Геральт вновь промолчал, не ответив на вопрос.
– Ну а ты, юноша, понимаешь, что творишь?
Геральт пожал плечами. Мужчина вздохнул.
– Я Тимур Воронофф.
– Геральт.
Тимур Воронофф вытер губы платочком. Оперся о балюстраду.
– Геральт. Очень уж примитивно. Не стоило ли облагородить избранное имя каким-нибудь «де»? Какой-нибудь аристократической приставкой? А, понимаю. Мы не любим разговаривать. Предпочитаем работать мечом? Восхищения и овации достойно. Ибо и мои доходы это увеличит. Входи. Есть что обсудить.
Как оказалось, приглашение ни в коей мере не охватывало дома в целом, но лишь большую, хотя и на редкость скупо меблированную прихожую. Тимур Воронофф указал Геральту на стул у письменного стола, сам уселся напротив.
Из глубины дома доносились голоса детей, как минимум троих. И еще долетал оттуда вкусный запах яичницы. На сале. Или на ветчине.
Воронофф сложил наконец платочек и спрятал его куда-то вглубь.
– Обсуждения, – начал он, – требуют прежде всего вопросы организационные и финансовые. Я предполагаю, что твоя договоренность с Хольтом в силе? Ибо вы все же заключили некую договоренность, разве не так?
– Мы действуем на основе добровольности и взаимного доверия.
– Другими словами, ваша договоренность устная. Что не меняет того факта, что ты встаешь на ведьмачий большак как его per procura.
Геральт не знал, что такое per procura, но догадался о значении термина. И подтвердил кивком головы.
– Следовательно, в некотором роде автоматически, – продолжил Воронофф, – или per facta concludentia, ты связан договором Хольта со мной. С сегодняшнего дня, то есть с двадцать первого мая тысяча двести двадцать девятого года, я являюсь твоим исключительным агентом на территории королевства Каэдвен и всех четырех его мархий. Моя комиссия составляет десять процентов. С каждого твоего ведьмачьего заработка.
Геральт подтвердил кивком головы.
– Теперь финансовые вопросы. Хольт предоставил тебе какие-либо средства?
– У меня есть пятьдесят марок.
– Ты получишь еще пятьдесят и три дорожных аккредитива по двести марок каждый, на непредвиденные расходы. За эти непредвиденные расходы, если они возникнут, ты отчитаешься передо мной на основе расписок, так что не забывай каждый раз напоминать о такой расписке. Твои per diem, суточные, на собственное содержание и мелкие расходы будут составлять пять марок, начиная с сегодняшнего дня. Разумеется, эти деньги ты можешь тратить из своих заработков.
– Сколько ты будешь запрашивать за свои ведьмачьи услуги, я в целом оставляю на твое усмотрение; предполагаю, что ты знаешь достаточно, чтобы суметь пересчитать риск в размер гонорара. Тем не менее ты не должен обрушивать рынок. Никоим образом. Хольт никогда не брал меньше пятидесяти крон. Ты также не цени себя ниже.
Напоминаю: официальной валютой Каэдвена является марка, однако новиградские кроны находятся здесь в обращении и достаточно популярны; часто цены, особенно высокие, рассчитываются именно в кронах. Средний и относительно стабильный курс составляет пять марок за крону.
Живой монетой не нагружайся без необходимости, вноси все на мой субсчет в краснолюдских банках или меняльных конторах – у Вивальди, Чанфанелли, Мантовани или Бони. Везде у меня открыты счета, достаточно будет назвать мою фамилию, когда будешь вносить деньги. Если тебя наймет какая-то официальная организация, к примеру, местные власти, то обычно возможен расчет в безналичной форме, сразу через банк. Ясно?
Геральт подтвердил кивком головы.
– Раз уж зашла речь о безналичном расчете, то не принимай никакого бартера. Бывает, что за работу тебе предложат полутушу свиньи, связку кур или ночь с местной красоткой. Особенно последнее предложение может показаться тебе заманчивым, но, повторяю, никогда не соглашайся. И речь тут не только о том, что от подобного бартера трудно рассчитать мою комиссию. Не порти рынка. И собственной репутации. Потерять легко, вернуть трудно.
Дети внутри дома стихли. Видимо, уселись кушать.
– Как ты наверняка знаешь, – продолжил Воронофф, – королевство Каэдвен состоит из центрального домена, называемого королевским, и окружающих его мархий. Название «мархия», как ты тоже наверняка знаешь, происходит от марок, то есть пограничных знаков…
– Я это знаю.
– Когда королевство Каэдвен создавалось, – Воронофф проигнорировал знания Геральта, – по идее оно не должно было иметь строго определенных границ; заданием и смыслом существования каждой мархии было ставить свои марки все дальше и дальше, расширяя таким образом границы. Сначала так и в самом деле происходило, но сейчас границы королевства по большей части установились. Однако экспансия, хотя и в гораздо меньшем масштабе, все еще продолжается; поселенцы расползаются во все стороны и проникают в пограничные пустоши. А пустоши на то и пустоши, чтобы кишеть чудовищами. Мне кажется, нехватка работы не грозит тебе нигде. И, следовательно, перейдем ad rem[18 - К делу.]. – Воронофф явно нарочно использовал непонятные Геральту выражения. – Предлагаю тебе отправиться на север, в Верхнюю Мархию. Там продолжается строительство Великой Дороги, сейчас рубят просеку через леса Пустульских гор. Там уже давно ищут и ожидают ведьмака. Я слыхал, впрочем, что в тех краях вы с Хольтом нажили себе врагов, но не беспокойся, я постарался смягчить ситуацию.
По дороге поддерживай контакт с местными властями и ищи таблички на дорожных столбах. Это принятый способ оповещения о том, что где-то ждут помощи и нужен ведьмак. Было время, когда таких табличек не вешали, а ведьмаков в Каэдвене нигде дружелюбно не встречали… Ты ведь знаешь об этом, правда?
– Правда.
– Чтоб было понятно, – Воронофф поднял голову, – я ничему тебя не учу и твоих знаний не проверяю. Исполняю обязанности агента, а в обязанности агента входит информирование. Так что я информирую тебя дальше. Дурное время для ведьмаков, о котором я сказал, быстро прошло. Люди поняли, что столкнувшись с монстром или чарами, помощи они могут ожидать исключительно от вас, и ни от кого иного. Любить вас в Каэдвене все равно нигде не любят, на шею не бросаются и цветов под ноги не сыплют, но когда беда, то зовут на помощь и готовы за нее платить.
Дети внутри дома, судя по всему, закончили завтракать, поскольку опять подняли шум и гам. Воронофф несколько раз оглянулся, недвусмысленно давая понять, что аудиенцию пора бы и заканчивать.
– У тебя есть какие-то вопросы?
Геральт какое-то время молчал. Размышлял.
– Это дурное время для ведьмаков, – спросил он после размышления, – это примерно год тысяча сто девяносто четвертый?
– Примерно, – Воронофф прищурился, – именно так.
– Хольт ведь был тогда в Каэр Морхене, верно? Что там тогда произошло?
Воронофф какое-то время смотрел на Геральта. Потом вытер губы платочком.
– Из твоего вопроса я делаю вывод, – сказал он наконец, – что сам Хольт ни о чем тебе не рассказал. Почему же тогда должен рассказывать я?
– В обязанности агента входит информирование. Ну вот и информируй меня.
– Информирую, – помолчав, ответил агент, – что по заданному тобой вопросу не располагаю ничем, о чем мог бы проинформировать. А теперь прощаюсь с тобой. Прыгай в седло и вставай на большак.
Глава шестая
Вы изучаете бестиарии, чтоб приобрести знания о том, с чем вам придется сражаться. Запомните, однако же, что знание – это еще не всё. Книги расскажут вам об известном ведомом – о тех чудовищах, которые известны нам, и мы об этом знаем. Вдобавок книги позволят вам понять, что существует известное неведомое – твари, о которых мы знаем, что они нам незнакомы. Однако же ни один бестиарий и ни одна книга не подготовят вас к встрече с неизвестным неведомым. С чудовищами, о которых мы даже не догадываемся, даже не знаем, что они нам неведомы.
Весемир из Каэр Морхена
Деревня – добрых три десятка дымов – лежала на изгибе речушки с пологими, поросшими аиром берегами. Поблизости на солнце блестела гладь небольшого пруда, окруженного кольцом верб. За деревней начинался бор, черная стена густого подлеска и старых, могучих деревьев.
Неровный, в выбоинах тракт вел прямо в деревню, на площадь. Однако на расстоянии полутора-двух миль от деревни дорогу к ней заступала одна отдельно стоящая хата. Оттуда доносилось слышное даже издалека звонкое динь-динь-динь металла о металл.
Первыми его заметили пасущиеся в крапиве цесарки, подняв неописуемый крик. Обычное дело, почти все крестьяне держали цесарок, ибо никто не оповещал о чужаках лучше этой птицы. И только во вторую очередь, когда он был уже почти на подворье, проснулись псы. Злые и голосистые, но, по счастью, на привязи.
Звон металла доносился из открытого помещения под навесом. Там бился огонь, временами вырывался пар.
Геральт спешился, забросил поводья на столб.
Внутри, в отсветах пламени, мальчишка-подручный раздувал мехи, повисая на поводьях, приводящих устройство в действие. Низушек в кожаном фартуке стоял у наковальни, лупя молотом по подкове, которую держал в клещах. Он заметил Геральта, но тем не менее лупить молотом не перестал. Геральт ждал, не приближаясь.
Низушек закончил молотить, опустил подкову в лохань. Зашипело, ударил горячий пар.
– Ну и?
– Табличка на перекрестке. «Требуется ведьмак».
Низушек бросил подкову в кучку других подков. Отложил молот, вытер от пота лоб. Закопченный, в мигающих переливах огня, он выглядел как некрупный черт.
– Может и требуется, – сказал он, вообще не глядя на Геральта. – А что такое?
– Я ведьмак.
– Да? – Низушек посмотрел с явным недоверием. – Ты? Ведьмак? Уже целый день, наверное.
– Подольше. Немного.
– А как же, вижу, что немного. Без обиды, но хоть волос и бел, но лицо детское. И не бреешься еще небось. Нетрудно и ошибиться. Так что я просто удостовериться хотел.
– Удостоверяю. Старший по деревне кто? И где его искать?
– Не стоит искать. И не стоит в деревню въезжать.
Геральт минутку помолчал. Размышлял, поможет ему грубая ругань или навредит.
– Если я в деревню не въеду, – спросил он наконец, – то как же о делах узнаю? От кого?
– От меня. – Низушек подал подростку знак оставить наконец мехи в покое. – Как кличут?
– Геральт.
– А я, сталбыть, Августус Хорнпеппер. Кузнец тутошний. Табличка на перекрестке мое произведение. Поскольку я грамотный. В школах обучался. Так что старшие в общине мне это дело и поручили, то бишь табличку написать и ведьмака, когда появится, приветствовать. Ну вот, приветствую тебя. А в деревню, – продолжил он, видя, что от Геральта не дождаться ответной вежливости, – въезжать не след. Предупредили, что не след. Никак, понимаешь?
– Нет.
– Не хотят тебя там видеть! – выпалил кузнец тутошний. – Не хотят и все на этом. Мне дело поручено, со мной и говори, со мной же и торгуйся. Со мной. Ибо я мало того что низушек, дак еще и кузнец. К низушку ни одни чары не пристают, а к кузнецу ни одно лихо не подступится. Я ведьмака не испугаюсь.
– А эти, с деревни, чего такие пугливые?
– Да ты смеешься, никак. Известно, что за ведьмаком всякое зло тянется и поганые миазмы, что завсегда он заразу какую притащить может, а то даже и мор. И что потом, сжигать все, до чего он дотронется? Да вдобавок девок молодых в деревне полным-полно, а разве ж за ведьмаком уследишь? Околдует, попортит, ну и пожалте вам. Выдай потом такое замуж.
Говорил все это кузнец, откровенно скалясь. Работник же его, напротив, раскрыв рот, смотрел на Геральта взглядом, полным ужаса.
– Ладно, – низушек посерьезнел, – хватит шутки шутить. Садись, вот сюда, на лавку.
– Лавку-то не жалко? Потом же небось сжечь придется?
– Я не боюсь. Это кузня, тут чары силы не имеют.
Геральт уселся. Августус Хорнпеппер тоже уселся, на стул со спинкой напротив него. Парнишка сел тоже. На глинобитный пол в уголок.
– Где-то так уж с год назад, – начал низушек, – началось в деревне бедствие. Скотина дохнуть начала. Коровы и волы. Куры нестись перестали. Мужик сено косил, косой сильно порезался. У одной бабы выкидыш случился. Мальчишка с крыши упал, ногу сломал. У старосты понос приключился, день и ночь из сортира ни ногой. Словом, бед не перечесть. Ломали людишки себе головы, думали. Пока не додумались – сглаз это все.
Геральт вежливо молчал.
– А жила в деревне старуха, – продолжил после паузы Августус Хорнпеппер. – Старая грымза, кривая как дужка от ведра, с бородавкой на носу. Травами занималась, стало быть. Вот ее-то и приметили, что у курятника она крутилась, того самого, в котором куры нестись перестали. И в пруд она плевала, а там рыба вскорости кверху брюхом всплыла. Ну и взяли эту старуху, да и в тот же пруд ее – хлюп! Смотрят: не тонет. Ну, значит, чародейка. Выловили ее…
– И сожгли.
– Да. Но сперва шею свернули.
– Слушаю дальше.
Августус Хорнпеппер откашлялся, сплюнул в лохань с водой.
– Был у старухи кот, – продолжил он рассказ. – Большой черный сволочуга. Известно, зачем чародейкам такие коты. Хотели поймать его да сжечь тоже, но сбежал он. Ушел в леса, только его и видели.
– И?
– И началось. Пошел парень за валежником, пропал. Через три дня нашли. С лица кожа снята до костей, рука полуотгрызена, живот распорот, кишки наружу. Потом еще один. И точно так же: когтями разодран, обгрызен, кишки сверху. Потом еще один, идентично. Сразу видать: кот постарался. Ну и подтвердилось.
– Что подтвердилось? Каким образом?
– Один выжил. С месяц назад. Кишки двумя руками придерживал, но как-то доплелся до деревни. И пока жив был, успел подтвердить. Кот. Черный. Большой. Большой как телок. Ну, решили, дело ясное. Это кот чародейки. Вырос магическим образом и мстит за свою хозяйку.
– Слушаю дальше.
– В лес уж никто больше не ходит, кроме как толпой. А толпу-то эту тоже собрать нелегко, ибо все в страхе. А там в лесу поляны есть, косить их надо, иначе сена не хватит. Вот и постановили старшие ведьмака вызвать. Деньги собрали. Табличку сделать велели, ну я сделал, повесил. Рад тебя видеть так быстро. Мечи, я вижу, у тебя при себе. А у меня на хранении их деньги. Убьешь чудище, выплачу.
– Я должен убить кота. Кота чародейки?
Августус Хорнпеппер какое-то время молчал.
– Я кузнец, – сказал он наконец, пристально глядя на ведьмака. – Никаких чар не боюсь, ибо сам тут колдовством занимаюсь. А ты что думал, как того добиться, чтоб твердое железо размякло и под молотом какую хочешь форму приняло? Это огненная магия и демоническая сила, не иначе. Да вдобавок я низушек. Ко всему устойчивый.
Геральт промолчал. Кузнец снова кашлянул, сплюнул.
– Ко всему я устойчивый, – повторил он. – К брехне о чародействе устойчив тоже. Потому как спокон веку такое бывает, что скот дохнет, а куры не несутся. Рыба мрет, когда вода зацветает. Косари калечатся, когда по пьянке за косы берутся. А понос у старосты? Сверхъестественный, что ли, понос? Покажите мне, милсдари, что естественней поноса. Вывод отсюда выводится простой: не было тут ни чар, ни сглаза, ни какой иной дьявольщины. Бабе невинной шею свернули, вот чего. Вижу, что совсем тебя не трогает то, что я говорю.
– Я тоже устойчивый.
– Ну да, с твоей-то профессией ты обязан быть, это ясно. Что ж, пусть каждый своим делом занимается. Мое дело молот да наковальня. Баба невинная убитая – это дело старосты и судов. Твое же ведьмачье дело – грохнуть то, что в лесу людей убивает. Ибо что-то все же убивает. Хотя спорить могу, точно не бабкин кот. Чего, ведьмак молодой, как думаешь?
– Для простоты, – ответил Геральт, помолчав, – допустим, что это кот. Название ничем не хуже любого другого. Перейдем же, однако, к подробностям. Сколько там у тебя на хранении? Сколь много мне деревня за кота заплатит?
Кузнец снова какое-то время молчал. Потом цокнул языком.
