– Не с чертом, а с наукой. Это ты у меня в Печенге не был! Там бы у тебя рука отвалилась креститься. Ананасы сегодня ел?
– Ну, было, вкусная шишка.
– В Девкиной заводи растим, целую плантацию держим, чтоб скорбутом и рахитом дети и взрослые не болели.
– Лихо! В Москве скорбут гуляет, под ручку с чумой.
– Вот и нацель царя, что надо университет да академию создавать, новые фабрики и заводы, а не палаты разукрашивать, да баб своих в шелка одевать.
– Твои – тоже не в обносках ходят.
– А у меня все работает, и люди с голоду не пухнут. Корабли и катера самобеглые строят. В домишки из землянок все перебрались. Теперь земли Финского уезда поднимаем. И здесь через месяц начнем большую стройку. Кирпич – нашли, леса здесь хватает, подъедут мои норманны, подберем места под плотины. Жизнь закипит и здесь. И будет приносить мне доходы, чтобы я мог армию и флот содержать, и защищать всех моих людей. Пётр армию содержать не может. Он же избавил некоторых от податей. Сам знаешь кого. Они жиреют, а государство того и гляди развалится.
Никодим в гневе стукнул посохом по палубе, и вышел из каюты. Два дня дулся, затем, все-таки, признал, что правда в моих словах есть. Тут возникла оказия в Печенгу, он собрался, прихватив десяток своих людей, и отбыл туда. Его путешествие несколько затянулось, так как пришлось на время уборки урожая и у него была возможность убедиться в том, что люди у меня свободны. Кроме собственных приусадебных участков, они работают и на больших полях, где вовсю применяется различная сельхозтехника, местного производства. Что большое её количество уже уходит в другие страны, а из российских губерний её активно закупают в Архангельской области, куда монастыри еще не успели дотянуться, в Карельский край и в отвоеванный Финский удел. Побывал на всех заводах, кроме оружейных, и обратил внимание на то, что «управляющих» у меня совсем немного, и они являются главами семейств, причем, большая часть из них избираются на сходах. Убедился в том, что храм один, но используется всеми конфессиями, кроме норманнов, монастырей практически нет, в Коле продолжали жить около 30 монахов, а развалины Печенгского считаются братской могилой и памятником скорби по первопоселенцам. С кочевых племен берется натуральный налог, в основном олениной и рыбой, а пушнину скупают на аукционе, как от отдельных охотников, так и от племен, в счет натурального налога. Аукцион находится не в городе, а в довольно большом ангаре на берегу Таны, ещё один – в районе ГЭС на реке Паз. Финский удел не имеет границ с Норвегией в Лапландии. Продвижение финских племен на Север остановлено, саамы кочуют в этих местах, добывают и сдают пушнину только нам. Двойного налогообложения нет. Проверил патриарх и пограны, из-за этого и задержался.
Вернулся к тому времени, когда первые переговоры с Петром и Дмитрием Пожарскими уже начались в усадьбе губернатора Гельсингфорса графа фон Энгестрёма, неподалеку от Южной Гавани. Усадьба была слегка огорожена, но не укреплена. Энгестрем построил её не так давно и не успел перевезти сюда семейство из Або, где служил до этого. Шведов мы насильно не удерживали и всячески поощряли их возвращение на западный берег Ботники. Немногочисленные в этих местах шведские дворяне выехали полностью, а простой люд оставался, там их никто не ждал, и король не призывал их покинуть эти места. Такой договоренности между нами не было. Строительство мы начали с причалов в районе рыбного рынка в Южной гавани. Севернее рынка, до нас, кто-то начинал строительство каменного замка с небольшим парком перед ним. Там мы с Марго и решили строиться, но не из камня, который оставили в качестве фундамента, а выровняли каменную кладку и начали строить нечто, напоминавшее дом в Гаскони: трехэтажный, с большим парадным залом. Усадьба Энгестрема нас не привлекла: типовая шведская постройка. Тут Катрин и Маргарита столько нарисовали, что в пору архитектора выписывать из Флоренции. Впрочем, архитекторы появились через полгода, внесли кое-какие изменения. А у Пожарских просто беда! Финансы поют романсы! Все уперлось именно в них. В районе Москвы серебряных рудников нет, они есть на Урале, но нет геологов, только теологи. Требуется оружие, так как поляков удалось немного отодвинуть от Смоленска, но и только. Запад, кроме невероятно дешевых продуктов и пеньки ничего не закупает. Вся торговля идет исключительно зимой. Живой скот там брать отказываются, требуют карантина, а Польша перекрыла почти все торговые пути. Даже мед прекратили брать. В общем, я их сагитировал, несмотря на сложности, начать реформы. Обещал поддержать их в борьбе с патриархом. И, как бы невзначай спросил: а он нам нужен? Ответа я не добивался, просто предложил подумать над этим вопросом. Они, естественно, поинтересовались тем, где находится
Никодим.
– Знакомится с Печенгским краем и Лапландским уездом, моими вотчинами. Обещал заглянуть и на Соловки из Кеми, но, как получится. Летом там тяжеленько добираться, зимой удобнее.
Подбросил я и совершенно крамольную мысль: пустить козла в огород. Меня крайне интересовал Онего-Беломорский тектонический разлом. Обещал сильно не кошмарить Соловецкий монастырь, но найти и серебро, и золото. И отдавать в казну 20%. Здесь я впервые обратился к Петру через слово «государь».
– Требуется разрешить искать благородные металлы и рудные места всем, забирать часть добычи и разрешить вкладывать остальное в производство или торговлю. Нам же требуется не казенная палата, а банк. Но не частный, а государственный. И начать выпуск облигаций, банкнот, кредитных аккредитивов. В качестве примера надо взять работы суперинтенданта герцога Сюлли. Кстати, моего друга, и можно попробовать пригласить его сюда. Я могу написать ему письмо. Он – человек увлеченный, привык работать со свободными людьми, умеет и может поддержать деловую инициативу. Он сумеет навести порядок со сбором налогов и предпринимательской деятельностью.
Получив положительный ответ на последнее предложение, Пётр, не задумываясь, черканул в старом вердикте свою подпись под названием Карельская пятина по восточный берег Онежского озера. Что это мне дает? Соль! И десяток довольно крупных месторождений. Плюс возможность построить Беломоро-Балтийский канал. Вот теперь можно начинать выпускать папиросы «Беломор»! Только в Феодосию патент передавать не стоит!
Я согласился с тем, что России требуется передышка в войне с Польшей, а так как у нас под рукой в данный момент большое количество шведских мелкосидящих галер, то, совершить увлекательное путешествие по Висле совершенно не помешает ни мне, ни освободившимся войскам Романа Пожарского. В плане финансов этот поход будет бесполезным, в Польше их нет, но напугать шляхту этим рейдом можно. Густав Адольф свои войска дал и для того, чтобы разбить войска покойного Станислава. Я отдал распоряжения, и три полка гвардии, полк морской пехоты и семь полков шведской армии соединились с 50 000-м корпусом Романа и двинулись вверх по Висле, заглядывая во все её притоки. Вскоре этот поход обозвали «русско-шведским потопом». В результате произошел первый раздел Польши. Мне, правда, пришлось взять на себя финансирование данного приключения. Увы, за удовольствие требуется платить! Но Заонежский полуостров быстро восстановит эти расходы.
Вернувшийся с Кольского полуострова Никодим, видимо, ожидал что мы с Пожарскими переругаемся, но увидел, что мы мирно и дружески общаемся, обсуждаем экспедиции на Урал, ликвидацию Яицкого городка, восстановление монополии на добычу белорыбицы, строительство заводов по воспроизводству белуги, осетров и семги. А атрибуты Патриарху так и не передали, они уже у Петра, он же их довезет до Москвы. Нас с Марго пригласили на процедуру коронации, так что, поприсутствуем, только кушать в Кремле не будем. Как Великий Князь Финляндский могу и посольство открыть, и должность посла утвердить. Смеху ради… В Гельсингфорсе Никодим услышал и о том, что грядут большие изменения. Царь и его отец настаивают на моей поездке в Москву и уже произвели меня в вотчинного боярина и воеводу Кольско-Карелькой волости, и окрест. В общем, Никодим, скорее всего, круто пожалел, что отправился в путешествие, а меня оставил одного с Петром и Дмитрием. Теперь я имею полное право принимать участие в заседаниях боярской думы, а вот снять меня или моих детей с должности не получится, только арест с конфискацией. А сделать это все более и более затруднительно! Дмитрий несколько раз поднимал вопрос о занятии мной более высокой должности, чем воевода губернии, но я достаточно аргументированно доказал ему, что в данный момент это – пустушка! Она, эта должность, станет главной, со временем, пока боярская дума контролирует правительство, становиться «премьером» и бессмысленно, и опасно. Азиа’с! Не поймут’с! Плюс, если для охраны посольства я могу направить в Москву до роты, то боярам запрещено под страхом смерти иметь более 12-ти человек личной охраны. Указ Ивана IV никто не отменял! Об этом я тоже поговорил с Пожарскими.
– Велий князь Андрей, ты же помнишь, что я был готов дать тебе роту и принять твое верховенство. Я и сейчас готов это сделать, да вижу, что остальным ты поперек горла. Надобности устраивать свару пока нет. Тихо-мирно все порешаем, я ведь ушел из воевод в разбойный приказ, но после проигрыша битвы у переправ, они сами приползли и молили взять под длань разбежавшееся войско. Призвали и Романа. И сына посадили на трон. Жадные они, считают, что мы сами все потратим и от трона откажемся. Ничего подобного! Тем, кто присягал Владиславу, я не верю! И сын мой тоже им не верит.
Глава 3. По дороге и в Москве
Так как переговоры завершились, и прошли вполне успешно, если не считать не слишком необходимого похода на Польшу, то выделив 400 000 талеров на снабжение и поставку боеприпасов, мы двинулись в Москву. Увы, на гребных судах, из той флотилии, что доставила сюда Патриарха. В отличие от Пожарских, которые добирались верхом и в походных условиях, Никодим не поскупился и большую часть пути мы проделаем не пешком, имея нормальные спальные места, приличное питание, тем более, что «наши» армейские пайки заменили провиант Патриарха на части ладей. Шкипера на ладьях сплошь «пскопские», у Никодима служат давно. Ну и теперь поход стал гораздо более удобен: Нарва – полностью наша. Но, тем не менее, «путь далёк у нас с тобою!». Только до Пскова – более 400 километров, затем немного по Черехе, до Межника, там пересаживается на лошадей, и двое суток добираемся до Шелони. Затем – Новгород, и длиннейший путь по Мсте до самого Вышнего Волочка. Там, через небольшой канал, в Тверцу, которая выведет нас в Волгу. Из Волги в Ламу, а там «рукой подать до Москвы». Со всеми отворотами и поворотами около 1800 километров. А так – рядом, недалеко от Хельсинки. Но это – ровно половина пути до Печенги, и погода здесь лучше. Особо не торопясь, гребцы – не «двигатели», а люди, им поесть и отдохнуть надо, хоть их и было две смены, за восемнадцать дней добрались до Вышнего Волочка, на Тверце пошли чуточку быстрее, так как здесь ладью тянули лошади. Но двое суток отдыхали в местном монастыре, в котором Никодим выдал идею, что именно монастыри соединяют всю страну в единый кулак.
– Святой отец, это они с тебя и твоих гостей мзду не берут. Остальные, в том числе, и государь должны с ними расплатиться и за ночевку, и за проход. Сам же видел, что государь Питириму кошелек передал. Я не против того, чтобы с путников собирали деньги, но монастыри освобождены от налогов, государству от этого никакой прибыли. Вот и стоят золотые купола по всей стране, а на что деревушки рядом похожи – ты и сам насмотрелся. Ты же у меня был? Где дороги лучше?
– Да у тебя, у тебя, но у тебя лесов меньше.
– Так ведь все равно дрова в печку уходят, у меня, правда, для этих целей уголь есть, а лес уходит в иные места. Вот решим вопрос с финансами на Руси, первое, что сделаем, так это дороги. Причем – железные дороги.
– Ты это о чем?
– На карьере у меня был?
– Да.
– Видел, чем руду на завод возят?
– Видел.
– А еще есть вагончики, которые смены в карьер доставляют. А от карьера до завода две линии путей проложены. На заводе их становится уже шестнадцать. Или уже больше. Вот так и здесь: проложим из Печенги до Невы, и от Невы до Москвы, а там, глядишь, до Астрахани и Азова, и из Москвы до Киева, и до Стамбула.
– Константинополя! – поправил меня Патриарх. Точно, зря я эту больную тему при нем поднял. Но Патриарх загорелся, даже предложил налогом дополнительно обложить всех.
– Начинать надо с малого: завод еще один построить, ближе к Москве. В Туле, например.
Это предложение заинтересовало молодого Петра, Патриарх с собой хорошего художника взял, который привез много рисунков, сделанных в Никеле и Печенге. Но того не пустили в Девкину заводь, дабы информация не ушла неприятелю. Через седмицу мы прибыли в Москву. Да не одни, с нами был батальон моих гвардейцев-норманнов и довольно большой обоз, в котором находились и скорострельные орудия. Я это подготовил на всякий пожарный случай, да и не хотелось мне оставлять нового царя без охраны. А местом базирования будет казарма, ушедшего в поход с Романом Пожарским, княжьего стрелецкого полка, у Чертольских ворот. Сам патриарх летом проживал не в Кремле, а в патриаршей Бережковской слободе. Там в наше время находится Киевский вокзал.
Первые сутки в Москве прошли нормально: по приезду царь привлек меня к передаче раритетов в руки патриарха, и Никодим назначил время коронации. Восторженные крики огласили «стены древнего Кремля». Мне даже простили то обстоятельство, что я был не в охабени или легкой шубе такой-же конструкции, и не в шапке из медведя или соболей, а в мундире королевского мушкетера и плаще голубого цвета, скрывавшего кое-какие предметы на поясе. Боярской думе я не доверял, памятуя осень 1612 года, когда меня обвинили в попытке узурпировать власть и влезть на трон. Тем не менее, шпагу я не снимал, дворцовый этикет этому не препятствовал, просто остальные бояре носили ножи за поясом под охабенью. Что-то вроде кавказских кинжалов. Затем был пир горой, но меня посадил рядом с собой старший из Пожарских, а стольники у него были исключительно свои. Марго я с собой не взял, она отдыхала после дороги в доме командира стрелецкого полка. Пир закончился, последствий не было. День начался с литургий, народных гуляний, царь несколько раз прошелся по стенам Кремля, демонстрируя себя народу, бросал мелочь из тазика вниз. Толпа ликовала, больше всех – нищие, которых было очень много. Кстати, у нас их не было. Пытались появиться, но быстренько решили вернуться обратно в Архангельск. Место только одно, и народу с гулькин нос. Да и не понимают прихожане, что им говорят по-русски. А драные носы и уши, да рубленные пальцы однозначно показывали криминальное прошлое их владельцев. У норманнов такие персонажи долго не жили.
Днем состоялся крестный ход в собор Московского Кремля, я в церковь не входил, «таинство» не слушал и не смотрел. Внутри присутствовала Марго. Её, после царицы Александры, молоденькой девицы лет 15-16, допустили к Петру Первому, и она поцеловала ему руку, и подол его парадного платья. На выходе из собора царь подал сигнал подойти и мне. Я, по французскому этикету, откланялся, припал на колено и мне позволили поцеловать мизинец. Все строго по этикету!!! Никаких излишеств. Дальше был пир горой, закончившийся неожиданным приглашением царя и его отца членам боярской думы оставить гостей пира, а самим перейти в тронный зал. Когда двери распахнулись, то стал виден сидящий на троне царь во всех атрибутах, с державой и скипетром в руках. Но возле скамей, на которых обычно сидели бояре, стояли мои гвардейцы. Правда, во фрунт и отдавая честь правой рукой. А я-то думал, что последние три дня перед отъездом Петр выпытывал из Анри! В Версале именно так и поступают: вначале все собираются перед троном, затем рассаживаются или занимают место у стены, там не всем разрешено сидеть рядом с королем.
Первым заговорил не Пётр, у которого голос был высокий, почти детский, еще не сломался, ему всего 16 лет, бороду он ещё не бреет, только усы темнеют под носом, а Дмитрий Михайлович.
– В первую голову Вам, господа бояре, предлагаю выслушать отчет боярина и воеводы Карело-Кольской волости, коего шесть лет назад в этом зале обязали мы, от лица боярской думы, навести порядок в северных владениях России, на границе с двумя датскими колониями: Адер и Свеалэнд. Которые нарушили Ореховский договор, о границах, воспользовавшись смутой в России, и продвинулись на 250 верст в восточном направлении, начав переносить старые пограны на новые места. В результате Московское царство лишилось свободного выхода в Балтийское и Студёное моря. Князь Белозерский, доложите государю и боярской думе о тех делах, которые удалось решить за это время.
Я вышел вперед, поклонился, опять-таки, по французскому этикету, царю, и, уже менее церемонно, боярам, стоящим перед троном.
– Господа бояре, мой удел и произошедшие в нем изменения проверил сам Патриарх Никодим, который с середины июля по конец августа находился в моих уделах и на границах трех государств, образовавшихся за последние три века, с момента подписания Ореховского договора. Тем не менее, договор силу не утратил, так как продолжает существовать личная уния между датским королем Кристианом IV, и королем Норвегии является он. Свеалэнд, провинция Дании, отделилась от нее, там теперь правит династия Васа. Королевству Датскому формально принадлежали три герцогства на южных берегах Финского залива, а образовавшееся Шведское королевство, без войны, покорило Финский удел, объявив его Великим Княжеством Финляндским. Не удовлетворившись этим, король Швеции Густав II Адольф в 1611-м году направил в район Печенского монастыря и Кольского острога отряд финнов, под руководством майора Бека. Этим отрядом был сожжен Печенгский монастырь и 167 монахов в нем, в большинстве живыми, в деревянном соборе и других помещениях подворья. Кольский острог осаду выдержал, но понес потери и лишился запасов продовольствия. В мае 1613 года мы высадились в Девкиной Заводи на реке Печенга и приступили к укреплению этого места. Оказали помощь продовольствием воеводе Толстому в Коле, и монахам Кольского монастыря, куда перебрались уцелевшие из Печенгского монастыря. Там оставалось двадцать шесть человек. Игумен погиб в Печенге. Монастырь я попросил не восстанавливать, а оставаться в Кольском уезде. В Печенге восстанавливать было нечего. Монастырь не успел завести поля, живность финны угнали. Монахами и гугенотами из Ла-Рошели за пределами пожарища был возведен новый храм, пользоваться которым разрешено всем конфессиям. Норманны в Христа не веруют, почитают своих богов, они храмом не пользуются. Посещают его только несколько семей из Франции, да иногда приезжают помянуть погибших монахи из Колы. Христианская община у нас небольшая, религиозная агитация у нас не проводится. Это дело семейное, и в мою компетенцию не входит. Такой порядок был установлен по договоренности с Никодимом, еще до его избрания Патриархом. Работы на границе мы начали в 1613-м году с «помощью» тех, кто перетаскивал пограны. Военной силы местные норвеги, так теперь называются их христианские племена, не представляли. Просто 52 стрельца воеводы Толстых не могли удержать край от аннексии со стороны норгов и свеев. Саамы, коренные жители тех мест, частично являются прихожанами нашей церкви, но – кочевники. Воевода Толстых, посланный туда Казенной палатой, занимался не охраной границ, а сбором ясыка с саамских семейств. Через несколько месяцев он получил указания из Архангельска мне не мешать, а военная необходимость сделали нас союзниками. В данный момент его отряд составляет 117 человек, они выполняют функции милиции на всей территории Кольского уезда, используя упряжки собак и оленей. Дополнительно в его распоряжение мной направлен отряд сил морской обороны на речных и морских катерах. Контролирует и места вылова рыбы, как на реках, так и на море. Совместными усилиями был разбит новый отряд майора Бека в декабре 1613-го года. Закончив строительство карьера и металлургического завода, мы приступили к возврату контроля над отделившейся частью Остботнии, так как летом 1615 года наши позиции были атакованы датско-шведско-норвежским флотом в составе 52 вымпелов. Из допросов пленных стало известно о планах Густава II отрезать нас от Соловецкого монастыря и Кеми, предложить мне мзду в 250 000 талеров, с тем, чтобы я со своими отрядами присоединился к «униатам» и помог им захватить город Архангельск, закрыв выход России и к Белому морю. Такого предложения я не услышал, так как флагманский корабль противника был нами потоплен у Большого Айнова острова. Письмо герцога Готтен-Торпского было доставлено мне в конце лета, а мы готовились зимой очистить Остботнию от противника. В январе 1617 года мы нанесли поражение армии короля Густава II, который решил взять Кемский острог и скрытно продвигался к нему по льду реки Куйто. Это гораздо южнее, чем Печенга, примерно в 600 верстах по прямой. На льду озера Нижняя Куйто его шеститысячная армия была разбита 32-мя моими гвардейцами на пяти бронированных аэросанях. Сам Густав был взят нами в плен и безоговорочно капитулировал. Остальной отряд гвардии захватил крепость Хапаранда и город Улеаборг (Овла), очистив обе Лапландии, Остботнию, вернув России все потерянные земли по Ореховскому договору. Провели переговоры с канцлером Риксдага господином Акселем Оксеншерна, которому пришлось признать, что Швеция капитулировала, и, под угрозой захвата нами Стокгольма, шведский парламент подписал передачу мне всех земель к востоку от Оландских островов. То есть, Великого Княжества Финляндского, вместе с их столицей, городом Кабо или Або. Но, крепость Выборг отказалась выполнять этот указ, и пригласила Владислава взять власть в свои руки, так как Нарва устояла. Мне пришлось заключить союз с Густавом и направить свои корабли к берегам Дании. Там отряд с боем прорвался в Балтийское море и соединился с галерным флотом, который я арендовал у Густава. Так как Датское королевство не смогло остановить наши корабли, а город Копенгаген и три резиденции короля в других местах были обстреляны с моря и датский флот понес большие потери, то король Дании отказался от всех датских претензий на три герцогства в Латгалии. Россия получила право, вместе со Швецией, на беспошлинный проход Датскими проливами. Имеет право уведомительным образом получать свободный проход всех военных кораблей под русским флагом в обе стороны. Мы получили прямой выход в Атлантический океан. Герцог де Роган был направлен мной по реке Висла поставить в известность Владислава и Сигизмунда о том, что их лишили прав на Курляндкое, Лифляндское и Эстляндское герцогства. Отряд герцога де Рогана обстрелял Мариенбург, из-за отказа Сигизмунда и Владислава от переговоров. В результате Мариенбург пал, герцогом был взят в плен раненый царь Московский Владислав, отрешенный от власти в Москве в 1612 году. Де Роган изъял реликвии и регалии, переданные Федором Захарьиным-Юрьевым, бывшим Патриархом Филаретом, избранному боярской думой царю Владиславу. Захарку я расстрелял во дворе Сторожевского монастыря в 12-м году, где находилась ставка польских войск. У царских палат в Кремле я, лично, расстрелял цареубийцу боярина Воротынского и заставил здесь лже-ополченца Трубецкова принять, присланный им мне, яд. Прошло шесть с небольшим лет, мы полностью овладели берегами Финского залива: Нарва, Ревель наши, с Ригой разберемся на днях, южная Финляндия провозгласила меня Великим Князем Финляндским. Это я Вам говорю, господа бояре. Вы меня здесь «лже-Дмитрием Четвертым» именовали. Государь, ставил ли я условия, что передам реликвии только после выполнения тобой каких-либо условий? Или нет?
– Никаких условий Великий Князь Финляндский Андрей Рюрикович-Белозерский и Печенгский мне не выставлял. Сказал лишь, что государство у нас слабое и все это нужно в руках держать. В первую очередь, финансы. Мы решили, что для наведения порядка в стране, пригласить сюда герцога Сюлли, благодаря усилиям которого, Франция стала богатейшим королевством Европы. Отныне все подданные России, всех сословий, имеют право искать и добывать драгоценные металлы и самоцветы, с обязательной передачей в казну 20% найденного. Мы готовим Указ о создании Российского Кредитного банка, и позволим герцогу Сюлли организовать выпуск кредитных билетов, облигаций и ассигнаций. Кроме того, обяжем выпускать кредитные аккредитивы. Произведем замену гуртовальных машин и штампов на московском Монетном дворе. Князь Белозерский обещал произвести их поставку в начале навигации на Балтике в следующем году. В связи с исчерпанием Государевой казны, мной издан указ об отмене всех льгот по налогам со всех сословий и уделов. Это же касается и монастырей. Им надлежит передать всех приписных крестьян в казенный приказ. В городе Туле немедленно приступить к строительству сталелитейного казенного завода. Я, царь Московский и всея Руси, получил кредит от князя Белозерского-Печенгского в два миллиона ливров на строительство этого завода. В качестве процентов, передаю в вотчину князю Карельскую волость, граничащую с его владениями. Вотчинный боярин и воевода Карело-Кольской волости, и окрест, великий князь Андрей Рюрикович Белозерский-Печенгский получает место по мою правую руку и ему дозволено сидеть на заседаниях Боярской думы. Слева от меня будет сидеть великий князь Пожарский, Дмитрий Михайлович. И им решать кто и когда будет сидеть или стоять в этом зале. У меня все, господа бояре.
Часть бояр повалилась на колени, часть выскочила из тронного зала. Никодим на колени не упал, подошел к царю и осенил его крестом.
– Петр, государь и великий царь Московский. Ношу ты взвалил непосильную, но я, патриарх Московский и всея Руси, благословляю тебя.
Оставшиеся на коленях бояре поползли к трону, чтобы поцеловать ноги государя. Из этих – ничего не выйдет. А вышедшими из зала займется тайный приказ. Ведь пока я долго и нудно рассказывал о делах уже прошедших лет, в Москве произошло еще одно событие. Пожарские думе тоже не доверяли, я уже писал, что у них было свое войско, состоявшее из «первых» и «вторых» ополченцев. Тех, кто добровольно оставил все в Нижнем Новгороде и Зарайске, и, без какого-либо жалования, вступил в отряды ополчения, и два года дрался с поляками. Из них был сформирован, после возвращения князя Пожарского на пост государева воеводы и полка правой руки, княжий ополченческий стрелецкий полк. Возглавил который князь Пётр Александрович Репнин, старший сын соратника Дмитрия Пожарского по «Первому ополчению» Александра Андреевича Репнина. Младший сын которого доставил письмо брату от Дмитрия Михайловича и Петра о том, что батальон гвардии необходимо уведомить о том, что заседание в думе началось и открыть ближайшие к батальону Боровицкие ворота Кремля. Батальон прибывает для усиления Княжьего полка по охране государевых покоев и Московского Кремля, с обозом боеприпасов и тяжелым вооружением. Что и было сделано! Время было позднее, уже после полуночи, когда заседание прервал сам Петр. Жены и дети думских бояр, выскочивших из тронного зала, находились на пиру. В первую очередь будущие заговорщики озаботились «спасением нажитого непосильным трудом», а уж потом соединились с настоятелями тех монастырей, которые могли их поддержать. На заутренней службе попы начали проповедь, что «язычник Белозерский царя околдовал», покусился на вековой уклад Руси и тому подобные страсти. Народ кинулся к Кремлю, где я подготовил для него горластеньких глашатаев, снабдив их рупорами, которые разъясняли указы царя. А в Москве и сразу за стеной, которая шла по теперешнему Садовому кольцу, более 12 000 дворов крестьян, которых царь освободил от приписи, дал свободу и наделял собственной землей. Подошедший к Красной площади, с севера, от Бутырки, стрелецкий полк, который «желал» поддержать «восставших», был остановлен у моста через Неглинную на Охотном ряду. Это сейчас она под землей, тогда вполне глубокая река, выполнявшая роль северо-западного рва. Там тоже стояли «агитаторы» с двумя пулеметами и скорострельной пушкой. По-русски они не понимали, но два «комиссара» в красных мундирах княжьего полка доступно объяснили стрельцам, что Земский собор, который и выбрал Петра, еще вчера кричал здравицы и Петру, и Дмитрию, и Андрею, что «кольские» отбили реликвии и привезли их в Москву, а «масковские» тужились-тужились, да только штаны испачкали. Никто на веру не покушается, Патриарх снова в Кремле и сейчас состоится его выступление. Синод соберется после этого. Решения, принятые царем и патриархом, сделаны после того, как патриарх лично посетил Кольский уезд, фактически потерянный Россией еще в 1611-м году. Уезд возвращен России, прирос целым княжеством и тремя герцогствами. При этом постоянно помогал царю выстоять под Нарвой и Смоленском, отбросить врага от Москвы. Сейчас враг отброшен, войска под Варшавой, убиты Сигизмунд и Фридрих, Умер Владислав. Мы в шаге от победы над Польшей, а вы тут бузу вновь затеваете, причем именно те люди, которые принимали поляков и отдали шведам Новгород и Водьскую пятину.
Стрелять все равно пришлось, но по лихим людям, которые под шумок решили лавки купеческие немного облегчить, да по конным эскадронам князя Якова Черкасского, они «диковаты» немного были, их с Кавказа набирали, из Дагестана и Чечни. Меня сильно удивил Никодим, который на переговорах упорно протестовал против секуляризации, но после того, как решение было принято, сделал всё, чтобы подавить огонь, готовый полыхнуть в церквях и монастырях.
Глава 4. Первый раздел Польши
Москва «бузила» трое суток, но без энтузиазма. Двух столичных стрелецких регулярных полков, тогдашней полиции, было недостаточно, чтобы угрожать взятием Кремлю. У оппозиции силы были подорваны популярностью Дмитрия Михайловича, который сам на трон не сел, а сразу передал его сыну, показав не только способность управлять государством, но и отсутствие проблем в будущем, преемственность власти. Это было важно, так как многие боярские роды угасали из-за отсутствия детей, мальчиков, в первую очередь. Да и девицы из старых родов, многие, грешили слабым здоровьем и серьезными болезнями. Сказывалось то обстоятельство, что многие браки совершались между родственниками, чтобы не делить уделы. Требовался какой-то иной эквивалент, помимо надела или удела, чтобы подчеркнуть значимость рода. Но его не было. Образование было в полном загоне, кроме слова божьего ничего никто не учил. Ни одного университета на Руси не было, даже семинарии. В монастырях были летописцы, точнее, борзописцы, привносившие в «историю» деяния тех игуменов, которые распределяли доходы монастыря или монастырей. Ближайший университет находился в Юрьеве, но управлялся епископом. Еще один существовал в Або, там тоже сидел епископ-протестант, не католик. Тем не менее, я надеялся на ум, знания и обаяние Катрин де Роган, которая согласилась взвалить на себя этот воз. Определенные успехи имела навигационная школа в Печенге, точнее, в Девкиной заводи, которая имела собственную обсерваторию, типографию, учебные мастерские, опытную верфь, лабораторию точного времени и стандартов и, главное, собственную гидроэлектростанцию и несколько электроцехов, на которых выпускалось и проектировалось электрооборудование, от генераторов до потребительских приборов. Ведь недостаточно просто производить киловатты, требуется, чтобы их «потребляли»! Именно цеха и лаборатории «школы», она называлась «военно-морским училищем», производили рефрижераторы, электродвигатели, электролампочки, сельсины и провода в изоляции. Им требовался каучук, запасы которого таяли, так как галеон капитана Франсуа де Тревиля уже третий год не заходит в Девкину Заводь. Мы, пока, считаем, что он просто задерживается. Но есть вероятность того, что мы больше его не увидим. Море – опасно. Особенно, Карибское. А своих сил и времени у меня не хватает. Вот и сейчас, вместо того, чтобы форсировать строительство боевых кораблей, я вынужден разгребать то, что наворотили думские бояре Романовы, откуда только взялись! Род их пока не угас, Никита Романов – основной представитель оппозиции. Его удел на северо-западе от Москвы. Всё порывается со мной встретиться. Встречаться придется, оппозицию тоже нужно пристраивать к государственной машине и управлять ею, незаметно и не объявляя об этом. Система противовесов, ведь никто не знает, как поведет себя Пётр, почувствовав неограниченную власть? Супружница его уже нос задрала, тем более, что забеременела.
И, в очередной раз, удивил Никодим! Он организовал доставку картофеля из Печенги в Москву через Архангельск. На собравшемся Синоде не только говорил о предстоящей секуляризации, которую объявил Петр, но и о том, как монастыри будут выкручиваться, оставшись без приписных крестьян. Подчеркнул особую роль в этом картофеля и сельскохозяйственной техники. Брать которую он решил у меня, а внедрять в монастырях. Фактически он организовывал крупные сельхозпредприятия по всей стране.
– Господа игумены, в этих условиях вы должны озаботится тем, чтобы наши угодья были полностью и качественно обработаны. В этом случае наша землица останется за нами. То, что делали тысячи крестьян должны делать десятки машин и небольшое количество послушников и монахов. Которых, предварительно, необходимо направить учиться управлять этой техникой. Благо, что из Архангельска и с Соловков не так далеко до Кольского края, где есть и школы, и где освоено массовое производство продуктов питания и налажен выпуск продуктов длительного хранения. Учиться требуется тому, что приносит максимальные доходы и позволяет малыми силами производить большое количество продукции. Обратите особое внимание на использование там удобрений. Увы, нам придется переходить на новые приемы ведения хозяйства. Не забывайте и о мастерских для ремонта этой техники. Да и озаботьтесь производством оной для наших соседей. Это – источник поступления денег в казну монастырей и всей церкви. Буду лично следить за выполнением этих указаний. Новые приемы хозяйствования позволят нам сохранить и преумножить наши доходы. И позволит нам и в дальнейшем влиять на умы и души наших прихожан. А путь к сердцу человека лежит через желудок, не только через священное писание.
Во, революционер! Но я его прекрасно понимаю: век, когда можно было бесплатно пользоваться рабочей силой, обещая той рай после смерти, канул в прошлое. Реально, у него есть все, чтобы организовать массовое производство продовольствия, через него суметь удержать людей возле себя. Умный пастырь! Ведь Петр не Ленин, он не сказал: «Мир – народам, власть – советам, землю – крестьянам, фабрики – рабочим!». Выделенную землю крестьяне смогут обрабатывать только сохой, плюс современное устройство села и земства такова, что требует постоянного расширения посевных площадей. Петр предусмотрительно направил большую часть крестьян искать для него золото и серебро. Кстати, надо будет воспользоваться этим обстоятельством: геологи у меня есть, среди норманнов и французов, ушедших со мной из Гаскони, полно рудознатцев, шахтеров и ремесленников. Так что, «мир-дружба, а меня не тронь!» Своего не упустим. Тем более, что районы, где можно найти интересненькое, мне известны.
Увы, Москву пока не покинуть, но в Архангельск переброшены аэросани, их теперь делают серийно, как и топливо к ним. Большего пока не сделать, так как дороги дорогами назвать пока сложно. Выход, вроде бы, найден: Есть в Баренцевом море остров Колгуев. Он не заселен, и есть там река и озеро Песчанка. Это – ближайшее от меня месторождение нефти и газа. И грунт там достаточно легкий. Так что, небольшой отряд добровольцев там высажен еще три года назад. Какую-никакую технику я им подбросил. Места там, конечно, не сахар, но жить можно! Чуть восточнее море замерзает и гораздо холоднее. Кое-какие успехи уже наметились: несколько озер с нефтью удалось получить к исходу второго года бурения. А мне и не требуется добывать миллиарды тонн. Поселок уже перешел на самообеспечение топливом. Небольшая рефколонна начала давать керосин и мазут. Того, что добывается и перегоняется, хватает для двух аэросанных батальонов. Нефть легкая, выход белых продуктов довольно высокий. Так что, армия без топлива не останется. Мазут пока используется только на земле. Флот еще не готов переходить на него. Это будет необходимо позже, когда уйдем в теплые края. Здесь на Севере подготовка мазута к горению слишком долгая и муторная процедура. Пока нам не по зубам. До танков двойного дна мы еще не доросли. Но есть к чему стремиться! Так как в Подмосковье встречаются глиняные холмы, то три первых «нефтехранилища» заложили прямо в земле, горячим мазутом обмазав в несколько слоев подогретую глину. Купол, естественно, металлический, двойной, с внешним подогревом в зимний период. Небольшие цистерны на полторы тонны установили на сани. Четверка лошадей с ними справляется. Поляки очень надеются, что с приходом зимы «русско-шведский потоп» остановится, так как действуем мы вдоль рек, а артиллерия на берег практически не выходит. А мы их удивим! Вместо Анри корпус возглавит полковник Астрод, вполне опытный вояка, к тому же отлично знающий эту технику. Именно он привел ко мне первых гвардейцев, и его люди разбили армию испанцев. Командовал 1-м гвардейским батальоном в Остботнии, брал Хапаранду, причем без моего участия! Я был под Кемью. Так что, справится. Мое дело подготовить ему технику, провизию и вовремя подать топливо для бронебатальона, который сформирован в Печенге, переправлен в Архангельск и по первоснежью прибудет в Москву. Запасы спирта и бензина, боеприпасов и продовольствия уже потянулись в сторону Вислы обозами и судами. В конце октября в Москву прибыла первая рота, а из Пскова санный поезд привез Максимилиана де Бетюн, герцога Сюлли. На нем несколько иной парик, широкополая шляпа с металлическим гербом и несколькими перьями фазана, отличительный знак французской крепостной артиллерии. На ушах нечто вязанное в виде наушников. Дом для него был мной заранее подготовлен. Приехал он не один, а с целым подразделением помощников-гугенотов, численностью более ста человек. Мы раскланялись друг другу перед воротами Немецкой слободы, в которой селили всех иностранцев. Но герцогу предстояло жить внутри Москвы, в трех кварталах от Боровицких ворот Кремля. Его дом находился в нескольких шагах от «посольства Великого Княжества Финляндского», такого же каменного дома, который я выбрал для своей резиденции. За осень оба дома и небольшой парк успели обнести забором и укрепить. Полного спокойствия в Москве не наблюдалось: время от времени из волостей подходили отряды недовольных монахов и горожан, которых они сумели уговорить, что вера страдает, так как у попов рабов отобрали! Иногда возникали и перестрелки со стрельцами или гвардией.
– Принц Андре, я принял твое предложение перебраться в Москву. Последние года я покинул Париж и проживал в Гаскони, в Адуре. Кто-то убедил молодого короля, что я поддерживаю его мать, с которой у него началась настоящая война. Да, мне не нравились его «миньоны» и их огромные расходы из королевской казны, но его мать нравилась мне еще меньше. Плюс, я обещал тебе, что наш завод еще задымит и принесет нам и стране те самые миллионы, которые и подвигли нас к его строительству. Но, годы шли, стало известно о твоих блистательных победах, и я понял, что ждать тебя скоро не приходится. Поэтому, получив твое письмо, собрался, захватил с собой опытных и знающих контролеров, и прибыл в Псков. Оттуда – сюда. Но почему сюда, а не в Северный Адер?
– Вы там побываете, дорогой герцог, но вначале нам в Вами предстоит представиться царю Петру, который принял решение пригласить Вас для укрепления финансов Московского царства, создания государственного банка и прочих преобразований. В том числе, царь желает построить на реке Упа завод сталелитейный, большей мощности, чем оба наших: 4 домны и два конвертера, и выйти на первое место в мире по выплавке стали. Там же начнут строиться металлургический и оружейный казенные заводы.
– Однако, аппетиты у царя велики!
– Он посылал своего Патриарха, которому он полностью доверяет, посмотреть, что сделано нами в Кольской волости. Вам это тоже предстоит следующим летом или осенью. У нас множество преобразований в сельском хозяйстве и в промышленности, мы вышли на создание собственного казначейства в Великом Княжестве Финляндском. Так что, Ваши люди понадобятся и мне. Ну, и, мы будем соседями в Москве. Я, правда, постоянно проживать здесь намерения не имею. Планирую наладить, с вашей помощью, дела здесь и посетить Новый свет.
Мы сели в некое подобие французской кареты, но я сразу предупредил Сюлли, что бояре по Москве передвигаются верхом, в сопровождении не более 12-ти человек, но территория, где нам предстоит жить, считается посольством Франции и Финляндии, поэтому вполне допустимо, если мы в городе будем использовать выезды. В частности, эта карета не пробивается пулями, позволяет иметь шесть человек для обороны, и в ней не укачивает, так как колеса имеют не только рессоры, но и амортизаторы.
– Да, не трясет и не качает, почти. Принц Андре, Вы продолжаете меня удивлять! Насколько я помню, вы рассказывали, что в Москве вас встретили враждебно?
– Да, так и было, потому, что Земская дума к тому времени была готова провозгласить «Нового царя»: сына Захарьина-Юрьева, выбранного Патриархом. Но, Патриарх подвизался при польской ставке, и я казнил его за предательство. Все бояре решили, что я сам решил посидеть на троне, и были сильно удивлены, что за освобождение Москвы я попросил самый северный край, на который претендовали три короны, Тре-Крунур: Дания, Швеция и Норвегия. Мы высадились в Девкиной заводи, смогли организовать поставку из Гаскони огнеупорного кирпича, нафты и нашатыря. Более двух лет строили домну, но той стали, что была произведена в Адуре, хватило, чтобы построить фрегат с новыми орудиями, и несколько катеров, снабженных двигателями. Мы отбили попытку высадить крупный десант совместного флота трех королевств и голландской республики. Провели мобилизацию населения, резко увеличив армию. Создали двигатели, которые могут работать на морозе, и судовые машины. С их помощью через год был разбит и капитулировал король Швеции. Сейчас, используя те галеры, которые он заготовил для борьбы с нами, семь его полков и 50 000 солдат Русского корпуса, переученного на новые строи, подошли к Варшаве и готовы ее взять, как только встанет Висла.
– Что такое: «встанет Висла», не совсем тебя понял, Андре?
– Покроется льдом, с толщиной, которая будет держать артиллерию и конницу.
– Понял, продолжайте, мой принц.
– Мы ждем еще одного снегопада и установления первых морозов, чтобы отправить в Польшу новый моторизованный батальон, для которого Висла и рвы вокруг Варшавы не будут препятствовать ее взятию. Так мы действовали против Швеции, и разгромили её в Остботнии, и в обеих Лапландиях. Летом успешно использовали притоки Вислы и серьезно уменьшили количество войск у врага. Они так и не смогли приспособиться в нашей тактике. Сейчас уповают на то, что реки встанут и наш флот не сможет быстро перемещаться, и они воспользуются тем, что имеют в своем составе большое количество татарской конницы. У нас конницы мало. Но я сейчас покажу Вам, дорогой Максимилиан, то, что уже в ближайшее время перевернет тактику ведения войн.
– Заинтригован, дорогой принц!
Мы въехали во двор посольства, и, пока выгружали вещи герцога, прошли в ангар, где стояли бронесани.
– М-да! – сказал Сюлли, похлопав по броне и покрутив рукояти наведения башни. – Не хотел бы я быть Вашим противником, мой принц! Как быстро они движутся?
– По отрытому льду около 50 лье в час или чуть более. Пушка, калибром 0,61”, её снаряды Вы видели у нас в дес Англе. Она стала автоматической, 250 выстрелов в минуту, и спаренный с ней пулемет, 600 выстрелов. Ракеты и оружие десанта. Три роты по одиннадцать таких машин, плюс три машины управления батальоном. Всего 36 аэросаней, три из которых – буксировщики. Остальные тоже имеют возможность буксировать до 2500 фунтов снаряжения и запасов, но три машины имеют вдвое более мощные моторы.
– Отличная задумка и прекрасное исполнение, мой принц. И мне понятна моя задача: обеспечить финансовое снабжение подобной армии.
– Совершенно верно, дорогой Максимилиан. Без Вашей помощи создать государство, способное содержать такую армию, весьма сложно! Я, вкратце, вел переговоры с царем Петром и его отцом. Выпустил опытную партию вот таких монет. – Монеты, столбиком, переместились в руки суперинтенданта.
– Да, подделать такое произведение ювелирного искусства будет весьма сложно! – резюмировал суперинтендант.
– Помимо этого требуются ассигнации, кредитные билеты и большое количество отделений госбанка. Банки должны стать привычными для населения. Страна и люди здесь не привыкли пользоваться и доверять банковским бумагам.
– Задача понятна, Франция, тоже, шла к этому долго и муторно. Ничего, привыкли! – улыбнулся герцог Сюлли. Мы прошли в дом, который предназначался для него и его людей, затем я пригласил приехавших на обед и удалился к себе.
В обед прибыли, приотставшие, две роты моторизованного батальона, и он выстроился на Красной площади для «высочайшего смотра». Ни Пётр, ни Дмитрий Пожарский, и даже Никодим, аэросани еще не видели. Как и моих бойцов-самоходчиков. Они и внешне отличались от гвардейцев наличием у них «бронежилетов». Таскать такой пехотинцу несколько тяжеловато, а мотострелку, рюкзак которого находится в машине, броня не мешает, а помогает выполнять задачу. Правда, стоит отметить, что они себя под броней саней и без этого чувствовали вполне защищенными. Но «латами» бронежилет не выглядел: нечто вроде очень плотного ватника, призванного смягчить динамический эффект попадания тяжелой свинцовой пули и не допустить повреждения внутренних органов. Укороченных автоматов никто в России не видел до этого. А дальнобой имелся в виде полуавтоматической винтовки с диоптрическим прицелом. Часть винтовок имела открытые прицелы для увеличения скорости перемещения линии прицеливания и увеличения обзора. Я сделал несколько пассивных коллиматорных прицелов, но большого распространения они не получили. Были сложности с наведением орудий и пулеметов башен, но подгонять прогресс в этом направлении было сложно. Надеюсь, что Катрин де Роган сумеет развязать этот узел. Сам же я имел винтовку с оптическим прицелом, увы, он был изготовлен на Тайване в XXI веке. Но, полистирол – наше всё! Опыты и работа с ним идут непрерывно. Кое-что начало получаться. Там, на Красной площади, я и представил суперинтенданта Сюлли царю и его отцу. Затем из Спасской башни вышел Крестный ход, возглавляемый Никодимом. Черт с ним, я разрешил ему помахать метелкой и освятить боевых коней мотострелков. Мои норманны смотрели на это действо стоя позади строя машин. После смотра заревели моторы и винты, батальон двинулся в сторону Смоленской дороги, головная машина ушла вперед, составив боевой разведдозор. Скорость им удавалось держать примерно 40-50 км/час, так что очень скоро они будут под Варшавой. Благо, что пошел долгожданный сильный снегопад, а ночью спиртовой термометр опустился до -15 градусов. Кстати, надо отметить, что Цельсий еще не родился, а Гюйгенс, скорее всего, еще в штанишки писает, так что градуировку и сам градусник изготавливал лично сам, остальных этот вопрос не слишком интересует.
Через две недели пала Варшава, а еще через неделю Роман Пожарский, во взятом им Кракове, принял делегацию польской шляхты и папы Римского, с предложением перемирия и переговоров. Но вести их отказался, требуя, по примеру Швеции, полной капитуляции, установления новых границ и вечного мира между Российским царством и польским королевством. Бывшая провинция Речи Посполитой, носившее ранее название Великого Княжества Литовского на переговорах между мной и Густавом II в Свеаборге отошла России, а западная часть, Померания, была принята шведской короной. Территорию разделили по количеству войск в походе. Королем оставшейся части Польши был провозглашен Иоганн Себастьян Бранденбургский. Королевой Пруссии стала супруга Густава Мария Элеонора, которая прихватила и Померанию. Она была старше Иоганна Себастьяна, доводилась ему теткой. В последний момент, сразу после падения Варшавы, к войне подключился король Священной Римской Империи Маттиас или Матвей, который в 1587 году участвовал в выборах короля Польши, но проиграл Сигизмунду Ваза, но сейчас сумел захватить Галицию и присоединил её к Австрии. Единственное «но», которое сильно мешало королю Матвею, что было ему 60 лет, а детишек он не имел. В результате большую часть Речи Посполитой захватили герцоги Бранденбургские, дочь и внук курфюста Иоганна III Гогенцолерна. Но решиться оспорить мой титул герцога Курляндского они не могли. Курляндия осталась «независимой» от России, но мы с Пожарскими урегулировали этот вопрос: состояние России после Смутных Времен было критически слабым, ВКФ и Курляндия позволяли мне создать оборонительный рубеж от Гангута до Виндавы и Мемеля, что вынуждало Латгалию войти в состав России. В итоге и Дмитрий, и Пётр, и Никодим согласились с тем, что профинансировал этот этап войны против Польши я, и вполне заслужил приморские земли до самой Западной Двины. Земская и Боярская думы этот договор утвердили, тем более, что на территорию Кольско-Карельской волости этот договор не распространялся. Земли вошли в состав Великого Княжества Финляндского. Ригу я брать не стал, но сами горожане пожелали присоединиться к Курляндии.
Глава 5. Молодой Петр, который не «Алексеевич»
С подачи Дмитрия Михайловича в стране установился триумвират, о чем и было объявлено на заседании боярской думы, что справа и слева от государя будут сидеть два Великих князя: Белозерский и Пожарский. Причем роль первого буду исполнять я, а не отец царя. Причин – достаточно много. Дмитрий Михайлович прекрасно помнил ситуацию, когда он два года не мог пройти через «Белый город» и реально осадить Кремль. Ему не давали развернуться именно бояре, выполнявшие в тот момент собственные задумки о дальнейшем развитии Руси. Почти все нацелились на освободившееся место «царя-батюшки». Иван, который был «Грозным», оказался последним из государей, который реально правил страной сам. Увы, несмотря на то, что его рекорд длительности правления еще не побит, род пресекся, да еще и с большими последствиями. Не был он свободен и от генетических заболеваний, передаваемых по наследству. Чем грешили многие боярские рода или роды. Кстати, система наследования на Руси была одна из самых передовых, но и система выбора цариц самим царем, не спасала от этого недуга. За этим «выбором» следили «ближники царевы», в случае чего применявшие любые методы для устранения «неправильной невесты». Кстати, Петра Дмитриевича уже оженили, и невеста – Собакина, по девичьей фамилии. И они рвутся к трону. Дескать: мы же родня! Должны делить и распределять налоги! Только потому, что новый царь показал пальцем на нашу дщерь! Да, действительно 15-тилетний пацан показал на эту девушку пальцем, при этом она не была ему знакома, он ее видел впервые в жизни. Очень напоминало все это карточную игру: «знал бы прикуп – жил бы в Сочи»! В тот момент, когда предстояло сделать этот выбор, ни Дмитрий Михайлович, ни сам Петр еще не понимали всей сложности ситуации, в которой они оказались. Казалось бы, что многолетние их усилия перехватить управление страной оказались успешными. Земский Собор понял, что из всех бояр за страну радеют больше эти люди, чем все остальные. В Земстве были представлены не только и не столько бояре, сколько и основной костяк активного населения страны. Эти люди «делали историю», не щадя собственной жизни и исправляли ошибки, допущенные ранее. Но, после них придут «собакины»! «Шурочка» была «страшна» именно этим! Сама по себе – красавица, кровь с молоком! Аппетитная девица, все на месте: прическа, пропорции, взгляд интригующий, красивые волосы, высокая грудь. Но, куча «мамок», образование чисто религиозное, из храмов просто не выползает, несколько «наставников» из чернецов. Мне она сразу показалась нашей могильщицей. Все, что мы делаем, будет похоронено ею или её детишками. Однако, это уже сделано, и требуется всё это устранять! А как устранить то, что развивается в её матке? Способ есть, конечно! Требуется к потомству приставить тех людей, которые смогут дать мальку образование и необходимые навыки. В этом направлении и надо развивать наши отношения с Пожарскими. Соответствующую задачу я поставил и Маргарите, и Катрин. «Шурочку» требуется перевоспитать, мягко, играя на её самолюбии. Неожиданную помощь в этом направлении мы получили от самого Петра. У нас предстояли переговоры с Густавом, мне требовалось уехать из Москвы, чтобы завершить раздел Польши. Задача стояла сложнейшая! Да, гвардия Густава была разбита, но он – вояка, и не самый плохой. А Петр – мальчишка, не совсем понимающий то, что необходимо делать. Когда я стал собираться в Свеаборг и Хапаранду, Петр попросился поехать вместе со мной. Дмитрий Михайлович возражать не стал, остался в Москве наводить порядок. Москва еще грешила вольницей и прежними послаблениями. За ней глаз да глаз нужен! И за Шурочкой приглядит.
Выехали мы вчетвером, если не считать конный конвой в сто сабель и нескольких подвод с боеприпасами, продовольствием и другими грузами. Марго и Катрин расположились в безопасной карете. Мы с Петром верхом, но в первый же вечер Петра девушки «припахали» французским языком и французскими манерами, поэтому он пересел к ним в карету. Помимо языка и светского поведения, Катрин решила провести с ним занятия по математике, физике и философии. Увы, с этим вопросом у него было не слишком хорошо. Слышал или проходил мимо. Вопрос образования в стране стоял весьма остро. Даже сын далеко не бедного князя имел максимум трех-четырехлетнее образование, которое не включало в себя ничего, кроме письма, арифметики и чтения священного писания. Так что, постигать науки он начал в походных условиях по дороге в Псков. Пересев на корабли, за него взялись ещё более серьезно, так как навигацией и управлением парусным судном царь тоже не владел. А там куча весьма специфичных терминов и навыков. Да, кстати, плавать его тоже не учили, но погода не позволила проводить эти занятия. Подогреваемый бассейн у нас был только в Хапаранде, до которой ехали почти месяц. В ноябре, перед самым ледоставом туда прибыла шведская делегация, но первый контакт с ними был в Свеаборге. К тому времени Петра переодели в цивильное платье: французский костюм и шляпу, шерстяной плащ-пальто, сапоги с ботфортами, и он перестал выделяться среди нас своей одеждой. Мальчишка оказался понятливым, и абсолютно верно решил не показывать того, что он – царь всея Руси. Слушал, запоминал, скрипел пером, оттачивая как русскую, так и французскую письменность. Познакомился он и с нашими учебниками, написанными уже на русском языке, а не церковно-славянском. Не без изысков, так как современный нам язык ещё не родился. Многие выражения весьма сильно грешили церковным писанием. Тем не менее, навигацию Петр начал изучать по вполне нормальному учебнику. Уже по снегу и льду Ботники на аэросанях попал в Стокгольм, а потом и в Бранденбург, так как вопрос присоединения территорий пришлось решать и там. Благо, что мы весьма хорошо знакомы с дочерью курфюрста, и она взялась утрясать вопрос с Габсбургами. Священная империя – это католики, шведы уже были лютеранами, ну, а Россия трясла двуглавой курицей. Польшу под крылышко «взяли» именно Габсбурги, у которых герб тоже был двуглавый, но черного цвета. Петр на переговорах представлялся боярским сыном Семионом, двоюродным братом царицы Александры, которого она отправила изучать дипломатическое искусство. По окончании переговоров с Матвеем и Фредериком II, двумя братьями-кайзерами, Петр, взяв с собой всего 12 человек личного конвоя, отправился в Лейден, в университет, слушателем. Катрин сумела дать ему основы латыни, и наставила на путь истинный. Не обошлось и без этикета, и кое-каких иных «наук», необходимых при дворах. Герцогиня де Роган кое-что знала в этом направлении. Тем более, что мальчишка ей понравился именно своей необузданностью, свойственной молодым и физически сильным молодым людям. Увы, королевские дворы в то время высокой нравственностью не слишком блистали. В отличие от патриархальной России, они ушли в другом направлении весьма далеко. Но я не рекомендовал мальчишке увлекаться этими направлениями.
– Лейденский университет и навигационная школа в Амстердаме – это твои альма-матер. Окончательное образование получишь в Девкиной Заводи. Отец с тобой направил дядьку Алексея, прислушивайся к тому, что он говорит. Сильно девками не увлекайся, не для этого туда едешь. Летом пришлю за тобой в Амстердам галеон и жду тебя в Кольском крае. Основная учеба будет там. Здесь, в Европе, многому не научишься, но эти знания будут тебе полезны в будущем.
Мы расстались в начале января и полгода от него не было никаких известий. Но на галеон он сел, и в сентябре прибыл в Девкину заводь, где попал как кур в ощип: я его на первый курс военно-морского училища направил, где он еще полгода изучал военную науку и осваивал механику, кораблевождение и тактику морской пехоты. В феврале 1621 года мы вернулись в Москву. К тому времени был проложен тракт из Печенги до Невской губы, вдоль которого встали заправочные станции. У меня были готовы еще четыре пароходо-фрегата, пятый достраивался в Виндаве. В Хапаранде фрегат строился чуточку быстрее, и ушел оттуда в Виндаву ещё до морозов. Девкина заводь не замерзала, там успели провести ходовые испытания и полностью укомплектовать экипажи. К тому же именно там были построены танкер и снабженец, так что, экспедиция в Новый свет была подготовлена практически полностью. Оставались еще работы, которые я хотел закончить до весны. Однако стало известно, что нас в покое никто оставлять не собирался. Джанибек Гирей и его брат Девлет, по наущению Фредерика II, готовят большой набег на Русь, собираясь взять Москву, «оставшуюся вновь без царя». Про Петра ходили дикие слухи, что умер, убит на дуэли (было, но обошлось двумя царапинами), заболел срамной болезнью и назад не вернется, принял лютеранскую веру. Я, тоже, уделить много времени Москве не мог. Дмитрий Михайлович один отбивался ото всех, не без моей помощи, так как у меня там был целый полк из трех батальонов, два из которых – аэросанные. До Москвы мы доехали достаточно быстро, так как главным направлением работы командиров батальонов и князя Пожарского были именно топливные станции и дороги. В этот раз мы были без Марго и Катрин, зато третий батальон привели на новой технике. В его обозе для двух первых батальонов везли новую летнюю подвеску. Отныне аэросани могли двигаться не только по снегу, но и выходить на пляжи. Мне же не дают возможности привезти достаточное количество каучука! За четыре года 200 тонн смогли доставить, а это – капля в море. Из нефти с Колгуева начали получать бутадиеновый каучук, весьма сомнительного качества, но для покрышек артиллерии он годился. Поставить аэросани на колеса я не мог, но Смоленск уже вернулся к нам. Новые шасси позволяли сделать амфибии из саней. А речные танкеры начали выпускать в Новгороде. Путь из Варяг в Греки был немного восстановлен. Так что, всем нам предстоял поход по Днепру.
При встрече Дмитрий Михайлович поделился информацией о том, что ему пришлось пережить за эти полтора года: три попытки отравить, четырежды собирался Земский Собор «выбирать нового царя», затем мальца, которого родила Александра, Алексея, Собакины попытались назначить царем. Московское царство сузилось до размеров Кремля, чуточку расширяясь зимой. Реформы налоговой службы Сюлли пока не работают, но Тульский завод строится. Подросшего и окрепшего сына отец обнял, а вот переодеваться в охабень сын отказался. В честь возвращения Петра Никодим устроил крестный ход. Затем собралась боярская дума. Петр был в форме морской пехоты, я тоже в полевой форме. Петр в Голландии научился бриться, носил только усы. Державу и скипетр в руки не брал, для них в ручках трона есть места, оттуда он их не доставал. Говорил громко, часто применял новые слова, которых он в избытке нахватался. Заговорил он о школах, университетах и училищах. О необходимости набрать преподавательский состав и учредить Академию Наук. Просить Катрин де Роган возглавить ее. Затем резко перешел на «внутренние дела». Дело заключалось в том, что Собакины, вместо того, чтобы направить в Голландию послов и деньги, в том числе, и для продолжения его учебы, вместо денег направляли слезные письма с требованием немедленного возвращения государя, а затем и вовсе решили вместо него посадить на трон Алексея, объявив о смерти Петра. Сделать регентом Александру, а самим – править. Дмитрий Михайлович их арестовал, но смертный приговор в исполнение не приводил, дожидаясь приезда сына. Несколько, посланных Пожарским, курьеров пропали в Литве, на новых русских землях. То есть, против царя вполне серьезно играли родственники его супруги.
– Я ехал в Европу для обучения, так как выяснилось, что совершенно не знаю: как управлять государством. Не знал ни историю, не ведал о географии, навигацких науках, не знал ни одного языка, кроме русского и церковно-славянского. Благо, что рядом со мной первое время находились люди, приехавшие в Россию вместе с великим князем Белозерским. С их помощью научился латыни, читать по-французски, сам выучил голландский. Несколько месяцев пришлось работать на верфи плотником, чтобы дождаться галеона из Колы. Поэтому утверждаю приговоры, вынесенные Тайным приказом. Попытка Собакиных захватить власть в стране была совершенно незаконна. Алексей, по малолетству, ответственности за это не несет. Роль царицы Александры надлежит расследовать. Вместо того, чтобы выполнять мой наказ: во всем и всегда слушаться Великого князя Дмитрия Михайловича, она пошла на поводу собственных родственников, никакого права на престол не имевших. Только закончили одну смуту, так бояре Собакины начали новую! Прикрываясь младенцем! Необходимо расследовать и случаи покушения на Дмитрия Михайловича. Коли Земский Собор выбрал меня царем, а патриарх Никодим сам вручил мне царские регалии, то решение Земского Собора никакие Собакины отменить не могут. Граф Толстой, займитесь этими вопросами. – Петр замолчал на некоторое время, ему гвардейцы подали кубок, из которого он сделал несколько глотков.
– Нам стало известно, что хан Гирей готовит большой поход на Москву, подтягивает к себе ногайскую орду и аланов с гор. Мы приняли решение упредить нападение. По моей просьбе князь Андрей перебросил сюда преподавателей своего военного училища. Здесь, в Москве, прямо в Кремле, будет организовано такое-же училище для сынов боярских и дворянских, коим предстоит командовать полками новых строев. Этим полкам надлежит стать моей гвардией и поддерживать все наши начинания на местах. Все стрелецкие полки будут реорганизованы. Часть полков будет продолжать следить за порядком в государстве, часть войдет в состав большого полка, полков правой и левой руки. Я просиживать штаны в этом кресле не собираюсь. Пойду с князем Андреем учиться воевать. Гирей дорого заплатит за дружбу с Фредериком! Герцог Сюлли, вам надлежит срочно закончить формирование фискальной полиции и назначить её комиссаров во все волости России, включая новые территории по четырехстороннему договору. Доложите: как обстоят дела по сбору благородных металлов со старателей?
– На декабрь месяц прошлого года в казну сдано 10246 золотников самородных металлов. И, по докладу из Карело-Кольской волости, там собрано для передачи в казну 240 000 золотников самородного серебра и 50500 золотников золота. Кроме того, передают 7240 золотников необработанных алмазов. В Карело-Кольской волости фискальная служба полностью укомплектована, зарегистрировано 520 человек-старателей. Серебряно-медные рудники найдены и действуют в семи местах. Золотое месторождение одно, есть доклады о существовании еще 12 месторождений, но добыча там еще не начата. Их конвой в Москву пока не прибыл, отправлен второго января. Где-то на подходах. Передаваемого серебра хватит на изготовление примерно 570 тысяч копеек на Московском монетном дворе. У нас резкая нехватка рудознатцев во всех волостях. Горнорудным приказом, кроме Карело-Кольской волости, охвачено всего 127 человек-старателей. И, совершенно отсутствуют доклады из-за Урала. Там либо не начали эту деятельность, либо скрывают её результаты.
Забегая чуть вперед, Зауралье прислало золото и серебро с задержкой на два года, но отчиталось за это время. Огромные расстояния отодвинули сроки начала производства этих работ на девять месяцев, а учет был налажен только через полтора года. «Эх, велика Россия!» Тем не менее, поставки пошли, сами металлы существовали в достаточном объеме, а «спецов», действительно, было катастрофически мало. Учили их пока только в Печенге, в остальных местах действовали самоучки и «самородки». Сданное «серебро» и «золото» частенько таковым не являлось и приемщиков тоже требовалось учить различать металлы и руды. А это время и расстояния.
