ножом, вскрыл коробку, полученную утром в порту. Порывшись в куче резиновых прокладок, он закрепил матовое оконное стекло в кузове и, наконец, направился на склад за рюкзаком, в котором лежал чайник, завернутый в старую толстовку. В тот день Сохара работал до самого вечера.
Сохаре никогда не приходилось скучать, и не только потому, что на острове не хватало рабочих рук и каждый житель был вынужден работать по меньшей мере за двоих. Просто в какой-то момент своей жизни Сохара начал чинить весь остров. Он не просто чинил поломки по просьбе местных жителей. Зачастую он предвосхищал их просьбы и, заметив неисправность, сам ее устранял.
Сохара будто превратился в ёкая – маленькое сказочное существо, которое незаметно помогает людям. Он менял шестеренки в сломанных часах, чистил заржавевшие отбойники, выравнивал покосившиеся доски заборов и восстанавливал гармонию в семьях. Он делал это незаметно для окружающих не только потому, что понимал: у хозяина сломанной вещи нет лишних денег. Починка приносила ему неподдельную и откровенную радость.
Сам того не подозревая, он привнес в жизнь островитян дух праздничного фатализма и веру в маленькие чудеса бытия. Детская музыкальная шкатулка вдруг волшебным образом снова начинала играть, и балерина кружилась на одной ножке. Сломанная дверная ручка, которая вечно царапала всем руки, вдруг становилась гладкой.
В прошлом месяце госпожа Кодама обнаружила, что с ее вроде бы разбитого зеркала внезапно исчезла трещина. Как-то ночью по пути в ванную она опрокинула его, пытаясь нащупать в темноте кнопку выключателя. Наутро она повесила зеркало на место и с огорчением обнаружила на нем темную трещину. Через две недели Сохара обратил ее внимание на то, что зеркало, похоже, испачкалось. В ответ она провела пальцем по зеркальной поверхности, показывая, что это не грязь, а трещина. И вдруг, к своему удивлению, заметила, что трещина чудесным образом исчезла.
– Надо же… – прошептала женщина. – Оно не треснуло, а просто испачкалось.
– Такое бывает, – ответил Сохара, пряча разбитое зеркало за спиной.
Он завернул его в кусок ткани и поспешно спрятал в рюкзак, пока хозяйка заваривала гречишный чай, которым собиралась угостить Сохару в саду.
– Знаешь, это зеркало купила моя мама, – сказала госпожа Кодама, потягивая чай. Она все никак не могла отделаться от удивления. – Не такая уж ценная вещь, но я расстроилась, когда разбила его. – Она взглянула в сторону дома и взволнованно улыбнулась. – Выходит, мне все приснилось.
Сохара промолчал. Он ответил кивком головы, с тем особым спокойствием, которое, казалось, наделяло его способностью проникать в непостижимую сложность мира.
5
Когда вечером Сохара вернулся домой, Йоко сообщила, что пришло письмо на его имя. Надо было заехать к госпоже Маэде и забрать его. Маэде недавно исполнилось восемьдесят три года, но она продолжала заведовать почтовым отделением острова. Сохара подумал, что, наверное, пришла очередная новогодняя открытка, и не придал новости особого значения.
После ужина он пожелал жене доброй ночи и пошел спать. Йоко еще сидела за кухонным столом и возилась с ножницами, соломой и клеем. Ночь выдалась тихой, и остров устало погрузился в сонное предвкушение праздника. Жителям еще предстояло провести тридцать первое декабря в предновогодних хлопотах.
На следующий день Сохара вышел из дома на заре и увидел, что Йоко повесила на дверь соломенный венок. Он остановился и подошел к нему вплотную, чтобы вдохнуть запах соломы. У жены были золотые руки, и Тока унаследовала их от матери. Сохара улыбнулся при мысли о ловких, трудолюбивых пальцах дочки. Заметив, что из венка выбилась былинка, Сохара поправил ее и воткнул обратно в золотистый венок, увитый красными гроздьями ягод и плодов дайдай. Венок был очередным напоминанием о том, что Новый год стоял на пороге и вот-вот должен был переступить его.
Приготовления к празднику шли полным ходом. Накануне вечером жители острова с нетерпением вскрыли посылки, прибывшие с кораблем как раз вовремя, чтобы успеть приготовить осэти рёри – праздничные блюда, требующие трех дней кропотливой работы под традиционные песнопения. С двадцать девятого по тридцать первое декабря женщины трудились не покладая рук, чтобы создать сложные композиции новогодних блюд.
В первый день дома наполнялись ароматами рыбного бульона, очищенных каштанов, соевого соуса и сахара. Из этих продуктов готовили густую подливу к крошечным рыбкам и морским водорослям. Ко второму дню на кухнях витал запах роллов из водорослей конбу и камабоко – белоснежно-розового рулета, свернутого из рыбного фарша с добавлением крабовых палочек. Также нужно было успеть почистить сладкий картофель и приготовить смесь из сахара, семян гардении и засахаренных каштанов.
Зимой, гуляя по улицам, жителям острова приходилось говорить громче обычного, чтобы преодолеть рев ледяного ветра и гул высоких волн. Разговоры велись преимущественно о еде: корне лотоса, уксусе, мирине и густоте бульона. Люди обменивались советами и обещаниями, заключали сделки по обмену ингредиентами, делились залежавшимися или просроченными продуктами.
Приготовление новогоднего меню происходило в соответствии со сроком годности продуктов. Сначала хозяйки делали заготовки из ингредиентов, которые могли долго храниться в холодильнике, а затем приступали к блюдам, портящимся за сутки. Некоторые женщины, включая жену Сохары, заранее запасались продуктами. Они делали заказы в начале месяца и за неделю до тридцать первого декабря клали в морозилку каштановый кинтон или тушеную свинину. Когда Тока жила на острове, она всегда с радостью помогала матери, и Йоко начинала готовиться к празднику немного позже. После отъезда дочери ей пришлось вернуться к былым привычкам. И все же, несмотря на множество хлопот, на острове царила веселая атмосфера.
Сохара направился через двор к грузовику. Он закутался в пальто и выдыхал облачка пара. На улице было не больше трех градусов. Он остановился на мгновение, чтобы полюбоваться гирляндами лампочек, украшающими, словно веревки для белья, внутренний двор соседей напротив. Отец и сын семейства Оно по ночам уходили в море на лодках, а утром возвращались с синей бочкой, в которую складывали улов: там бились серебристые рыбки такабэ, спинку и хвостовой плавник которых украшала длинная золотистая нить. Попадались колючие омары исэ-эби, а также моллюски сазаэ с большими раковинами, напоминающими тюрбаны. Маленький Такэру, старший сын рыбака Оно, очень любил свои лампочки. Сохара развесил их года три назад под восторженные визги ребенка. Спустя некоторое время он незаметно подменил несколько прозрачных лампочек на разноцветные – желтые, красные и синие – и потом видел, как мальчик обрадовался внезапному чуду.
В отличие от Нового года, Рождество появилось на острове сравнительно недавно – лет пятьдесят назад. Поначалу праздник отмечали довольно скромно, но со временем к нему стали готовиться все основательнее. К Рождеству украшали дома, окна, школьные витражи, и в итоге весь поселок искрился праздничными огоньками. За час до заката и вплоть до десяти часов вечера на единственном населенном склоне острова зажигались праздничные огни. Чарующая и мимолетная красота рождественского освещения, которое появлялось в начале ноября и исчезало сразу после двадцать пятого декабря, приводило детей в такой восторг, что некоторые из них, включая Такэру, ни в какую не хотели расставаться с огоньками после завершения праздников.
Сохара сел в грузовик и сразу тронулся. В тот день ему предстояло помочь жителям острова убрать рождественские украшения – елки, игрушки и венки, чтобы заменить их на новогодние: бамбуковые стволы, ветки цветущей сливы, оригами и белоснежные моти. А еще в трех домах нужно было поднять циновку татами.
Перебирая в уме список предстоящих дел, Сохара подъехал к дому четы Судзуки, наскоро припарковал грузовик и взял инструменты. Взглянув на горизонт, он увидел, что день уже начал распускаться, словно цветок. Лодка отца и сына Оно подходила к берегу в сопровождении беспорядочной стаи птиц. На причале собирались кошки, поджидающие рыбаков.
– Охаё, – поздоровался с порога господин Судзуки. – Доброе утро!
– Мороз аж до костей пробирает!
– Еще как!
Сохара разулся, оставил инструменты у входа и поднялся в дом.
– Доброе утро! – раздался голос госпожи Судзуки из кухни. – Охаё!
– Вы встали?
– Знаешь, Сохара, возраст сон ворует. В половине четвертого я уже таращилась в потолок, – призналась женщина и кивнула в сторону мужа. – Ему еще труднее, чем мне.
