– Что, например?
– Пусть загорится ярче, вспыхнет в подсвечнике.
Я с сомнением посмотрела на Кощеева, потом на свечу.
– Никогда не замечала за собой любви к огню, – призналась ему.
Не то что к ветру.
– А ты попробуй.
Я пожала плечами и протянула ладонь к подсвечнику. Как он должен разгореться?
– Смелее, Милана, – подбодрил Егор.
Я вскинула на него удивленный взгляд. Кажется, он впервые общается со мной нормально, умеет, оказывается!
– Я не понимаю, что делать? И как? И зачем?
– Не думай, просто делай, – посоветовал Егор. – Обхвати подсвечник.
Я положила ладони на бока шара – горячий! Стекло почти обжигало.
– Сосредоточься.
Ладони Кощеева легли поверх моих. Я вздрогнула от его прикосновения, вообще-то не первого, но первого нормального. Осторожного, но уверенного. А еще поняла, что не такое уж стекло и горячее…
– Подумай… о чем-то хорошем. О приятном. О ярком, – продолжал Егор, и его голос стал звучать, будто издалека. – О ветре! Вспомни ветер на крыше! И раздуй пламя!
В груди екнуло, дыхание оборвалось, а сердце застучало так громко, что почти оглушило.
Ветер, свобода… полет!
Пламя свечи вспыхнуло, до слез резанув по привыкшим к полутьме глазам, забилось о стекло, словно желая выбраться. Как птица в клетке.
– Потрясающе… – прошептал Егор.
Я проморгалась и посмотрела на него, а потом…
Сердце забилось вновь, но теперь не от мыслей о ветре. Молодой человек передо мной сам выглядел ошеломленным и, кажется, восторженным. В его глазах плясало отражение огня из подсвечника, только стекло не обжигало, а его взгляд грозил расплавить меня в воск.
– Ваш заказ, – оборвал волшебство официант, ставя на край стола тарелки.
Я выдернула свои руки, которые по-прежнему сжимал Егор. Он медленно убрал свои.
– Ой, свеча совсем прогорела, – сокрушенно заметил официант. – Как быстро… Я заменю.
И ушел, унося с собой шарик-подсвечник.
Стало еще темнее. И в этой темноте отчетливо блестела, почти сияла корона Кощея и его нереальные, похожие на драгоценные камни глаза.
4. Мечты
Егор первым отвернулся и сразу передернулся. Я тоже встряхнулась, сбрасывая с себя какое-то наваждение. Корона у него светится, глаза красиво сверкают… Привидится же в темноте всякое! Это после вспышки свечи, точно!
– Ты понял, кто я? – спросила, чтобы разбавить повисшую над столиком тишину.
– На сто процентов не уверен, но ты точно связана с воздухом, это заметно, – медленно произнес он, словно думая о чем-то своем.
– А огонь? Он так ярко вспыхнул…
– И огонь, – кивнул Кощеев. – Но тут вопрос: он подчинился тебе или ты раздула его все тем же воздухом?
– Или огонь вообще на твою силу так отреагировал, – предположила я.
– Вряд ли, у меня с огнем сложные отношения, – отозвался Егор, но пояснять ничего не стал.
– А если я из воздушных, то кем могу быть? – хотелось примерить на себя роль какого-то волшебного существа.
– Скорее всего, кто-то из птичьих.
– Из птичьих?!
Я только мысленно избавилась от хвоста русалки, теперь крыльев начинать бояться?!
Егор улыбнулся одними губами.
– Неужели ты никогда не мечтала уметь летать?
– В прямом смысле слова – никогда!
– Что ж поделать? Поверь, это лучше, чем кикимора, лихо или мавка с полуденницей.
– А что, можно быть мавкой или кикиморой? – ужаснулась я.
– Можно, – подтвердил Кощей, но все-таки сжалился: – Но мавки водные, точно не твой вариант. Лихо, кикимору и полуденницу пока не отметаем.
Не таким сказочным существом я себя представляла.
– Ладно, давай вернемся к птичьим, – я взяла себя в руки.
Все-таки крылья – это лучше, чем рыбий хвост… наверное…
– Давай. Гамаюн – предсказывает будущее. У тебя было ощущение, что ты знаешь все наперед? Предчувствия? Особенного чего-то плохого.
– Если бы были, я бы поехала на работу другой дорогой, – призналась со вздохом, чем вызвала улыбку у Егора.
– Может, ты сирин? Они приносят беды, у них аура несчастья. А у меня от тебя одни проблемы, – заметил Кощеев.
– Ой, кто бы говорил! И нет у меня такой ауры!
– Не знаю, не знаю… Есть алконосты – противовес сирину, они приносят удачу, у них аура радости и спокойствия. Что-то с тобой это плохо вяжется.
– Да ты меня совсем не знаешь!
– И все же спокойствие – это не про тебя, – усмехнулся Кощей. – Кстати, все они от природы очень хорошо поют, так что мы можем проверить, относишься ты к ним или нет.
Я вздохнула и отвернулась. Проверку пением точно не пройду.
– Это все воздушные?
– Еще жар-птица, – Егор задумчиво посмотрел на меня.
– А она что умеет?
– Исполняет желания.
– Ух ты! Звучит здорово! И не поет при этом?
– Не поет, – подтвердил Егор. – Только их давным-давно никто не видел. Жар-птицы относятся к вымершим и уничтоженным существам.
– А почему? – я толком обрадоваться не успела, как сразу расстроилась.
Даже не столько за себя, сколько за волшебных жар-птиц стало обидно. Жалко птичек…
– Потому что истребили.
– Истребили? – поразилась я. – Тех, кто умеет исполнять желания?
Это же как сук, на котором сидишь, спилить!
– Да. Сильных никто не любит, – обронил Егор и нахмурился.
А он один из сильнейших, как мне сегодня сказали. И просто один.
– Егор, возможно, вопрос бестактный… – начала я. – Но ты же понимаешь, что я только учусь на волшебное существо. И ты мой наставник…
– Давай ближе к делу, – поторопил он. – Ты хочешь узнать, почему Кощей всего один?
– Как ты догадался?
– Было бы странно, если бы ты не спросила. А Кощей всегда один, это закон.
– Закон? У вас собственные законы?
– Это, скорее, закон природы. Закон колдовства, если хочешь. Когда рождается один Кощей, другой умирает.
Я пораженно уставилась на парня. Вот это откровение!
– Рождается? То есть…
– Когда рождается ребенок, у Кощеев всегда мальчик, его отец умирает. Не сразу, обычно в течение лет десяти. Мой продержался двенадцать.
Егор говорил сухо и отстраненно, смотрел при этом мимо меня. И пусть эти его слова прозвучали очень спокойно, я не обманулась. Тема для Кощеева была крайне болезненной.
Поэтому и развивать ее не решилась.
Ужин мы доели в молчании.
– Завтра едем в лес, оденься удобно, – предупредил Егор, скептически оглядев мой лазурный костюм и туфли на шпильке.
– Не знаю, как ты, а я завтра на работу.
Не представляю, как и чем зарабатывают сказочные существа. Лично у меня денежного дерева на подоконнике не росло и волшебной безлимитной карточки тоже не водилось.
– Хорошо, давай после твоей работы, – неожиданно пошел навстречу Кощеев. – Где тебя встретить?
Я настороженно на него посмотрела, прикидывая, в чем подвох. Он прибьет меня в лесу и там же закопает?
– Чего ты так смотришь? Я тоже заинтересован, чтобы ты быстрее инициировалась, – напомнил Егор. – Придется, конечно, ехать в лес вечером, но постараемся успеть до темноты.
– А зачем нам вообще в лес? Может, лучше еще раз на смотровую площадку поднимемся?
– Я же говорил: проверяем все. Иногда сила и таланты бывают комбинированные, а лесных существ среди нас тоже хватает. И некоторые из них близки к ветру. Например, вилы, вполне себе крылатые. Но тоже очень редкие. Вдруг ты из них?
– А они что умеют?
Я уже поняла, что почти у всех существ есть какой-то недостаток, вроде хвоста.
– Ничего особенного, разве что лечат неплохо. Вполне дружелюбные к людям существа, поэтому и вымерли почти, – пожал плечами Кощеев.
– Ты не любишь людей?
– Скорее – они меня не любят и боятся. Но вообще это взаимно, – Егор усмехнулся. – А к тебе, кажется, наоборот тянутся, даже вопреки твоему желанию.
– Как ты понял?
– Заметил. На тебя все смотрят, и мужчины, и женщины, а от меня, наоборот, взгляд быстрее отводят.
Я покосилась на него. Если бы не зловредный «кощеевский» характер, Егор был бы очень ничего, привлекательный, видный молодой мужчина. Мне не хотелось отводить от него взгляд, я, напротив, старалась не пялиться слишком открыто. И корону его не рассматривать.
– А почему люди не видят твою корону? – я решила, что эта тема достаточно безопасная.
– Потому что им не надо ее видеть, – как само собой разумеющееся произнес Егор, но, подумав, все-таки снизошел до пояснений: – Корона – это часть моей силы, большая, я бы сказал. Давящая аура и страх, которые испытывают люди и почти все нелюди – ее эффект. Но обычный человек ее не увидит, просто потому что не увидит.
