Взял их в заложники, как взял меня?
На глаза наворачиваются злые слезы, но я заставляю их исчезнуть. Я не могу выглядеть слабее, чем уже есть.
И снова меня поднимают на руки – как я предполагаю, Энцо, и на этот раз меня несут довольно бережно, как невесту. Узел скручивается в моем животе от иронии всего этого, но я игнорирую его.
Меня несут куда-то несколько минут, прежде чем раздается отчетливый звон лифта, потом пространство заполняет тишина. С каждой секундой Энцо – ведь это он? – сжимает меня все сильнее.
Лифт останавливается, мы снова движемся, и я догадываюсь, что резко распахивается какая-то дверь, – мешок на моей голове явно предназначен для того, чтобы я не ориентировалась в пространстве.
Меня ставят на ноги, снимают мешок с головы, развязывают руки. Прежде чем я понимаю, что делаю, выбрасываю руку вперед и бью Энцо по его красивому лицу.
И тут же на меня обрушивается паника. Отшатываюсь назад, ударяюсь о небольшой столик и ожидаю ответного удара.
Челюсть Энцо дергается, он тянется рукой вверх, прикладывает большой палец к уголку губ, чтобы смазать маленькую каплю крови.
Его глаза сверкают, а я начинаю задыхаться – кляп не дает мне дышать.
Если бы у меня было оружие, я бы использовала его, но я беззащитна, а пистолет сверкает из кобуры у его бедра.
Энцо продолжает приближаться, пока его грудь не сталкивается с моей. Опираюсь ладонями на столик позади меня, чтобы удержаться на ногах.
Он наклоняется, и мое тело начинает дрожать. Глаза зажмуриваются, когда жар его щеки касается моей. Его губы находят мое ухо.
– Такая плохая маленькая невеста, – шепчет он.
А затем уходит.
Глава вторая
Бостон
МОЕ СЕРДЦЕ БЕШЕНО БЬЕТСЯ В ГРУДИ, КАПЛИ ПОТА СТЕКАЮТ ПО КОЖЕ, и каждая мышца кричит от негодования. Но я игнорирую бунт собственного тела. Чтобы собраться, прокручиваю в голове упражнения, которые, я надеюсь, помогут заглушить мои бесконечные мысли.
Еще тридцать секунд, а затем встань, девочка.
– Если ты закончила вдыхать-выдыхать, можешь встать.
Я сажусь и оборачиваюсь на голос.
В дверном проеме стоит женщина, ее седые волосы собраны в гладкий пучок на макушке, напоминая мне о моей самой первой учительнице балета. Выражение лица такое же суровое, как и у той мерзкой преподши. Раздражение пробегает по ее изящному лицу, и она сжимает руки перед собой.
– Встань. Пожалуйста.
Я так удивлена, что даже не спорю.
Встаю с пола, вытягиваю шею и опускаю руки по бокам. Подбородок высоко задран, плечи прямые, лицо бесстрастное, чтобы не выдать лишнего.
Женщина явно не собирается называть себя. Она подходит ближе, подол платья цвета слоновой кости волочится по полу. Она – первая, кого я увидела с тех пор, как Энцо бросил меня в этой комнате. Без телефона, без телевизора и, что хуже всего… без музыки. Я была предоставлена своим мыслям в течение семи долгих дней. Даже когда персонал приносил мне еду, они просто толкали дверь и вкатывали тележку внутрь. Я не видела ничего, кроме рук.
Так что да, это неожиданно, но я думаю, что Энцо не мог оставить меня торчать здесь одну вечно.
Или мог.
Нет законов, которые применимы к таким мужчинам, как Энцо Фикиле.
Женщина продолжает приближаться, очевидно, оценивая меня, но, даже когда она встает прямо передо мной, я не поднимаю на нее глаз. Я знаю эту игру.
– По крайней мере ты хорошо обучена, – бормочет она, протягивает руку и опускает мою губу вниз, чтобы проверить зубы. – И ухоженная. Я полагаю, ты голая?
На этом мое внимание резко переключается.
– Простите?
– Единственное, что интересует мистера Фикиле: «Она голая?»
Ух ты.
Ух ты.
– Думаю, в любом случае у него будет возможность узнать, не так ли? – Смотрю на нее сверху вниз (я выше), осознавая, что ее слова ранят глубже, чем должны. – Если твой босс вообразил, что мое похищение было хорошим способом повлиять на моего отца, чтобы тот притащил мою сестру на буксире, сделай мне одолжение – скажи ему, чтобы не особо обольщался. Если с моей помощью вы хотите выманить Роклин… в моем лице вы приобрели себе пожизненного заключенного.
Если только Роклин уже не здесь, а я наказана за попытку все устроить по-своему. Черт возьми, а если это именно то, что происходит?
Глаза женщины показывают ее возраст, когда она прищуривается, но потом она идет мимо меня к ванной комнате, которой оснащена моя тюремная камера. Пока не знаю, как правильно все это называть.
Она подходит к дверям из голубого стекла и тянет их на себя, затем включает воду в душе, как будто я ребенок, которому нужна помощь.
– Оставь воду на той температуре, что я установила. Если теплее, поры откроются больше, чем нужно, а если холоднее, они забьются. Ты будешь принимать ледяные ванны раз в неделю, чтобы предотвратить появление морщин, а посещение сауны будет обязательным, если твоя одежда станет слишком тесной. – Ее глаза с упреком скользят по моей ночной рубашке, и она сжимает губы. – Твой водитель приедет ровно через два часа, завтрак будет подан через час, так что поторопитесь, мисс Ревено. Время сна целыми днями прошло.
– Водитель? – Что-то ворочается у меня в животе, и я не уверена, предвкушение это или страх.
Она пожимает плечами.
– Одежда будет на кровати, как только ты закончишь. Если ты настолько принцесса, что тебе нужна помощь с волосами, позови меня.
Мне не нужна помощь с волосами, но она меня раздражает, и я говорю:
– У меня нет телефона!
Ноль внимания.
Женщина выходит из ванной, и я делаю единственное, что могу в данный момент, – принимаю чертов душ.
Вопреки моим ожиданиям, температура воды довольно приятная, но я не стою долго под теплыми струями – не тогда, когда время играет против меня. Отец всегда подчеркивал важность внешнего вида, поэтому, если я собираюсь оправдать ожидания – кого? – мне важна каждая минута, особенно если косметика, разложенная перед зеркалом, не та, которой я обычно пользуюсь.
Откидываю свои длинные светлые волосы через плечо, рисую лицо и иду одеваться.
Еще раз провожу помадой по нижней губе, когда с тихим щелчком открывается входная дверь – на этот раз я ждала его.
Нет, это не он. Снова вижу эту женщину. Ее взгляд направлен на мои ноги.
– Ты не надела туфли, которые я для тебя выбрала.
– Нет. – С вызовом смотрю на нее. – Не надела.
На мне мои черные балетки, которые невесть как оказались в этой комнате.
Она усмехается, показывает мне рукой на дверь и молча ведет меня по коридору.
В этой части особняка я редко бывала. На окнах – гобеленовые шторы, на стенах картины. Все безвкусное, и такое ощущение, что и то и другое повесили, чтобы создать видимость, будто дом обитаем. Причем повесили в доисторическую эпоху. Вероятно, все это было здесь, когда Фикиле купил особняк, и он не слишком заботился, чтобы что-то изменить.
И все же, несмотря на пыльный хлам, эта часть дома еще более пустая, чем крыло, в котором я обитала в прошлый раз.
Мы проходим гигантских размеров комнату – совершенно пустую. Единственным признаком обитаемости являются легкие отпечатки обуви на полу. Не те, что бывают от грязи, а оттого, что кто-то прошелся по свеженатертому воском мрамору.
Для особняка криминального босса здесь тихо до жути – слышно только, как каблуки женщины, идущей на шаг впереди меня, цокают по полу. Ни охранников, ни персонала, никого.
Наконец в конце очередного коридора мы поворачиваем налево и останавливаемся перед двустворчатой дверью из красного дерева.
Сначала я думаю, что мадам ждет, пока я их открою, но потом они открываются сами по себе, и я тут же вскидываю голову в поисках камеры.
Ага, в углу мигает маленький красный огонек. Он не спрятан – на виду у всех. Хотя тут никого и нет из чужих, если на то пошло. У моей сестры похожие камеры в «Энтерпрайзе», подпольном клубе, которым она управляет, но они скрыты.
Думаю, Энцо хочет, чтобы все знали: он за всем наблюдает.
Наблюдает ли?
Внезапно юбка-миди с высокой талией и длинным разрезом, которую выбрала для меня эта женщина, кажется слишком тесной.
Из ниоткуда появляются несколько официантов с подносами в руках. Они опережают нас и первыми заходят в обеденный зал. Так же быстро они выходят, вышколенные до автоматизма. До меня доносится запах свежего ананаса.
Мадам издает долгий раздраженный вздох, я жду еще две секунды, а затем вхожу. Мои глаза мгновенно бросаются влево, и ноги подкашиваются. Честно говоря, я не была готова.
Во главе стола сидит Энцо, перед ним планшет и чашка с кофе. Он подстригся. Не могу понять, почему я это заметила. Я только краем глаза взглянула на него в тот день, когда он похитил меня и привез обратно, но уверена, волосы были немного длиннее.
Сейчас они коротко пострижены на висках, а надо лбом зачесаны назад и немного влево, как будто он вышел из душа и небрежно провел по шевелюре рукой. На лице – легкая щетина. На нем расстегнутая рубашка, а под ней тонкая белая майка. Мой взгляд падает на золотую цепочку с круглым кулоном. Почему-то мне кажется, что эта вещица дорога для него. Мужчины не склонны носить драгоценности как побрякушки.
– Сядь.
Я смотрю на него, но он продолжает набирать текст на своем планшете. За его спиной стоит мужчина во всем черном, с небольшой папкой в руках. Он похож на персонажа из какого-то ужастика – стоит и смотрит на стену напротив, как будто я пустое место.
Ничего удивительного. Здесь никто не смотрел в мою сторону. Ни в течение тех гребаных трех месяцев в начале года, когда я была здесь, чтобы «узнать своего будущего мужа» – который все это время был в отъезде по делам, – ни, по-видимому, сейчас.
Медленно делаю шаг вправо, собираясь направиться к своему месту в самом дальнем конце стола, но меня останавливает скрежет ножек по мрамору. Энцо, собираясь выдвинуть стул, роняет его.
Мое сердце бешено колотится, и я бросаю взгляд на женщину позади меня в поисках помощи. Она кивает, и я делаю глубокий вдох, вспомнив, что я, в конце концов, Ревено и мне приходилось завтракать за одним столом с убийцами с тех пор, как стала достаточно взрослой.
Иду к торцу стола. Как только я начинаю наклоняться, чтобы поднять опрокинутый стул, Энцо вскакивает.
Его карие глаза буквально впиваются в мои, заманивая меня и удерживая в плену на долгое напряженное мгновение.
Глаза у него темные, но не такие, какими запомнились мне. В них есть медовый оттенок, истекающий кровью и смягчающийся, когда его поглощает цвет горького шоколада. Любые мысли о том, что он мягкий и добрый, – это обман. Он совсем не такой.
Адские глубины улыбнулись Энцо Фикиле, при рождении одарив его божественно длинными черными ресницами и волевым подбородком, вырезанным в совершенстве.
Энцо о-о-очень высокий, почти на полторы головы выше меня, и он использует это в своих интересах, когда подходит достаточно близко, чтобы заставить меня посмотреть на него, будто он король, а я просто девушка, которую он милостиво допустил до себя.
Именно так он и думает.
Маленькая складка образуется в уголках его глаз, когда он молча требует, чтобы мой взгляд не покидал его, потом наклоняется и поднимает стул красного дерева. Так же молча он предлагает мне сесть, подталкивая стул, пока край сиденья не упирается мне в ноги.
Моя задница не успевает плюхнуться на мягкую обивку, когда он снова садится и подтягивает мой стул поближе к своему. Так близко, что я едва не задеваю его руку, когда тянусь за стаканом с водой, которую он мне налил.
Энцо закрывает планшет, чтобы скрыть текст, и делает знак официанту. Тот ставит перед нами блюдо с фруктами. Другой приносит дымящийся кофе, и я мгновение смотрю на Энцо, размышляя, стоит ли мне спросить, можно ли приготовить кофе так, как мне нравится, или это выставит меня избалованным ребенком, каким он, вероятно, меня и так считает. Пока я раздумываю, рядом со мной ставят жидкую карамель и металлический сифон со сливками.
Я удивленно моргаю – официант принес именно то, что бы я попросила.
Чувствую взгляд Энцо. Он наблюдает за мной, но я не хочу смотреть на него. Беру сифон и покрываю свой кофе взбитыми сливками. Теперь бы надо добавить немного карамели. Ставлю на место сифон, и Энцо тут же вливает в мою чашку свежую карамель, и она перемешивается со сливками.
Он умеет читать мысли? Мой взгляд все же устремляется на него, и, честно говоря, все это так неловко. Не говоря уже о том, что странно.
Для всех я была помолвлена с его сыном, с которым, по сути, не виделась и не общалась. Мое общение с Энцо-старшим тоже не было бурным, но все же оно было. Добавим сюда встречи с юристами для составления контракта. Последнее, что он слышал от меня, – это то, что я передумала и вышла из сделки. Потом он появился и притащил меня в свой дом – чтобы запереть в комнате на неделю без связи с внешним миром. И вот мы мирно завтракаем вместе.
Странно, как я и сказала.
Прочистив горло, обхватываю руками чашку с кофе, наслаждаясь тем, как она согревает мои ладони.
– Спасибо, – говорю я и делаю маленький сладкий глоток.
– Не стоит благодарности. – Он кладет на свою тарелку сосиски и яйца, игнорируя фрукты и вафли. – Если хочешь чего-то, бери. Не жди, пока кто-то тебе предложит.
– Это то, что ты надеялся предложить моей сестре?
– Разве она здесь? – ухмыляется он.
Мои глаза сужаются, и он поднимает взгляд, медленно пережевывая сосиску.
– Разве она здесь? – повторяет он.
– Я… Я не знаю… – Поднимаю светлую бровь. – Здесь?
Энцо держит в руке нож. Он делает им движение в мою сторону, вероятно, гадая, отпряну ли я. Но нет. Он же не убьет меня прямо здесь, прямо сейчас. Столовым ножом.
Правда?
