– Если есть время и желание, – я пожала плечами. – Но пока это похоже на дурацкую шутку и вроде безвредно.
– Именно что пока, – возразил ищеец. – А знаешь, почему на Чёрном всё ограничилось странной водой и одним днём? И на что это похоже ещё?
Ярь сел на чашу фонтана:
«На что?»
– Почему? – спросили мы одновременно, но услышал Сажен, конечно, только меня.
– Потому что на Чёрном толпа смотрителей и есть опытный, сильный старший, – прямо сказал он. – Потому что силд Дивнар не будет разбираться, шутка или нет, прикопает – и дело с концом. А здесь вас двое. Всего лишь. Простор. Например, для опытов. Над мертвецами их ставили во все времена. Не удивлюсь, если силд Дивнар на самом деле что-то нашёл или понял, но своим не сказал. Потому-то всё и ограничилось одним днём и одной пакостью. А здесь…
– Повторять необязательно, – я поморщилась. – Напишу силду Дивнару про тебя. Не побоишься? Встретиться?
– Мужик он, конечно, жуткий, но ради тебя – нет, – ослепительно улыбнулся Сажен. – Не побоюсь.
«А зря», – весело свистнул Ярь.
Посмотрим.
– А у меня, сам знаешь, копайся где хочешь, кроме склепов и тайников дома. Только уборку закончи, – предупредила я, роясь свободной рукой в кармане куртки. Где-то там точно есть носовой платок… – Ужинать будешь?
– Ещё не заслужил, – ищеец, спохватившись, удобнее перехватил метлу. – Вот уберу обитель… – и после паузы: – А ты проводишь Мстинару… – и честно закончил: – Нет у меня сегодня настроения быть милым и покладистым.
Он что, мои мысли читает? Но вроде никто не умеет – кроме Яря.
– А как ты узнал, что Мстишка здесь? – удивилась я.
– Пение, – пояснил Сажен. – И ветер. Слух у меня всё-таки ищейский. Кстати, твоя подруга уже здесь, слышу её шаги вдоль могил.
«Точно», – подтвердил Ярь.
– Монеты! – требовательно напомнила я, показывая свои. – Что по ним? Не верю, что ты совсем ничего не знаешь.
– Доразломные, – коротко ответил ищеец. – Материковые. Впитавшие огромное количество силы Разлома. И точно из одних рук – и испортил, и сбросил их в воду один и тот же человек. Остальное – завтра. Я плохо снимаю остаточные наговоры с предметов. Пока отдай мне обе – покажу всё найденное мастеру. Завтра верну – может, и вы что-то вспомните.
«Ну, я – вряд ли, я послеразломный, – досадливо сообщил Ярь. – Архивы?»
Я кивнула. Интересно, кто-то из моих предков сталкивался с подобным? Недовольных и пакостных личностей всегда в избытке.
– Всё, я ушёл, – Сажен спрятал монеты в карман рубахи. – Мстише – привет и наилучшие. Передай, не хочу в такое время дома сидеть. Обожаю твоё кладбище ночью.
Вроде и не меня похвалил, но мне стало так приятно, будто меня.
Он успел удрать очень вовремя. Когда я отошла от фонтана, а Мстишка появилась на тропе, ищейца уже и след простыл. Как и Яря – помощник на сей раз решил присмотреть за Саженом на совесть.
– Сбежал? – насмешливо хмыкнула Мстишка.
– Зато что нашёл!..
– Погоди, домой вернёмся, – перебила подруга, открывая «мост».
За ужином, уплетая густой пряный суп из морских гадов, я рассказала Мстишке о находках в фонтанах. И заодно о желании Сажена покопаться на Чёрном кладбище.
– Ты так ему веришь? Почему? – с подозрением уточнила Мстишка. – А вдруг он сам всё это провернул? И монеты притащил, и остальное? Чтобы потом ещё больше помощи с тебя стребовать?
«Он же ищеец», – строго напомнил Ярь.
– Он же ищеец, Мстиш, – повторила я. – Дед рассказывал, у них какие-то жуткие клятвы перед законами. Ни воровать, ни убивать, ни подставлять, ни врать даже, кажется. Иначе амулет, который даёт силу чудесника, ищейца в прах сотрёт. Тебя просто раздражает, что Сажен пролез в семейный тайник и не признался, зачем. А ещё он не влюбился в тебя с первого взгляда, как все парни Нижгорода. И со второго – тоже. И с третьего. И после того, как ты огрела его букетом. Твоё последнее же обычно всегда срабатывало. Обиженное самолюбие, инстинкты охотника и всё такое.
Мстишка презрительно фыркнула и так ожесточённо заработала ложкой, доедая суп, что я поняла: угадала. Она любила повторять, что мужчины лишними не бывают и в хозяйстве все сгодятся. Сейчас и я признавала, что да. Годятся. И не только для уборки кладбища.
Я неторопливо доела свой ужин и мрачно решила:
– Если Саж найдёт этого… шутника, я с него до конца года ни одной отработки не потребую. Даже если его каждый день с островов и деревьев последним «мостом» снимать придётся. Лишь бы нашёл. Успеешь с отцом поговорить? Или лучше его письмом предупредить?
– Напиши, – подруга отодвинула тарелку. – Он сейчас, поди, уже на обходе, а я вернусь домой и посплю перед ночью. Мне сегодня до семи утра бдеть – мы с папой, скорее всего, разминёмся. Черна передаст письмо, когда он освободится.
Я встала, разлила чай, взяла с подоконника писчие принадлежности и написала силду Дивнару короткое письмо. А Мстишка убрала посуду и достала из шкафчика большое блюдо с пирогами. Я принюхалась и улыбнулась. С морковными. Сажен их всё-таки притащил. А Ярь передал и поэтому упустил тот момент, когда ищеец взялся за поиски подозрительного.
«Но пироги же того стоят, – оправдался Ярь. – И глаз с него больше не спущу».
Ладно, друг. Оно и к лучшему. Может, это чья-то злая и глупая шутка, а может, нечто большее и не столь безобидное.
– «Ледяные» и «холодные» сундуки я тебе едой забила, шкафы тоже, – Мстишка поставила на стол блюдо, проглотила чай и взяла письмо. – Ягодные чаи забрала. Эту морковную гадость сама ешь – не понимаю и никогда не пойму, что ты в ней находишь. Я побежала. А когда мама пригласит тебя на ужин, будь добра прийти. На полчаса-час кладбище можно оставить на Яря. Можно, Рдяна.
– Уговор, – я улыбнулась. – Спасибо, Мстиш.
– Не за что, – отмахнулась она и перекинула через плечо сумку. – Сиди, сама дверь найду. Загляну к тебе через пару дней на чай вечерком. У меня выходной будет, высплюсь, и потрещим. Готовься.
Подруга ушла, а я взялась за пирожки – очень маленькие, с тонким тестом и маринованной в пряностях морковкой. Обожаю. Бесконечно бы их ела. И бесконечно бы чаи гоняла. Но. Я ещё успею почистить от листвы хотя бы обитель беспокойников и святилище. А если в следующие два дня ничего не случится, то дочищу всё кладбище, и у меня будет три-четыре дня на работу с землёй и поболтать. Если, да.
Допиваю чай – и в поля.
Прощально хлопнула входная дверь, и дом сразу опустел. Мстишка ухитрялась так прогревать и заполнять собой пространство, что после неё дом всегда казался холодным и ужасающе пустым. Неуютным. И словно сам гнал прочь. Мерцающее каждым кустом и камнем кладбище даже в осеннюю сырость, даже в дождь казалось приятнее.
Я замочила в чаше посуду, пообещала себе перед сном обязательно её помыть, накрыла салфеткой пироги и сбежала на улицу, прихватив посох. Так, сначала – обитель беспокойников, потом – святилище, «гнездо» и проверка знаков. То есть вероятный «старичок».
Проснулся или не проснулся, полезет или не полезет, безумным или не очень – это более важный вопрос. Его-то ни на чьи плечи не переложишь.
Убиралась я без посоха – обычными наговорами, приберегая силу, как обычно, на всякий случай. К счастью, и дождя не было, и лишней тревоги у беспокойников. Оные в кои-то веки вообще спали – двое. Лишь Зордан бдел, и, заслышав меня, прибежал пообщаться. Узнал об ищейце и монетках, возбудился и умчался прочь. Наверняка обсудить проблему со своими. Опыта, как и славных чёрных нашивок на плаще, у Зордана больше, чем у Сажена, – глядишь, и подсобит.
Закончив с обителью беспокойников, я перебралась в святилище и первым делом залезла в «гнездо». Хвала праху, знаки яркие, свежие – никто за день лишнего не выпил. Но расслабляться, конечно, рано. Седмицу наблюдаем, сказал Ярь. Вот через седмицу, если всё будет как сейчас, и расслаблюсь.
Святилище я чистила почти каждый день – листья ни в коем случае не должны гнить в кругу знаков, это портило силу и нагоняло дурные сны. Защита против посторонних (и людей, и листьев), конечно, на кругу стояла сильная, но ветра нет-нет да затягивали ненужное. То есть работы здесь немного. Ещё полчаса… и, пожалуй, спать.
«Рдян, тебя ищеец требует», – неожиданно подал голос Ярь.
– Ажно требует? – хмыкнула я, оценивая окружавшую святилище листву. – Как срочно?
«Полчаса подождёт, пока заканчивает уборку в обители мёртвых, – отозвался помощник. – А потом, говорит, если ты не придёшь, он без разрешения в склеп полезет. Чем-то его склеп какого-то упокойника тревожит. Сильно».
– Он уже там? – поразилась я. – Всю обитель мёртвых убрал?!
«Шустрый парень, да? – весело свистнул Ярь. – А ты давно на ходики не смотрела. Вообще-то время к полуночи».
– Но задержалась я удачно, – я открыла «мост». – Ждите. Уберусь у святилища – и к вам. Чей именно склеп его тревожит? «Мостом» идти или пешком?
«Он точно не знает. Просто чует, что недалеко, в соседней обители. Давай тогда к нам «мостом», чтобы быстрее».
– Пойду к тебе как к метке, – предупредила я. – Встретимся на границе обителей. Выведи Сажа к упокойникам, но к склепам без меня не пускай.
«Хорошо», – коротко свистнул Ярь.
Я спустилась в святилище и взвесила на руке посох. Удивительно нетяжёлый, хотя не так давно я вскрывала склепы и упокаивала праховых. Вечерний отдых друг от друга пошёл на пользу нам обоим. Но листву лучше собрать наговорами – благо её немного. Итого неприбранными остаются лишь две обители – упокойников и животных. Ну и кольцевой лес вдоль стены бы почистить, чтобы оттуда ветром не наметало.
Живём.
Интересно, что Саж учуял? Неужели взял след тех рук, которые испортили и использовали монеты?
Через полчаса мы встретились у тонкой полосы деревьев, разделявших обители мёртвых и упокойников. Сажен явно нервничал – ходил взад-вперёд по тропе, беспокойно поглядывал на близкие огни склепов и безжалостно истреблял одно лиственное облако за другим. Ярь приглядывал за ищейцем. А полоса леса и видимые окрестности были чистейшими.
– Рдян, я очень извиняюсь, ты же рано встаёшь, – Сажен уничтожил очередное облако и закинул на плечо метлу. – Но меня дёргает новым следом. У нас всегда так: мы находим, обдумываем и, если мыслим в верном направлении, берём след. И уже не можем по нему не пойти. Он не отпустит и достанет.
Я тоже закинула посох на плечо:
– Ярь, давай на ночной облёт. Идём, Саж. Какие у тебя новости?
Помощник исчез в алой вспышке, а ищеец резво рванул по тропе к склепам – я как сразу отстала шагов на пять, так и не догнала. И на ходу громко объяснял:
– Я весь вечер пытался вспомнить, что ещё знаю о монетах, но, чтоб меня, ничего толком не вспомнил. Кроме того, что они доразломные, то есть очень редкие и дорогие. Семь штук, Рдян, это целое состояние. На них можно отличный участок земли в Нижгороде купить и ещё на дом немного останется.
Я чуть не споткнулась. Ого!
– И я чую здесь, на кладбище, ещё несколько таких же. Позже достану, пока не это важно. Важно другое. Кто, по-твоему, будет разбрасываться такими дорогими вещами и использовать их для мелких пакостей?
Я быстро сложила одно к одному – древние вещи и наше направление – и снова чуть не споткнулась:
– Покойники?..
– Именно, – Сажен целеустремлённо запетлял между склепами-ракушками. – Деньги им ни к чему, сокровища, в общем-то, тоже. Для чего им тайники и спрятанные там ценности?
– Когда как, – я с трудом поспевала за ищейцем и уже слегка запыхалась. Посох всё-таки потяжелел, зараза. – Некоторым – чтобы просто спрятать, но вообще всем – чтобы вспоминать. Знаки с отходных столов вытягивают не только силу, но и память. Вот покойники и берут с собой самое ценное. Чтобы не потеряться в беспамятстве после пробуждения и вспомнить хотя бы себя – имя, возраст, ремесло. Жизнь и смерть.
– Значит, для покойников одинаково ценны и золотая шкатулка, и любимый старый халат, верно? – он замедлился и обернулся.
– Ну да.
– На этой мысли меня сразу прихватило следом. Как всегда, когда чую верный путь. Всё. Пришли, – Сажен остановился у очередной ракушки. – Знаю-знаю, я чужак, и мне туда нельзя. Поэтому, Рдян, осмотри всё внимательно. И вот ещё… – после короткого наговора-шепотка над его широкой ладонью затрепетал чёрный знак, похожий на ветвистую молнию, – с собой возьми. Не бойся, он безвреден. Но если куда-то ударит – в пол, стену или потолок, – перерой всё. Там разгадка. Или новый след.
Я заметила, как нервно подёргивается его щека, взяла знак – невесомый и щекочущий, как пёрышко, – и осторожно уточнила:
– А тебя отпустит, если я что-то найду? Лично рыться необязательно?
– Нет, необязательно, – ищеец качнул взъерошенной головой. – Важно просто найти.
Я нырнула под навес и прочитала на двери имя – Жалёна Рыд, захоронена двадцать лет назад, причём мамой. Мне тогда исполнилось десять лет, ночевала я уже у деда, но днём хвостом ходила за родителями. И помню, как мама создавала эту ракушку, и даже Жалёну немного помню – плаксивую дородную старую силду.
Бесшумно распахнулась дверь, и я спустилась в склеп – впервые за долгое время медленно, настороженно и тоже слегка нервно. Хотя всё, казалось, в порядке – факелы на стенах, тишина, слабое мерцание сонных знаков в подземной комнатке. Однако на нижней ступеньке я в очередной раз едва не споткнулась.
Упокойница исчезла. Отходной стол – был. Знаки на нём – свежие и яркие – были. Даже замолчавший фонтан был. А вот силды Жалёны не было. Нигде.
– Ярь, у нас тут… странности, – хрипло сообщила я и села на ступеньку.
Посох вдруг показался таким тяжёлым, что я и сидя едва его удерживала.
Помощник появился сразу в склепе, вынырнув из алой вспышки. При виде пустого отходного стола он изумлённо распахнул багряные глаза, и, клянусь, левый у него слегка задёргался.
– Варианта два, – я стряхнула ищейский знак на ступеньку и обняла посох. – Первый: силду Жалёну навестила родня, причём кто-то из её семьи умело работает с землёй. Силда внезапно пошла прахом, а родня быстро собрала его в кувшин и забрала с собой для захоронения. Знаковый дым над склепом не искрил, поэтому мы ни о чём не узнали. Дед говорил, такое случалось. И то, что родня забывала известить об этом смотрителя, тоже. У них же горе – родственник наконец-то по-настоящему умер. Да и не все знают, что нам надо убирать склеп, чистить площадку и сообщать о смерти покойника в Управу. Дед говорил, родня сама туда сообщала, а ему потом прилетало за недосмотр.
«Помню-помню», – мрачно кивнул Ярь, изучая отходной стол.
– Вариант второй: подземелье. Да, у склепов первого кольца основной вход сверху. Но запасная дверь в подземный коридор и собственно кольцевой коридор, сам знаешь, предусмотрены – на случай тех же штормов, когда по земле до склепа не добраться, а надо. И этот ход – в одном из тайников. Брось стол, Ярь. Проверь тайники силды.
Ищейский знак, словно получив приказ, ожил и заметался по склепу.
«Стол мне тоже не нравится, – хмуро просвистел Ярь. – Силы в знаках слишком много. Их словно вообще не касались».
А это означает лишь одно…
Я встала, подтащила к столу посох и на всякий случай, для проверки, выдохнула короткий восполняющий наговор. Знаки не изменились, а должны бы – подмигнуть, вбирая силу, замерцать ярче. Но нет, они остались прежними. Да, это означает лишь одно.
– Силда Жалёна в какой-то момент проснулась и на отходной стол больше не ложилась, – я признала очевидное.
Так свежо выглядит только новое и нетронутое. Моих знаков, даже с регулярным пополнением, хватало примерно на месяц. И каждый месяц я рисовала их заново. Я обновляла знаки две с лишним седмицы назад, и в то время силда уже бодрствовала вне отходного стола. Что-то её разбудило, да так, что она отказалась засыпать. Или кто-то.
Надо посмотреть гостевые книги. Каждый посетитель кладбища – даже Сажен, даже Мстишка – отмечался в древней книге. Оная, созданная первым смотрителем, сама появлялась рядом с посетителем и не выпускала его с кладбища без подписи. Причём без честной подписи.
Прах, как-то много скапливается всякого странного «надо»…
За моей спиной что-то возбуждённо затрещало.
«Рдян, смотри!» – свистнул Ярь.
Знак-молния паутиной оплёл часть стены напротив отходного стола и исступлённо искрил, бил крохотными молниями. Я провела посохом по дверной щели, шепча наговор, и та осыпалась сухой землёй. Знак метнулся в глубокую нишу, заполненную мешками и мешочками, и вцепился в свою добычу – небольшой позвякивающий мешочек. Кажется, с монетами.
– Ярь, лети наверх и подержи дверь открытой, – попросила я. – Пусть Саж сам заберёт этого своего… помощника. А я ещё немного осмотрюсь.
«Одну минуту, – Ярь тоже исчез в нише. – Попробую дозваться. Если Жалёна в подземельях, я её услышу. Вообще услышу всякого, кто сейчас не спит, – на двух подземных кольцах точно».
